Источник: Наука. Вера. Культура
фото: http://bditelnost.info/2016/02/04/narodnaya-diplomatiya-vyipustit-knigu-klassika-polskoy-politiki-romana-dmovskogo/
Украинский вопрос привлекал постоянное и весьма пристальное внимание польских политиков и публицистов, включая крупнейших представителей польской политической жизни начала ХХ века. Один из наиболее известных польских политиков и мыслителей конца XIX – первой трети ХХ века, уроженец Царства Польского и многолетний лидер польских национальных демократов (эндеков) Роман Дмовский (1864-1939 гг.) удачно, хотя и несколько парадоксально совмещал в своем творческом наследии как идеи польского национализма, так и способность к всестороннему, трезвому и объективному анализу, выгодно отличаясь в этом отношении от большинства представителей польской политической элиты. Примечательно, что даже идейные оппоненты Дмовского – причем, не только в прошлом, но и в настоящее время – признавали верными многие политические прогнозы лидера польской национальной демократии, отдавая дань его проницательности и реализму. Так, известный современный польский общественный деятель, публицист и убежденный либерал А. Михник, характеризуя идеологию эндеков как «отраву польской культурной идентичности», (Борисенок 2013: 102) отмечал верность многих прогнозов Дмовского в области перспектив нациестроительства в Восточной Европе в межвоенный период (Борисенок 2013: 102-103).
Реализм Дмовского – в сравнении с прочими современными ему польскими политиками – проявился и в его мыслях о границах будущего польского государства еще до возрождения независимой Польши. Хотя Дмовский полагал, что «будущее польское государство имеет право выйти за пределы польских этнографических границ в мере, необходимой для соответствия ценностям исторической Польши», (Dmowski 1926: 17) он, тем не менее, считал идею восстановления Речи Посполитой в границах 1772 г. небезопасной иллюзией.
Большое внимание в своей политической публицистике межвоенного периода Дмовский уделял украинскому вопросу, что объяснялось как ростом украинского национального движения в Восточной Галиции, вошедшей в состав Второй Речи Посполитой, так и образованием украинской советской государственности в виде УССР в рамках СССР и проводившейся там в 1920-е годы политикой «украинизации». Эти обстоятельства, а также многочисленность населения, говорившего «на малорусском языке» и большая площадь занимаемой этим населением территории привели Дмовского к выводу о колоссальной важности украинского вопроса в польской внешней и внутренней политике (Dmowski 1931: 229).
Прогнозы Дмовского в отношении перспектив украинской государственности оказались хирургически точными, предсказав не только основные причины системных сбоев украинского нациестроительного проекта, но и такие детали, как профессиональный, моральный и даже этнический облик украинской элиты. Размышления польского политика о неразрешимых проблемах украинской государственности в известной мере касаются и других постсоветских государств.
***
Говоря об особенностях земель, населенных малороссами, Дмовский отмечает их географические масштабы и протяженность «от Подкарпатья… до черноморского побережья и земель к востоку от Полтавщины, колонизированных позже» (Dmowski 1931: 236). При этом Дмовский указывает на то обстоятельство, что «этнографическая территория малорусского языка может быть поделена на семь или восемь отдельных частей, каждая из которых имеет собственную историю… Именно это определяет глубокие духовные, культурные и политические отличия между различными ветвями населения, говорящего по-малорусски…» (Dmowski 1931: 236). Обращает на себя внимание то, что польский политик четко разделял те населенные малороссами области, которые входили в состав исторической Речи Посполитой, и те, которые развивались вне польского государственного организма.
Появление украинского вопроса в Российской и Австрийской империях Дмовский относит ко второй половине XIX века. Первоначально украинское движение на днепровской Украине, как подчеркивает польский политик, отличалось преимущественно культурной и литературной направленностью; при этом главными представителями этого направления Дмовский считает Т. Шевченко и Н. Гоголя, который, «хотя и писал на русском языке, выражал в своем творчестве дух Украины» (Dmowski 1931: 237).
