На прошлой неделе котировки нефти российского сорта Urals на моменте превышали $42,4 за баррель и достигали уровня, заложенного в бюджет Российской Федерации на текущий 2020 год: ситуация буквально ещё месяца два назад совершено немыслимая и непредставимая. И тут не надо ничего выдумывать: все мы слишком хорошо помним, как допустившие, как позднее выяснится, стратегическую ошибку саудиты предельно жёстко демпинговали на европейских рынках, стремясь отвоевать их у конкурентов.
И (давайте говорить объективно) подорвать позиции прежде всего своих партнёров по ОПЕК+ из России, в том числе и предлагая сырьё на $10,25 ниже биржевых котировок средиземноморского сорта Brent. А котировки нашего Urals так и вовсе на моменте проседали до $12 за бочку — чего уж тут, извините меня, пожалуйста, нужно ещё говорить.
И — такой вот неожиданный, казалось бы, разворот.
Только уж такой ли он неожиданный? Как выясняется, это, мягко говоря, немного не совсем так.
Впрочем, давайте по порядку.
На оперативном уровне российскую нефтянку, безусловно, если и не спасла (она в спасении, судя по всему, особенно не нуждалась), то значительно облегчила ей жизнь весьма замысловатая конфигурация, сложившаяся на нефтеперерабатывающих рынках США. Причём без всякого кризиса, связанного как с пандемией COVID-19, так и с арабским обиженным разгуляем. А вот покойный венесуэльский лидер Уго Чавес над подобного рода конфигурацией совершенно искренне хохотал бы.
Тут всё просто.
После того как тяжёлая венесуэльская нефть жесточайшими санкциями была вытеснена с американских рынков, там «внезапно» выяснилась одна весьма занимательная загогулина: виртуальная политика и финансовые интересы при вступлении в конфликт с чистыми технологиями, с «железом», с реальными рынками вынуждены либо отступать, либо искать какие-то обходные пути.
Тут ведь какая история приключилась: крупнейшие американские нефтеперерабатывающие предприятия, оказывается (так уж исторически сложилось), не могут работать только на лёгкой нефти, добываемой в Западном Техасе и на американских сланцевых месторождениях. Эти заводы изначально даже спроектированы были под смеси, в обязательном порядке содержащие тяжёлые сернистые сорта. Поэтому лёгкую нефть WTI (она же Texas light sweet и близкие ей сланцевые сорта) необходимо смешивать на этих НПЗ с тяжёлой, которую раньше как раз и закупали в той самой Венесуэле.
И что теперь?
А теперь мы наблюдаем картину воистину фантасмагорическую: к восточному побережью Соединённых Штатов Америки, вынужденных закрывать собственные скважины, прямо сейчас, в самый разгар кризиса перепроизводства в американской добыче, приближаются, согласно данным навигационных порталов Marinetraffic и Vesselfinder, десять (!) танкеров класса Aframax, ёмкостью 900 тыс. баррелей каждый из Усть-Луги и Новороссийска. Которые меланхолично везут на американские нефтеперерабатывающие заводы российскую тяжёлую нефть. Вместо венесуэльской, разумеется: оттого команданте Уго (где бы он сейчас ни пребывал), как мы предполагаем, было бы особенно смешно.
Всего же — в условиях жёстко затоваренного рынка, на секундочку! — в текущем месяце, в июне, американские нефтеперерабатывающие предприятия получат порядка 9 млн баррелей русской нефти.
Это, кстати, почти что вдвое больше, чем в докризисном марте.
А иначе не получается — иначе, простите, коллапс не только в добыче, но ещё и в переработке.
И вот этого американской нефтеперерабатывающей отрасли — очевидно, одной из самых передовых в мире и структурообразующих с точки зрения национальной экономики — допускать просто уж совсем, извините, нельзя. И никакая догматическая политическая русофобия, равно как и циничная экономическая политика американского протекционизма, не смогут этому замечательному процессу помешать.
А теперь просто давайте представим себе, какими, допустим, глазами смотрели на саудовский демпинг в аналогичной ситуации два месяца назад те представители уже европейской нефтепереработки, которые были также изначально заточены под неполиткорректные русские и санкционные иранские сорта?
С некоторой жалостью и сожалением, мне отчего-то так кажется.
Ибо они, безусловно, с удовольствием бы купили качественную лёгкую арабскую нефть по дешёвке, но что же теперь, свои собственные заводы переоборудовать полностью или вообще сносить?!
И такие вещи, в общем, с самого начала довольно легко считались, поэтому и смотрели с таким удивлением на эту саудовскую демпинговую истерику и российский президент Путин, и даже американский президент Трамп.
И тут надо отдать должное большим игрокам: проблемы демпинга и недобросовестной конкуренции на падающих рынках, в принципе, за счёт неформальной сделки, уже чуть ли не официально обозначаемой как ОПЕК++, были хотя бы на какое-то время решены. Вместе с Саудовской Аравией, кстати. И то, что мы сейчас наблюдаем, в том числе и «ковровые закупки» Китаем дешёвой арабской нефти, — это всего лишь последствия не сильно разумного демпинга, которые за счёт новой сделки локализованы и скоро сойдут на нет.
Но это всё — всё равно, так сказать, оперативный уровень, где возможны как локальные успехи, так и локальные неудачи. Однако при всём при этом довольно очевидно следующее: оперативная обстановка в России, конечно, благоприятствует, но тренд на подъём в отрасли носит не локально-оперативный, а явно стратегический и глобальный характер. И касается всех нефтедобывающих стран.
И просто чередой удачно складывающихся для Российской Федерации внешних и внутренних обстоятельств данную очевидную и глобальную тенденцию при всём желании не объяснить.
Нефтяные рынки не просто потихоньку восстанавливаются. Они восстанавливаются вполне контролируемо и регулируемо, в том числе и в вопросах цены.
Причём быстрее, чем это могло бы быть (но при этом, безусловно, чуть медленнее, чем бы хотелось всем высоким договаривающимся сторонам), — и это тоже вполне очевидный и наблюдаемый буквально в режиме реального времени отраслевой рыночный тренд.
И нам уже сейчас не очень интересны события недавнего прошедшего времени: да, так сложилось, что жизненно важной для российской экономики отечественной нефтяной отрасли бушующий мировой кризис, разумеется, нанёс очень сильный удар, это глупо было бы отрицать. Но при этом отрасль умудрилась, давайте уж будем совсем откровенны, понести на пике кризиса наименьший возможный ущерб. По крайней мере, многие аналитики прогнозировали куда более тяжкий сценарий — и возможность к его возврату, увы, пока что есть.
Но подобный сценарий уже не относится к разряду наиболее вероятных, так что — тьфу-тьфу-тьфу.
И, видимо, прогнозы наших нефтяных генералов насчёт того, что к новому году бочка российской нефти будет по стоимости колебаться в коридоре $60—$65 были всё-таки адекватней мнений «демократических экспертов», которые над этими оценками так заразительно смеялись. Ну и, собственно, теперь уже всё: посмеялись — и ладно.
Теперь всерьёз работать пора.
Ибо теперь главным вопросом в среднесрочной исторической перспективе будет не тот вопрос, который звучит как «Кто и сколько потеряет?». Теперь наиболее любопытно, кто и что из этого кризиса себе полезного извлечёт.
