Формы, которые будут интересны
- Отец Павел, вы привезли в Архангельск авторский видеопроект «50 слов о важном» студии «Богослов». Чем он отличается от других, которыми насыщено медиапространство?
- Десять лет назад митрополит Рязанский и Михайловский Марк - в то время он был епископом Егорьевским - предложил мне участвовать в разработке одной программы на «Радио России». Владыка поставил задачу - доступным языком рассказать о том, что интересует людей верующих и неверующих, выводя к духовной проблематике. Причем делать это надо было ненавязчиво, без менторского тона, но провоцируя человека на продолжение размышлений уже самостоятельно. Так появился цикл. За годы работы в программе я написал около ста текстов, которые потом озвучивались профессиональными актерами, делалась музыкальная аранжировка, и эти передачи по сей день транслируются на радио «Радио России». Когда мы создали киностудию, решили попробовать на уже существующий звук одной из таких передач под названием «Любовь» положить картинку песочной анимации. Получился востребованный продукт, который занял призовые места на нескольких международных кинофестивалях. И тогда мы решили продолжить: в итоге сделали 25 серий проекта «50 слов о важном».
Думаю, что самая главная задача, которая стоит перед пастырями, священниками, - поиск языка коммуникации с обществом. На протяжении многих лет, и не только в советское время, но и задолго до революционного лихолетья Церковь сильно ограничивала себя в контактах с внешним миром. Это неизбежно приводило к ритуализации Православия. Люди стали воспринимать Православие как среду, в которой первичен ритуал, а содержание не имеет особого значения. Сегодня ситуация обостряется, потому что, с одной стороны, никуда не исчезает маргинальность сознания людей церковных, с другой стороны, исчезают точки соприкосновения, пересечения, которые были когда-то между светским пространством и Церковью. Те вещи, которые поколению наших бабушек и дедушек казались очевидными, современная молодежь воспринимает как что-то из области фантастики. Это представления, ничем не подкрепленные в их обыденной жизни.
Соответственно, мы, как Церковь, стоим перед непростым выбором: либо продолжаем двигаться в том же направлении и все внимание уделяем ритуальной стороне, внешней, либо пытаемся пробить стену отчуждения между нами и современным обществом. При этом надо донести содержание христианской истины до нецерковных слушателей, облекая ее в формы, которые будут интересны и удобовоспринимаемы. Нашу задачу во всех проектах - портал, видеофильмы - я вижу именно так: поиск языка, который сможет быть понятным и эффективно действующим прежде всего для аудитории невоцерковленной. Грань здесь тонкая, поскольку есть много людей, которые, скорее, верят в Бога и даже идентифицируют себя как православных, но при этом находятся в замороженном состоянии, их церковность неактуальна, она нежизненна и не является центром притяжения всех остальных интересов. Итак, если кратко обозначить нашу задачу, - это поиск эффективного и доступного языка для трансляции христианской истины.
- О чем те «Слова», которые вы адресуете зрителям?
- В 25 сериях раскрываются темы христианские - Бог, душа, вера, Троица, икона, церковь, и темы, практически никак не связанные с религией, или касающиеся ее поверхностно, - пол, судьба, счастье, страх, творчество. К примеру, говорим о счастье, показываем разные подходы к устроению жизни. В современном мире существуют разные движения, гендерные в том числе, а вот христианство - оно уничтожает пол, даже в монашестве, или, наоборот, смотрит на пол гораздо глубже, чем как на исключительно физиологические особенности мужчины и женщины? Вокруг этой темы вбрасываются крупицы идей, смыслов, которые, хочется надеяться, западут в душу зрителю и потихоньку прорастут. Задача наших фильмов - не дать ответы на все вопросы, а спровоцировать человека к поиску ответов или указать направление, в котором он может двигаться, чтобы разобраться.
- Где можно посмотреть ваши фильмы?
