Церковь и мир: взгляд святых отцов. Часть I

Святые отцы православия о самом сокровенном.

Пути христианской жизни: брак, монашество, девство. Сокровенное единство путей христианской жизни. Брак и экклесиология. Брак и семья в учении святых отцов. Условия исполнения воли Божией для семейного человека. Жизненный выбор и освящение мира во взгляде святых отцов. Христианская жизнь как подвиг служения и преображения – вот вопросы, которые однажды ставит перед собой человек. И радостью может быть для него тот факт, что и святые отцы прежних веков ставили перед собой такие же вопросы и находили в Боге удивительные ответы, приобщиться которым можем и мы.

Отсюда такое обилие цитат в этой статье – я хотел бы, чтобы вы, дорогие читатели, соприкоснулись с мыслью отцов непосредственно, оценив её силу, величие и подлинно небесную красоту.

И начнём мы со слов Святого Феофана Затворника, слов, буквально переворачивающих мировоззрение многих, слов неожиданных даже для верующих: «Жизнь семейная и гражданская сама по себе не есть мирская, а бывает такою, когда в порядки такой жизни втесняются страсти и удовлетворение их».

Когда человек решает, как ему жить в православии, он выбирает, по какому пути ему идти, чтоб спастись. Святые отцы выделяют три глобальных пути ко спасению, не противопоставляя один другому, а указывая на их глубинную связь. Это брачная жизнь, монашеская жизнь и жизнь в девстве, когда человек не уходит в монастырь, но много молится и служит бедным, больным и всем тем, кто страдает. Каждый путь освящён своими святыми и праведниками. Например, по пути девства шли святая Елизавета Феодоровна (после гибели мужа) и старец Николай Гурьянов, который был целебатом, святой Григорий Богослов, который жил в девстве, но монашеских обетов не давал.

Все три пути органически связаны своей целью: на каждом пути нужно достигнуть святости. Все три пути полностью равны по своему достоинству и в глазах Церкви, и для Бога. Это очень важный момент, так как у некоторых святых отцов монахов мы можем найти такие мысли, что монашество выше брака, но всё же согласие отцов учит о равенстве всех трёх путей, а мы, как учит богословие, должны следовать именно за согласием отцов, какого бы вопроса ни касались в своём осмыслении и исследовании.

И вновь обратимся к отцам и их мысли, столь отличной от того, как люди привыкли об этом думать.

Святой Василий Великий: «Человеколюбец Бог, пекущийся о нашем спасении, дал жизни человеческой двоякое направление, то есть супружество и девство, чтобы тот, кто не в состоянии вынести подвига девства, вступал в сожитие с женою, зная то, что потребуется от него отчёт в целомудрии, святости и уподоблении тем, которые в супружестве и воспитании детей жили свято».

Святой Амфилохий Иконийский в «Беседе о девстве и браке»: «Говоря так, возлюбленные, мы не возбуждаем войны между браком и девством, но удивляемся тому и другому, как необходимым друг для друга, так как Владыка и Предусмотритель того и другого не противопоставляет одно другому, ибо в том и другом есть благочестие, и без честного благочестия нет ни достохвального девства, ни честного брака».

Святой Николай Сербский: «Среди учеников Спасителя, апостолов и мироносиц, было много брачных и небрачных».

Святой Иоанн Златоуст: «Слово третье к верующему отцу». Здесь святой толкует все пути к Богу как имеющие смысл лишь тогда, когда человек является христианином, и этим освящает выбранную дорогу. Заметим, по Златоусту, не дорога освящает человека, а человек – дорогу:

