Решение ехать на СВО я принял не сразу, и конечно не потому, что ректор моего университета (теперь уже бывший) взялся извести меня по указке Казанского кремля.
На самом деле для меня «СВО или КАИ» – это вовсе не вопрос выбора альтернативы «быть или не быть», а единая линия жизни и судьбы, надеюсь, что и Промысла Божия. С малых лет – увлечение техникой взахлёб, мечта, если хотите, заниматься техникой, над воплощением которой работал с рождения – лёжа в кроватке, впервые примерил пинцет к розетке, прервав фейерверком карточный преферанс родителей и их гостей. Затем школа с кружками радио (даже морзянку изучал, помню её), и, наконец, такая же увлечённая учёба в лучшем вузе мира – Казанском авиационном институте, не забывая и весёлую студенческую жизнь. Там досыта получал интеллектуальное и идейное питание, щедро даваемое отцами-наставниками, милыми советскими профессорами, светилами инженерной и научно-технической мысли, отечественной авиации и приборостроения. Наука и исследования, начиная с самой студенческой скамьи, и дальше, хоть и с пафосом немного звучит, зато точно – СЛУЖЕНИЕ. Отечественному авиационному приборостроению, образованию, науке и технике России. А теперь – продолжение этой же линии в зоне Специальной военной операции, где современная техника – неотъемлемая составляющая нашей будущей Победы.
И, вот, теперь пришло время рассказать, зачем я поехал на СВО, и какова моя судьба в родном КАИ, которому я отдал ровно 45 лет, но последнее время упорно молчал обо всём по этическим соображениям, дабы не вносить в дом своей науки сумятицу. Сейчас КАИ пикирует в тар-тарары, но, наконец, приходит новый ректор, поэтому я не имею права молчать.
Меня давно всё спрашивают: нет ли проблем с руководством родного технического университета, более известного как Казанский авиационный институт – КАИ, в связи с моей общественной деятельностью как одного из лидеров русского движения Республики Татарстан.
Дело в том, что следуя советам моего предшественника и отчасти учителя в общественной и гуманитарной сфере, социолога с мировым именем Александра Леонидовича Салагаева (17.03.1952 – 18.07.2014), я как разведчик всегда чётко делил и не смешивал свою профессиональную деятельность преподавателя технического вуза, советского инженера и кандидата технических наук, с деятельностью общественной, как председателя Общества русской культуры Республики Татарстан. Студенты КАИ так о последней и вовсе не знали, по крайней мере, я с ними это не обсуждал. А коллеги, если и знали, то только те, кто интересовался, читал открытые источники. Все таковые, кстати, включая татар, выражали поддержку этой моей «русской» стезе в нашем частном общении.
Когда в 2013 г. глава региона Рустам Минниханов предложил нашему вузу в качестве ректора кандидатуру бывшего министра образования и науки РТ Альберта Гильмутдинова, и он по соответствующей процедуре приступил к исполнению своих обязанностей в КАИ, некоторые коллеги беспокоились о моей дальнейшей судьбе в вузе. А кто и сочувственно подшучивал, присмотрел ли я себе другое местечко, ведь этот человек не простит мне жёсткой критики его деятельности по принудительному насаждению татарского языка в школах РТ. Действительно, критика его министерской деятельности с моей стороны была крайне жёсткой. «Под зад коленкой надо гнать такого министра, который народ не слушает!», – такие призывы можно было слышать на моих публичных акциях в защиту русского языка и интересов родителей русских детей Татарии. Но в КАИ я всего лишь доцент, а он – целый ректор и рядовые доценты кафедр – не его масштаб.
И когда он, ещё как и.о. ректора, впервые обходя свои «владения», посетил со свитой нашу лабораторию, лицо его невольно перекосилось от такой встречи, хотя сразу же мы нормально поговорили, и с коллегами и студентами чётко показали, что успешно двигаем общее дело в КАИ. Потом я по какому-то общественно значимому поводу, связанному с нашей общественной деятельностью, даже отправил ему письмо. Мол, общественную деятельность с работой в КАИ не смешиваю, никакого предвзятого негатива как к ректору к нему не испытываю, и тому подобное. И, надо отдать должное, Альберт Харисович во время своего ректорства никак мне не мстил, а завидев, первым подавал руку, хотя претензий к нему как к ректору было превеликое множество.
