«Какой великолепный храм! Это просто чудо!» - воскликнул я, встретив в холле Зала Церковных Соборов храма Христа Спасителя протоиерея Сергия Дикого, настоятеля двух храмов (великомученика Георгия Победоносца и храма святителя Спиридона Тримифунтского в Коптеве), благочинного Всехсвятского церковного округа г. Москвы.
«Приглашаю на престол. Ризница жёлтая», - отреагировал он. О.Сергий – мой давний знакомый – мы были участниками III Съезда Православных Братств в Санкт-Петербурге в 1992 году. Это был великолепный диакон, украшавший своим служением службы, проходившие в течение трех дней работы Съезда СПБ, который я тогда возглавлял. Мы оказались еще и земляками – наши корни в Донбассе; отец батюшки родом из Константиновки Донецкой области, а я родился в Луганской области.
Помню, как в 90-е годы, побывав в очередной раз у родителей, на станции Константиновка проводник строго спросил меня о цели моего приезда на Украину? Я был потрясен, впал в ступор: меня, уроженца этой земли, спрашивают о цели моего приезда?! Сейчас, когда бо́льшая часть Донбасса (Луганская на 98%, а Донецкая на 70) вошла в состав России, мне хочется при первой же возможности, приехав в Донбасс, поцеловать эту землю, ставшую уже Россией и юридически.
Церковь св. Спиридона была воздвигнута трудами многих людей под руководством о. Сергия за семь лет. Войдя внутрь, я невольно приоткрыл рот от изумления – настолько храм был огромен, благолепен и светел. Две мраморных колонны, весом каждая по тонне, поддерживали среднюю часть храма. Голгофа из белого мрамора имела вес в полторы тонны. Справа от иконостаса – изображение святителя Иоанна Златоуста, лежащего во гробе. Мраморные престол и жертвенник, огромное мозаичное панно в алтарной апсиде, гирлянды разноцветных лампад и многое другое восхищало.
Я был очень рад, что родной Донбасс рождает таких талантливых людей, как братья Дикие – сам о. Сергий, его старший брат прот. Николай, духовник Тверской митрополии и младший брат – протодиакон Иоанн, служащий в Лавре. О. Сергий – природный лидер, талантливый организатор. Он удивил меня тем, что за единицу времени столько показал и рассказал, например, что фамилия Дикий казачьего происхождения (Дикий, Смелый, Стремительный и т.п.). Настоятель был очень внимателен, постоянно давал мне возгласы, настаивал, чтобы я не стеснялся своей старообрядной специфики, благословил мне помазывать освященным елеем народ Божий. Кстати, народа в храме было непривычно много (у нас всего лишь несколько человек помазуются на 1-м часе). Я был вынужден снять сначала кофту, потом клобук, помазующая рука была перенапряжена, а людское море всё не уменьшалось. Я стал опасаться упасть в обморок от такой нагрузки. Музыкальность братьев Диких была просто потрясающа – их голоса, усиленные микрофонами, заполняли огромное пространство храма. Настоятель был очень рад тем священникам и диаконам (их было соответственно 5 и 3), которые пришли на всенощное бдение. Наутро было уже около 30 священников, в том числе несколько благочинных. Я окончательно осмелел и по настоянию о.Сергия пришел в старообрядческой камилавке.
Всеобщее внимание привлек пояс с медной бляхой, на которой изображена Голгофа, с четырьмя «источниками», символизирующими токи благодати.
Утром, ровно в 10.00, в храм прибыл митрополит Никандр (владыке 38 лет, он возглавляет Финансово-хозяйственное управление Патриархии, и является членом Священного Синода).
Служение владыки имело некоторые особенности. Он старался по максимуму распределить все возгласы – вплоть до возгласов на сердцевине Литургии – Евхаристическом каноне. Возгласы «Пийте от нея вси», «Твоя от Твоих», «Изрядно о Пресвятей» произносили разные священники. Мне нужно было произнести третий раз текст тропаря «Иже Херувимы». Я было полез в карман подрясника за служебником, но старообрядный текст этого тропаря имеет отличия. Стал судорожно вспоминать, как это звучит в обычном служебнике – слава Богу, не ошибся (в старообрядном тексте вместо слова «припевающе» - «приносяще», а вместо слов «отложим попечение» - «отвержем печаль»).
