Что такое война, что такое СВО, Алексей Шорохов знает не понаслышке. Впрочем, из предлагаемого читателям отрывка его повести это и так понятно.
Квадратная «тарелка» на крыше «Панциря» бешено вращалась, высматривая в ближнем небе врага.
Во всяком случае, так показалось Темке, когда они в темноте высаживались из автобуса на военном аэродроме Джанкоя.
Тогда это был еще безопасный аэродром – «хаймерюги» до него не доставали.
Правда, первые Storm shadow уже полетели по нам.
Случилось это как раз тогда, когда Темыч с Балу и весь первый взвод штурмовиков «Борея» были на ротации, на своем ПВД в Железном Порту.
Чистились, отмывались, отсыпались.
Ротный ПВД разместился в двухэтажном доме на самом берегу моря: курорт, первая линия – все дела.
Дальше песчаный пляж, на десяток километров пустынный, с металлическими каркасами пляжных зонтиков, поваленными в воду у берега.
Как будто это могло помешать высадке десанта!
Кто повалил зонтики – наши или хохлы – Темыч не знал. Но глупость этого плана была очевидна.
Говорили еще про мины, установленные в воде по побережью.
Но это, скорее всего, были сказки замполита, чтобы предотвратить массовое купание.
В тот вечер Темка пошел было в туалет на 2-м этаже. И уже поднялся, когда дом сильно шатануло и одновременно пришел звук то ли взрыва, то ли близкого выхода. Потом еще.
Темыч бросился под лестницу, когда громыхнуло третий раз.
– Зенитка отработала, – спокойно сказал Викинг, выходя из своей комнаты. – С-400, а может, и «Тор».
Потом командир посмотрел на Тему:
– Ты чего под лестницу забился? Первым делом придавит.
– Хотел за несущие стены спрятаться, – оправдывался Артем.
– А где они здесь, несущие? – Викинг потянулся и почесал оголившийся живот. – При капитализме строили, попробуй пойми!
Вот эту-то «четырехсотку», беззаботно стоявшую на пляже, через несколько дней и накрыли «штормами». Подловили зенитчиков на перезарядке, с пустыми пеналами.
Поэтому, когда «Бореи» уходили с Железного Порта, бойцы морозились. А тут еще ПАЗиков с крымскими номерами нагнали на пустую автостанцию десятка полтора. Чуть не в колонну выстроили для перевозки. И стоят, ждут.
Вокруг местные ходят, с мобильниками. С неба натовские спутники двадцать четыре на семь смотрят. Того и гляди эсэмеску бросят за Днепр, а оттуда накинут по скоплению личного состава и техники.
Народ у нас нервный был, стреляный, по кустам в радиусе километра рассыпался. Чтобы не кучей помирать, если что.
Бог миловал, в тот раз пронесло.
Но то, что курорт закончился, после случая с «четырехсоткой» дошло до всех.
А впереди ждал Бахмут...
– Оба БВП, – сказал Седой, отводя глаза.
– Что значит БВП? – спросила Машенька.
– Без вести пропавшие...
Седой быстро взглянул на нее и, явно стесняясь, отхлебнул из фляжки еще. НШ (начальник штаба) развязал после Богодуховки, когда батальон размотали в бесполезном штурме. До этого Седой двадцать лет был в завязке, пережил и Сирию, и Кавказ. Он от души материл всех залетчиков по пьяному делу, с неподдельной нутряной ненавистью выдыхая хрестоматийную фразу: «Когда же вы, наконец, нажретесь!»
А тут пришлось развязать. Сначала развозил «двухсотых», остались «бэвэпэшники» – и то тяжелое, и эти не легче... Благо оба московские: один – москвич, другой – из области.
Но Седой держался.
До этого он где-то полчаса рассказывал Машеньке про последний бой батальона. Они сидели в летнем кафе на Поварской: это была дорогая итальянская забегаловка, открывшаяся на месте армянского ресторана. После того как на пороге заведения застрелили вора в законе Деда Хасана, излюбленный москвичами ресторан еще какое-то время просуществовал. Многие даже решили, что диаспора проиграла бой, но не войну.
