Большинство россиян чувствуют себя счастливыми, когда они здоровы, их окружают члены семьи и есть минимально необходимый доход. В пандемию резко выросла ценность здоровья, а в последние месяцы в качестве важнейшего блага люди все чаще называли мир. О том, кому доверяют жители страны, «Парламентской газете» рассказал Валерий Федоров — генеральный директор Всероссийского центра изучения общественного мнения. Эта крупнейшая и первая в стране организация, профессионально занимающаяся изучением общественного мнения, была образована 35 лет назад — 7 декабря 1987 года.
- Валерий Валерьевич, почему такая структура, как в ВЦИОМ, появилась лишь в конце 80-х годов? Как раньше власти обходились без нее?
- Главной предпосылкой к созданию ВЦИОМ было открытие методов научного изучения общественного мнения. Это произошло в 1930-х годах прошлого века в США, после чего в течение короткого времени во всех основных странах Запада начали изучать общественное мнение на научной основе. Появились специализированные институты, данные начали вводить в широкий оборот, о них стали писать газеты, их комментировали аналитики и принимали во внимание политики.
А у нас ничего этого не было. КПСС считала, что учение Маркса всесильно, потому что оно верно, и спрашивать людей о том, что они думают, партия не собиралась. Ведь был очень высок риск того, что думают люди совсем не то, что им предписано. И вообще социология тогда считалась буржуазной лженаукой.
Движение за проведение исследований общественного мнения началось в 50-х годах. Одним из его энтузиастов был Борис Грушин, который даже умудрился в 60-х создать в редакции «Комсомольской правды» целый отдел, который занимался изучением общественного мнения. Отдел проработал семь лет и был закрыт после наступления очередных «идеологических заморозков».
Но борьба не прекращалась, и в 1983 году ЦК КПСС даже принял решение о создании ВЦИОМ. Увы, оно не было реализовано еще четыре долгих года! И только в 1987 году борьба Грушина и его соратников увенчалась успехом. По предложению Бориса Андреевича первым руководителем центра стала Татьяна Заславская — известный академик-экономист из Новосибирска.
- Насколько социология того времени была объективной?
- Здесь важно не путать социологию и опросы общественного мнения, поскольку опрос — это метод, которым пользуются отнюдь не только социологи, но и медики, статистики, политологи и так далее. Социология же — наука об обществе и общностях, группах людей. Мы для социологии создаем эмпирическую базу, а уж как ее использовать — дело коллег.
В нашей стране социология существовала, так сказать, в прерывистом, дискретном режиме: зародившись в конце XIX века, она в 1920-е годы прервалась — всех живущих социологов выслали на «философских пароходах». В результате, к примеру, замечательный Питирим Сорокин стал славой американской социологии…
С конца 1950-х годов началось движение за реабилитацию социологии. Все это происходило в борениях, приходилось доказывать, что это не буржуазная лженаука — она может быть полезна при построении социалистического общества. Сейчас все эти дискуссии выглядят смешно, но тогда это была серьезная идеологическая борьба! И ее не мытьем, так катаньем удалось выиграть.
Сначала советская социология была наукой в основном спекулятивной — до эмпирических исследований ее не допускали, боялись. Но постепенно такие исследования стали проводить. В числе первопроходцев — Борис Грушин. Сформировалось со временем целое течение «заводской социологии», нацеленное на изучение проблематики трудовых коллективов советской индустрии. В 1979 году стартовал «Таганрогский проект», посвященный изучению медиасферы советского провинциального города: как люди потребляли, интерпретировали и транслировали информацию…
Но только в конце 1980-х опросы в СССР получили прочную легитимную основу. Был создан ВЦИОМ, который стал проводить первые исследования, а с 1989-го и по сей день делает это регулярно и постоянно. Тогда мы были первыми и единственными. А сегодня в России социологическими и маркетинговыми исследованиями занимаются уже примерно 600 организаций! Появилась целая отрасль, которая зарабатывает в год более 20 миллиардов рублей.
- Как изменились методы работы исследователей?
- Если говорить о количественных исследованиях, то неизменным остается подход Джорджа Гэллапа — выборочные опросы, в ходе которых мы опрашиваем небольшую часть от генеральной совокупности. Главное — мы знаем, как выбрать тех, кто нам позволит понять мнение всех. Тут есть строгие правила, выдерживать их непросто, но мы это делаем.
Во времена Гэллапа опросы носили личный и очный характер: интервьюеры ходили по домам американцев и просили им уделить свое время. Мы в конце 1980-х тоже с этого начинали. Примерно с 2008—2009 годов начинается переход от очных интервью — к телефонным. Пандемия придала этому процессу мощнейший импульс. Поэтому сейчас главный метод — телефонный.
