Про его кино я не раз писала, и переписывать тут нечего, - только публиковать написанное прежде - к его 90-летию, когда он был еще жив.
Но вспомнилось и то, как он много лет был руководителем ТО на Ленфильме и руководителем Отделения Союза кинематографистов.
Он был дядька совсем не простой.
На Ленфильме все со всеми водили дружбы - по интересам или просто так, складывались такие как бы группировки, потом распадались и "перескладывались".
Все знали - кто с кем.
Мельников в эти группировки никогда не входил и вокруг себя их не создавал. Был сам по себе.
Когда с поста худрука 1 Творческого Объединения студии ушёл И.Е. Хейфиц, все ждали, что худруком назначат Авербаха (и сам Хейфиц рекомендовал), но Авербаха не назначили.
Назначили Мельникова. Для Ильи это было ударом.
Сторонники Авербаха против Мельникова ничего не имели, но они были сторонники Авербаха, были очень злы из-за Ильи, и приняли Мельникова не в штыки, но и не очень радостно. Мы с Павловым были как раз из "бухтящих".
Вячеславич это знал. И вообще, знал поименно всех, кто бухтел. И тоже - не сказать, что был настроен к своим противникам очень лояльно. С тем же Юркой моим, тогдашним председателем Клуба творческой молодежи Ленфильма, настроенным весьма "проавербаховски", отношения складывались напряженные.
Но Мельников трогать никого не стал, хотя и мог.
Вообще, я сейчас поискала в интернете о структурном делении Ленфильма советской поры, и ничего не нашла. Славная история Творческих Объединений Ленфильма практически канула в Лету, сегодня живы буквально единицы людей, которые помнят эту структуру и понимают её смысл.
Не станет нас - перестанут понимать и вообще забудут.
Но я про Мельникова.
Противники помощнее стали постепенно отпочковываться от 1 объединения в самостоятельные объединения. Я, спустя много лет, уверена, что они поступили правильно. Так, одно за другим, образовались объединения "Троицкий мост" Масленникова, "Мастерская первого фильма" Германа, а затем и "Кадр" Арановича.
Мельников в ту пору был очень успешный режиссер и очень опытный администратор. И сумел тогда сохранить объединение и его внутренние связи. Он сумел перетерпеть косые взгляды и ни с кем не поссорился.
Просто тогда, во-первых, у всех был один общий враг - директор студии, и это было существенно. А, во-вторых, при всех внутристудийных интригах и прочей подковерной жизни, на Ленфильме ценили прежде всего кино, а не личные качества. А кино у Мельникова было безупречное.
Уже много позже, пережив "трудные времена" с разным количеством потерь и приобретений, пережив взаимные склоки и обвинения (совсем небеспочвенные), все выжившие крупные ленфильмовцы, насмерть перессорившись между собой, с Мельниковым сохранили хорошие отношения.
И в один прекрасный день еще тех, старых времен, мы с Юркой обнаружили, что нежно любим этого старого человека и пользуемся его взаимностью. Все старые разборки и склоки забылись, а то важное и дорогое, что нас с ним связывало - осталось.
Остались навеки любимые фильмы, остались те волшебные мгновения из этих фильмов, которые сразу встают перед глазами, стоит только мысленно произнести это имя: Виталий Вячеславович.
СЧИТАТЬ ГЛАЗКОВЫМ СОГЛАСНО МАНДАТА
Боже, как же я смеялась, когда впервые смотрела его фильм «Начальник Чукотки»!
Слова, отпечатанные на машинке Михаилом Кононовым «считать меня товарищем Глазковым согласно мандата» заставляли просто рыдать от хохота.
Но прошло 50 лет, и оказалось, что ничего дикого тут нет, и что «считать гением согласно мандата» вполне можно. Раз мандат выдан – значит, гений. Вон, и печать стоит…
Режиссер Виталий Мельников – человек «непубличный».
Как, в общем, и герои его картин.
Фильмов, где о «незаметных героях России», и о самой России (которая, как известно, простирается значительно дальше Садового кольца в Москве и Невского проспекта в Питере) сказано много такого важного и такого тонкого, как мало в чьих кинолентах.