- Все видеоматериалы, которые производит наша киностудия, можно найти на сайте «Bogoslov.tv», на канале «Богослов» на YouTube, в социальных сетях. Мы открыты для всех каналов и готовы безвозмездно предоставить свои фильмы для показа.
- Отец Павел, вы автор сценариев, а как команда помогает решать задачи, ориентированные на зрительное восприятие?
- Хотелось бы отметить работу художника Артема Иосилевича, который, с моей точки зрения, обладает богоданным талантом объемного видения. Он может из песка делать невероятные вещи. Когда работали над текстом о Троице, я с ужасом думал, как можно песком нарисовать икону. А он не просто нарисовал так, что у глубоко верующего человека увиденное на экране не вызывает отторжения или раздражения, но и ввел цвет. Это не обычное рисование песком, но в цвете, с сохранением специфических, свойственных иконе Троицы, оттенков.
Мы стремимся к разнообразию и жанров, и способов подачи. Где-то это визуальный ряд, линейная подача, которая следует за текстом, где-то - самостоятельная история, которая идет параллельно ему и тем самым загружает зрителя и заставляет думать, почему говорится об одном, а картинка выдает другое. Это некая шарада, которую зритель, включая мозги, призван разгадывать.
- Важно, что вы избрали именно такой мотив, когда человек без готового ответа размышляет сам и, следовательно, имеет право выбора.
- Самое эффективное действие - когда люди пытаются включиться самостоятельно. Сейчас нет недостатка в прямой, лобовой информации, даже избыток, и человек теряется. Зайдем на православные сайты, пожалуйста - обилие материалов о том, что такое Церковь, Таинства. Проблема в том, что они не цепляют, потому что либо слащавы и елейны и от них скулы сводит, либо качественные, но формальные и холодные.
- И порой закрепощающие.
- Да, человек посмотрит на все это и подумает: «Ой, нет, я туда не пойду. Это жесткая система, в которую встраиваться не хочу».
Позиция несвятости
- Перейдем к вашей публицистике, отец Павел. Одна из статей, «Церковь и современная культура. От конфронтации к диалогу» по тематике буквально попадает в основное течение наших дней. Иногда представителей культуры обвиняют в несколько надменном отношении к Церкви. Итак, возможен ли диалог в подобном ключе?
- Думаю, возможен, более того - жизненно необходим. Если нет диалога - начинается война. Любая война приносит убытки для обеих сторон. И то, что сейчас происходит вокруг Исаакия, и в других вопросах - очень болезненные темы. Как можно наладить этот диалог? Перед моими глазами пример архиепископа Феогноста (Гузикова). В острой и критической ситуации, при возвращении Церкви ее законной собственности, Сергиево-Посадский государственный музей-заповедник был в крайнем напряжении. Владыке Феогносту не занимать мудрости, и он поступил очень тактично и по-христиански. Став директором музея, он не только сохранил штат сотрудников, но и по-отечески помог им в решении множества проблем, которые при другом управлении не решались в принципе.
Музейные работники поняли, что их не используют в своих целях, чтобы забрать очередную икону, отжать еще одно помещение. Напротив, они увидели, Церковь заинтересована в сохранении объектов культурного наследия, желает разбираться в исторических тонкостях, связанных с теми или иными экспонатами. Тогда произошло радикальное изменение отношения к Церкви, конкретно к Лавре. Стена отчуждения, раздражения, высокомерия исчезла. Сейчас музейные сотрудники дорожат владыкой наместником, они занимаются своим делом и при этом видят заинтересованность церковнослужителей в деятельности музеев.
По благословению Святейшего Патриарха в каждой епархии созданы должности древлехранителей. Это и есть некие точки соприкосновения. Благодаря им мы получаем огромную пользу, потому что учимся взаимодействовать и говорить с людьми на их языке. С другой стороны, мы открываем себя миру. В нас перестают видеть высокомерных попов, которые стращают и обличают, и начинают видеть таких же живых людей, которым интересны многие вещи, которые тоже ходят в театр, в музеи, смотрят фильмы, обсуждают театральные, музыкальные новинки.
