Дополнительный толчок наш отряд получил в акции на Нишичком плоскогорье на внешнем обруче Сербского Сараевского фронта в районе Вогощи и Илияша. Тогда для участия в акции был создан отряд в несколько сот человек, в который вошли многие интервентные подразделения как нашего корпуса, так и других корпусов ВРС.
Наш отряд пошёл в эту акцию в составе сводной группы нашей бригады в сотню человек, с тремя командирами, периодически конфликтовавшими между собой. Главным командиром был Вукота (командир роты 2-го батальона, державшей оборону по Миляцке), командиром группы нашего батальона был Минич (командир роты 3-го батальона, имевшей позиции на Београдской) и, наконец, командиром четников был Йово.
Мы вроде бы числились в четнической группе, но действовали самостоятельно с самого начала, стараясь, по возможности, удалиться от нашего сербского командования. Но и рядовые бойцы были немногим лучше. Мы это поняли, когда после остановки наших грузовиков в сербской Вогощи на местном базаре они отобрали у местных сербских женщин носки и алкогольные напитки. Когда женщины стали кричать, что их мужья находятся в сербском войске, то наши бравые четники в ответ крикнули:
«Посмотрите на русов, они пришли воевать, преодолев тысячи километров».
Правда, начав дегустировать бутылку, наши «братья» о «русах» забыли. Первая кровь, пролитая в этой акции, была овечей, так как не успели мы выгрузиться из грузовиков, как наш старый знакомый четник, «Мырга», уже волок зарезанную овцу, захваченную у местных сербов. Мы снова остались без приглашения на обед у будущих победителей, но не пожалели, так как были сыты нашими соратниками.
Чтобы их не видеть, мы разместились на окраине села Криуваевичи, в котором отряд нашей бригады и был размещен. Пустой недостроенный дом, в котором мы разместились, находился в паре десятков метров от сербских блиндажей, в которых отсыпались местные бойцы. Так как понять, где соседний блиндаж (бункер) было невозможно, то мы в направлении к открытой и никем не защищенной долине стали выставлять часового. Наконец, мы подготовили к обороне дом и сделали несколько разведывательных выходов вдоль нашей линии обороны. Впрочем, на этом второстепенном участке фронта противник войны так и не начал, хотя несколько раньше он прорвал здесь линию сербской обороны, убив и ранив несколько сербских бойцов.
Наша бригада весьма успешно за десять дней ликвидировала полсотни местных овец. Одна бабка по этому поводу сказала, что «гитлерово войско» было куда лучше, нежели мы. Мы бы мяса так и не попробовали, если бы хозяин соседнего дома не принёс нам половцы, удивленный нашим миролюбием по отношению к местным овцам. Последние подвергались постоянным нападениям со стороны сербских бойцов, а раз едва не попали в плен к мусульманам, так как пока хозяйка ругалась с двумя очередными сербскими захватчиками, её отара побежала в сторону мусульманских позиций. С большим трудом вовремя подоспевший хозяин загнал овец назад с нейтральной полосы.
Мы своё время проводили в безделье, лишь иногда устраивая учебные стрельбы по мишеням. Наша группа давала тогда по несколько человек для разведывательных выходов на место предполагаемой акции. Уже тогда меня, командира группы, поразила та халатность, с которой велась разведка, и неслаженность практически всех командиров. Вскоре наш отряд, к облегчению местных, послали на штурм горы Венац. Здесь мы были должны составить какой-то непонятный мне «5-ый эшелон», который должен был развивать достигнутый успех.
Впрочем, успех так и не был достигнут, даже после артподготовки, в неточности которой я убедился, до этого наблюдая разрывы сербских снарядов, главным образом, вокруг стогов с сеном. По мусульманским позициям послали «крмачу» (свинью), авиабомбу с установленным ракетным мотором, запускаемую с рельсовых направляющих на грузовике. Но даже если она и упала на неприятельские позиции и нанесла противнику потери, эффект её не был использован. Первая наша группа, то есть эшелон, смогла в каком-то месте добраться до мусульманских траншей и вступить в перестрелку. Они были единственные, кто участвовал в этом бою за Венац. Как только мусульмане понесли потери, мы услышали это по радиостанции, был дан приказ сверху на отступление от Венца. Все выглядело странно, но объяснялось, вероятно, противоречиями командиров различных подразделений, больше думавших о сохранении своих земляков, нежели о победе.
