Пуп земли
Духовная составляющая безделья - это господствующая и вполне овладевшая массами философия радикального индивидуализма. Эта философия учит, что главное в мире – это человек. Неповторимая, суверенная, самоценная личность. Выше и ценнее человека ничего на свете нет. Всё на благо человека, всё во имя человека. Не я для государства, а государство для меня.
Ну а дальше – безупречная логика, простой категорический силлогизм: «Человек – самое главное на свете, главнее человека ничего нет. Я – человек. Следовательно, я самый главный на свете и главнее меня никого и ничего нет».
Кто смеет мне указывать, как мне жить? Разумеется, никто. Это в тоталитарном «совке» всех заставляли маршировать строем в Гулаг, а в современном открытом демократическом обществе – не моги тронуть суверенную личность, а тем более указывать, как ей жить. Единственным ограничением для свободной личности, - учит современная ходовая философия, - является свобода других таких же свободных личностей. А больше никаких ограничений в наличии не имеется. «Я тебе мешаю?» - задорно вопрошает свободная личность какого-нибудь тоталитарного пенса, который дерзает указывать ей на её обязанности. Суверенная личность никому и ничем не обязана, ну разве что платить налоги, с этим прогрессисты обычно согласны. А всё прочее – извини-подвинься: я никому ничего не должен, кому должен – всем прощаю.
Этой «философии» учат в школе, она же разлита в воздухе, которым дышим.
Отсюда логически вытекает, что не работать – это суверенное право свободного индивидуума. Это личное дело каждого, его выбор. Слышите вы, презренные, убогие, тупые совки: личное дело! Выбор! (Выбор – это вообще нечто священное, он должен быть всегда, иначе концлагерь, совок, Гулаг, тридцать седьмой год). И прошу в мою жизнь не вмешиваться! Моя жизнь – мои правила! – слыхали такое? Так учит господствующее ныне вероучение радикального индивидуализма. Уж тридцать лет его насаждают, и достигли в этом деле значительного успеха.
На самом деле это в высшей степени ядовитая философия: она делает человека не могучим и сильным, как кажется на поверхностный взгляд, а, напротив, крайне слабым и ничтожным. Потому что человеку придают силы именно обязанности и железная необходимость. Когда не «всё для него», а он для чего-то. Долг придаёт силы. А из радикального индивидуализма прямо вытекает: никакого ДОЛГА нет и быть не может. Ну, чисто логически. Долг может быть только в том случае, если есть нечто, более ценное и важное, чем ты сам: Бог, король, религия, великое и вечное искусство, родина, семья, партия, дело коммунизма, да мало ли что. Главное, что ЭТО – важнее тебя, и ты для него, а не оно для тебя – в этом смысл и содержание служения. Но если для тебя на свете нет ничего важнее собственной неповторимой личности – о каком долге вы бормочите? Нет никакого долга!
Когда Человек – пуп земли, ему не на что опереться, у него нет ничего, что главнее и выше его самого, он зависает в безвоздушном пространстве. Он может делать, что хочет, идти куда хочет, а как понять, чего ему хотеть и куда идти? Где критерий? Ни общество, ни семья, ни государство – ничто ему не указ, он, пуп земли, выше и главнее всех. Всё для него, а он для чего? На этот вопрос господствующая философия радикального индивидуализма ответить не может и продолжает что-то бормотать о свободном выборе, самореализации, саморазвитии и т.п.
В результате молодой человек, начав какую-то работу и столкнувшись с препятствием, трудностью, тут же демотивируется, выгорает и – бросает. И то сказать, зачем ему делать неприятное, тем более, что все вокруг твердят, что жить надо по фану и по приколу? В старой парадигме он был бы постыдный слабак, а в новой - он просто выгорел. Хорошее слово – правда? Полезное. Вот что значит вовремя придумать полезное слово!
Почему в прежние заскорузлые времена не выгорали, во всяком случае, в массовом порядке? Да потому что не могли себе этого позволить по материальным соображениям. Да и по моральным тоже: не справиться, провалить работу, не оправдать надежды семьи, подвести коллектив – считалось стыдно. Теперь – нет. А если всё-таки чуть-чуть стыдно – пойди к психологу: он тебе вмиг растолкует, какие у тебя были детские травмы и будет с тобой валандаться. За приличные деньги.
Предоставлять молодым людям самим найти себе занятие при отсутствии железной необходимости зарабатывать на хлеб - значит, дать им задание, многократно превышающее их силы. Все в школе читали (хотя бы в пересказе) «Евгения Онегина» и помнят, как он пытался, да так и не нашёл себе дело по душе. «Хотел писать — но труд упорный/ Ему был тошен; ничего / Не вышло из пера его»; пробовал заняться самообразованием – «Читал, читал, а всё без толку». Итог вполне предсказуем: «Дожив без цели, без трудов до двадцати шести годов, /Томясь в бездействии досуга /Без службы, без жены, без дел,/ Ничем заняться не умел».