Впереди же маячит очередная методологическая революция — переход на опросы в интернете. Сегодня они занимают меньше 10% от всех наших опросов, но их доля начинает расти. Думаю, лет через пять онлайн-опросы станут основным методом, вытеснив телефонные.
А в более отдаленном будущем, вполне возможно, появятся «опросы без опросов». Мы будем получать информацию о поведении людей, фиксируя некоторые внешние признаки. Это технологии bigdata, нейрометоды, датчики и так далее. Все крупные компании уже сейчас «держат нос по ветру», экспериментируют, все хотят войти в прекрасный новый мир безопросных методов. Но пока это больше мечта, чем конкретный план.
- Как можно оценить доверие россиян к тем, кто проводит опрос? Говорят, сейчас лишь каждый десятый соглашается отвечать на вопросы.
- Каждый год в октябре-ноябре, накануне Дня социолога (он проходит 14 ноября), мы спрашиваем у людей, доверяют ли они результатам опросов, которые публикуются. В этом году данные такие: 70 процентов полностью или частично доверяют, остальные — нет либо затрудняются ответить. Основная часть доверяет условно, из разряда «доверяй, но проверяй». То есть, в принципе, доверие есть, но оно не абсолютное.
Чтобы повысить доверие, мы идем по пути открытости и просвещения: рассказываем и показываем, как проводятся опросы, в каких случаях им можно доверять, а в каких лучше их проверить и как это сделать. С каждым нашим опросом мы публикуем массив данных, чтобы все желающие могли удостовериться, что такой опрос был.
Нас часто критикуют, что мы опрашиваем «трех калек», а ни один «нормальный человек» нам якобы бы не отвечает. Это, конечно, не так. Ежедневно мы публикуем данные о достижимости, позволяющие увидеть, какой процент людей нам отвечает, а какой нет. Этот процент зависит от типа опроса, от темы и от его длительности. Обычно меньше десяти процентов от тех, кому мы позвонили, соглашаются пройти интервью — и действительно проходят его до конца. Но причины отказов в подавляющем большинстве случаев никак не связаны с политикой и убеждениями людей.
- Существует ли возможность оценить, правду ли говорят люди, или то, что считают правильным?
- Есть, и самые простые способы тут хорошо известны — это паяльник и утюг! Но мы используем более изощренные методы: задаем косвенные, проективные вопросы. Так как работаем мы уже 35 лет, то хорошо знаем, какие темы ставят людей в тупик, заставляют их молчать или лукавить. По таким темам вопросы «в лоб» не задаем, а делаем это косвенным образом.
Например, наркотики. Когда спрашиваем, употреблял ли когда-нибудь человек наркотики, то меньше одного процента говорят, что да, когда-то было. А если спросим, есть ли у вас знакомые, кто этим делом балуется, то доля положительных ответов возрастает минимум в восемь раз. Это так называемый «проективный» вопрос. Отвечая на него, человек фактически говорит про себя, а не про других. Ему сложно признать, что он принимал наркотики, поскольку это социально неодобряемое поведение. Но, отвечая про других, он дает нам более реальную информацию.
- Есть опросы, которые ВЦИОМ проводит регулярно много лет. Какие интересные тенденции можно отметить?
- Мой самый любимый — опрос про счастье. С 1991 года дважды в год мы спрашиваем россиян, счастливы они или нет. В 90-е годы со счастьем все было совсем плохо, но постепенно с завершением самых травматичных реформ и по мере упорядочивания жизни, роста понимания, как теперь все работает, доля счастливых стала расти. Максимума она достигла в 2010-е годы.
С тех пор было немало скачков вверх или вниз, они связаны обычно с экономическими кризисами. Но в целом мы находимся на плато: больше 80 процентов россиян последние лет десять нам регулярно отвечают, что они счастливы.
Каждый раз, когда мы это публикуем, на нас выливаются ушаты грязи: «этого не может быть, потому что не может быть никогда!» и «вы все врете!». А ларчик открывается просто: нужно знать, что люди понимают под счастьем. Первая составляющая счастья по-русски — здоровье. Здоров — значит, уже минимум на треть счастлив. Второе — минимально необходимые доходы для жизни. И третье — это семья. Если эти три фактора есть, то человек уже готов считать себя счастливым.
А меньше всего счастливы те, кто больше вовлечен в политическую повестку дня, читает/смотрит оппозиционные издания и недоволен работой Путина. В этой группе уровень несчастья самый большой. Так что если хотите быть счастливым — помните совет профессора Преображенского: «Не читайте советских газет!». И возделывайте свой сад…
- Как менялись интересы и ценности россиян за последние 35 лет?
