21 июня в Архангельске «распахнёт ворота» международный фестиваль «БЕЛЫЙ ИЮНЬ», где будут разные события – от книжной ярмарки до театральных сценок. Ну, главным, пожалуй, станет подведение итогов и вручение наград Международной литературной премии им. Ф.А.Абрамова «Чистая книга», конкурс проводился в 2024 году в третий раз. Есть хороший повод вспомнить о великом труженике пера и правдолюбце – Фёдоре Александровиче Абрамове.
«Я ВЫРОС НА ПИНЕГЕ…». Кто хоть раз видел устье Северной Двины, навсегда запомнит её грандиозный размах.
Покидая отчие пределы, река на пути к Белому морю разливается так, что берегов не видно, лишь кое-где острова маячат в водных далях.
Какой простор! Какая воля! Какой характер!
Чудится, река вобрала и выплеснула в Белое море всю мощь необъятной России, отразив её величие.
Вот и творчество Фёдора Александровича Абрамова, подобно Северной Двине, несёт мощную стихию народного бытия с глубинами и отмелями, счастьем и трагедией, радостями и печалями. Было бы наивно и рискованно очертить творческий поток, уложить в какую-то схему, разделить на части и рассматривать по отдельности…
Нет, такое невозможно!
Попробуем хотя бы обозначить отдельные – грани самобытного таланта, понять, что тревожило, волновало, вызывало любовь или ненависть.
«Разбуди хоть среди ночи, – делился известный вологодский поэт Александр Романов, – упомяни его имя, и на сердце волна тепла и радости. Чем дальше живём, тем значительнее творчество Фёдора Абрамова, его фигура пророка. Это гигант, вылепленный Русским Севером!».
Думаю, поэт прав!
Вещее слово! Именно им и владел писатель!
Испокон веку оно ценилось в народе выше любого богатства, поскольку язык вещунов, как утверждал А.С.Пушкин, «с волей небесною дружен». Оценивая с позиций бурного, беспокойного века то, что вышло из-под пера Абрамова, мы видим главную тенденцию – писатель готовил почву для животворных процессов возрождения Святой Руси, а, значит, и в целом общества, изо всех сил старался приблизить их.
Уже сама тетралогия «Братья и сёстры», куда вошло четыре романа, несла глубоко символический и, я бы сказал, всепланетный смысл. Люди – все, без национальных и расовых предрассудков – братья и сёстры. Цивилизованное сообщество, ныне его всячески топчут на Западе. Любой человек имеет одинаковое право на счастье. Писатель утверждал настоящие общечеловеческие ценности над сиюминутными и, так называемыми, «классовыми». В 60-70 годы ХХ века это было редким фактом продолжения лучших традиций русской литературы и культуры и требовало со стороны Фёдора Абрамова определённого мужества, гражданской смелости, последовательности.
Невозможно без волнения и душевного трепета читать сцену в романе «Пути-перепутья», когда убирая горем Анфиса (арестовали мужа, председателя колхоза) находит краткий приют у перебравшейся в город Варвары, деревенской красавицы, покинувшей по настоянию Анфисы отчий дом, чтобы «заглушить» любовь к Михаилу Пряслину, главному герою. «Всё сделала для неё: приютила, накормила, напоила, с сердца камень сняла, – а вот заговорила о Михаиле – и конец ихней дружбе. Стена встала между ними.
И Анфиса, вдруг вспомнив недавно сказанные Варварой слова, с горечью, с тоской спрашивала себя: ну почему, почему мы сами-то себя топчем, поедом едим? Почему мы сами-то не даём друг другу жить?..»
Боль за гражданина, за состояние души, и одновременно преклонение перед житейским подвигом этого гражданина пронизывает содержание четырёх романов, воссоздающих жизнь русской глубинки, да и всей Росси на протяжении почти сорока лет. Подлинное знание крестьянского быта, сопереживание труженику, талант и мастерство помогли Фёдору Абрамову в судьбах жителей Пекашина отразить судьбу всей огромной страны.
Это тот счастливый случай, когда в капле узнаешь океан.
Это и большое счастье для писателя – труд его нужен людям!