«Лишние люди» появились в дворянском сословии в силу указа о вольности дворянской 1762 г., в силу которого они получили право свободного выбора: служить или не служить короне. Многие тогда стали бездельно болтаться по жизни, а иные, начитавшись от скуки французских книжек про liberté-egalité, становились революционерами, т.е. начинали подпиливать и подтачивать несущие конструкции своего государства, отчего оно в итоге и рухнуло.
При всей исторической и социальной отдалённости Онегина от современных ни-нишек у них бездна общего: ровно так ведёт себя молодой человек, не имеющий никаких выраженных талантов, которые могли бы его подтолкнуть к определённой деятельности, и одновременно не имеющий практической нужды в работе, т.е. необходимости зарабатывать на хлеб. И при этом живущих в обстановке, где бездельничать – не стыдно.
Я лично знакома с немалым числом людей, мужчин и женщин, которые годами, пятилетками «готовятся к поприщу», как это сказано про Обломова, т.е. намереваются чем-то заняться, что-то планируют, о чём-то мечтают, но так и не принимаются за дело. И таких людей неизбежно становится больше.
Что делать?
Если растущую незанятость молодёжи считать отрицательным фактором и лично для самих ни-нишек и для общества в целом, надо собраться с духом, посмотреть на дело прямо и отдать себе отчёт в том, что просто так, разговорами, уговорами, мотивациями, вовлечениями и прочими хороводами – ничего не достигнешь. Тут нужно «власть употребить». Т.е. законодательно установить, что все работоспособные взрослые граждане ОБЯЗАНЫ трудиться. Ну, там за вычетом матерей малолетних детей и т.п. Не работаешь? Тебе помогут найти работу.
Я НЕ ПРИЗЫВАЮ это сделать. (Я вообще никогда никого ни к чему не призываю). Я только утверждаю, что разговорами занятости ни-нишек достичь нельзя. Так вот, если ставится задача, чтобы ни-нишек не было (или было радикально меньше), надо перейти от слов к делу. Кто способен трудоустроиться сам – пускай трудится (как это, собственно, и происходит). А для тех, кто не способен трудоустроиться – нужно создать рабочие места и, главное, принудительно поместить их туда. В сущности, эти места есть, но их обычно занимают гастарбайтеры, а аборигены туда идти не хотят. Точно такое же положение наблюдается в других странах, славных изобилием своих «ни-ни».
Но вот нужно ли раздражать людей требованием обязательной работы? Это большой вопрос. Мне кажется, руководство нашей и других стран на силовое решение этого вопроса не пойдёт: зачем ссориться с избирателями и усугублять напряжение в обществе? Кроме того, нужно создать и поддерживать фронт работ для ни-нишек, что представляет собой некую дополнительную работу.
Способно ли помочь занятости ни-нишек волонтёрство, которое так превозносили несколько лет назад? Волонтёрство – хорошее дело, но надо отдавать себе отчёт, что это не работа в полном смысле. В волонтёры можно прийти и в любой момент оттуда уйти, когда наскучит. Разумеется, эти ребята делают полезные дела, и спасибо им, но я не вижу, как человек, проболтавшийся по волонтёрским проектам до тридцати лет и далее, вдруг приступит к какой-то внятной и, главное, систематической работе. Мой сын вообще считает, что человек, на начавший работать в двадцать (с небольшим) лет, по-настоящему работать уже не будет никогда; очень вероятно, что так оно и есть.
Воспитывать! А как?
Мы приходим к старой, но вечной идее – необходимости систематической и неуклонной воспитательной работы.
Да, такая работа нужна, жизненно необходима. Но для того, чтобы воспитывать, нужно иметь сформулированную идеологию, т.е. систему верований, которую следует транслировать. На базе господствующей философии радикального индивидуализма – воспитывать трудолюбие и стремление трудиться – невозможно. Это всё равно, что воспитывать целомудрие в обстановке публичного дома. Это логически невозможно, как я старалась показать выше.
Никакой философии, идеологии труда у нас нет: прежняя, советская, была выкинута на свалку истории и заменена идеологией прав личности, свободного выбора, индивидуализма и гедонизма. Раздаются пожелания, чтобы появилась нужная нам идеология-религия труда, но в настоящее время её нет. (Идеология это и есть светская религия). Одним из таких пожеланий является статья Александра Проханова «Религия труда».