«Но скажет кто-нибудь, не одно и то же - погрешит ли мирянин, или навсегда посвятивший себя Богу; так как не с одной высоты падают оба они, то и раны у них не одинаковы. Ты очень заблуждаешься и обманываешься, если думаешь, что иное требуется от мирянина, а другое от монаха; разность между ними в том, что один вступает в брак, а другой нет, во всем же прочем они подлежат одинаковой ответственности. Так, гневающийся на брата своего напрасно, будет ли он мирянин или монах, одинаково оскорбляет Бога, и взирающий на женщину ко еже вожделети ее, будет ли он тем или другим, одинаково будет наказан за это прелюбодеяние (Матф. V, 22, 28). Если же можно прибавить что-нибудь по соображению, то - мирянин менее извинителен в этой страсти; потому что не все равно, тот ли прельстится красотою женщины, кто имеет жену и пользуется этою утехою, или будет уловлен этим грехом тот, кто вовсе не имеет такой помощи (против страсти). Также клянущийся, будет ли он тем или другим, одинаково будет осужден, потому что Христос, когда давал касательно этого повеление и закон, не сделал такого различения и не сказал: если клянущийся будет монах, то клятва его от лукавого, а если не монах, то нет, а просто и вообще всем сказал: аз же глаголю вам не клятися всяко (Матф. V, 34). И еще сказав: горе смеющимся (Лук. VI, 25), не прибавил: монахам, но вообще всем положил это правило; так Он поступил и во всех прочих, великих и дивных повелениях. Когда например, Он говорит: блажени нищии духом, плачущии, кротцыи, алчущии и жаждущии правды, милостивии, чистии сердцем, миротворцы, изгнани правды ради, несущие за Него от внешних (неверующих) упомянутые и неупомянутые поношения (Матф. V, 3-11), то не приводит названия ни мирянина, ни монаха: такое различение привнесено умом человеческим. Писания же не знают этого, но желают, чтобы все жили жизнию монахов, хотя бы и имели жен. Послушай, что говорит и Павел (а когда говорю о Павле, говорю опять о Христе). Павел же, в послании обращаясь к людям, имеющим жен и воспитывающим детей, требует от них всей строгости жизни, свойственной монахам. Так, устраняя всякую роскошь и в одежде и в пище, он пишет такие слова: жены во украшении лепотном, со стыдением и целомудрием да украшают себе, не в плетениих, ни златом, или бисерми, или ризами многоценными (1 Тим. II, 9); и еще: питающаяся пространно жива умерла (V, 6); и еще: имеюще пищу и одеяние, сими довольни будем (VI, 8). Чего еще больше этого можно было бы требовать от монашествующих? А научая других удерживать язык, он опять постановляет строгие правила, такие, которые исполнить трудно и монахам, потому что устраняет не только срамные и глупые речи, но и шутовские, изгоняет из уст верных не только ярость, и гнев, и обиду, но и крик: всяка, говорит, ярость, и гнев, и клич, и хула да возмется от вас, со всякою злобою (Еф. IV, 31). Или мало тебе кажется этого? Подожди и услышишь гораздо больше о том, что Он заповедует всем о незлобии. Солнце, говорит, да не зайдет во гневе вашем (Еф. IV, 26), блюдите, да никтоже зла за зло кому воздаст: но всегда доброе гоните и друг ко другу и ко всем (1 Сол. V, 15); и еще: не побежден бывай от зла, но побеждай благим злое (Римл. XII, 21). Видишь ли доходящую до самой вершины степень любомудрия и долготерпения? Послушай также, что заповедует он о любви - главе добродетелей: поставив ее выше всего и сказав о ее действиях, он объяснил, что от мирян он требует той же любви, какой (требовал) Христос от учеников. Как Спаситель сказал, что самая высшая степень любви состоит в том, чтобы душу свою полагать за друзей своих (Иоан. XV, 13); так и Павел выразил то же самое, сказав: любы не ищет своих си (1 Кор. XIII, 5), и к такой-то любви заповедал стремиться; так что, если бы только это одно было сказано, было бы достаточно для доказательства, что и от мирян требуется то же самое, что от монахов, потому что любовь есть связь и корень многих добродетелей, а Павел излагает ее и по частностям. Чего же можно требовать больше этого любомудрия? Когда он повелевает быть выше и гнева, и ярости, и крика, и любостяжания, и чревоугодия, и роскоши, и тщеславия и прочего житейского и не иметь ничего общего с землею; когда заповедует умертвить уды (Колос. III, 5), то очевидно требует от нас такой же строгой жизни, какой (требовал) от учеников Христос, и желает, чтобы мы были так же мертвы для грехов, как умершие и погребенные. Посему и говорит: умерый свободися от греха (Римл. VI, 7). А в иных местах он увещевает нас подражать Христу, а не только ученикам Его; так когда убеждает нас к любви, к незлопамятству и кротости, то приводит в пример Христа. Итак, если (Павел) повелевает подражать не монахам только и даже не ученикам, но самому Христу, и не подражающим назначает величайшее наказание, то почему ты называешь их высоту большею? Всем людям должно восходить на одну и ту же высоту; то именно и извратило всю вселенную, что мы думаем, будто только монашествующему нужна большая строгость жизни, а прочим можно жить беспечно. Нет, нет; от всех нас требуется, говорит он, одинаковое любомудрие: это весьма хотел бы я внушить; или - лучше - не я, но Сам тот, кто будет судить нас».
Архимандрит Тихон Секретарёв, рассуждая о таких вещах, вспоминал: «К батюшке Иоанну Крестьянкину приходили и миряне, и монашествующие. Интересно, какой из этих путей сам батюшка ставил выше?
– Батюшка никогда не превозносил один или другой путь. Он их не смешивал. Каждый выбирал свою дорогу в жизни, а батюшка только поддерживал человека на выбранном им пути».
А митрополит Илларион Алфеев, исследуя наследие древнего учителя Церкви, пишет: «И в браке, и в безбрачии святой Симеон Новый Богослов видит путь к богообщению».