Про каждого из его героев непременно вспоминается какое-то одно удивительное мгновение, которое врезалось в память на всю жизнь…
… Он шёл стремительно и косолапо, постоянно забегая вперед, жестикулируя, что-то рассказывая с напором, и все заглядывал и заглядывал в глаза высокомерному пацану, который совсем недавно стал его сыном…
… Он смеялся и плакал, обнимал своих детей, опять смеялся и плакал, и все никак не мог с ними наговориться…
… Она гордо шла по дороге, аккуратно неся узелок с едой, улыбалась и здоровалась направо и налево, и все видели: она несет обед мужу…
… Она стояла в дверном проеме, молча, долго-долго, а на лице ее, живя необъяснимой самостоятельной жизнью, таяла счастливая улыбка, как-то постепенно превращаясь в маску горькой безысходности…
Этот перечень можно было бы продолжать до бесконечности, потому что в своих фильмах режиссер Виталий Мельников едва ли не каждому актеру дарил подобные мгновения, и потом эти мгновения навек становились визитной карточкой великих актеров. Это, конечно же были не только Олег Ефремов в ленте «Мама вышла замуж», Евгений Леонов в «Старшем сыне», Людмила Зайцева в «Здравствуй и прощай» и Светлана Крючкова в «Женитьбе»…
Наталья Гундарева и Юрий Богатырев, Олег Борисов и Люсьена Овчинникова, Михаил Кононов и Олег Даль, Сергей Шакуров и Николай Волков, Станислав Любшин и Нина Усатова, впрочем, и этот список неполон, потому что герои Мельникова – это и те, вокруг кого выстраиваются центральные сюжетные коллизии фильмов, и те, кто, находясь как бы на обочине сюжета, обязательно вырываются на первый план со своими драмами и проблемами, с радостями и бедами. В картинах Мельникова нередко эпизодическая роль стоит иной центральной. В его лентах начинались самые фантастические актерские карьеры, и начинались, порой, именно с таких вот эпизодов, запоминавшихся каждому на всю жизнь.
Собственно, к героям Мельникова кто-то давным-давно прилепил это «достоевское» определение: «маленький человек». Никто не возразил, так оно и осталось. Ну, пусть – маленький. И драмы у него пусть маленькие. Из тех, про которые не пишут в газетах. Из тех, которые на глобальном общечеловеческом фоне могут выглядеть смешно и нелепо. Этому, Мельников, кажется, тоже никогда не сопротивлялся. Подчас на этом даже и настаивал: да, смешно и нелепо. Но человеку-то от этого не легче, правда?
Вообще, если начать лапидарно пересказывать судьбы мельниковских героев, интересная вещь может получиться. В самом деле, казалось бы: о чем там разговаривать? Ну, красивую барышню из старинной жизни запутал в свои сети известный светский бонвиван, знаменитый вельможа. Запутал и погубил. А потом мучился, пил, бился головой об стену, но сделанного не воротишь.
Средних лет стеснительный мужчина, задумав жениться, посватался к совершенно незнакомой купеческой дочке. Посватался просто потому, что его, чуть ли не силком, притащил к невесте разбитной приятель. А когда понял, что всерьез влюбился, за пять минут до свадьбы взял да и сиганул в окошко и был таков.
Крепкий, хозяйственный, самостоятельный мужик с радостью узнал, что его любимая жена вскорости одарит его наследником. И так он этим озаботился, так начал жену свою – любимую, напомню, – оберегать от жизни и людей, что чуть через тиранство свое не лишился супруги.
Милиционер был такой честный и правильный, что когда бывший муж пылко любимой им женщины потребовал не разрушать многодетную семью, сам, не спросясь у возлюбленной, взял да и отказался от собственного оглушительного счастья.