Вообще, действительно, я ректоров КАИ никогда не судил и с ними не воевал, кто б ни был. Не здесь моя брань. И они меня не трогали, пока, снова по рекомендации Казанского кремля, не пришёл последний – Тимур Алибаев. Гордый сын башкирских степей, никогда не работавший в вузах, не имеющий никакого отношения к технике, тем более авиационной. Зато опытный местечковый чиновник, проработал сначала в городской администрации, а потом два десятка лет главой двух городских районов. И, вот, получает «золотой парашют», перетаскивает всю свою старую преданную команду в КАИ, соответственно, следует умножение сонма проректоров и со всеми прочими вытекающими, включая полное игнорирование преподавателей и управление учёным советом в стиле «лучших ханско-чиновничьих традиций». Кто-то, возмущаясь, что никогда в КАИ не было аж восемь проректоров, сказал, а почему не сорок? Получился бы Али-баба и сорок разбойников. А, уж амбиций «ведающего абсолютно всё» в вопросах техники и точных наук – через край, как у всякого самодовольного неуча. Доходило до смешного, когда он утверждал, что определять звук пропеллера дрона – то же самое, что винтов подводной лодки, не видя разницы между сжимаемыми и не сжимаемыми средами. Или предлагал вовсе упразднить гироскопию, поскольку есть же GPS. Коллеги между собой иронизировали, но не перечили по понятным причинам. И все в коллективе обо всём знали, видели и говорили не только между собой, но дело в моём случае – не только в этом.
До Алибаева ректорам КАИ никто из Казанского кремля не давал каких-либо указаний относительно «доцента Щеглова», как бы главный журналист РТ Ильшат Аминов не тужился намекать с экранов своего телеканала. Да и вообще вуз наш всегда был относительно независимым от региональных структур, а до середины нулевых так вовсе всё по КАИ решалось в Москве. Да и повода защемить меня по трудовой линии, даже, если притянуть за уши, не было. А тут, в октябре 2024 Казани предстояло принимать БРИКС, хотя, казалось бы, при чём здесь БРИКС?
Немного по вузовской процедуре приёма преподавателей на работу. Контракт с нами заключается с 1 сентября до 31 августа следующего года только после прохождения трёх ступенчатой процедуры избрания по конкурсу. Соответственно, с очередного 1 сентября нам контракт либо продлевают, если ты прошёл по новому конкурсу на следующий срок, либо автоматически увольняют, если нет, о чём мы регулярно расписываемся в соответствующих уведомлениях отдела кадров. Каждый год необходимо дожидаться объявления открытого конкурса на замещение вакантной преподавательской должности на кафедре и подавать комплект соответствующих документов на рассмотрение каждой из трёх ступеней. И, вот, подав перед каникулами и отпусками в начале июля 2024 года положенное заявление на участие и убедившись, что всё в порядке и идёт «как обычно», я вдруг через секретаря кафедры (не конкурсной комиссии!) незадолго до автоматического увольнения получаю возврат комплекта документов. Без заключения (допустить/не допустить к участию) – ни положительного, ни отрицательного, без каких-либо комментариев, даже намёков, включая первого проректора, ответственного за проведение конкурсов. Все только глаза прячут, не знаем, мол, ничего.
А ректор игнорирует запись на личный приём – хоть через секретаря, хоть через специального «помощника», хоть официальным обращением через канцелярию. Однако когда я письменно зарегистрировал письмо ректору, где констатировал, что в отношении меня серьёзно нарушено российское законодательство, он вызвал декана и нашего зав. кафедрой, устроил истерику с топотом ног и визгом, переходящим в фальцет, что-де «вы все вместе с Щегловым хотите меня скинуть». Дабы не нагнетать истерию я тогда временно отозвал своё заявление.
Но не был бы я Щегловым, если б не узнал в чём дело.
Так, вот, выяснилось, что тогдашний ректор КАИ Алибаев получил указание из Казанского кремля лично от руководителя аппарата главы региона Асгата Сафарова, «чтобы Щеглова во время БРИКСа в КАИ не было». И, что, дескать, ректору делать было нечего, как только развести руками и исполнять, минуя такие «мелочи» как конкурсы КАИ и законы России. И что претензий к Щеглову как преподавателю со стороны КАИ – нет никаких, и что, вот, только закончится БРИКС, можно будет ставить вопрос о возвращении его в КАИ в прежнем качестве, а уж с января нового 2025 г. – точно.
Хотя, где тут хоть подобие логики и здравого смысла? Где БРИКС и где обычный доцент одного из казанских вузов Михаил Щеглов? Сидел бы он тихо в своей норке-аудитории, мучил бы себе студентов, при чём здесь БРИКС? Как Щеглов может помешать татарский чак-чак рекламировать на мировом уровне, чем в основном, как видел весь мир, и занималось на мероприятии окружение руководителя региона. Ну, понятно, у НИХ – мировые исламские форумы, и другие мероприятия, им хоть БРИКС, хоть шмикс – лишь бы пропиарить себя и продажи чак-чака на мировом уровне умножить. Но Щеглов-то здесь причём?!