Подобным образом прошла операция на гору Мали Ясень, которой также предшествовали несколько разведывательных выходов. Мы выступили ещё в темноте, и Леонид и Андрей Л. едва не ушли к мусульманам, не повернув вовремя. Акция началась, когда рассвело, более того, солнце стало близиться к зениту. Последовала долгая ругань между нашими многочисленными командирами, заменявшая им, видимо, совещания, и на скорую руку был объяснен план акции. Так как Мали Ясень представлял собой гору, чья вершина была опоясана траншеями, представляя собой сплошной неприятельский фронт, то её, видимо, надо было отрезать от неприятельских позиций на соседней горе Велики Ясень, стоявшей позади. На Велики Ясень через открытую поляну вела траншея, и её, по моему мнению, следовало перерезать, тем более неприятельский правый фланг от соседней горы Венац был отделен глубоким ущельем, поросшим лесом, по которому с наших на неприятельские позиции шла просёлочная дорога. В бронетехнике мы имели полное превосходство, как и в огневых средствах, в особенности в артиллерии. Нанеся одновременно удары и вдоль ущелья, и по вершинам гор, мы, очевидно, добились бы успеха. К тому же нам логичнее было наносить удар по горе Велики Ясень, так как неприятельские позиции на ней траншеями обеспечивали сообщение с горой Мали Ясень. Захватив первую, можно было просто на измор взять оборону второй.
Ещё во время первых наших разведывательных выходов в это место мы обнаружили, что можем дойти до горы Велики Ясень без всяких проблем, так как поросший лесом правый (для нас) и левый для противника склон горы Мали Ясень противником не просматривался. Противник не установил здесь даже мины, которые были в наличии лишь в нескольких местах перед траншеями. Противник был вовсе не всесилен и держался, скорее, недостатками сербской стороны, нежели своими достоинствами. Ещё за пару недель до начала нашей акции он смог с горы Мали Ясень захватить сербские позиции перед собой, и, надо отдать ему должное, им быстро была выстроена здесь новая линия обороны. Она состояла из десятка наполовину вкопанных блиндажей-дотов, имевших по десятку метров траншей, и нескольких земляно-бревенчатых стенок, защищавших каждый из дотов от огня гранатометов.
Почему мусульманам так быстро удалось выбить отсюда сербов, а потом беспрепятственно строить по гребню горы свои укрепления, можно было понять, посмотрев на плохо оборудованные сербские позиции на Мали Ясень. Кстати, сербским войскам удалось их быстро вернуть с подходом новых интервентных групп, которые под командованием полковника Йосиповича из 3-ей Сараевской бригады (из Вогощи) без особых трудностей прогнали неприятеля, буквально ошеломленного огнем прямой наводкой сербской артиллерии.
Не думаю, что взятие гор Мали и Велики Ясень было бы трудным, если бы сербские войска действовали дружно и целеустремленно. Однако на деле почти каждый сербский командир тянул в свою сторону, и всё закончилось полным провалом. Главный удар почему-то должен был наноситься в лоб интервентной группой из Илияша под командованием «Цицо» и группой Мичо Влаховича из состава штурмового батальона 3-ей Сараевской бригады.
Трудно было разобраться, кто и где должен был наступать, но почему-то главная часть нашего отряда осталась в сербских траншеях, видимо, в роли «5-го эшелона». Нас, русских, и ещё десяток сербов из роты Алексича и Станича под командованием Йово отправили в лес между горами Мали и Велики Ясень для организации отвлекающего удара. Перед этим сербские командиры, объясняя мне план акции, так толком и не объяснили ничего о сигналах. На наше счастье, мы получили проводника, Зорана Краишника. Этот молодой худощавый чернобородый парень был честным, храбрым и способным человеком. Еще на совещании он раздраженно сказал командирам, что «они подставляют русов под удар», так как нас, по его мнению, мусульмане засыпали бы «тромблонами» и огнём из пулеметов. Йово в этом обсуждении особой роли не играл, да и мы на его группу сербов из роты Алексича особо не рассчитывали.