Если мы не будем открывать себя миру, мы подойдем к еще большему краху, нежели тот, который произошел в начале прошлого века. Он стал возможен не потому, что пришли какие-то злыдни, жидомасоны и нам всё испортили. Это был жуткий духовный вакуум, который неизбежно втянул в себя все наиболее живое и пассионарное. Этот вакуум создали отнюдь не большевики. Он был внутри самой Церкви, был создан верующими людьми, которые декларировали себя православными, а на самом деле в большинстве своём были абсолютно секулярными людьми. Причем не только интеллигенцией, но и простым народом.
Я далек от идеализации истории дореволюционного русского Православия, далек от восторгов и радостных криков по поводу Синодального периода, - все было более чем непросто. С другой стороны, уверен, что у Русской Церкви есть прекрасные перспективы, потому что в храмы начинают ходить люди самого активного, среднего возраста, которых не удовлетворяет ритуальное Православие, которые хотят глубинного содержания и готовы трудиться для этого.
На таких людей я бы сделал основную ставку, потому что появление активистов на приходе неизбежно создает точки притяжения для людей нецерковных, неверующих. Когда они входят в пространство церкви и понимают, что качество жизни церковных людей гораздо выше, чем у них, - это уже серьезный повод задуматься. Они видят, что церковные люди более счастливы. А вот если мы, как церковные люди, не можем это засвидетельствовать, если на протяжении десятков лет в Церкви мы становимся все более несчастными, обделенными и ущербными, значит, у нас проблемы, значит, надо что-то делать.
- Может, к работе с культурным бомондом привлекать мирян-профессионалов? Ведь в противном случае велика вероятность дилетантского подхода.
- Вы рисуете идеальную картинку. В жизни часто бывает, что великие свершения и эффективные вещи делают не профессионалы, а люди, у которых есть высокая мотивация. С другой стороны, любой профессионал всегда востребован и задействован. У него нет времени и возможности вплотную заниматься целью, которую поставит перед ним Церковь. В любом случае это будет работа по остаточному принципу. Речь же идет о постепенном формировании внутри Церкви ощущения необходимости такой работы.
Но нет ничего страшного в том, что мы признаем свое несовершенство и свою слабость. Один из церковных комплексов - страх быть униженными, страх, что нас назовут дилетантами. Это происходит оттого, что мы привыкли выходить в мир в сияющих, расшитых золотом одеждах, говорить только в одну сторону, четко понимая, что нам не ответят, потому что это проповедь с амвона, привыкли, чтобы на нас смотрели восторженными глазами, как на сошедших с икон небожителей. Но настоящая проповедь, настоящее христианство - иные. Мы говорим о знамении нашего спасения - Распятии, на котором висит Иисус Христос, абсолютно беззащитный, поруганный, смирившийся со Своей смертью. Вот это состояние внутреннего ощущения своей беспомощности, уязвимости, мне кажется, и есть основное условия успешности проповеди.
- Это уже, наверное, касается общения не только с людьми мира культуры.
- Конечно. Если вы выходите к людям в броне и с оружием, вряд ли можно надеяться на то, что состоится конструктивный диалог. А если выходите с протянутой рукой, без оружия, и вас могут убить - это другая стартовая позиция. Позиция слабости, несвятости, нашего несовершенства, но показываемой готовности развиваться, двигаться, признавать свои ошибки, работать над ними - единственно правильная форма позиционирования Церкви как институции в современном обществе.
Хорошо бы перестать смотреть на окружающий мир как на исключительно злобный, враждебный, антихристианский. Это не так. На свете немало людей, никоим образом не имеющих к Церкви отношения, некрещеных и неверующих, но зачастую гораздо более порядочных, ответственных, нежели чем люди церковные. И такое явление неудивительно, потому что в глубине каждого из нас заложен один и тот же образ Божий.