Ответ один – пусть не логично и абсурдно, пусть по мелочи в масштабах региона, но хоть как-то нагадить Щеглову, показать ему «кузькину мать», кто в доме хозяин и чтобы никогда впредь не высовывался. Ещё, возможно, был расчёт спровоцировать его на истеричную реакцию, попытки «встать с плакатом» прямо перед громаднейшим форумом, а может, и сжечь себя «на глазах у всего мира», или ещё чего выкинуть. Чтобы можно было привлечь по уголовке, а лучше всего объявить сумасшедшим и принудительно отправить в психушку... Ну, да ладно, региональное руководство как таковое – тоже не моя брань, тем более лично нынешний глава Республики Татарстан Рустам Нургалеевич Минниханов, по-моему, настоящий патриот России, преданный член команды Верховного главнокомандующего Владимира Путина, талантливый администратор и хозяйственник. И с местным наследием «суверенного» Татарстана лихих 90-х он разберётся рано или поздно – либо сам, либо Москва поможет.
Тем более, что и мне есть чем заняться. Даже в одном хорошем профильном лицее успел около месяца поработать, пока КАИ меня «ждал». Но оказывается, для работы со школьниками требуется педагогическое образование, а доучиваться ради нескольких месяцев работы в лицее не было смысла. Главное же, чему я мог посвятить основное время – это фронт и взаимодействие с организациями волонтёров и помощи бойцам.
Дело в том, что ещё с самого начала майдана и нападения бандеровских нацистов на русский Донбасс в 2014 г., страшных событий 2 мая в Одессе, я принимал деятельное участие в помощи Донбассу. Это сейчас регионы «на перегонки» отчитываются о помощи фронту, о работе волонтёров (честь им и хвала!), а в те времена эта деятельность велась исключительно силами общественников. Мы тогда создали общественное движение «Помогаем НОВОРОССИИ!» и взаимодействовали как в сфере гуманитарной помощи Донбассу и ополчению (отправили туда 20 фур с помощью), так и самим ополчением Донбасса (имеются грамоты «Союза добровольцев Донбасса») и прибывшим в Казань беженцам помогали.
Сейчас уже вся страна льёт окопные свечи, плетёт маскировочные сети, собирает помощь фронту. Развивается и новое направление – техническая помощь бойцам, ведь именно технические средства подчас определяют исход современного боя, а также спасают жизни бойцов.
Вот, и мне последние месяцы приходится взаимодействовать с прифронтовыми лабораториями – особым видом подразделений, формирующихся при боевых частях, и призванных оказывать бойцам техническую поддержку. В одно из таких подразделений меня позвали некоторое время назад в качестве специалиста сначала для консультаций, а потом и на постоянной основе. Принципиальное решение ехать ТУДА по контракту я принял ещё во время своей поездки в начале декабря 2024 г., о которой писал ранее. В этой поездке я и понял, что должен быть здесь, что здесь нужен, да и ребята сказали, что нужна помощь, что будут ждать.
Однако надо было как-то определиться с КАИ. А здесь… молчок, хоть уж и БРИКС ещё в октябре 2024-го прошёл, и уж новый 2025-й год близится. Ещё в ноябре я написал ректору Алибаеву, что верно отдав КАИ десятилетия служения, хотел бы вновь вернуться сюда, потом ещё раз обратился с просьбой лично принять. Но на все зарегистрированные в канцелярии письма – полный, как говорят студенты, игнор.
А тут – наезд на Алибаева со стороны прокуратуры РТ. Оказывается у него преступный уход от налогов, три непонятные квартиры и дочь учится в дружественной всей элите РТ Турции за миллионы непонятного происхождения. Думаю, не до меня ему сейчас, надо лично всё-таки каким-либо образом увидеться, поговорить. Тем более сильно затянулось оформление в военкоматах, подготовка и подписание контракта на СВО и время ещё есть. О «военкоматовских» перипетиях опишу как-нибудь отдельно, ясно одно, что уж, конкурс по КАИ, в котором я мог бы участвовать, не объявлен, надо оформляться и ехать на СВО. И, вот, рассказываю коллегам и старшим товарищам по кафедре, как обстоят там дела в инженерной сфере, как сейчас востребованы специалисты нашего профиля в прифронтовых лабораториях, что нужно давать студентам реальные задания на практику, курсовые и дипломные проекты, связанные с потребностями фронта. Мне все в один голос советуют выступить с этими предложениями на расширенном ректорате по итогам работы нашего факультета (сейчас – института) Автоматики и электронного приборостроения, которое вот уже в феврале запланировано к проведению в лекционной аудитории нашей кафедры.
