Мой собеседник Иван Ильин

Источник: газета ЗАВТРА

У всех людей, склонных к чтению, с годами складывается круг виртуальных собеседников, с которыми советуешься, обращаешься при затруднении, непонимании. Один из них для меня – Иван Ильин.

Я узнала о нём 1993 г., на занятии по государственному праву в Московской Юридической Академии, где тогда училась. А вскоре купила его книжки, почему-то в киоске при Марфо-Мариинском монастыре.

Начала читать и поразилась дару предвидения: после конца «большевицкого» (так он пишет) правления нас ждут кровавые разборки на окраинах бывшей империи, а внутри страны - вакханалия «публичной продажности» (так он называл коррупцию). «Как? Как? – изумлялась я. - Как человек, умерший, когда я ещё не родилась, мог провидеть в тумане будущего то, что я вижу сегодня?». В то время я работала представителем итальянской производственной компании и «публичную продажность» постсоветских чиновников наблюдала с близкого расстояния. Она была нормальной средой, в которой повседневно разворачивалась моя работа.

Ильин объяснил, почему так случится. Россия – органическое географическое и историческое единство разных племён и народностей. Никакой «тюрьмой народов» она сроду не была. Большевики, желая свергнуть российскую власть, раздували любые конфликты и обиды, как делают все революционеры во все времена. Придя к власти, они подложили бомбу под страну – членение по национальному принципу. Но при царе-то разные народы жили смешанно и границы провести просто невозможно. Ослабло центральное руководство – бомба и рванула.

А «публичная продажность» - гомерическое воровство и взяточничество – тоже понятно. Любая этика зиждится на вере – по сути религиозной. Традиционная религия в эпоху Модерна ослаблялись во всех народах, а большевики ещё и нарочно боролись с религией, стремясь заместить её в сердцах людей религией коммунизма – царствия божьего на земле. В эпоху «бури и натиска» это удавалось, но к 70-м годам в коммунизм никто уже не верил, а падение советской власти окончательно избавило народ от «химеры совести». Уже в мою молодость предметом веры и религиозного культа был свой карман и желудок. Ну а потом сказали: «Можно!» - и понеслось. Приватизация по прописям Мирового Банка оказалась драматическим подрывом правосознания и страшной деморализацией всего народа, подхлестнувшей коррупцию. Отмечу, что коррупция – это сегодня мировая проблема, она грандиозна, и американские законы о лоббизме – это капитуляция государства перед коррупцией и попытка поставить порок в законные рамки. Вроде как проституция: бывает неорганизованная, уличная, а может быть респектабельная – в публичном доме, с соответствующими разрешительными документами и включением доходов в ВВП государства.

И всё это провидел Ильин.

Сегодня предметом религиозного культа является демократия. Она – что-то вроде коммунизма по версии советского Агитпропа – воплощение всего чистого и прекрасного. На самом деле, демократия – очень трудно осуществимый образ правления, мало где успешный и пригодный (о трудности демократии писал, замечу, ещё Аристотель в IV в. до н.э.).

О демократии Ильин писал: «Она не желает сильной власти и задвигает крупных, волевых и сильных людей. /…/ Её политика очень легко приобретает черты беспринципного ловкачества, демагогии, интриги и торговли». «На свете существует и сплочённо работает демократическая инквизиция. И чем она настойчивее и активнее, тем больше жертв, мук и крови потребуется в будущем для того, чтобы люди отрезвились и образумились от этого демагогического угара…». Демократия находится в глубоком кризисе, - предупреждал Ильин в 1953 г. «Партии думают не о государстве и его судьбе, а о своих избирателях. Избирателям надо угождать, иначе ждёт провал на следующих выборах». Включите телевизор, и вы увидите всё это, усиленное сегодняшней мощью информационных технологий. Именно к этому мы с восторгом и радужными надеждами присоединились в ходе антисоветской революции 1991 г.!

Как так случилось? И на этот вопрос отвечает Ильин. «Мы видели, как русская интеллигентская идеология XIX века подожгла Россию, вызвала великий пожар, и сама сгорела в его огне». Вторая серия этого пожара случилась уже на памяти живущих поколений. Падение советской власти и Советского Союза было идейно подготовлено советскими интеллигентами, восхищённо взирающими на Запад в надежде завести у нас тамошние порядки. Что это невозможно сделать – они не понимали, т.к. жизни не знали и в ней не участвовали, а сидели себе на казённом коште в своих НИИ, редакциях и на кафедрах и читали книжки. Разумеется, враги России всегда помогали её разрушителям, но беспочвенную и праздномысленную интеллигенцию, готовую поджечь свою страну по причине её, страны, неправильности, создал не Запад – это местный и очень опасный продукт.

Какой образ правления считал Ильин наилучшим?

Тот, который подходит характеру народа и соответствует географическим и историческим условиям и обстоятельствам. «Нет и не может быть конституций, одинаково подходящих разным народам», - писал он. (Конституция – это не книжечка, а реальный строй государства).

Ильин многократно подчёркивал, что после конца советской власти и вызванного этим всестороннего хаоса, потребуется период патриотической, национально ориентированной, конструктивной диктатуры. Попытки насаждения демократии западного типа только усугубят раздрай и помогут врагам России торжествовать над ней. Именно это мы и наблюдали на протяжении «святых 90-х». Очень хочется верить, что память о них будет жить в нашем народе и сделает его невосприимчивым к новым сладкоголосым витиям, готовым соблазнять малых сих, как это было сделано в приснопамятную «перестройку».