Любопытно, что, в отличие от представителей украинской политической мысли и историографии, Дмовский не спешит клеймить «русский царизм» за «национальное угнетение украинского народа». Напротив, польский политический деятель обращает внимание на то, что «российские власти не препятствовали этой культурной и литературной работе, …трактуя данное движение как региональное», в то время как поляки «по понятным соображениям… стремились превратить это движение в политическое, обратив его против России. Это, – откровенно заключает Дмовский, – было совершенно логичным стремлением» (Dmowski 1931: 237). Продолжая данную мысль, польский политик прямо указывает на то, что, начиная с восстания 1863 года и заканчивая деятельностью российской Государственной Думы, где по примеру Польского кола возникла группа украинских автономистов, «постоянно имела место основанная на симпатии связь между польской политикой в Российской империи и украинским движением» (Dmowski 1931: 237). Оснований не верить в этом вопросе такому прекрасно информированному деятелю как Дмовский нет, поскольку именно он был одним из лидеров польской политики в Российской империи, являясь депутатом Государственной Думы и имея контакты с представителями других национальных меньшинств России. Между тем, Дмовский откровенно указывает на то, что именно поляки стояли у истоков трансформации украинского движения из культурно-языкового в политический проект.
В отличие от Российской империи, украинское движение в Восточной Галиции, входившей в состав Австрийской империи, по мнению Дмовского, имело иную природу, будучи с самого начала чисто политическим проектом, инициированным Веной «с целью ослабления поляков». В этой связи Дмовский приводит широко распространенную среди галицких поляков шутку о том, что «граф Стадион изобрел русинов» (Dmowski 1931: 238). Дмовский, впрочем, признает сложность этнокультурной ситуации в Восточной Галиции, отмечая, что значительная часть галицких русинов считала себя русскими и использовала в своей культурной жизни русский литературный язык, получая поддержку из России. Здесь, однако, польский политик явно преувеличивает русское влияние – в действительности никакой системной поддержки русских галичан из официальной России не было; русское общество и официальные круги имели крайне смутное представление о галицко-русском движении; если же некоторая, весьма скромная поддержка и имела место, то происходила эпизодически без какого-либо четко продуманного плана.
Более подробно о русофильском движении в Восточной Галиции Дмовский не распространяется, хотя именно противодействие галицким русофилам стало во второй половине XIX века основной причиной поддержки местного украинофильского движения Веной. Данная поддержка оказывалась не только австрийскими властями, но и польскими кругами Галиции, выражаясь в различных методах этнокультурной инженерии, направленных на отрыв галицких русинов от русской культуры и языка и на культивирование любых различий с Россией, вплоть до запрета использовать русский литературный язык и попыток введения латиницы в галицко-русскую письменность.
Особое внимание в рамках данного этнокультурного проекта уделялось формированию у местного восточнославянского населения специфической идентичности, отрицающей общерусские корни галицких русинов, что достигалось с помощью системы образования, греко-католической церкви и прессы (Шевченко 2011: 80-84). В конце XIX века в Австрии все активнее начинают говорить об «украинском» народе, населяющем как Восточную Галицию, так и южные области Российской империи. Именно с этого времени, как отмечает Дмовский, «в австрийском политическом лексиконе понятие «русины» начинает вытесняться термином «украинцы» (Dmowski 1931: 238).
Легкость, с которой политика Вены переключилась с узкого понятия «русины», традиционно употреблявшегося в Австрии для обозначения восточнославянского населения Галиции, на раскручивание значительно более широкого понятия «украинцы», Дмовский связывает с усилением позиций Германии и превращением Вены в младшего партнера Берлина. Польский политик указывает на то, что именно в немецкой политической мысли начинает активно разрабатываться «концепция нового государства – великой Украины» (Dmowski 1931: 239). По словам Дмовского, открытие в это время консульства Германии во Львове объяснялось исключительно целями политической работы с украинцами, поскольку немецкого населения в Восточной Галиции не было (Dmowski 1931: 240).
