ЗЁРНЫШКИ БЛОКАДЫ
Летом 1941 года часть сотрудников Ботанического института имени Комарова Академии наук СССР в Ленинграде эвакуировали в Казань. Но многие предпочли остаться и под разными предлогами избегали эвакуации.
Ныне в Ботаническом музее РАН в героическом городе на Неве представлены архивные документы и уникальные экспонаты, свидетельствующие о мужестве учёных.
Так, в дневнике медпункта института имени Комарова значатся списки доноров. И за тот же период в справках о дистрофии мы встречаем те же фамилии.
…Каждое утро в Ботаническом институте собиралось много народу. Жители города приходили сюда, чтобы послушать лекцию о том, из каких растений можно сварить суп или сделать салат, какие растения обладают целебными свойствами.
А в Ботаническом музее постоянно работала выставка съедобных растений.
В стенах института защищались кандидатские и докторские диссертации по фундаментальным научным темам.
…Поздно вечером 15 ноября 1942 года на территории Ботанического сада взорвалась мощная фугасная бомба. Лишь одна оранжерея чудом уцелела.
Всю ночь учёные спасали растения, перенося их в оставшуюся оранжерею и разбирая по квартирам. А всего за время войны на Ботанический сад упало свыше 100 бомб и снарядов.
…Замерзая в лютые военные морозы, учёные не сожгли ни одного образца хранившейся в музее древесины! Ни одно зёрнышко из огромной коллекции семян не было съедено.
А если в какое-то дерево на территории Ботанического сада попадал осколок снаряда, ему тут же как раненому делали перевязку, замазывали трещину варом.
…Вспоминается и история с вавиловской коллекцией пшеницы. Многие из тех, кто охранял её во Всесоюзном институте растениеводства (ВИР) в блокадном Ленинграде, умерли от голода, но не взяли из неё ни одного зернышка.
Благодаря их подвигу эти спасенные сорта пшеницы накормили после войны миллионы людей.
Низкий поклон учёным военной поры!
КЛЯТВА
Собор Казанской иконы Божией Матери на Невском проспекте в Ленинграде был закрыт перед Великой Отечественной войной.
Уже в 1938 году, к 125-летию со дня кончины погребенного в соборе фельдмаршала М.И. Кутузова, могилу полководца вновь украсили привезенными из московского Исторического музея трофейными французскими знаменами и ключами от городов и крепостей, взятых в ходе заграничного похода русской армии в 1813 году.
В первые месяцы после начала Великой Отечественной – в июле-августе – антицерковную экспозицию занимавшего Казанский собор Музея истории религии закрыли.
К осени 1941 года в здании собора устроили выставку «Героическое прошлое русского народа». С 1942 года здесь развернули выставку «Отечественная война 1812 года», которую активно посещали делегации с фронта.
На площади перед Казанским собором у памятников полководцам Отечественной войны 1812 года М.И. Кутузову и М.Б. Барклаю де Толли давали клятву уходившие на защиту Ленинграда воины и ополченцы.
Для этой цели памятники, в виде исключения, не закрывали мешками с песком. Одновременно воины посещали расположенную в соборе могилу фельдмаршала М.И. Кутузова и возлагали на неё цветы.
БЛОКАДНОЕ ПРИЧАСТИЕ
В 10 ленинградских православных храмах, несмотря на голод, холод и артобстрелы, на протяжении всей блокады продолжались богослужения. Они проходили при большом стечении народа. Здесь не только молились о здравии и упокоении, но и постоянно возносились молитвы о Победе.
Для совершения Божественной литургии были и просфоры, только крошечные, с пятикопеечную монетку. Власти вынуждены были идти навстречу Церкви. Ленинградской епархии, по воспоминаниям верующих ленинградцев, посещавших храмы, хоть и в малых количествах, но выделялось вино и мука.
Один из блокадных батюшек – 92-летний протоиерей Иоанн Горемыкин, настоятель церкви святого Димитрия Солунского в Коломягах, который каждый день пешком приходил в свой храм с Петроградской стороны, чтобы совершить литургию. Даже совсем обессилев от голода, священник не отказался от совершения богослужений. Прихожане привозили его в церковь на санках.
Отец Иоанн, который потерял на фронте четырех сыновей, сам нуждался в помощи, но нередко отдавал голодающим собственный паек, в буквальном смысле жертвуя последним: ведь священнослужители получали в блокаду паек по самой скромной – иждивенческой карточке, и их ряды тоже редели из-за голодных смертей, особенно первой блокадной зимой.
Во всех ленинградских храмах служились тогда и особые молебны «в нашествие супостатов», певаемые в годы Отечественной войны 1812 года. В чин Божественной литургии, как при нашествии Наполеона, были введены особые молитвы о даровании победы нашему воинству и об избавлении томящихся во вражеской неволе.
С первых дней блокады молодые священнослужители ушли в армию, вступали в отряды народного ополчения, были заняты на оборонном строительстве. А те из них, кто остался в Ленинграде, пополнили ряды бойцов ПВО, выполняли городские общественные работы, оказывали помощь старикам, женщинам, детям, больным и немощным ленинградцам.