Кстати, прихожане не совсем понимают смысл текста этого тропаря. На одном приходе новый настоятель столкнулся с таким курьёзом – когда заканчивали петь этот тропарь словами «отложим попечение», то вдруг заметил, что сердобольные старушки потянулись к отдельно стоящему столику и стали класть на него «по печенью» - для нуждающихся. Крови Христовой из потира священники, по причине их большого количества, причащались сами. Архиерей, закончив раздавать Тело Христово, Кровью причастил только диаконов. По окончании Литургии молебна не было – только т.н. славление: тропарь, кондак, молитва святому и мощное многолетие. На трапезе (она тоже была великолепна) выступления чередовались с игрой скрипачей на втором этаже, исполнявших классические вещи.
День памяти свт. Спиридона 25 декабря - всегда совпадает с Рождеством по западному календарю у католиков и протестантов. По возможности, в этот день с целью изучения я стараюсь побывать в одном из их московских храмов. На сей раз был в кафедральном соборе лютеран, посвященном свв. апп. Петру и Павлу. «Не пахнущие цветы» - так называла лютеран матушка одного священника, сама эстонка по национальности.
Заехал на полтора часа на приход, придя в себя, повалявшись на диване, помчался к метро и далее в Старосадский переулок, где располагается главный лютеранский храм. Первая непривычная странность была в том, что в течение двух часов богослужения колокола звучали непрерывно, причем, в однообразном стиле, как бы созывая на пожар. Большое пространство собора было заполнено до предела. В алтарной апсиде появился необыкновенно красивый, ярко подсвеченный образ Христа. Подсветка образов отцов-реформаторов справа и слева была приглушена – тем самым как бы показывалось, что сегодня в центре внимания только Христос. По всему периметру собора находились то ли детские рисунки, то ли модернистские – всё было как-то аляповато и не к месту.
Я расположился на лавке сбоку, чтобы не быть в ряду молящихся. Органная прелюдия. Никогда и нигде звучащий орган не затрагивал мою душу. Что испытывают закрывшие глаза некоторые прихожане, что дает им органное звучание – возвышает чувства? Всё это как-то неопределенно, произвольно и муторно. Посетила мысль: может быть, часть прихожан привлекает в храм именно орган и если бы его не было, то их было бы меньше? Прозвучало краткое приветствие, наверное, настоятеля. Все собравшиеся, вслед за хором, запели вступительное песнопение под номером 39: «Христов народ, хвали Творца».
Затем, вступительный псалом под номером 95: «Воспойте Господеви песнь новую». Исповедание грехов. Их «отпущение» свершилось очень просто – через произнесения «Аминь» пастором. Все, после слов пастора: «Слава в Вышних Богу», воспели: «О, Агнец Божий, в трудный час услыши молитвы нашей глас! Помилуй нас, о Боже!»
Главное песнопение под номером 37 прозвучало на немецком языке (не знающие языка могли следить по русскому переводу). Евангельский текст, к моему удивлению, был тот, который мы читаем на Пасху («В начале было Слово»). В тексте Символа веры обратил внимание на три момента: 1. «Его Царству не будет конца», то есть в будущем времени (по старому тексту «несть конца» – в настоящем времени). 2. Как и католики, исповедуют, что Дух Святой исходит от Отца и Сына (по лат. – «филиокве»). 3. «Верую во Вселенскую Церковь» (у нас в тексте – «Соборную»). После того, как все пропели «Придите, поклонимся Младенцу Христу!» прозвучала небольшая проповедь. Перед причащением было песнопение, заканчивавшееся словами: «Во веки Ты Един над нами властвуй, Единый Пастырь!» После этого было то, что у нас называется «Евхаристическим каноном» с установительными словами Евхаристии («Приимите, ядите», «Пийте от нея вси») – они произносились лицом к народу. «Отче наш» прозвучало на двух языках: русском и немецком.