Меня порадовали северодвинские и архангельские студенты, с которыми я общался во время своего визита. Это новая генерация людей, не имеющих суеверного ужаса перед священством, характерного для предыдущих поколений. Эти ребята представляют собой благодатное поле для диалога, для разговора. Но нужны площадки для встреч, потому что просто так они в церковь, на какое-то собрание, не пойдут. Для них это terra incognita, в глубине души воспринимаемая как враждебная территория - потому что чужая. Они не знают элементарных вещей, не понимают, как вести себя со священником - за край рясы хвататься или туфлю целовать. При всей гротескности ситуации это сильно затормаживает и сковывает. А встреча ребят на нейтральной полосе, где у всех одинаковые права, способствует преодолению внутренних комплексов. Если выстроены начальные личные отношения, все остальное становится гораздо проще.
Пространство культуры тоже очень результативно. За последние два года мировой кинематограф представил сильнейшие фильмы религиозной тематики, сложные, неоднозначные, болезненные, как обнаженный нерв, которые можно смотреть с разных точек зрения, с которыми можно соглашаться или не соглашаться, но в любом случае они уже заняли свое место: «Левиафан» Звягинцева, «Молчание» Мартина Скорсезе, «Ученик» Серебренникова. Что мешает обсуждать их в среде, в которой можно услышать в том числе и негативную реакцию? Таким образом легко узнать, что сидит в головах у людей, когда они слышат слова «Церковь» и «Православие». Не понимая этого, мы будем работать только с той паствой, которая не нашими сетями была уловлена в пространство Церкви. Нашего труда и заслуги здесь не было абсолютно никаких. Вот потому я за создание арт-кафе, мест для общения молодежи, где девушки и юноши могут знакомиться, заниматься общим делом, проводить лектории на темы, которые заинтересовали бы их нецерковных сверстников.
В Сергиевом Посаде, в духовной академии, мы проводили курс «Психиатрия для непосвященных». На него собирались в большинстве своем люди светские, кто-то специально приезжал из Москвы. Лекции читал врач-психотерапевт с огромным опытом, блестящий рассказчик, который в течение 2-3 часов удерживал аудиторию на одном дыхании, а немногочисленные студенты академии и семинарии, почтившие своим присутствием его выступление, занимались чему угодно, но не слушали. Это яркий показатель того, насколько наше сознание маргинализировано: даже практические, нужные каждому будущему пастырю вещи для нас малоинтересны.
На многое в миру мы взираем как на уродливое, считая себя полноценными и красивыми и забывая при этом, что на нас смотрят подобным же образом. Вот и весь диалог, вот и поговорили. А мудрый христианин обладает позитивным взглядом, он понимает, что везде есть отблески Божественной славы. И не собирать их значит игнорировать возможности, которые даются Самим Богом. Ты мимо них проходишь, уткнувшись в свои мысли и думая, что ты центр и средоточие всей Вселенной.
Я - за открытость, за диалог, за готовность слушать то, что происходит вовне. Если бы Церковь выстроила этот диалог с культурой, если бы мы воспитывали прихожан, учили их языку, на котором говорит культура, у нас не было бы крайне резонансных историй. Когда, к примеру, приходят на выставку некие странные люди, декларирущие себя православными, которые в то же самое время занимаются откровенным разбоем, уничтожая музейные экспонаты. Я видел эти скульптурные изображения Христа Спасителя, висящего на Кресте обнаженным, и не было в них ничего кощунственного. Изображения на первых иконах в раннем христианстве не знали никаких набедренных повязок, они запечатлевали Христа так, как Он и был распят на кресте. Конечно, кому-то это может показаться соблазнительным, но это проблема соблазняющегося. Нам нечего стыдиться, если наш Бог и Спаситель так захотел, Он отдал Себя до предела, не прикрываясь повязкой. Нам ли этого стыдиться?