Статус Германии как мощного покровителя украинских державных устремлений объясняет гипертрофированную и болезненную германофилию профессиональных менеджеров украинского политического проекта. С приходом к власти в Германии нацистов эта болезненная германофилия приобрела откровенно неприличные формы. Так, занимающий почетное место в пантеоне украинских героев ХХ века грекокатолический монсеньор Августин Волошин, превративший Подкарпатскую Русь в составе межвоенной Чехословакии в пронацистскую «Карпатскую Украину» и стремившийся сделать Закарпатье плацдармом будущей «соборной Украины», черпал свое политическое вдохновение в практике нацистского рейха. Ориентация волошиновской Карпатской Украины была откровенно пронемецкой, а ее пресса на рубеже 1938-1939 гг. «отличалась оголтелым пронацистским тоном и сервильностью перед Берлином, часто помещая почтительно-подобострастные материалы о Гитлере и Германии, и с видимым удовольствием отмечая мощь немецкой армии и рост влияния Германии в Европе» (Шевченко 2011: 354). Ярый поклонник нацистского рейха и активная берлинская марионетка А. Волошин, самозабвенно ассистировавший Гитлеру в ликвидации послемюнхенской Чехословакии, был в 2002 г. указом тогдашнего украинского президента Л. Кучмы удостоен звания «Герой Украины» за «выдающуюся роль в утверждении украинской государственности»…
Отвечая на вопрос о том, почему именно Германия так энергично взялась за разработку украинского вопроса, Дмовский указывает на стремление Берлина использовать данный проект для реализации собственных политических и экономических интересов в Восточной Европе и для одновременного ослабления России. По мнению польского политика, украинские черноземы и месторождения угля и железной руды в Донбассе усиливали экономический потенциал России, объективно означая не только сужение российского рынка для немецкой промышленности, но и растущую экономическую конкуренцию России с Германией в Азии. Кроме того, усиление позиций Германии в Турции заставляло Берлин стремиться к ослаблению России в бассейне Черного моря (Dmowski 1931: 241). «Все эти опасности и проблемы ликвидировал смелый план создания независимой великой Украины, – подчеркивал Дмовский, объясняя причины заинтересованности Германии в создании украинского государства. – Учитывая культурную и национальную слабость украинского элемента, его неоднородность, присутствие на черноморском побережье иных этносов, не имеющих ничего общего с украинством, наличие в регионе еврейского населения и немецких колонистов (на Херсонщине и в Крыму), можно было быть уверенным в том, что новое государство окажется под мощным немецким влиянием… Независимая Украина была задумана как экономический и политический филиал Германии…» (Dmowski 1931: 241).
Полная подчиненность украинского государственного строительства интересам Берлина проявилась очень быстро. Так, В.В. Зеньковский, имевший ценный опыт «хождения в украинскую власть» в качестве министра по делам исповеданий в правительстве Украины при гетмане Скоропадском в 1918 г., писал в своих мемуарах, что истинная цель Германии заключалась «в эксплуатации Украины» и что «никто из немцев не думал серьезно о том, чтобы помочь Украине стать на свои ноги…» (Зеньковский 2011: 204).
При этом Россия без Украины, без украинского угля и железной руды, превратилась бы в государство, по мнению Дмовского, хотя и большое в территориальном отношении, но «крайне слабое экономически, не имеющее никаких перспектив социально-экономической самостоятельности и обреченное на постоянную зависимость от Германии» (Dmowski 1931: 241).
Помимо ослабления России второй важной причиной стремления Берлина к созданию независимой Украины был польский вопрос. Дмовский подчеркивал, что из всех трех стран, разделивших Речь Посполитую в конце XVIII века – Австрии, Пруссии и России – именно Берлин рассматривал польский вопрос комплексно и системно, имея в виду все населенные поляками области, а не только польские земли, вошедшие в состав Пруссии. В отличие от Австрии и России, утверждал Дмовский, «Германия не переставала опасаться возвращения польского вопроса на международную арену. Этого не скрывал Бисмарк; Бюлов же открыто заявлял, что Германия борется не только со своими поляками, а со всем польским народом» (Dmowski 1931: 242). Поскольку Германия стремилась не допустить возрождения польской государственности или, в случае невозможности этого, минимизировать размеры будущей Польши, проект «Украина» был логично избран в качестве инструмента реализации этой цели. «Создание украинского государства с границами, вклинивающимися в глубину польских земель, было самым простым способом ослабления Польши… Таким образом, – резюмировал Дмовский, – украинский план был лишь способом нанесения мощного удара одновременно и по России, и по Польше» (Dmowski 1931: 243).