Литературная критика много писала о тетралогии, не забывая и заключительный роман «Дом». Поэтому нет нужды повторяться. Хочу лишь отметить некоторые особенности огромного эпического повествования. Пожалуй, в русской литературе того периода мы не найдём произведения, подобного тетралогии Абрамова – столь объёмно, столь мощно показан в ней советский тыл в годы Великой Отечественной войны. Высвечена великая роль русской женщины. «Бабья сила, – писал Абрамов, – не учтённая никакими стратегами, поднялась из недр России. Это и был второй фронт!»
Не зря же Фёдор Александрович часто говорил о том, что русской бабе, русской женщине, вынесшей на себе все тяготы страшного лихолетья, следовало бы поставить памятник на Красной площади в Москве.
Не только о тыловых буднях узнавал читатель. С большой тревогой автор говорил о том, к чему пришла послевоенная деревня. О том, почему её доля в мирные времена не стала счастливой? Он пытался найти ответы на сложные вопросы. Писатель-реалист не обходил молчаньем перегибы внутренней политики в Советском Союзе, считал, что определённый вред был нанесён народу «сталинизмом». Фёдор Александрович очертил острую проблему задолго до появления в печати романов А.Дудинцева «Белые одежды», А.Бека «Новое назначение», малых и больших работ А.Солженицына. Но Абрамов делал это без яростного осуждения Родины, без злобы и очернения, без оглядки на Запад, а тем более – без ухода в эмиграцию, как поступали отдельные «рыцари пера».
Как мяло-переминало главного героя Михаила Пряслина! На его месте мало кто бы мог уцелеть?! А разве не наворачиваются слёзы на глаза по искалеченной, оборванной в лагере судьбе безвинного коммуниста Лукашина? Или вот чего стоит житиё Евдокии-великомученницы!? Вглядитесь в их лица – ОТКроется многое душе и сердцу.
Задумываясь над происходящим с людьми и страной, писатель доискивался до первопричин. Всерьёз перед ним вставал вопрос: «А что такое национальный характер?» Ум, душа, интеллект видны в повестях «Деревянные кони», «Алька», «Мамониха», «Пелагея», в ярких рассказах и публицистике – автор постигал черты самобытного характера народа. Возьмём хотя бы короткий без затейливого сюжета и особого вымысла рассказ «Дела российские…». Всё в нём – на грани «голого факта». И оттого запустение некогда обжитых земель, исчезновение деревень, уход крестьян с родных пепелищ пронзает, пробуждает дремлющую совесть. «Хочется вопросить прошлое, – признавался Абрамов в одном из интервью, – как время меняет национальный характер; что есть русский крестьянин; как происходило раскрестьянивание русского человека?..»
На всё это Абрамов отвечал творчеством. Безусловно, он как художник слова внёс огромный вклад в пробуждение самосознания людей. В то же время писатель избегал крайностей – излишнего славословия в адрес народа или очернения народа. Взгляду писателя было доступно и полезное, и негативное в национальном характере. Абрамов – яростный противник безверия, равнодушия, безразличия. «Беда не в том, что народ мало получил, – заметил он однажды, – но беда в том, что он мало требовал…»
Наконец, главенство духовного над сущим. Через всё его творчество проходит эта идея. Духовность, как драгоценное достояние, необходимо беречь, приумножать, ограждать от тлетворного влияния поп-культуры, которую уже тогда начал двигать в Россию Запад. Не раз с самых высоких трибун Абрамов убеждал читателей в том, что духовные потери чреваты, возможно, ещё большими последствиями, чем разрушение окружающей природы, ибо в конечном итоге всё зависит от того, какой человек управляет землёй и страной, вершит перемены. Это предостережение писателя мы уже ощущаем повсеместно. «История учит, – писала вдова прозаика Людмила Владимировна Крутикова-Абрамова, – лёгких путей совершенствования личности не бывает. Хлеб духовный добывается с не меньшим трудом, чем хлеб насущный…»
Как у А.С.Пушкина, Л.Н.Толстого, М.А.Шолохова, С.А.Есенина и других русских писателей, у Абрамова была «своя малая Родина». «Я вырос на Пинеге, – признавался он. – Пинега – это моя почва…»
… Позади почти полтысячи вёрст поездом от Архангельска – дальше «железка» пока не проложена. «Газик» бойко катил по убранной ослепительным снегом дороге среди тайги и хмурой дымки над ней. Шофёр однажды подвозил писателя. «Застряли, пошли с напарником лесину выламывать, – вспоминал, – а он костерок на обочине разжёг. Нажали на лагу под колесом – сломалась, приятель прихватил крепкое словцо. А Фёдор Александрович с блокнотиком: “Повторите, повторите… Интересно!”».