Углубившись в лес и выйдя на исходные позиции, мы разлеглись под деревьями в нескольких десятках метров от опушки леса. За опушкой начиналась поляна, которую пересекала траншея, идущая на Велики Ясень с горы Мали Ясень. Зоран, обратившись ко мне, сказал, что он днями говорил нашим командирам, чтобы они выстроили здесь пару бункеров и этим легко бы отрезали противника. Однако внимания на слова Зорана они не обратили, а стремились лишь к штурму, что, по его замечанию, приводило к ненужным потерям. Поэтому нам Зоран посоветовал не открывать огонь, а Йово тут же одобрительно закивал головой и стал просить, чтобы мы ни в коем случае не стреляли.
Мне брать ответственность за чью-либо смерть не хотелось, тем более в столь бессмысленном отвлекающем маневре, так как одной стрельбой ничего не добьешься, а от противника нас отделяла поляна. Впрочем, мысль открыть огонь мелькнула у меня в голове, но когда началась артподготовка, и осколки снарядов полетели у нас над головами, она быстро улетучилась. Группа Йово так с места и не сдвинулась. Мы услышали участившуюся стрельбу и взрывы гранат слева от нас, но предпринимать ничего не стали, так как приказа по Мотороле не последовало.
Штурм закончился быстро. Группа в десяток бойцов слева от нас сумела войти в неприятельские траншеи, те же вместо того, чтобы бежать, встретили их пулями и ручными гранатами. В результате, со смертью одного добровольца из Вогощи и ранением командира «Цицо» был дан приказ на отступление, который весь наш отряд очень быстро выполнил. Что касается остальной части нашего отряда, то они так и просидели в траншеях, не сделав ни одного выстрела. Мне потом рассказывал мой знакомый «Арба» о том, что вся их акция заключалась в том, что он вместе с Вукотой и ещё парой человек выполз вперёд, левее от штурмовой группы, а затем, сняв несколько мин, подполз к неприятельским траншеям. Оглянувшись, он увидел, что за ним никого нет, и ему пришлось вернуться.
Потом же началась обычная картина с бросанием боеприпасов сербскими бойцами. Так что мы вернулись из этой акции с куда большим боевым запасом, в том числе гранат как ручных, так и для гранатомета. Хотя по дороге нас и пытался обстрелять какой-то снайпер, домой мы вернулись всё же благополучно. Место нашего базирования к тому времени мы переместили поближе к месту акции, и наш объединенный русско-четнический отряд разместился в большом, но сгоревшем доме у речки.
Все эти курортные условия нашим ребятам стали надоедать, как и наши четнические союзники из Йовиной группы, которые вели себя так, словно делают большое одолжение, что участвуют в этой войне. Между собой они периодически ругались в адрес Вукоты, называя его коммунистом и партизаном. Алексич, посетив своих бойцов, заявил, что он обо всем договорился, и отныне мы будем действовать только по приказу Йосиповича, хотя чем мы это заслужили, было непонятно. Йово на совещании командиров открыто обвинял в каких-то грехах Вукоту, хотя тот призывал всех потерпеть и не уходить. Мне, тогда тоже присутствовавшему на этом совещании, всё показалось каким-то фарсом.
Было уже абсолютно всё равно: кто четник, кто партизан, так как толку ни от одних, ни от других не было. Уже две недели мы топтались на одном месте, под линией обороны неприятеля, а разговор о прорыве их линий так и не заходил. Нам всё уже изрядно надоело, ребята чувствовали неудовлетворение от подобных акций. У меня сложилось мнение, что необходимо создать русский отряд, хотя бы величиной с роту, получив определённый статус. Одно было явно очевидным - из четы Алексича надо было уходить, поодиночке или всем вместе. К тому времени мы представляли сплоченную обкатанную боевую группу, которую составляли я, Леонид, Денис, Роман, «Барон», Андрей Л., а так же присоединившийся к нам в конце августа Петя Малышев, бывший боец 2-го РДО. По возвращении из акции мы получили ещё одного бойца, Игоря М. из Сухуми, немца по национальности, служившего, по его словам, в группе специального назначения «Сатурн», и по всей видимости, участвовавшего также в абхазской войне на стороне грузин. Появился тогда и ещё один боец, Юра Ш. откуда-то из России, но мы его так и не видели, за исключением Леонида и Кренделя.