Данный план, как обоснованно полагал Дмовский, был в итоге реализован – но первоначально только на бумаге. Этой бумагой стал подписанный в 1918 г. Брестский договор, заключенный между Украиной с одной стороны, и Германией, Австро-Венгрией, Турцией и Болгарией с другой стороны. «Данный договор был обречен на то, чтобы остаться на бумаге, поскольку мощная до недавнего времени Германия в тот момент была способна только подписывать бумаги. Брестский мир же остался как политическое завещание Германской империи, ожидающее своих исполнителей», (Dmowski 1931: 243) – заключал Дмовский.
После окончания Первой мировой войны, полагал Дмовский, значение украинского вопроса лишь возросло, поскольку политика Германии, направленная на максимальное ослабление возрожденной Польши, стремилась использовать для этого прежде всего «украинскую карту». Одновременно с этим, как проницательно замечает Дмовский, «благодаря углю и железной руде Донецкого бассейна, а также кавказской нефти, Украина стала предметом живого интереса со стороны европейского и американского капитала, заняв определенное место в их планах экономического и политического переустройства мира…» (Dmowski 1931: 250). Таким образом, заключает польский политик, в мире существует довольно много сил, заинтересованных в реализации «украинского проекта», при этом, по его словам, «в случае отрыва Украины от России влиятельные игроки сделали бы максимум возможного для того, чтобы дело не ограничилось созданием какого-то малого государства: только максимально большая Украина могла бы решить те проблемы, которые придали украинскому вопросу столь важное значение» (Dmowski 1931: 250).
Однако перспективы независимого украинского государства в случае его появления на политической карте Европы Дмовский оценивает мрачно и крайне скептически, подкрепляя свои мысли убийственно точными и беспощадными аргументами. «Молодые народности… вследствие недостаточного запаса тех традиций, понятий и инстинктов, которые делают из людской массы народ, а также по причине недостаточного политического и управленческого опыта, часто сталкиваются с неразрешимыми для них проблемами, вступая на путь самостоятельного государственного существования», (Dmowski 1931:251) – обоснованно замечает польский политик.
Среди проблем, с которыми была обречена столкнуться независимая Украина, польский политик в первую очередь называет ее отношения с Россией. Дмовский не без иронии замечал, что «русские продемонстрировали бы наибольшую дряхлость и беспомощность в мире, если бы легко согласились с утратой огромной территории с самыми плодородными землями, с углем и железом, обеспечивающей доступ к Черному морю…» (Dmowski 1931: 251).
Второй важной проблемой независимой Украины, по мнению Дмовского, станет «черноморское побережье, не являющееся украинским в этническом смысле, а также отношение к донским землям, к неукраинскому Крыму и даже Кавказу. Русский народ, со своими историческими традициями и с выдающимся государственным инстинктом… находил способ решать все эти вопросы. Новый украинский народ должен будет сразу отыскать свой способ справиться с этими задачами и очень быстро поймет, что это выше его сил» (Dmowski 1931: 252).