Был ли Ильин монархистом? Ты ещё попробуй им стань! Иметь монарха – это совсем не простое дело, не то, что иметь президента. Это определённое чувство жизни, ныне утраченное. Иногда сегодня наши ряженые монархисты сожалеют, что нет-де легитимного монарха, а то бы они непременно возродили монархию. На самом деле, не монарха нет – нет монархического чувства. Монархизм не совместим с атеизмом: монарх – правит во имя Божье. При монархе необходимо дворянство. (Все государствоведы XVIII – XIX века поминали классическую фразу Монтескьё: Point de noblesse - point de monarchie, point de monarchie – point de noblesse. – Нет дворянства – нет монархии, нет монархии – нет дворянства). Верно, впрочем, и то, что фантомное монархическое чувство живо в народе, который ищет и не находит царя в каждом новом правителе. Единственным «красным монархом» - по народному чувству – был (и для многих остаётся) тов. Сталин.

Что такое монархическое чувство хорошо показал Куприн в широко известной повести «Юнкера». Герой, двадцатилетний юнкер, на смотру в училище видит царя: «… он постигает, что что вся его жизнь и воля, как жизнь и воля всей его многомиллионной родины, собралась, точно в фокусе, в одном этом человеке, до которого он мог бы дотянуться рукой, собралась и получила непоколебимое, единственное, железное утверждение». Сегодня вряд ли кто способен испытывать подобные чувства. А сам Куприн – испытывал, мечтал о доблестной смерти ради императора: юнкер Александров – это его alter ego.

Был ли Ильин фашистом? Ну разумеется, нет. Фашист - это просто ходовая обзывалка для политического или идеологического противника. Таких обзывалок несколько. Один мой иностранный сотрудник, сталкиваясь в России с бестолковщиной и бюрократизмом, очень мешающими делу, неизменно ругал своих супостатов «коммунистами». В этом слове для него сконцентрировалось всё зло жизни; к коммунистической идее это отношения не имело, да и не знал он ничего об этом. Точно так и те, кто ругает Ильина фашистом, обычно не понимают, что такое фашизм, не читали даже базовых, доктринальных текстов этого направления, не знают истории режимов фашистского типа.

Вообще, политические и идеологические баталии наших дней очень напоминают то, что Руссо называл «эмоциональными выкриками» и приписывал первобытным дикарям: так они якобы общались за неимением членораздельной речи. Мне кажется, многие политические диспутанты быстро возвращаются к тем баснословным временам.

Что касается Ильина и фашизма, то он писал: «Фашизм есть явление сложное, многостороннее и, исторически говоря, далеко ещё не изжитое. В нём есть здоровое и больное, старое и новое, государственно-охранительное и разрушительное. Поэтому в оценке его нужны спокойствие и справедливость. Но опасности его необходимо продумать до конца». Вот это именно и следует делать, а не квохтать по-куриному. Но думать трудно, а клеймить (по-нынешнему – стигматизировать) - легко.

Какая главная задача стоит перед Россией после окончания советской власти? Ильин отвечает совершенно определённо: создание элиты, руководящего слоя, одновременно патриотического и деловитого, результативного. Необходимо выделять и выдвигать наверх тех, кого Карлейль называл «able men». Это задача на все времена, великие государи потому и были великими, что обладали чутьём на нужных людей. Мой уровень – не государственный, но на опыте управления бизнесом я неколебимо убеждена: главное – люди. Есть они – любое дело можно сделать. Нет – ничего не получится. Не законы, не инвестиционный климат, не пресловутые «институты», на которые возлагались такие романтические надежды – не работают в отсутствии дельных и преданных людей.

Кажется, сегодня движение в этом направлении идёт. Хочется верить, что это не иллюзия. Люди, прошедшие СВО, вполне вероятно, могут положить начало новой элите России. Мне думается, гегельянец и исследователь Гегеля Ильин одобрил бы это: в «Феноменологии духа» Гегель утверждал, что властвовать может лишь тот и в той мере, кто и в какой мере рисковал своей жизнью, смотрел в лицо смерти. Кто не рисковал – тому полагается подчиняться.

Важнейшую роль играет воспитание: «Образование без воспитания не формирует, а портит человека, разнуздывает его», - писал Ильин в серии статей «О воспитании в грядущей России». К вопросам воспитания он обращался постоянно. Сейчас, к несчастью, в головах молодых людей, получателей «образовательных услуг», клиентов вымышленных вузов, и поклонников Дани Милохина, пенится и пузырится потрясающий коктейль из соросовского обществознания, телевизионной рекламы, бабушкиных наставлений и мудрости модного тиктокера. К сожалению, и наставники не отличаются ясностью своих воззрений. Хочется верить, что государственная идеология, всё ещё запрещённая Конституцией, будет наконец сформулирована. Я думаю, Ильин с его размышлениями о грядущей России будет верным помощником, а то и руководителем, в этом насущном деле.

Говорят, что Иван Ильин – любимый философ нашей высшей власти. Если так, то выбор достойный. Я бы дополнила этот круг чтения современниками Ильина Николаем Бердяевым и Георгием Федотовым. (Обоих Ильин, вообще ревнивый к чужой мысли, очень сильно не любил). В любом случае эти три автора-современника способны сделать взгляд на Россию более объёмным и верным.