Вернувшись тогда на базу, я застал Лёню и Кренделя в весёлом расположении духа и одновременно несколько ошеломленных. Юра, представившись капитаном-»афганцем», заявил, что в Боснию прибывает на мусульманскую сторону пакистанская группа «Чёрные аисты», и он решил создать собственную группу, в которую должны войти все те русские, кто хочет остаться в живых. После этого Юра сразу же отбыл в состав 2-ой Сараевской бригады, и там встретив ещё двоих русских, Сергея и Игоря из Молдавии, стал их командиром и провёл несколько разведывательных выходов, что для этой бригады было большим достижением. Затем эта русская тройка перебралась из этой части к Борису Пичугину, который ещё в июле ушел от нас в Касиндольский батальон, где вскоре стал командиром интервентного взвода. Главную силу в этом взводе составлял он, и к нему периодически присоединялось несколько сербов. Разумеется, русские ему были нужны. Трое ребят поначалу собрались остаться там, но в этом взводе им не понравилось, так что они вскоре соединились с нашим отрядом в операции на Нишичком плато, где в бою за Мошевичко Игорь и Юра были ранены. Юра был ранен весьма тяжело, так как в него попала пуля, когда он собирался бросать ручную гранату, и та, разорвавшись, дополнительно посекла его. Что касается Бориса, то он некоторое время оставался один. Зимой к нему присоединился Женя Калмык из Питера, а летом 1995 года ещё несколько русских. Впрочем, эти русские там не задержались, ибо местное командование не оказало им должного внимания и не понимало, что создание русского отдельного отряда не чья-то прихоть, а необходимость. В конечном итоге все русские из этого батальона ушли, а под конец ушёл и Борис, перебравшись в состав бригады специального назначения МВД Республики Сербской.
***
Вполне закономерно, что к концу операции на Нишичком плато наш отряд переменил командование и находился в составе разведывательно-диверсионного взвода «Бели вукови» («Белые волки»), подчиненного штабу 1-ой Романийской бригады. В этот отряд нас звал ещё Олег Славен, которого мы встретили на построении перед операцией, но когда наше терпение лопнуло, я, Денис и Роман пошли на их базу. Встретили нас там не слишком радушно, но их командир Кнежевич пообещал принять русов, за исключением таких, как он выразился, как «Валера кои пуно пие», имея в виду «Кренделя», которого он видел не раз пьяным летом вместе с нашими четниками, также не брезговавшими алкоголем.
Подобный шаг переменил ко мне отношение нашего воеводы, который посчитал, что я увёл от него русов и тем самым подвёл его. То, что эти «руси» были готовы ликвидировать некоторых людей из его окружения и вообще не понимали, к чему им находиться у четников, воеводу не волновало. Впрочем, это было типично для местной психологии, в которой понятие благодарности считалось проявлением слабости. Воевода лично, будучи неплохим человеком, глубоко завяз в политике и стал к тому времени слишком зависим от интриг местных кланов, которым русские были только помехой, ибо делали Славко слишком независимым от них.
Вместе с тем, положение Славко, нередко больше ненавидимого из-за своего «четничества» на сербской стороне, нежели на мусульманской, было более чем сложным, и осуждать его было нельзя. После войны Алексич во всех своих интервью очень высоко отзывался о русских добровольцах. В интервью передаче «На службе Отечеству» российского Первого канала, данному им в ноябре 2011 года, он высоко отзывался о действовавших в составе его подразделения русских добровольцах.
***
В сентябре 1994 года я понял, что если нашей группе не перейти в другое место, на теме русских добровольцев в Сараево можно поставить крест. Впрочем, ни от кого благодарности я за все свои заботы о русском добровольческом движении не получил. Мне лично такая забота, как выяснилось в дальнейшем, не только была не нужна, но и вредила в моих послевоенных взаимоотношениях с сербами, так как различные местные полуграмотные «Джеймсы Бонды» усматривали в этом мой корыстный умысел. Я же не получил ничего ни от нахождения у четников Алексича, ни с переходом в «Белые волки» Кнежевича, хотя оба подразделения стали более чем известными, в основном, благодаря русским добровольцам.
Так, отряд «Белые волки» как раз в операции на Нишичком плато завоевал свою славу, и роль русских в этом была очень важной.
После нашего возвращения на базу Денис, Роман и «Барон» уйдя первыми, вошли сразу в этот отряд. Показав себя хорошо в бою, они привлекли к себе всю нашу остальную группу, что привело к закономерному распаду нашего 3 РДО в декабре 1994.
