Работы 25-летнего Данила Багринцева, уроженца города Алчевска (ЛНР), стремительно набирают популярность – их размещают военкоры в своих соцсетях, издатели обращаются к молодому художнику с просьбой проиллюстрировать их книги
Фото: предоставлено Данилом Багринцевым
Словно фотографии с фронта, эти работы поражают своей атмосферой и удивительной точностью. Складывается впечатление, что создавший их художник сам воевал. Но на фронте Данил не был – в 16 лет он получил спинномозговую травму и с тех пор передвигается на инвалидной коляске. Однако солдатскую жизнь знает – от отца, который ушёл в ополчение в первые дни Русской весны и принимает участие в боевых действиях до сих пор.
– Данил, сколько вам было лет, когда произошёл госпереворот на Украине и начались события Русской весны?
– Я был подростком, учился в школе, мне было 13-14 лет.
– Насколько вы тогда понимали, что происходит?
– В политику я не был вовлечён. Но в нашей семье на Новый год мы всегда сначала смотрели обращение российского президента, а только потом украинского. В квартире, помню, если и были какие-то предметы, связанные с государственной символикой, то только с российской. Я никогда не воспринимал себя частью Украины, в том числе из-за глупого навязывания украинского патриотизма – и в школе, и в целом.
Осознание себя как части России у меня было, но, конечно, не как государства, а как общего прошлого и общего культурного кода. Всё-таки я рос на советских фильмах, других произведениях культуры, так что было интуитивное понимание, что мы – осколки одного целого.
И было ещё такое детское ощущение: вот где-то есть Россия, которая сильнее, больше... А украинская пропаганда была плоха тем, что сельскую культуру она пыталась натянуть на города. Все эти вышиванки и так далее. И ещё злоупотребляла образом жертвы: голодомор, репрессии. Это серьёзно не воспринималось – от обилия разговоров и мероприятий. В школе был то ли день, то ли неделя голодомора, своеобразный траур. Мы шутили, что столовая почему-то открыта – вот и всё наше, как детей, отношение к этому.
Фото: предоставлено Данилом Багринцевым
– А когда произошло осознание сути конфликта?
– Боюсь, что вот так серьёзно, по-настоящему, я стал во всём разбираться только после начала спецоперации. Да, в 2014 году я поддерживал отца, ушедшего в ополчение, был с друзьями на пророссийских митингах, которые проходили у нас в Алчевске. У нас только единицы были тогда за Украину, народ массово поддерживал независимость Донбасса и хотел присоединения к России. Но я тогда был ребёнком и не разбирался, кто прав, а кто виноват. Повторю, я начал подробно изучать предысторию конфликта только после начала СВО.
– А помните момент, когда ваш отец уходил в ополчение в 2014 году? Что он говорил, как аргументировал своё решение?
– У меня остались такие отрывочные воспоминания… По выходным у нас люди ездили в Луганск на Антимайдан. Кто-то, конечно, и на украинский Майдан. 6 апреля, в воскресенье, отец как обычно поехал в Луганск, и в этот день люди взяли здание СБУ. А утром в понедельник, 7 апреля, он пошёл на завод, как обычно. Где-то в обед позвонил маме, сказал, что отпросился на работе и снова едет в Луганск – отвезёт банки с соленьями в палаточный городок Антимайдана, друзьям. А вечером приехал домой с автоматом и в балаклаве... Первое время, в апреле, он периодически приезжал. Потом уже уехал и вырвался к нам только летом – на день рождения брата... А до начала боевых действий отец работал инженером на нашем металлургическом заводе.
– С тех пор к мирной жизни он не возвращался?
– Нет, он до сих пор служит.
Фото: предоставлено Данилом Багринцевым
– Вот за эти 8 лет внутри вашей семьи и вашего окружения всегда сохранялась вера, что Донбасс станет частью России?
– На мой взгляд, вера сохранялась первые 2-3 года, наверное. Потом, конечно, люди устали от бесплодного ожидания. Помню, когда Россия признала в феврале 2022 года ЛНР и ДНР, некоторые люди вокруг даже боялись радоваться, они просто не могли поверить в реальность происходящего.
– А как вы начали рисовать? У вас в семье были художники?
– Нет, художников не было, но и мои родители, и даже деды, которых я не застал, – они все хорошо рисовали. Когда мне было 8 лет, меня отвели в художественную школу. Потом я поступил в нашу Луганскую академию культуры и искусства им. Матусовского. То есть рисую я практически всю жизнь.
– В 2023 году вы начали вашу донбасскую серию. И уже через год российские военкоры и блогеры массово размещали на своих ресурсах ваши работы, которые поражали и атмосферой, и уровнем достоверности.
– Если честно, я был очень удивлён. Я же всех их знал, был на них подписан. И мне всегда казалось, что есть медийные люди, а есть мы – простые люди. И мы никогда не пересечемся. Когда меня заметили, стали публиковать мои картины, иногда писать мне лично... Это удивительное, конечно, было ощущение.