Как-то глупо люди поступают… И совершенно неважно, что история княжны Таракановой и графа Алексея Орлова – известный исторический факт, а прыжок чиновника Подколесина в окошко без малого 200 лет назад выдумал писатель Гоголь, а сюжеты про Ксению, любимую жену Федора и про деревенского участкового сочинили Татьяна Калецкая и Виктор Мережко. Наполнил их «неправильные», «дурацкие» поступки полновесной жизненной, человеческой мотивацией, объяснил и оправдал именно он – режиссер Виталий Мельников. Прежде всего потому, что эти нелогичные, странные, дурацкие по обывательским меркам поступки – как раз то, что привлекает Мельникова, то, что ему лично кажется совершенно понятным, объяснимым, человечески близким.
Через всю свою профессиональную биографию Мельников сумел пронести собственную «творческую тему» – вещь, которая не удавалась практически никому из мастеров, проживших в кинематографе несколько радикальных смен эпох – 60-е с их «оттепелью», 70-е – с их «неоконсерватизмом» и тихой интеллигентской оппозиционностью, 80-е – с их ломкой всего и вся, 90-е с их иллюзиями и разочарованиями, начало нового века – с его прагматизмом, цинизмом, отсутствием интереса к кино как к искусству. Эта творческая тема – судьба «маленького человека».
То, что в советскую эпоху именовали «мелкотемьем», «бытовухой», и что на самом деле было почти космическим пластом обыденной жизни миллионов людей, которые жили не от режима к режиму и не от эпохи к эпохе, а от рождения одного ребенка до рождения другого, от танцплощадки до свадьбы, от покупки серванта до покупки телевизора. И неважно, что «начальник Чукотки» жил в 20-е, «мама вышла замуж» в 60-е, вампиловский «старший сын» куролесил в семье Сарафановых в 70-е, Виктор Зилов взял свой «отпуск в сентябре» в 80-е, а Чича пел на свадьбах и похоронах в 90-е.
Мало того, когда «маленькие люди», не «творящие историю» перестали пользоваться благосклонностью кинематографической власти, Мельников заставил такого человека изучать историю («Две строчки мелким шрифтом»), а когда и этот путь стал заказан, то возникло непаханое поле российской литературной классики и истории – Агафья Тихоновна и Подколесин («Женитьба»), княжна Тараканова (Царская охота»), царевич Алексей с его мечтой о частной жизни. Начало нового века не заставило Мельникова изменить вечному пристрастию: трое обычных стариков («Луной был полон сад»).
В самом деле, если копнуть его знаменитую историческую трилогию – она тоже окажется цепочкой драматических судеб «маленьких» людей в большой политике и истории. И эти его герои – Княжна Тараканова, царевич Алексей, даже один из самых радикальных российских реформаторов Павел I – по внутреннему ощущению Мельникова – все те же российские «бедные люди», к которым как нельзя больше подходит определение из старого американского кино: «Маленький большой человек», которые, с точки зрения Мельникова становятся жертвами и заложниками своих человеческих проявлений, доверия к близким, прежде всего.
Доверия, каждому из них стоившего жизни. И что самое главное, как бы драматичны ни были события, происходящие в мельниковских картинах, фильмы эти всегда полны тонких жанровых наблюдений, юмора, остроумных бытовых зарисовок.
Насколько это соответствует документальной истории для Мельникова не суть важно. Он рассказывает про СВОИХ героев. Сколь бы известны или сколь бы анонимны они ни были.
И потому в его фильмах про этих людей смотреть интересно всё. Как они едят. Как ссорятся, как выясняют отношения и как плачут. Интересно, во что они одеты, и какая у них зарплата.
Сегодня, когда про человека никому и ничто не интересно, когда вариантов осталось практически два: как добыть денег и как ловчее убить, фильмы и герои Виталия Мельникова – вчерашние ли, сегодняшние ли – это та самая вечная «энциклопедия русской жизни», которая останется с нами навсегда. И если когда-нибудь мы начнем забывать, что мы все – просто люди, у которых болит голова и капризничают дети, мы снимем с полки диск с фильмом – купленным или списанным с телевизора – и нам напомнят и про то, как мама вышла замуж, и про отпуск в сентябре, и еще про многое-много другое, из чего, собственно, и складывается человеческая – настоящая – жизнь, да и само это маленькое-большое понятие: человек.
