Тень отца

​

Сила Моя в немощи совершается.
(2 Кор. 12: 9)

Солнечный луч из окна отбрасывал на лаковый паркет затейливые тени от предметов в комнате. Нугзар отследил свою внушительную тень человека в инвалидной коляске и хмыкнул: вот, наверное, и всё, что от него осталось. Реальной пользы от него человечеству – ноль с запятой и дальше ряд нулей, покуда глаз не устанет их считать.

Поймал себя на этой мысли и, скрипнув зубами, продолжил яростно подымать самодельную гирю – двухлитровую пластмассовую бутылку из-под пива. Сам себе положил за норму утренней зарядки вот так вот ее поднимать и опускать 50 раз правой рукой и столько же левой. Из принципа. Чтобы вообще не скиснуть. Иначе путь один – в пропасть отчаяния.

Руки по очереди двигались вверх-вниз, сердце учащенно билось, преодолевая нагрузку, а мысли были далеко. Та авария десять лет назад словно зазубренным тупым топором разрубила всю его жизнь на До и После.

В той жизни Нугзар жил и действовал, как большинство убанских ребят его возраста: придя после армии, огляделся туда-сюда, устроил себе рабочее место – таксовал по мере сил и везения, потом женился на Нато. Родились у них двое детей – Саломе и Зура. Жили они с Нато тоже как все: ссорились, мирились и снова ссорились. Нугзар не терял случая сходить налево, а Нато воевала с этими фактами, как могла. Но и разводиться не хотела. Потому как многие так живут с незапамятных времен. У Нугзара были вполне себе весомые плюсы: работал, детей обожал, а что выпивал иногда и влипал в истории, так на то он и мужчина во цвете лет и сил. Святых, как известно, на этой земле нет. Сыну было три года, а дочке пять, когда выпивший Нугзар устроил аварию. Две машины сильно помял, пострадавший отделался ушибами, а Нугзар повредил позвоночник – и всё: кресло с двумя колесами стало его единственным транспортом. На всю оставшуюся жизнь, сколько уж ее там еще натикает.

В той аварии Нугзар повредил позвоночник – и инвалидное кресло стало его единственным транспортом

Оклемавшись после операции и осознав свои перспективы, Нугзар требовал себе водки, грозился убить себя, потрепал Нато немало нервов. Потом, наоборот, сник. Поначалу к нему часто заходили ребята и подбадривали, кто как мог, внушали:

– Главное – живой. Радуйся! И хуже бывает.

Один из друзей, Паата, пихнул ему книжку с житиями святых. Почитать, отключиться. Нугзар в той жизни никогда религиозностью не отличался – был, как все: заходил в церковь не чаще трех раз в год по большим праздникам, зато всегда поднимал с горячим энтузиазмом первые тосты за святого Георгия. Хотя и в этом был далеко не оригинален. Таких почитателей у великомученика видимо-невидимо.

От скуки стал Нугзар пролистывать толстую книжку. Много чего он не знал или имел об этом очень смутное представление. Думал о разном, а потом сказал Нато взвешенное и продуманное:

– Знаешь что, не мучайся ты со мной. Отвези меня к матери в деревню. Ты еще молодая и красивая. Выходи замуж. Зачем тебе калека?! Как муж я у тебя тоже столько крови выпил…

И услышал неожиданное:

– Не говори глупостей. Я тебя не брошу. Как-нибудь проживем.

Нугзар был поражен. Не ждал от жены такого героизма. Он ее никогда всерьез не воспринимал. Привел, потому что красивая, веселая, глаза стрелками красиво подводит, потом выяснилось, что и готовит неплохо его любимое баже и еще десяток блюд, так что нестыдно ребят в дом привести и посидеть всю ночь. А так его Нато – самая обычная. Любит посидеть со своими размалеванными трещотками с кофе и сигаретами – обсуждать чужих мужей и сплетни переливать из пустое в порожнее и еще смотреть турецкие сериалы, затаив дыхание. Еще на детей орет, когда достают. Словом, всё как у всех. И вдруг такое: «Не брошу».

Его Нато была самой обычной, как все – и вдруг такое: «Я тебя не брошу»

Нугзар закончил с самообязательными упражнениями и покатил на кухню – готовить обед, чтобы хоть как-то разгрузить Нато, которая уже убежала на работу.

В той жизни ему бы в голову не пришло заморачиваться с разными кухонными премудростями, которые он считал исключительно женской прерогативой. А в этой – вуаля: и готовить научился, и новую специальность освоил – создание сайтов, благо времени и желания у него в новой жизни было хоть отбавляй.