То, что в советское время называлось «трудовое воспитание» можно осуществлять только на базе какого-то мировоззрения, господствующей картины мира. Без этого воспитатель, утверждающий, что надо трудиться, а при этом воспитуемый убеждён, что главное – это жить по приколу, успеха иметь на будет. И все эти «беседы о главном» будут выглядеть стариковскими благоглупостями.
В деле воспитания трудолюбия некоторые возлагают особые надежды на религию и Церковь. Зачем-де нам какая-то идеология, когда есть православное вероучение? Мне кажется, это иллюзия. Да, религия и Церковь одобрительно относятся к труду, однако труд не стоит в центре религиозной картины мира. Вероятно, это произошло потому, что в те далёкие времена для подавляющего большинства человечества тяжкий труд был условием выживания и безальтернативным образом жизни. Более того, труд в Священном Писании предстаёт как проклятие человеку за непослушание: «В поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься». Труд трактуется тут как наказание. Вряд ли это сильно вдохновит юные умы и тронет сердца сегодняшних подростков.
А уж слова Спасителя: «Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их?» - могут быть прямо-таки боевым девизом ни-нишек: работай или не работай, а как-нибудь обойдётся, Бог поможет.
Пессимистический Екклисиаст и вообще подкидывает антитрудовую мыслишку (и, надо заметить, вней много правды): «Видел я также, что всякий труд и всякий успех в делах производят взаимную между людьми зависть. И это — суета и томление духа!».
Остаётся широко известная и даже вошедшая в «Моральный кодекс строителя коммунизма» максима «Кто не работает, тот не ест». Но сегодня даже среднеуспевающие старшеклассники знают, что фраза эта вырвана из контекста, а на самом деле слова ап.Павла относились к организации быта первых христианских общин: хочешь есть вместе со всеми – работай вместе со всеми, ну а не хочешь работать – не ешь.
Так что я бы не стала возлагать особо радужных надежд в деле воспитания трудолюбия на религию и Церковь. А вот если/когда будет сформулирована идеология труда – вот тогда хорошо бы её продвигать совместно с Церковью.
Несомненно, идеология труда, основанная на ней трудовая этика – всё это насущно необходимо. При этом надо осознавать, что это дело на годы и десятилетия, даже навсегда. Близких результатов ждать нельзя, а к сожалению, длинная воля (т.е. способность целенаправленно действовать на протяжении многих лет) не относится к сильным сторонам нашего национального характера. Но – надо делать. Вдохновляясь примером маршала Лиоте, который приказал сажать деревья в пустыне, которые вырастут дадут тень через пятьдесят лет. Говорят, что именем Лиоте был назван проект американских спецслужб по развалу Советского Союза: результат будет нескоро, но делать – надо. И они достигли; кстати, там тоже происходила пропагандистская и воспитательная работа.
Разумеется, воспитание не сводится к разговорам. Воспитывает весь строй жизни и в первую очередь – собственные действия и воспитателей и воспитуемых.
Необходимо приобщать детей к практическому труду, о чём говорят уж несколько лет. Я лично сдвигов не вижу: пропасть между ребёнком и трудом всё расширяется. В школах дети не убирают в классах, не работают на пришкольном участке, даже в нашей подмосковной, изначально сельской, школе, где в старые времена школьники под руководством учителей выращивали овощи-фрукты для школьной столовой и даже кроликов разводили. Сегодня в этой школе имеется специальный таджик для работ по ландшафтному дизайну территории. А школьникам даже лопату нельзя доверить: вдруг уронят-порежутся-покалечатся? Такое положение вещей воспитывает античный взгляд на труд: это дело рабов.
Девочки сегодня почасту иголку в руках держать не умеют, а при необходимости укоротить юбку обращаются в мастерскую. Считается, что они потратят сэкономленное время на что-то более важное и ценное, но обычно этим важным и ценным оказывается переписка в телефоне по поводу выеденного яйца. Такова атмосфера в обществе, и она, к сожалению, способствует распространению ни-нишек.
Нельзя любить то, чего ты не знаешь и не умеешь. Верно и обратное: чем больше что-то знаешь и умеешь, тем больше любишь. Нельзя любить труд, если ты ровно ничего не умеешь и даже не пробовал.
Во время поездки в Китай мне привелось поговорить с некоторыми сельхозруководителями с Юга России. Сергей Иванович Ефремов, фермер из Краснодарского края, закончивший школу в 1988 году, рассказывал мне, что ещё школьником работал помощником комбайнёра – т.н. «штурманом». Работал, чтобы заработать свои собственные деньги – самая простая и понятная мотивация. Умение кое-какое уже было: в школе на «труде» изучали сельхозмашины, была практика, мальчишки получали права тракториста-машиниста. Сровнялось тебе восемнадцать – можешь идти работать: права есть. В одной из школ района была комсомольская бригада, которая участвовала в каждой уборке.
