Фридрих Ницше был «последний романтик» Германии. Действительно, от него сильно досталось его соотечественникам/современникам, этим последним «моргающим» людям, имеющим «своё маленькое удовольствие для дня и своё маленькое удовольствие для ночи», и для которых «главное — здоровье». Сам Ницше, как известно, здоровьем не отличался.
Я думаю, не стоит делать из Ницше пророка ХХI века, как это нередко теперь происходит. Однако надо признать, что для критики европейской постхристианской цивилизации Ницше сделал чрезвычайно много — больше, чем кто-либо другой. Учение о сверхчеловеке явилось, конечно, ничем иным, как превращённой формой отвергнутого христианства — но превращённой настолько, что Христос здесь оказался Заратустрой, танцующим на горах, а любовь к ближнему обернулась презрением к нему: падающего — подтолкни.
Не случайно из ницшеанской купели вышли не только Арцыбашев, Гамсун или Вяч. Иванов, но и «белокурая бестия нордического мифа ХХ века».
Сверхчеловек как героический ариец, уничтожающий всех, кто не дотягивает до нового Зигфрида — вот практический результат проповеди «распятого Диониса». Нечто прямо противоположное образу и жертве распятого Христа.
Ничего иного, впрочем, из гностической замены Христа Заратустрой и выйти не могло. На свете всегда было немало желающих «поправить» автора Нагорной проповеди и Церковь Его — в том числе Лев Толстой, например, непосредственный современник Ницше, отчасти тоже его наставник.
Однако даже прямая стилизация евангельского сказа, как, например, в «Заратустре», не прибавила успеха делу. В сущности, Фридрих Ницше выступил в качестве одного из «особых людей» Достоевского, которого сам называл своим учителем (и тщательно конспектировал) — с той, правда, разницей, что Раскольников, Ставрогин или Иван Карамазов у Достоевского, в конечном счете, осуждаются, а подлинными героями (подвижниками) оказываются князь Мышкин или Алёша Карамазов. Пророк себя самого Заратустра против Алексея – человека Божия — таков выбор между Ницше и Достоевским.
При этом Ницше был, конечно, гениальный писатель-поэт. Я бы не стал, подобно Андрею Белому, делить страницу вертикальной чертой, сопоставляя на одной строке слова Евангелия и слова Ницше, однако нет сомнения, что Ницше заслужил для себя благодарную память среди людей, которые, как он сам говорил, достойны войти в его сад.
Александр Леонидович Казин, доктор философских наук, профессор, научный руководитель Российского института истории искусств