Готовлюсь, прихожу, слушаем отчёт декана (точнее, директора института), вопросы-ответы, другие выступления, обсуждение. Поднимаю руку… И уже направляясь к трибуне, слушаю ценные указания от хозяина президиума о том, что мне говорить и чего нет. Пытаюсь начать, падишах крутит головой по сторонам: «Кто это? Он у нас работает? Где?». Хотя он меня прекрасно знает – кто я и откуда. Прерывает, мол, говорите по делу. А я как раз про СВО и пытаюсь сказать, о необходимости взаимодействия нашего вуза с фронтом, о вовлечении студентов… «Вы вообще кого здесь представляете?», – угрожающе звучит вопрос. Сразу встрепенулись и оттопырили подбородки присутствующие самоуверенные временщики – те, которых в КАИ сотни промелькнули за последние без малого двадцать лет при самых разных ректорах и и.о., и которых уже никто не помнит, и этих, что тут сидят сейчас, тоже скоро многих не вспомнят. А другие коллеги в зале, верные КАИ, которые знают меня десятки лет, напряжённо ждали – что же будет.
- Я здесь представляю носителей традиций КАИ, отдал университету 45 лет в отличие от многих. Мне продолжать, или Вы будете всё время прерывать? – отвечаю я.
- Если только по делу, а так – приходите на личный приём…
- К Вам на приём не попасть, но я же тут не по личному вопросу…
- У нас обсуждение итогов работы факультета…
- Я и про факультет скажу, хоть за тридцать секунд, если Вы сказать дадите.
- Здесь не митинг, приходите на личный приём, и вообще, я ведь подписывал бумагу о Вашем увольнении!
- Ну и что? Вот видите, Вы ничего не даёте сказать, но авиационную тематику Вам придётся в КАИ возвращать! – завершил я, уже возвращаясь на место, поскольку дальнейшая перепалка бесполезна.
- Смотрите, что-то у вас тут как-то не организовано всё… – стал выговаривать хозяин президиума декану-директору и другим организаторам мероприятия, имея ввиду моё не спланированное ими и почему-то неприемлемое для него выступление. Ну, сказал бы Щеглову: «Сидите, нет времени слушать». Зачем было устраивать такую клоунаду и опускаться до уровня председателя партхозактива в глухом ауле?
Более того, уже выходя из здания примерно через час после собрания, я обнаружил, что турникет на мою карточку на выход не срабатывает. Как выяснилось, ректор после моей попытки выступить позвонил проректору по режиму и безопасности и сделал ему втык в духе «всякие тут у вас шляются по зданиям, хотя давно не работают в КАИ»! И началась на меня охота собственных служб безопасности КАИ, вторая серия клоунады, достойная отдельного абзаца.
В КАИ бывать всё равно надо – то в лаборатории что-то подправить, наладить или улучшить какую-либо лабораторную установку, то со студентами или магистрами встретиться – не бросишь ведь, ребята уже давно работают по предложенной мною актуальной тематике, то по торжественному случаю с коллегами на кафедре встретиться. Ведь многие, кто уже не работают здесь, поддерживают связь и хорошие отношения с коллегами, и это дорогого стоит! А тут речь шла о том, чтобы увидеться с магистром, выигравшим «путинский» грант по нашей теме обнаружения БПЛА и ещё посоветоваться с коллегой-доцентом нашей кафедры.
Уж всё вроде улеглось после того расширенного ректората за несколько дней, а работник охраны огорошила на входе: «Михаил Юрьевич, я Вас хорошо знаю и очень уважаю, но по Вам персонально строго-настрого указано – не пускать!». Да ещё взволнованная такая, понятное дело прошла серьёзную обработку. Я прошу не беспокоиться, ведь есть формальная процедура, когда «чужого» посетителя, переписав данные с документа, в сопровождении сотрудника, к которому тот пришёл, пропускают в здание. Позвонил коллеге, чтобы тот спустился, а потом и оперативному дежурному – сквозь причитания охранницы, что запрещено пускать. Ришат, оперативный дежурный, его я знаю много лет, многократно переспрашивая фамилию доцента, к которому мы с магистром идём, просит подождать, что всё доложит «наверх» и перезвонит на охрану. Тем временем коллега уже спустился, и мы, не дожидаясь звонка, провели совещание прямо перед постом охраны моего учебного здания №3 КАИ, в фойе.
