Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 43 (7619) от 11.03.2024
Кадр из фильма «Онегин»
Все, что происходило на экране в фильме «Онегин», можно было бы прокомментировать пушкинскими строками:
…Того, что модой самовластной
В высоком лондонском кругу
Зовется vulgar. (Не могу…
Люблю я очень это слово,
Но не могу перевести;
Оно у нас покамест ново,
И вряд ли быть ему в чести…).
У нас это слово уже не ново, но оно давным-давно вышло из моды, просто потому, что все, обозначающееся этим словом, стало социальным трендом.
Вот и кино «по мотивам», которое представлено уважаемой публике, — ровнехонько оттуда, и одним этим любимым пушкинским словечком может быть сформулировано — все, от начала и до конца.
Когда‑то либреттист Константин Шиловский для оперы Чайковского дописал текст арии мужа Татьяны Лариной: «Онегин, я скрывать не стану: безумно я люблю Татьяну…». За минувшие с той поры полтораста лет кто только не посмеялся над бедным либреттистом, посмевшим скомпилировать монолог Гремина из вычеркнутых Пушкиным строк и пары строк собственного изготовления… Смеялись именно по причине их нестерпимой вульгарности.
Эх, тех бы острословов — да в сегодняшний кинозал…
Я не знаю, почему никто из посмотревших фильм «Онегин» Сарика Андреасяна не пишет про идентификацию персонажа, именуемого «Рассказчик».
Лично я сразу пугаюсь: это он себя, что ли, Пушкиным вообразил? Но потом все же соображаю: проговаривающий речитативом текст от автора Владимир Вдовиченков вряд ли сам себя идентифицирует с автором. До возраста этого Рассказчика Александр Сергеевич не дожил почти двадцать лет. Так что артист Вдовиченков в прилично сшитом платье приблизительно пушкинской эпохи, скорее всего, изображает Вдовиченкова, читающего Пушкина.
Читающего как умеет. А именно — проглатывая половину окончаний половины слов, интонируя их примерно так, как интонировал бы хорошо учившийся в школе герой сериала «Слово пацана».
Про возраст героев уже написано много. Посмеялись все — кто во что горазд.
Поэтому я смеяться не стану, а совершенно без стеба просто попробую показать, что получилось в результате такой «пустячной перестановки мест слагаемых».
Итак, Онегину в момент первой встречи с Татьяной лет 25 – 26, в конце романа — не больше 28. Татьяне, соответственно, 16 и 18, и у нее это — первая любовь.
Написала 16‑летняя девочка неосторожное объяснение в любви, ждала ответа аж два дня — а ответа все не было, и вдруг:
Вдруг топот!.. кровь ее застыла.
Вот ближе! скачут… и на двор
Евгений!
«Ах!» — и легче тени
Татьяна прыг в другие сени,
С крыльца на двор, и прямо
в сад,
Летит, летит; взглянуть назад
Не смеет; мигом обежала
Куртины, мостики, лужок,
Аллею к озеру, лесок,
Кусты сирен переломала,
По цветникам летя к ручью
И задыхаясь, на скамью
Упала…
Вы только вдумайтесь, как далеко этот 16‑летний олененок ускакал от страха и стыда. А теперь представьте даму в летах из нового фильма — вот так вот убегающую от своего избранника…
Смешно? Вот и мне тоже.
И, кстати, я так и не поняла, за что вдруг столь внезапно влюбился киношный Онегин в эту ничуть не изменившуюся Татьяну? За то, что платья стали подороже? Или, в самом деле, как она и предположила, «не потому ль, что мой позор // Теперь бы всеми был замечен // И мог бы в обществе принесть Вам соблазнительную честь»?
Вот, право, я всякий раз думаю: чем руководствуются люди, своевольно меняя текст, написанный великим человеком? Неужели не видят, как глупо начинает выглядеть очень взрослая артистка, пишущая немолодому мужчине пылкое девичье объяснение? А потом выскочившая замуж не от разрушенности чувств, а от перезрелости?