Но, увы. Новых хозяев Дома Ростовых армянский ресторан не пережил и накануне войны безропотно канул в лету...
«Сначала у нас забрали «кашников» (заключенные из «Шторма Z»), все штурма, и за несколько часов сточили почти всю роту. Как, я не знаю, решали выше меня, то ли в бригаде, то ли в корпусе.
Потом новый приказ: заводить малыми группами. Но тут уперся комбат: «Сам поведу батальон! А там от всего батальона с уцелевшими «кашниками» – от силы полторы сотни человек-штурмов осталось. Не считая равовцев, эмтэошников и бэпэлэашников (РАВ, МТО и БПЛА – службы ракетно-артиллерийского вооружения, материально-технического обеспечения и подразделение беспилотных летательных аппаратов).
Не успели дойти до второго перекрестка в Богодуховке, как на пулеметное гнездо напоролись. А там еще и танчик по нам работать начал. Мне Койот, командир снайперов, передает координаты, я навожу бригадную арту, а те мажут и мажут...
“Двухсотка”, североморцы, те закрепились на окраинах Богодуховки, все подвалы заняли.
А мы, как с чистого листа поперлись. Связи нет, такелаж не выставлен, как раненых вытаскивать, как БК и воду доставлять штурмам? Богодуховка в низине, высоты под хохлом, хорошо хоть Степаныч, начальник БПЛА, блиндаж успел отрыть, связь выставил и гоняет птичек. Хоть сверху видим, как наши заходят».
Седой говорил так, будто в сотый раз прокручивал перед собой многомерное видео того последнего боя. Он был кадровый, хотя по возрасту уже давно в запасе.
«После тридцати процентов потерь подразделение должны выводить из боя. А у нас с “кашниками” уже за пятьдесят перевалило. Парни на морально-волевых держались... Тут и послали вашего Тьму, Тему то есть, с напарником и дружком его Балу к нашему передовому опорнику. Там шестидесятилетний Дед, да Тротил, да еще один «трехсотый» из новеньких отстреливались.
Я сам не видел, но ребята из группы Варана видели, как сложились развалины, куда они забежали.
Танчик укроповский по ним отработал. Тот самый, который мы артой так и не достали.
В общем, остатки батальона откатились назад.
Нас расформировали, добровольцы разъехались по домам... Богодуховку потом еще два месяца штурмовали. Каждые две недели докладывали о взятии, флаги на окраине вывешивали...
А про Тему с Балу ни слуху, ни духу. Ни в плену их нет, ни среди погибших...»
Весенняя Москва смотрелась в небо теплыми лужами, апрель спешил, не за горами были майские праздники, а у Машеньки будто дно души развязалось, и туда теперь все проваливалось, не задевая ее саму: привычный бардак на работе, ругань Августы Владленовны о том, что покосился дачный домик, а ее муженька не пойми где нелегкая носит. Все проваливалось в темноту.
Последние месяцы Машенька жила с матерью, их с Темкой квартира пустовала.
Но сегодня она поехала на их квартиру.
Включила телевизор, и долго сидела в темноте.
Внутри нее что-то происходило.
«БВП... Без вести пропавшие... А может, Божья Воля пришла?»
По телевизору рассказывали про то, что вражеские беспилотники атаковали нефтебазы в глубине России. Их, конечно, сбили. Но обломки, при падении, загорелись. Уже все потушено и опасности нет.
Машенька не слушала телевизор, она понимала, что надо ехать туда, под Часов Яр, искать Тему.
Иначе она просто не сможет жить. Есть, пить, ходить – потеряет всякий смысл.
Огромными черными глазами она смотрела в темноту апрельской ночи, и в ее глазах отражались дальние огни пожарищ – то ли полыхавших сейчас, то ли будущих.
Алексей ШОРОХОВ