Впрочем, по словам Дмовского, найдутся лица, готовые заняться практической реализацией «украинского проекта», но здесь, пророчески замечает польский мыслитель, «начинается трагедия. Нет такой силы, которая предотвратила бы превращение оторванной от России и ставшей независимым государством Украины в прибежище аферистов всего мира, которым тесно у себя на родине: капиталистов, искателей денег, спекулянтов, интриганов и организаторов разного рода проституции, включая немцев, французов, бельгийцев, итальянцев, англичан и американцев. Им поспешили бы на помощь местные и соседи в лице русских, поляков, армян и, наконец, самых многочисленных тут евреев… Все эти элементы, – подводит мрачный итог Дмовский, – при участии самых пронырливых из украинцев… образовали бы элиту страны. Но это была бы весьма специфическая элита, ибо ни одно другое государство не могло бы похвастаться столь богатой коллекцией международных каналий…» (Dmowski 1931: 252).
Любопытно, что подобные крайне нелестные отзывы о качестве украинской политической элиты оставили и другие современники. Так, уже упомянутый В.В. Зеньковский, являвшийся министром по делам исповеданий в правительстве Украины при гетмане Скоропадском в 1918 г., писал в своих мемуарах, что «политическая психология украинских деятелей лишена реализма, трезвого и делового подхода, выдержки и хладнокровия…» (Зеньковский 2011: 80). Зеньковский особо отмечал, что мышление современной ему украинской элиты «направлялось исключительно категорией желанного и почти не считалось с категорией реализуемого… Второй чертой политической психологии украинской интеллигенции я считаю ее склонность к театральным эффектам, романтическую драпировку под старину, …любовь к красивым сценам, погоню за эффектами…» (Зеньковский 2011: 80). Данные наблюдения Зеньковского вкупе с убийственным определением украинской элиты Дмовским как «богатой коллекции международных каналий» вполне применимы и к современной Украине.
В заключении Дмовский ставит неутешительный диагноз украинской государственности, подчеркивая, что «Украина стала бы язвой на теле Европы; люди, мечтающие о культурном, здоровом и сильном украинском народе…, убедились бы в том, что вместо собственного государства они получили некое международное предприятие, а вместо здорового развития – прогрессирующий распад и гниение…» (Dmowski 1931: 252). Данная констатация Дмовского убедительно иллюстрируется тем показательным фактом, что если первыми президентами независимой Украины сразу после распада СССР были опытный партаппаратчик Кравчук и крупный советский хозяйственник Кучма, то после череды карнавальных «майданов» рулить страной уверенно взялся профессиональный хохмач и шоумен, опрокинувший возглавляемую им «державу» в пропасть.
***
Диагноз, вынесенный Дмовским будущему украинскому государству еще в 1930-е годы, оказался беспощадным и убийственно точным. Польскому политику удалось предсказать проблемы, обреченные стать роковыми для Украины, дать яркую характеристику профессиональных и личных качеств будущей украинской элиты, определив ее причудливо пестрый этнический состав и даже предсказав появление таких колоритных персонажей современной украинской политики как олигархи – губернаторы. Дмовский абсолютно верно определил и смысл отношений Украины с Россией и Западом, где, по сути, ничего не изменилось: «проект Украина» как в первой половине ХХ века, так и сейчас используется Европой и США для подрыва России и для реализации собственных политических и экономических интересов на евразийском пространстве.
Прав оказался польский политик и в том, что практическая реализация «украинского проекта» неизбежно приведет к трагедии, заключающейся в «прогрессирующем распаде и гниении». Предсказанные Дмовским «распад и гниение» украинской державы стремительно набирают силу, приобретая все более ожесточенные и кровавые формы спустя 90 лет после его прогноза.
Литература:
Борисенок 2013 – Борисенок Ю.А. На крутых поворотах белорусской истории. М.: Родина Медиа, 2013. 351 с.
Зеньковский 2011 – Зеньковский В.В. Пять месяцев у власти. М.: REGNUM, 2011. 647 с.
Шевченко 2011 – Шевченко К.В. Славянская Атлантида. Карпатская Русь и русины в XIX – первой половине XX в. М.: REGNUM, 2011. 411 с.
Dmowski 1926 – Dmowski R. Polityka polska i odbudowanie państwa. Warszawa, 1926. 312 s.
Dmowski 1931 – Dmowski R. Swiat powojenny i Polska. Wydanie drugie. Warszawa, 1931. 425 s.
.jpg)
