Пройдя по жизни царским смиренным путем, святитель Митрофан как бы зримо являет нам одну из основополагающих истин, заповеданных святыми отцами: «Самое главное в богословии и в духовной жизни — чувство равновесия». Это есть дар рассудительности, обретаемый смирением. Известно, что святитель был свидетелем бунта старообрядцев, и явился строгим обличителем раскола и ревности не по разуму. И во всей своей архипастырской деятельности он неизменно противостоял ложному благочестию, питаемому гордыней.
Особую страницу в жизни святителя Митрофана составляют его взаимоотношения с Петром Первым. Он решительно выступил за полезные для Отечества преобразования молодого царя — в частности, постройку флота в Воронеже, на которую многие тогда смотрели неодобрительно, почти с суеверным страхом. Из церковной казны им даже были выделены средства в поддержку важного для России начинания. В то же время святитель Митрофан не одобрял бездумного подражания некоторым обычаям иноземных иноверцев. Святитель отказался посетить воронежский дворец царя из-за находившихся в нем языческих статуй. Когда разгневанный государь стал грозить ему смертью, святитель начал готовиться к ней, предпочитая умереть, нежели допустить хотя бы косвенное участие в языческом нечестии. Исповедничество святителя произвело сильное впечатление на Петра. Он убрал статуи, помирился со святым старцем, и это было началом его нового, более благоговейного отношения к православной вере.
Те же самые нераздельные качества — верность Господу и любовь к Отечеству — мы видим и у святого благоверного великого князя Александра Невского, память которого также совершается сегодня. Не напрасно говорили о святом Александре новгородцы: «Наш князь без греха». Прежде чем быть представленным хану для утверждения на великое княжение, он должен был поклониться кусту и огню. Совсем недавно отказ повиноваться этому стоил святому князю Черниговскому Михаилу жизни. Многие, в том числе князья, известные своим патриотизмом и благочестием, умоляли князя Михаила уступить, обещая взять его грех на себя. Но святой князь отвечал им: «Не желаю быть христианином только по имени, а поступать как язычник». И точно так же теперь князь Александр решительно объявил татарам, что ему, христианину, не подобает поклоняться твари, а только Богу Единому. Батый велел привести его к себе, и, глядя на его мужественное прекрасное лицо, сказал: «Правду мне говорили о нем. Нет князя ему равного». После этого татары уже не требовали ни от кого исполнять свои языческие обычаи, и не вмешивались во внутренний уклад русской жизни. Только по-прежнему облагали народ тяжелой данью.
Я помню, как в советские годы один батюшка говорил: «Кто у нас кланяется кусту и огню? Тот, кто отдает своих крещеных детей в комсомольцы и пионеры — в организации, где исповедуется обязательный атеизм. Разве это не отречение, хотя бы и косвенное, от Бога?» И добавлял: «Если бы святые князья Александр и Михаил поступили, как все их благоразумные советники, татаро-монгольское иго продлилось бы на нашей земле еще не одну сотню лет». Если бы не подвиг наших новых мучеников и исповедников, то безбожное коммунистическое пленение нашего народа длилось бы до сих пор. И если сегодня мы будем снисходительно смотреть, как наши дети совмещают хождение в храм с поклонением идолам маммоны и растления, Господь никогда не избавит нас от «ига, ужаснейшего паче всякого иного».
Протоиерей Александр Шаргунов, настоятель храма свт. Николая в Пыжах, член Союза писателей России