Большие сильные пальцы ловко резали лук, чистили зелень, а мысли скользили себе по насущным проблемам.

В этой жизни на двух колесах и кратком покомнатном маршруте у Нугзара хватало головной боли. Его сын Зура, которому недавно исполнилось 13, рос хиляком, который готов был просиживать целый день в компьютере, забывая поесть и напрягая покрасневшие, как у кролика, глаза. Недавно пришлось заказать очки. Нугзар воевал с сыном, как говорится, до последнего патрона. Следил за сыном и его уроками, контролировал круг общения и чуть ли не насильно заставлял отжиматься у него на глазах. Весь вид худосочного прыщавого подростка с макаронными конечностями вызывал раздражение. И потому постоянно в комнате слышались окрики:

– Аба, давай закрывай Фейсбук. Вместе будем поднимать гири.

– О, отстань, папа. Я в школе устал. Дай отдохнуть. Хоть десять минут.

– Я кому сказал! – Нугзар подъезжал на своем «кабриолете» и тянулся к голубой кнопке на процессоре.

Зура с бурчанием вставал и нехотя брался за гири. Потом как-то его прорвало, и он разорался:

– У всех отцы как отцы, один ты монстр! Не даешь мне вздохнуть. Уроки, отжимания, «куда пошел», «с кем говорил»… Я дома или в американской армии?!

За что тут же получил по губам, несмотря на то, что был выше сидящего отца на три головы: Нугзар всё же ухитрился к нему неслабо приложиться.

– Я буду твоим отцом, хочешь ты этого или не хочешь!

Нато потом выговаривала мужу:

– А ты уверен, что ты прав? Зурико хороший мальчик. Генацвалос деда^[1]. Вдруг у него будет душевная травма?

– Не вмешивайся в наши мужские дела. Я знаю, как лучше. Никто в жизни не будет ему делать скидки во время драки…

Так обстояли дела с сыном. С дочкой была отдельная головная боль. Нугзар считал, что мать запросто сможет справиться с дочкой-подростком. Всякие там женские секреты, заколки, охи-вздохи под луной. Но, судя по недавним событиям, что-то пошло не так.

С обедом было покончено. Нугзар покатил дальше, к компьютеру – на свое рабочее место. Сегодня надо было кое-что доделать по недавнему заказу, подправить графику, и можно было отсылать заказчику.

Мышка щелк-щелк, курсор летал по экрану и делал свое дело, но история с дочкой опять не выветривалась из мозгов.

Саломе уже около месяца явно потеряла аппетит и ходила не в меру задумчивая. Нато пыталась ее разговорить, но обнаружила только последствия влюбленности. Кто, что, почему – осталось за кадром. Нато не смогла добиться результата. Нугзар тщательно изучал несколько дней все движения профиля дочки в Фейсбуке, все ее лайки и комментарии и в итоге вычислил предмет воздыхания. Властителя девичьих дум звали Сандро. Нугзар собрал базу данных, переговорил с друзьями и пришел к выводу, что парень – нежеланная партия для его дочки. 17 лет, а уже плохой шлейф: известный в убане «крокодильщик»^[2], и все действия с далеко идущими последствиями.

Та-а-ак! «Крокодольщик»! И Нугзар решительно набрал номер парня

Нугзар уже имел на руках мобильный парня. Он набрал номер и сказал:

– Не крути мозги моей дочери, а то будешь иметь дело со мной. Я хоть и инвалид, но смогу поломать тебе шею.

Парень стал возникать, но потом, срезанный парой-тройкой фраз, решил не нарываться.

Нугзар повесил трубку и вернулся к своему заказу.

Вскоре с работы прибежала Нато. Потом пришли дети – кто после секции, кто после английского. Обычный семейный вечер.

Оставшись наедине с женой, Нугзар рассказал о том, что смог разрулить проблему с воздыхателем Саломе и почему сделал именно так. Нато сперва пришла в ужас от деталей, что именно представляет собой «крокодильщик», потом облегченно вздохнула:

– Что б я без тебя делала! Я бы не справилась одна ни с сыном, ни с дочкой. Без мужской силы иногда невозможно.

Нугзар скупо улыбнулся:

– Это ты меня сделала сильным. Тогда, в тот день – ну, ты сама помнишь, – когда я хотел уехать в деревню…

^[1] Ласкательное непереводимое выражение (груз.)