Впервые наблюдал причащение у лютеран. Пастор подавал облатку в руку человеку, который потом макал ее в чашу с вином (ее держал помощник пастора) и принимал внутрь. Причащались, наверное, около половины, или даже больше, находившихся в храме. Все это сопровождалось тихой игрой органа. Вдруг зазвучало знакомое «Хвалите Имя Господне!» в сопровождении органа – на меня это произвело большое впечатление. После службы, по обыкновению у лютеран, пастор с помощником стоит при выходе и, пожимая руки, приветствует всех. Я, не пожимая руки, подошел, представился как православный священник, и сказал, что на меня произвело большое впечатление пение «Хвалите Имя Господне» в сопровождении органа.
Пастор сказал в ответ какие-то общие слова. Мне показалось, что он был несколько напряжен – возможно, что мои статьи до них доходили. Полистал еще буклеты, которые можно было взять свободно при входе в собор. Запомнилось, что храм был освящен в 1819 году и что его приход к началу XX века насчитывал 17 тысяч человек (14 тысяч немцев, 2 тысячи латышей, 600 эстонцев, 150 финнов и шведов). В советское время в храме располагалась студия «Диафильм». Вновь храм открылся в конце осени 2008 года.
В буклете под названием «Конфирмация», по-нашему - «миропомазание», сказано, что во время нее «пастор произносит молитву благословения над конфирмируемым. В знак того, что община принимает нового верующего, все вместе молятся молитвой Господней «Отче наш» и произносит Символ веры. Ясно, что миром не помазуют, а возлагают ли руки? Даже если это пастор делает, то что из того, ведь у лютеран нет понятия о сакраментальном священстве. А потом непонятно, есть ли у них понимание о том, что при этом подаются дары Духа Святаго, укрепляющие новокрещеного – как об этом учит Православная Церковь?
В буклете под названием «Исповедь, отпущение грехов» допускается исповедь перед пастором, но для чего это делается? В буклете разъясняется: «Мы принимаем утешительную уверенность в том, что эти грехи прощены». И далее: «Несмотря на то, что произносит прощение грехов пастор, дает нам прощение только Бог. Во время исповеди только Бог имеет право прощать грехи». Да, это само собой разумеется, но где же власть вязать и решить, власть ключей, данная Христом апостолам и их преемникам? Получается, что роль священника в лютеранстве при этом сводится лишь только к функции своеобразного психолога. Действительно, если, согласно лютеранской доктрине, через принесение Голгофской Жертвы все грехи нам прощены, и мы спасаемся только верой, то от священнического служения мало что остается.
И ещё насчёт Причастия. В буклете на эту тему говорится: «В хлебе и вине во время Святого Причастия реально присутствует наш Господь Иисус Христос». И далее: «Вне празднования Причастия, хлеб – не более чем хлеб, а вино – не более, чем вино». И далее подчеркивается, что «прощение грехов, жизнь и спасение, даруемые при совершении Причастия, производит, конечно, не ядение и не питие, а слова, сопровождающие «телесное» вкушение хлеба и вина – они являются главными».
Ну здрасьте, приехали, наворотили реформаторы в этом важнейшем вопросе – не разберешь. Церковь Христова издревле веровала, что хлеб претворяется в Истинное Тело Христово, а вино в Истинную Кровь Христову, и остаются они таковыми и после Причастия. В итоге получается, что, с одной стороны, всё тихо, благоговейно, понятно, минимум движений, сосредоточенность. С другой стороны, в ходатайстве Богородицы и святых совершенно не нуждаемся, за умерших не молимся, к Чаше подходим валом, не пройдя сито частной исповеди и не получив епитимьи за смертные грехи и причащаемся как-то вообще без признания реального присутствия Тела и Крови Христа в освященных Дарах. И наконец, самое главное, что дерзают совершать это Таинство лица, не облеченные священным саном, и не имеющие апостольского преемства – в этом трагедия лютеранства и его адептов.
Игумен Кирилл (Сахаров), настоятель храма свт. Николы на Берсеневке, член Союза писателей России
1.
Речь тут о том, что Дары становятся Дарами не автоматически, как учит латинская Церковь, а в силу личной веры причащающенгося.
Как у нас говорят: священник причастил, а Господь не причастил.
Другое дело, что богословие, допускающее такое радикально субъективное отношение, не учитывает милости Божией, когда Дары могут стать Дарами так сказать авансом.
Даже если подходящий к чаше ещё не осознаёт всю серьёзность священного момента.
Субъективизм раннего лютеранства - это реакция на автоматизм латинства.