Так за время совещания никто и не звонил. Коллега-доцент тоже всё понял.
Но, вот, через какую-то неделю прямо в день моего рождения на Сретение 15 февраля приходит вдруг сообщение, что Алибаев всё-таки покидает пост ректора КАИ! Очевидно, сообразил, что не стоит дожидаться, когда недавно назначенный сюда из Питера (т.е. не из «своих») прокурор республики Саергулов добьётся придания надлежащего официального хода выявленным нарушениям и Алибаева уволят с позором. Или как другого «ректора» Казанского федерального (бывшего императорского) университета Ильшата Гафурова, подозреваемого в участии в ОПГ и заказе убийств, заберут прямо из кабинета люди в штатском и увезут спецбортом в Москву надолго.
Уже на среду 19 февраля соответственно назначен Учёный совет и собрание трудового коллектива. И у меня в тот день в главном здании тоже были свои дела – кое-что выяснить по несостоявшемуся по мне летом 2024 г. конкурсу. В фойе и в рекреационном зале встречаю коллег, членов Учёного совета, заведующих кафедрами. Кое с кем обмениваемся мнениями, говорят, слишком далеко зашло, кто б ни был новый ректор, КАИ мы потеряли. Выражаю надежду, что не всё потеряно. Представлен и новый кандидат в ректоры. Очень вероятно, что изберут.
Бывший уже ректор в прощальной речи сетует, что не все его тут восприняли в качестве ректора. Ещё бы! А чего ждал-то столь самоуверенно? А ещё брякнул, что приходил он в КАИ с тяжёлыми мыслями, а уходит легко. Ничего себе, развалил тут всё, и легко теперь ему!
Пью чай в буфете, вдруг вбегает охранница и ко мне: «Как Вы попали в здание?!» Говорю, документ на вахте показал – не стали требовать сопровождающего. С причитаниями, уходит, видимо нагоняй за меня получила. Ну что ж я за злодей такой, думаю, как забегает в буфет целый начальник службы безопасности.
- Что ж, Айрат Хамитович, уже наши в городе, фашистов выгнали, а вы всё поезда под откос пускаете? – огорошиваю его, пожимая руку.
- Кого мы под откос пускаем?
- Меня; – говорю.
А знаю я этого парня давно, ещё со времён студенческой службы безопасности. Стушевался слегка, спрашивает что-то у буфетчицы, уходит.
На следующий день все службы режима и безопасности уже подготовились как следует – с утра буровили глазами мониторы видео наблюдения, так, что о приходе Щеглова к проходной стало сразу известно во всех соответствующих службах. Только кому теперь нужно это усердие «по инерции»?
Один из «коренных» проректоров, завидев меня, прикладывает свою карточку, говоря охране «это ко мне». Благодарю, но говорю, что дожидаюсь такого-то. Встречает начальник одного из управлений, кого я назвал на охране, говорит, уже получил массу инструкций сопровождать меня по всем кабинетам до самого выхода, возмущается. Попили у него чаю, поговорили душевно.
Уже по дороге на вокзал за билетом звонит вдруг мне проректор по режиму и безопасности, очень просит «не нарушать». Уважительно. Не там безопасность ищете, говорю, и прошу сильно не беспокоиться, поскольку убываю на СВО.
А с этим обманщиком Алибаевым, не желавшим ничего слышать о СВО и о решении насущных государственных задач КАИ, и вообще не желавшим слушать преподавателей – теперь всё ясно, зрелище хуже сбитого лётчика. А из некоторых источников известно, что решётка светит ему неизбежно, да и шут с ним!
Подчеркну лишь, что сначала пришло известие о его уходе, и только через шесть дней мною подписан контракт с военкоматом. То есть уехал я отнюдь не из-за Алибаева, хотя разруха, оставленная им в КАИ, удручает. Вот, дай Бог, вернусь со СВО живым и невредимым, будем налаживать жизнь и работу в КАИ, ведь вернуться в родной вуз – для меня вопрос принципиальный. Об этом я сказал коллегам и своему непосредственному руководству и, конечно, моим дорогим студентам.
Личность же и послужной список нового кандидата в ректоры КАИ внушает некие надежды, лишь бы это не карьерный трамплин, и не «досидеть до тихой старости». Владислав Охоткин – непосредственно из аэрокосмической отрасли и никак не связан с местными кланами и аулами. Хватит уже нам этого в Казанской авиационной школе!
Михаил Юрьевич Щеглов, Председатель Общества русской культуры Республики Татарстан, Председатель Казанского отделения «Русского собрания, доцент Международной славянской академии наук, образования, искусств и культуры
_1.jpg)