- Тут у нас все хорошо коррелирует с пирамидой Маслоу: чем хуже жизнь, тем проще с ценностями. Если у вас на дворе «лихие девяностые», нет никаких законов и правил, не работают полиция и суд, могут убить ни за что ни про что, — главными ценностями, естественно, становятся физическое выживание и безопасность. Ну еще семья как убежище и спасение.
Если жизнь постепенно стабилизировалась, стала более или менее понятной и предсказуемой, наладилась в экономическом плане — актуализируются ценности более высокого уровня. Сначала это происходит с потреблением. Затем с образованием как ключом к жизненному успеху.
Если стабильность становится константой, обычным фоном, а резких и глубоких провалов в экономическом плане не происходит либо они компенсируются поддержкой государства — то получают возможность вызреть и проявиться ценности творчества, самореализации.
Из специальных вещей: ценность здоровья сильно актуализировалась в период пандемии, а сейчас понятным образом резко вверх пошла ценность мира.
- Как менялось доверие к политикам и социальным институтам? Кому сегодня больше всего доверяют россияне?
- В девяностые годы наша современная политическая система только строилась. Лидеров было много, они быстро появлялись, достигали культового статуса, а затем так же быстро «сгорали». Вспомнить хотя бы генерала Лебедя! Это было время быстрых и ярких карьер. Но последние два десятилетия система стабилизировалась, революционных изменений больше нет, обновления носят весьма ограниченный характер. Повысились управляемость и предсказуемость. Большинству избирателей это нравится.
Сегодня наша политическая система стала моноцентрической, в ее центре находится Владимир Путин, а вокруг него, как планеты вокруг Солнца, движутся другие политики. Их совсем немного, это ключевые члены Правительства и лидеры парламентских партий. Список весьма стабилен: Шойгу, Лавров, Зюганов… Кто-то его покидает, как Жириновский. Кто-то добавляется — как Мишустин, Слуцкий, Нечаев. Это происходит редко и чаще всего по естественным причинам (смерть, болезнь, пенсия).
В списке главных политических институтов тоже все стабильно: лидируют президент, армия, правительство и губернаторы. Из негосударственных — церковь. Остальные институты маловажны и маловлиятельны, а значит, не пользуются и доверием граждан. Их рейтинги меняются не в зависимости от их собственных действий, а скорее от общей ситуации в стране: стало в целом хуже — их рейтинги пошли вниз, стало в целом лучше — и рейтинг подрос. Они не акторы первого ряда, скорее статисты.
- Какие опросы ВЦИОМ проводил и проводит в связи со специальной военной операцией?
- Ситуацию вокруг СВО мы мониторим в ежедневном режиме. Главное, что нужно понимать: в первые дни после 24 февраля мы впали в полную растерянность. Однако в течение примерно трех недель ситуация для людей прояснилась, стало понятно, кто свои, а кто чужие. Тут надо поблагодарить в первую очередь Запад, быстро принявший максимально жесткие санкции с целью буквально «отменить» Россию, изолировать ее от мира, разорвать нашу экономику в клочья. Именно санкции и военная поддержка Западом Украины повлияли на самоопределение россиян. Сформировалась широкая общественно-политическая коалиция вокруг президента и его решения по СВО.
Эта коалиция сохраняется, несмотря на все последующие тяжелые испытания, включая потерю крейсера «Москва», сдачу острова Змеиный, Харьковщины, Херсона, частичную мобилизацию. Порох в пороховницах еще есть, и большинство россиян по-прежнему считают: СВО нужно продолжать, пока не добьемся значимых результатов. Причем эта точка зрения доминирует во всех возрастных категориях. Но чем старше респондент, тем более она выражена.
- Можно ли на основе опросов прогнозировать настроение людей в будущем?
- В целом опросы говорят не столько про будущее, сколько про прошлое. Когда мы спрашиваем человека о том, что его непосредственно не касается, то есть выходим за рамки узкого круга повседневных тем, становится понятно: он об этом размышляет редко, чаще всего не имеет устойчивых взглядов и мнений, полагается на информацию СМИ и соцсетей либо суждения авторитетных людей из числа знакомых. То есть его мнение вторично, реактивно, неустойчиво. И еще оно запаздывает: нужно время, чтобы информация из новостей отложилась в сознании.
Так что мы чаще всего имеем дело с «послевкусием», а не с прогнозом. Использовать это в качестве исходного материала для предсказаний можно, но сложно — для этого нужны специальные аналитические и экспертные инструменты. Некоторые из них у нас есть — например, у нас неплохо получается предсказывать результаты выборов. Но в целом задача прогнозирования очень сложна, требует уникальных методик и высококвалифицированных специалистов, которые всегда в дефиците.