Если бы тональность Церкви была более дружелюбной по отношению к внешнему миру, прежде всего, к миру культуры, подобные ситуации были бы невозможны. Агрессивность рождается от страха, от слабости.
- Еще одна тема, которой посвящены ваши размышления, - «Семья как малая Церковь в эпоху постмодерна». В чем ценность этого института человеческого общества во времена «усталой» культуры, отмеченной эстетическими мутациями?
- Главный вызов, адресованный Церкви и который особенно обострился в последние годы, - вызов нелюбви. Он проникает как в церковные, так и в нецерковные семьи. О том, что надо учиться искусству любви, сегодня гораздо больше говорят светские психологи, психотерапевты, нежели церковные люди. Причем со стороны духовенства мы слышим, как правило, общие призывы к тому, что сущностью жизни должна стать любовь. Светские же специалисты работают с конкретными семьями, предлагают определенные методики учебы, как следует любить.
Полагаю, что Церковь в эпоху постмодерна - последний оплот и последнее пристанище настоящей, человеческой, освященной Богом любви. Если этот оплот не устоит, мир покатится в тартарары, ничего от него не останется. Для меня церковная семья в эпоху постмодерна - прежде всего яркий, горящий светильник, от которого окружающим становится тепло. Церковь есть средоточие таких светильников, но если там темно, сыро и холодно, значит, у нас проблемы.
Благодаря новейшим исследованиям в области нейропсихологии находят подтверждения многие психологические подходы, известные святым отцам еще более тысячи лет назад. Старцы имели дело не с философскими теориями, а с живыми людьми, а у современного человека сохранились те же свойства души, те же страсти и грехи, что и столетиями ранее. Как святые отцы в V или VI веке на практике изучали искусство любви, так и современные психологи занимаются этим, но с других позиций, и не потому, что сознательно решили сбежать от христианской антропологии. К XX веку христианские подходы стали настолько формальны и нежизнеспособны, что опять образовался вакуум. У людей есть проблемы, они хотят их решить в Церкви, они туда приходят, но проблемы не разрешаются. А когда есть запрос, будет и ответ. И очень печально, что ответ приходит от светской психиатрии, психоанализа и психологических школ, которые стали заполнять тот пресловутый вакуум.
Иногда мне кажется, что, читая святых отцов, мы похожи на человека, которому вручили ноты с надписью «Вольфганг Амадей Моцарт» и сказали: это гениальное произведение, вот вам пианино, играйте. Однако при этом не показали, каким нотам какие клавиши соответствуют. И каждый начинает играть по своему усмотрению. Мы говорим: да, конечно, уши сворачиваются в трубочку, но, поскольку написано «Моцарт», наверное, это просто мы не понимаем гениальности произведения...
Это разрыв предания, когда есть правильная партитура, но нет мастеров, которые знают, как правильно играть, исполнять. В этом случае надо понизить градус самодовольства. Да, у нас богатейшее наследие, огромный сундук с драгоценными камнями, на котором мы сидим, захлопнув крышку. Приятно осознавать, что под нами многомиллиардное состояние, а для того, чтобы туда заглянуть и показать сокровище всему миру - пусть люди смотрят и любуются - не хватает времени и желания.
- На мой взгляд, прекрасная альтернатива новомодным учениям о том, как достичь счастья и любви, - первый псалом царя Давида. Текст, при грамотной интерпретации, почти пошаговая инструкция к блаженному состоянию, которое так ищут люди.
- Это и есть проблема языка, с которой мы начали. Если я говорю так, что другие не понимают, не у них проблемы, а у меня. Надо учиться говорить, чтобы меня услышали те, кому адресовано слово. Наверное, главная задача Церкви - говорить на понятном языке, причем так, чтобы люди не убегали от громких, пафосных и навязчивых звуков ее голоса.
Беседовала Людмила Селиванова
Источник: "Вестник Архангельской митрополии", №3/2017
Опубликовано на сайте Архангельской епархии