А вот и мысли самого Симеона, тоже столь необычные для многих, но и полные надежды, света и утешения.

Святой Симеон Новый Богослов: «Ни мир, ни житейские дела не мешают исполнять заповеди Божии».

Святой Симеон Новый Богослов: «Покаяние – дело и монахов и женатых в равной мере, и тот, кто имеет жену и детей и слуг и большое хозяйство кто богат и занят мирскими делами, может «плакать ежедневно», и молиться и каяться и даже достигать совершенства добродетели».

Что есть удаление от мира, по мысли святых отцов? Для того, чтобы понять это, надо знать, что мирское для отцов не брак, а страстное устроение души.

Святой Иоанн Лествичник прямо говорит: «Удаление от мира – борьба со страстями у умерщвление своей воли».

А митрополит Каллист Уэр, знаменитый патролог, размышляя на эту тему, пишет: «Внешнее уединение, хотя и полезно, не является необходимым, и можно научиться ходить пред Богом проводя жизнь в активном служении обществу. Преп. Антонию Великому однажды было открыто о враче в Александрии, равном ему по духовному уровню: “В городе некто подобный тебе, искусством — врач, который избытки свои отдает нуждающимся и ежедневно поет с ангелами Трисвятое”. Повествование не сообщает нам, каким образом это было открыто Антонию, не называет имени врача. Одно ясно: непрестанная сердечная молитва — удел не только отшельников; мистическая и “ангельская” жизнь возможна в городе точно так же, как в пустыне. Александрийский врач совершал свое внутреннее путешествие не разрывая внешних связей с обществом».

Каждый путь украшен своими святыми. Святой Николай чудотворец был монах, а святой Спиридон Тримифунтский был женат и имел дочь. И они оба равно угодили Богу.

Одни апостолы были женаты (Пётр), а другие безбрачны. Были даже апостольские семейные пары: Андроник и Юния, Акилла и Прискилла. На этот исторический факт указывает и Николай Сербский, толкуя его в общем для приведенного богословия отцов ключе.

Артём Перлик