И вот вполне предсказуемый результат: все, решительно все, кто занимался такой работой, остались на селе. Многие впоследствии стали фермерами. Сам Сергей Иванович закончил Кубанский госуниверситет по специальности «агроном».
— Прививать любовь к земле, к сельскому труду надо сызмальства: в 18 лет уже поздно, — утверждает Сергей Иванович. – В наше время в школах был так называемый «профдень». Девочки осваивали женские профессии – доярка, например.
Об этой нашей беседе я рассказала на платформе возрождённого журнала «Сельская молодёжь»: он издавался с 1925 г., у истоков его стоял ни много-ни мало – Сергей Есенин. Потом в «святые девяностые», когда Гайдар объявил, что сельское хозяйство – это «чёрная дыра», журнал сгинул, а теперь вот понемногу возрождается.
Словом, если детей не приучать к труду – количество ни-нишек будет только расти. В богатых странах, скорее всего, введут безусловный доход, и они так-сяк будут жить. А работники… какие из них работники?
Qui prodest? Кому выгодно?
На первый взгляд, в незанятости множества молодых и трудоспособных ничего хорошего нет: они не участвуют в общенародном труде, живут за счёт общества (всё равно – за счёт родителей или на казённые пособия – всё равно за счёт других), они деградируют от безделья, дурные люди легко могут их втравить в дурные поступки.
Но посмотрите на них зорким и циничным взглядом подлинных хозяев жизни. Как промышленные работники ни-нишки, если уж начистоту, в передовых странах никому особо не нужна: нужную промышленную работу давно уж делают в Китае, Корее, Индии, Бангладеш, а обслуживающую – выполняют выходцы из Третьего мира, политкорректно переименованного в Глобальный Юг. Похожая ситуация у нас: что – московский бездельник на завод пойдёт? О-о-очень сомнительно. «Строить и месть в сплошной лихорадке буден» нынешние ни-нишки ни при каких обстоятельствах не станут, а переливать из пустого в порожнее на каком-нибудь конторском месте или развозить всякую муру по городу в качестве курьеров – занятие совершенно не обязательное: делает это кто-то или не делает, или делает в десять раз меньше нынешнего – принципиально ничего не меняет и особого значения не имеет.
При этом бездельники питают целую отрасль – всех этих психологов, психоаналитиков и т.д. Стоят они дорого: знакомая, которая водит дочь к психологу за 6 тыс. сеанс, говорит, что сеансов этих – конца-краю не видно. Не помогает психолог – вот тебе психиатр, он таблетки выпишет на радость Биг Фарме. Таблетки надо принимать долго, иногда пожизненно, а какой предприниматель не мечтает о товаре, который клиент покупает пожизненно?
Радуйтесь, аптекари и психоаналитики: рынок психического здоровья растёт гораздо быстрее экономики в целом.
И главное, чем они, ни-нишки, хороши для теневых хозяев жизни – они слабые, безвольные, ведомые, они не спросят с хозяев жизни за их мутные аферы и гешефты. Этим они удобны. А таблетки и психологи делают их ещё более слабыми и внушают роль больных. Их легко отвлечь от подлинных проблем и переключить из внимание на вопросы, безопасные для хозяев жизни: например, гендерная повестка для того и придумана.
Они могут поучаствовать в какой-то политической буче в качестве пехоты оранжевой революции, будучи втянутыми в это дело хитрыми людьми, но никакого собственного мировоззрения выработать не в силах, а потому придумать ничего не способны, и за это хозяева жизни говорят им большое спасибо.
Ни-нишки вместе с их «токсичными матерями», дисграфиями и паническими атаками – это фактор снижения общей энергетики общества, а обществом со сниженной энергетикой легче управлять.
Среди моих итальянских знакомых в 90-е годы была распространена конспирологическая версия внезапного и быстрого распространения наркотиков в 60-х: их вбросили супостаты из ЦРУ, чтобы пригасить общую энергетику общества, чтобы молодёжь ненароком не сделала социалистическую революцию. Я не имею никакого собственного мнения насчёт этой версии, думаю только, что всякое большое явление обычно имеет много причин, среди которых и такая вполне может быть.
Так или иначе, бездельная молодёжь распространена и прирастает числом.
Болтаться по жизни без определённого занятия сегодня не стыдно и не опасно: за это и соседи не осудят, и начальство не накажет, а родители всяко супцу плеснут - так что жить можно.
Нужно ли нам в России менять это положение? Если мы хотим стать сильной и влиятельной страной, подлинной великой державой – убеждена: нужно. Это трудно, но высокая роль – вообще трудное дело. Главное, что нужно твёрдо уяснить: мы не принадлежим к тем народам, на которые работают другие народы. Нам нужно работать на себя самим. Без этого ничего не получится.
1.