Да и Онегин, не так давно убивший приятеля из‑за пустячной ссоры, и, между прочим, близкий — с юности — друг мужа Татьяны, теперь, похоже, угорел от любовного жара не потому, что деревенская девочка разительно преобразилась, а просто потому, что некогда влюбленная в него зрелая женщина вообще посмела выйти замуж.
«Я не хотел снимать кино про подростков. Потому что сегодня 17‑летние и 26‑летние — довольно инфантильные люди, которые еще не устали от жизни», — заявляет режиссер.
Вот мне лично все равно, про любовь каких людей Сарику Андреасяну интересно снимать кино. Мне не все равно, что в его интерпретации пушкинские герои начинают выглядеть надутыми идиотами и жеманными мещанками.
Мне не все равно, что на лице Онегина вечно скучающая маска, какую обычно надевают тогда, когда актеру больше нечего играть. А играть там актерам и правда нечего. За них все старательно проговаривает Рассказчик.
Когда мне было 25 (и я была уже молодой мамашей), мне всерьез казалось, что 35 лет — это очень много и что в этом возрасте для женщины «все кончено».
Если уж даже я нынешняя смотрю с недоумением на пожилого мужика в морщинах и даму, которой положено бы уже собственных дочек на выданье иметь, то страшно представить себе, кем покажутся нынешним школьникам эти Евгений и Татьяна. Пенсионерами, вздумавшими закрутить любовь?
Те же самые школьники, чтобы не читать толстенный кирпич под названием «Анна Каренина», где им уже половина слов непонятна, обычно смотрят фильм: это быстрее и удобнее, и содержание худо-бедно будешь знать. Раньше наш смотрели, с Татьяной Самойловой, теперь, скорее всего, смотрят аглицкий мюзикл с Кирой Найтли. И дальше живут в полном убеждении, что Вронский — это кудрявый беленький барашек, а Каренина — миленькая горничная, которую все обижают.
Не знаю, помнят ли современные молодые люди бородатый анекдот:
— Как тебе Карузо?
— Не понравился.
— А ты что, его слушал?
— Нет, мне Рабинович напел.
Мне этот анекдот не давал покоя все 140 с лишним минут просмотра нового фильма «Онегин». Потому что вся его концепция к этому и сводится — к пересказу сюжета для двоечников, своими словами. Словами пошлыми и унылыми, невыносимо скучными и пресными. Какими Рабинович смог — такими и напел.
Вот уж правда: опошлить в этом мире можно все. И этой пошлости многие уже не замечают и искренне называют фильм «добротной экранизацией»…
Говорят, школьникам то ли рекомендовано, то ли приказано посмотреть «Онегина». Куда им теперь деться, беднягам? Посмотрят школьники, что им режиссер Андреасян с писателем Гравицким напели. И будут верить, что эта длинная байка про пожилых тетку и дядьку — и есть великий русский роман.
Но не в стихах.
А я зато знаю, что в этом фильме может понравиться и пионерам, и пенсионерам. Красивая дворянская жизнь. Много-много балов и платьев, богатые поместья — даже у бесприданниц Татьяны Дмитриевны и Ольги Дмитриевны Лариных, не говоря уж про Онегина, «наследника всех своих родных», живущего едва ли не в царской резиденции!
И так эта красивая жизнь в фильме обсмакована, что пронзает внезапная догадка: да ведь именно ради «красивой жизни» эта вся тяжеловесная вампука и возникла. Больше — ни из‑за чего.
Ибо Пушкин создателям фильма только мешает.
Тому, кто напел нам вместо Карузо, все пропетое кажется нормальным потому, что у него слуха и голоса нет. А что у кого‑то слух есть, певца совершенно не волнует.
«Не стреляйте в пианиста, он играет, как умеет!».