На «Белых волках» следует остановиться особо. Их отряд представлял собою интересное явление. Из типичной для местных условий «интервентной» группы он смог вырасти в одно из редких, в действительности профессиональных, подразделений сербского войска. Возник этот отряд весьма типичным образом в столице РС, 15-ти тысячном поселке Пале, с началом войны увеличившимся по населению в два раза. В местной войне создание интервентной группы было делом престижа властей. Пале, как столица, нуждалась в такой группе, которая смогла бы прославить по всем сербским землям её имя, и тем самым, и её власть, а заодно и пару сотен местных лоботрясов, связанных прямо или косвенно с такой властью. Первая интервентная группа численностью около двухсот человек в Пале была создана в мае 1992 года в начале войны, однако уже в июне она была полностью разгромлена под мусульманским анклавом Жепа. В неприятельской засаде тогда только убитыми были потеряны полсотни человек этой группы. Это сильно ударило по боевому духу в Пале, что усугубилось еще несколькими поражениями 1-ой Романийской бригады, защищавшей честь Пале. Конечно, эта бригада вполне соответствовала общему уровню ВРС, но столица нуждалась в отборном подразделении.
На Яхорине был размещён отряд специальной милиции, часто принимавший участие в акциях, но таких отрядов по всей РС было десять, да и они всегда стояли особняком от остальных войск. К тому же и командир Яхоринского отряда, специальной милиции, Райко Кушич, чемпион Югославии и Европы по дзюдо, погиб в 1994 году в автокатастрофе под Пале. Требевичский батальон 1-ой Романийской бригады вследствие привилегированного положения своего командира имел свой интервентный взвод, но он ничем особым не выделялся от других подобных интервентных взводов. Что же касается Яхоринского батальона, то он в 1993 году потерял двоих своих ведущих людей, сначала комбата - Вукадина «Швабо», погибшего в феврале в разведке, подорвавшись на мине, а затем, в июле, и командира интервентного взвода Райко Кусмука, погибшего в операции по взятию Трново.
Таким образом, Пале, к середине войны оказалось без «интервентов», тем более многие «профессиональные» офицеры, стремясь занять поудобнее кресло, на фронт не стремились. Вот тогда то и возникла группа «Белые волки», точнее интервентный взвод Яхоринского батальона был переведен в бригадное подчинение, получив собственное имя и нового командира Срджана Кнежевича.
Кнежевич родился в 1958 году в селе Тврдимич под Сараево (район Луковицы) и до войны работал сначала официантом, затем директором в палянском отеле «Панорама», а потом открыл собственный ресторан.
С началом войны в Хорватии он добровольно отправился на фронт в Книнскую Краину в состав 6-ой Личской бригады ЮНА. После того, как война началась и в Сараево, он также добровольно отправился в район Враца как резервист милиции. После этого Срджан перешел в ВРС, где смог добраться до должности заместителя командира Яхоринского батальона.
Однако командиром батальона Сержан стать никак не мог из-за приказа Главного штаба ВРС о необходимости наличия офицерского чина из ЮНА для занятия подобной должности. Так что Срджану пришлось выбирать иной путь, и он ему открылся с ранением тогдашнего командира интервентного взвода Яхоринского батальона Светко Гачанина. Срджан во время отсутствия последнего смог успешно командовать этим взводом весной 1994 года. Светко, возвратившись в строй, согласился стать заместителем Срджана, что было нетипично для местных условий, но это принесло большую пользу «Белым волкам».
После нескольких операций летом 1994 года начавшаяся операция на Нишичком плато и дала возможность прославиться этому отряду. К тому же с этим отрядом совместно действовали в этой операции группы Мишо Раича из Вучьей Луки, Мичо Влаховича из Вогощи и интервентная группа из Илиджанской бригады, что обеспечило дополнительную известность «Белым волкам». Ведь слава на войне фактор весьма важный.
Однако приход русских в этот отряд как в раз в начале операции, сыграл в этом, пожалуй, ключевую роль.
В 1995 году русские добровольцы, прибывая в Сараево, о котором они уже были наслышаны как о месте, где есть русские, попадали уже не в отряд Алексича, а в разведывательно-диверсионный отряд Сараевско-Романийского корпуса «Белые волки». Этот отряд стал с лета 1994 пополняться как местными, так и приезжими сербскими добровольцами, искавшими фактически лишь одного - возможности «славно» повоевать, а вовсе не «убивать и грабить безнаказанно», как это любили представлять многие журналисты.