ОСКОЛОК ИЗ БЛОКАДНОГО ЛЕНИНГРАДА
Митрополит Ленинградский Алексий (Симанский), будущий Патриарх Алексий I, разделил с ленинградцами все тяготы блокадного времени.
По его инициативе уже с 23 июня 1941 года начался сбор пожертвований от верующих в Фонд обороны страны. И участие ленинградских верующих в годы блокады в сборе этих средств было весьма активным. Хотя конкретная благотворительная деятельность была все еще запрещена, приходы получили возможность перечислять деньги в общие фонды.
«Митрополит Алексий проявил героическую бодрость духа и огромное самообладание, – рассказывал очевидец. – Он постоянно совершал богослужения, ободрял и утешал верующих. Несмотря на голод и бомбежки, обессиленные люди с опухшими лицами, едва держась на ногах, ежедневно наполняли храм, где служил архипастырь, и во множестве приобщались у него Святых Христовых Таин. В дни блокады владыка Алексий служил Божественную литургию один, без диакона, сам читал помянники. Каждый вечер он служил молебен святителю Николаю, затем обходил крестным ходом Николо-Богоявленский собор с иконой святителя Николая, моля его, чтобы он сохранил храм и город от разрушения».
Жил митрополит в Николо-Богоявленском соборе сначала на хорах, а потом, когда владыка ослабел и не мог подниматься так высоко, ему оборудовали комнатку в алтарной части.
«Очень многим владыка из личных средств оказывал материальную помощь… лишая себя, по-христиански делился пищей, – вспоминал благочинный церквей Ленинградской области, настоятель Никольской церкви Георгиевского (ныне Большеохтинского) кладбища Ленинграда протоиерей Николай Ломакин. – Желая молитвенно утешить и духовно ободрить пасомых, он нередко сам отпевал усопших от истощения мирян.., и обставлял эти погребения особенно торжественно».
Однажды прямо в келью митрополита Алексия попал осколок. И он хранил этот осколок у себя на рабочем столе до конца своих дней, даже когда переехал в Москву после избрания его Патриархом.
О «несвятых святых» города-героя владыка Алексий говорил, выступая 8 сентября 1943 года с докладом на Соборе епископов Русской Православной Церкви, на котором Патриархом был избран Патриарший местоблюститель, митрополит Сергий (Страгородский):
«Мы можем отмечать повсюду, а живущие в местах, близких к военным действиям, как, например, в Ленинграде, в особенности, – как усилилась молитва, как умножились жертвы народа через храмы Божии, как возвысился, этот подвиг молитвенный и жертвенный. Тени смерти носятся в воздухе в этом героическом городе-фронте, вести о жертвах войны приходят ежедневно, самые жертвы этой войны часто, постоянно у нас перед глазами».
Владыку Алексия вместе с 12 другими священнослужителями блокадного Ленинграда впервые наградили советскими наградами – медалями «За оборону Ленинграда».
ЛАДАНКА МАТЕРИ
24 июня 1941 года после третьего курса филологического факультета Ленинградского университета будущий классик «деревенской прозы» Фёдор Абрамов ушёл добровольцем в народное ополчение.
Служил пулеметчиком 377-го артиллерийско-пулемётного батальона, в сентябре 1941 года был ранен в руку, после короткого лечения вновь вернулся на передовую.
В ноябре 1941 года был тяжело ранен (пулей перебиты обе ноги), лишь по случайности обнаружен бойцом похоронной команды, собиравшей убитых.
Провёл блокадную зиму 1941-1942 года в ленинградском госпитале, в апреле 1942 года был эвакуирован по льду Ладожского озера одной из последних машин.
После долечивания в госпиталях весной 1942 года Абрамов возвращается на родноеПинежье, где ему открылась ещё одна народная трагедия:
«…бабья, подростковая и стариковская война в тылу», где голодные, разутые дети, бабы и старики взвалили на себя всю мужскую работу – в поле, в лесу, на сплаве.
Эти впечатления легли, много лет спустя, в основу тетралогии «Братья и сестры» («Пряслины»).
В 1975 году эта эпопея была удостоена Государственной премии СССР.
Из статьи Фёдора Абрамова «Самый надежный судья – совесть»:
«Когда у нас говорят, пишут, что второй фронт в эту войну был открыт в 44-м году, – это неверно. Второй фронт был открыт русской бабой ещё в 1941 году, когда она взвалила на себя всю мужскую работу, когда на неё оперлись всей своей мощью».
«Я из числа счастливейших, – говорил Фёдор Александрович, вспоминая войну. – Ушёл на фронт добровольцем с третьего курса Ленинградского университета, в сентябре – декабре сорок первого был дважды ранен (второй раз в ноги – тяжело), в феврале сорок второго вывезен через Ладогу в тыл. На всю жизнь запало, что «крупно повезло»».
Как знать, может быть, будущего писателя спасла и сохранила ладанка, данная матерью Федору, когда он уходил на фронт?!
Как знать, может быть его спасло предстательство перед Господом святых земляков – праведных Артемия Веркольскогои Иоанна Кронштадтского?!