Фото: предоставлено Данилом Багринцевым
– Как добиваетесь такого уровня достоверности? Смотришь на вашу картину «Марш-бросок» и думаешь, что вы там были и вместе с резервистами шли в сторону Трехизбенки.. Но ведь вас там не было?
– У меня были мобилизованы одноклассник и несколько знакомых ребят из академии. Я за них, конечно, переживал. А мой отец тогда, в первые дни СВО, сделал фотографию: идут два мобилизованных, мы видим их только со спины, а за спиной у них – советские вещмешки и винтовки Мосина... Остальное я уже додумал, достроил в своей голове по рассказам отца. На самом деле я раньше часто брал за основу фотографии с фронта: да, там не идеальная композиция, цвета, но я по-другому расставлял людей, предметы. А вот сюжет недавней картины «Жажда» я придумал. Но просил позировать отца и брата.
– Вы создаёте картины на графическом планшете?
– Да, на графическом планшете. Как бы объяснить, что такое цифровая живопись... На самом деле она ничем не отличается от традиционной. Сейчас я готовлюсь к выставке, и у меня будут представлены как цифровые, так и традиционные работы – маслом на холсте. Процесс тот же. Это как отличие цифровой фотографии от пленочной. Если ты как фотограф знаешь приемы композиции, то тебе всё равно, на какую камеру снимать. Просто ты используешь разные инструменты. Сначала я делаю карандашный набросок на планшете, потом переключаюсь на краски. Но если в традиционной живописи тебе захочется конкретный рисунок сдвинуть на сантиметр, то придётся сначала его удалить, а в цифре – можно передвинуть. Это гораздо проще.
– Для кого и для чего вы создаёте свои картины?
– Первой моей работой на тему спецоперации был «Резервист» – на ней мобилизованный студент рисует набросок-портрет своего сослуживца. Это отец мне рассказал про парней – музыкантов, художников, в том числе студентов из моей академии, которые оказались у него в подчинении. И я решил создать вот такую картину: творческий человек, который никогда и автомат в руках не держал, вдруг попал в зону боевых действий... Разместил её в одной из ныне запрещенных соцсетей, и начался ад – очень острая реакция со стороны граждан Украины. Тогда я и решил дальше этим заниматься – рассказывать о наших людях, которые сейчас на фронте. Вообще, мне кажется, это больше нужно тем, кто живёт, словно ничего не происходит, кто до сих пор не осознает сути конфликта.
Фото: предоставлено Данилом Багринцевым
– Сейчас над чем работаете?
– Моя преподаватель Наталья Григорьевна Феденко предложила мне организовать совместную выставку с художником из «большой России». И мы нашли Максима Фаюстова, он родился в Пензенской области, но тоже рисует Донбасс. Надеюсь, летом в Москве мы откроем такую выставку.
Ещё сотрудничаю с Баиром Иринчеевым – директором Военного музея Карельского перешейка города Выборг. Проект называется «Прадедушкины медали». В 80-х годах издательство «Малыш» создало серию книг «Дедушкины медали» – там был рассказ про каждую награду, например про медаль «За взятие Праги», с подробной информацией о самой битве, с описанием подвигов наших солдат. Баир, как военный историк, дополняет эти рассказы с учетом новых фактов, обнаруженных в результате открытия архивов, а я делаю к новому изданию иллюстрации.
– Вы мечтаете проиллюстрировать произведения Шолохова?
– Да, он мой любимый писатель. Летом 2022 года, когда шли активные боевые действия, я просто взял и перечитал всего Шолохова. Всё, что возможно. Пока я рисую Донбасс и спецоперацию, но потом надеюсь взяться за «Донские рассказы». Актуальность они точно не потеряют.
– Чувствуете перекличку между его временем и нашим?
– Однозначно. Я думал об этом, когда изучал предысторию нынешнего конфликта, читал историческую литературу и периодику времен Русской весны... Всё, что ребенком не отследил. Да, с нашими днями перекличек очень много: некоторые люди до сих пор не понимают, на какой стороне правда, мечутся туда-сюда, происходят страшные конфликты в семьях.
– А ещё вы однажды сказали, что хотите рисовать «новую индустриализацию» и «новые пятилетки». Откуда эта мечта?
– Я человек социалистических взглядов. Если бы меня спросили про идеал государства, хотя ничего идеального в мире, конечно, нет, то я бы, наверное, назвал Советский Союз. Но тут ещё и человеческое... Меня просто не вдохновляют большинство современных профессий, люди же в основном заняты в сфере услуг, они ничего не производят, ничего не созидают. А я хочу рисовать человека простого, но делающего что-то важное для своей страны, для общества. Сейчас это военные. Потом, надеюсь, буду рисовать человека труда.
_1.jpg)