Зритель мельниковские фильмы всегда любил. Не так, чтобы сносить кассы кинотеатров, а так, чтобы по сто раз смотреть, как Людмила Зайцева приносит Олегу Ефремову завтрак в узелке, как Наталья Гундарева «отпускает на волю» не желающего жениться Виктора Павлова («Здравствуй и прощай»); зритель знает наизусть реплики Михаила Кононова и Алексея Грибова из «Начальника Чукотки»; обливается слезами, когда Евгений Леонов кричит Николаю Караченцову «Ты мой любимый старший сын!». Зритель, часто человек такой же простой, как герои этих лент, и имени-то режиссера не знает, но любит его, и любит всерьез, надолго, на всю жизнь.
В профессиональном кругу у Мельникова сложилась заслуженная репутация «актерского режиссера». Среди тех, с кем он много и плодотворно работал, были выдающиеся мастера кино. Но сегодня мало кто из них жив. Нет Олега Борисова, Юрия Богатырева и Алексея Грибова, Евгения Леонова и Владислава Стржельчика, Олега Ефремова и Люсьены Овчинниковой, Олега Даля и Николая Еременко, Натальи Гундаревой и Виктора Павлова, Льва Дурова и Олега Янковского.
Разумеется, и сегодня есть кому рассказать о мастере – это и Светлана Крючкова, и Михаил Боярский, и Сергей Шакуров, Станислав Любшин и Ирина Купченко, и Николай Бурляев, и Виктор Сухоруков. Не говоря уж о младшем поколении – Кирилле Плетневе и Светлане Ивановой. Но, как ни удивительно, самый актерский из ныне здравствующих режиссеров старшего поколения вряд ли может быть более или менее полно «раскрыт» даже самыми интеллектуальными актерами, работавшими с ним. Все дело в том, что «метод» работы Мельникова с актером на диво тих и ненавязчив. Он создает ситуацию, при которой у большинства актеров складывается устойчивое впечатление, будто Виталий Вячеславович принимал и использовал их «домашние заготовки», «внутренние наработки», а его режиссерская корректировка этих заготовок и наработок – как раз и есть его «метод». При том, что на самом деле, по множеству свидетельств, Мельников всегда аккуратно, но упорно пододвигал актера к той концепции характера, к тому видению эпизода, которые были нужны режиссеру, но при этом берег в актерском сознании иллюзию, будто артисты все придумали и нашли сами.
Думается, если смонтировать этакий монолог из ключевых сцен и реплик мельниковских фильмов, то получится потрясающий рассказ о жизни и о любви, о предательстве и чести, обычном человеческом счастье и горькой человеческой тоске. Мало того, станет очевидно, как изначально оптимистическое, жизнерадостное мироощущение кинематографа Мельникова «раннего периода» постепенно сменяется горечью и опустошенностью («Женитьба», «Отпуск в сентябре», историческая трилогия). И даже комедии («Чича») и комедийные мелодрамы («Луной был полон сад») не возвращают в мир мельниковских героев былого радостного убеждения: все наладится! Я убеждена, что этот эффект возникает в каждом его фильме сам собой, как и многие другие мотивы, которые, быть может, даже не были запланированы в проекте. Наверное, он просто не умеет делать фильмы про то, во что не верит сам.
А если включить в этот фильм документальные кадры хроники тех времен, когда Мельников жил на родине (военные годы), поступал во ВГИК (1946) и т.д. и т.п, то сам собою возникнет тот художественный образ, который безусловно важен в биографии этого мастера: он никогда не жил «поперек времени» (как, скажем, Тарковский); он никогда (во всяком случае, творчески) не «пристраивался» к временам (как большинство его современников); он просто жил во времени, но чуть отстраненно.
Он никогда не был «в моде», в «обойме», даже когда занимал важные кинематографические посты; но он и никогда не выпадал из кинопроцесса, даже когда из него надолго выпали почти все режиссеры поколения Мельникова.
Он художник, который буквально создан для того, чтобы сострадать человеку.
Возможно, последний на сегодня. Возможно, уже единственный.
Но пока он есть, мы все знаем, что нас хоть кому-то жаль.