Да, была у него привычка держать блокнот наготове за столом у земляка, на народном гулянье, при разговоре соседей на улице. Что удивительно? Блестящий филолог, глубокий знаток литературы, Абрамов не стеснялся учиться у людей, черпать из сокровищницы языка народа, в том числе и так – записывая наскоро карандашом.
Веркола оглушила тишиной!
Большая северная деревня, где родился Абрамов, будто замерла в ожидании чего-то. На высокой горе, рядом с раскидистой лиственницей, откуда чудесный вид на реку Пинегу и лесные окрестности, стоит дом Абрамова, рядом – последний приют. С сотрудником музея мы почтили память писателя. Здесь он начал свой путь по земле, здесь его и окончил. «Я не сентиментальный человек, – говорил писатель, – был на войне и видел смерть в глаза. Но образ родной деревни меня волнует до бесконечности … Там стоит дом, который я сам рубил, и поэтому он мне особенно дорог».
При открытии мемориальной доски на покрашенном синей краской домике друг писателя ленинградский художник Фёдор Мельников произнёс: «Когда я впервые приехал сюда и увидел эти просторы, то понял, что их как раз вместил Фёдор в себе, во всех своих делах. Он любил жечь костры, и не только в натуре. Зажигал их в самые трескучие и тяжёлые морозы нашей жизни, когда было гонение на правду, когда никто не мог о том помышлять. Действовал. Ему не надо было перестраиваться. Он боролся за человека. Зажигал костёр в каждом. Поэтому его пламень никогда не погаснет…»
Думаю, художник подобрал точный образ – костёр, зажжённый Абрамовым в сердцах и душах многочисленных читателей.
«Я вырос в крестьянской семье, – вспоминал Фёдор Александрович, – где совесть – альфа и омега…»
А что такое совесть? По мнению святых отцов Русской Православной церкви, совесть – глас Божий в нашей душе.
С малых лет Фёдор познал труд, хозяйские заботы, почитание старших. Приход его в мир тоже имел особенности. Родная сестра писателя Мария Александровна рассказывала, как трудно жилось в Верколе. Когда появился на свет Фёдор, кто-то из родственников обронил: «Хоть бы этот помер…» Мать Степанида Павловна возразила: «Не умирать, а жить родился!» Ребёнку исполнился год, когда отец Александр Степанович умер. Степанида осталась одна с пятью детьми. Но она не растерялась. Сама работала от зари до зари, приучила трудиться детей, завели несколько коров, овец, поросят, домашнюю птицу… И уже вскоре семья Абрамовых из категории «бедняки» перешла в «середняки».
…В лапах смерти Фёдор побывал уже взрослым, но Господь отвёл от полной беды.
На второй день Великой Отечественной войны, 24 июня 1941 года, он ушёл добровольцем в народное ополчение, оставив филологический факультет Ленинградского университета. Туда его приняли три года назад без экзаменов в связи с тем, что закончил с отличием среднюю школу в селе Карпогоры – районном центре. Студента Фёдора зачислили пулемётчиком в артиллерийский дивизион. В сентябре 1941 года он получил ранение в руку, но после лечения возвратился на фронт. Два месяца спустя, в октябре 1941 года, в ходе атаки фашистский пулемётчик перебил ему обе ноги (выше ступни). Без сознания Абрамов лежал на мёрзлой земле, кровь текла из ран. Не исключено, что так бы и остался на поле боя. Кто-то из похоронной команды случайно плеснул из фляги в лицо раненому, тот застонал, и санитары переложили его на носилки.
Фронтовика привезли в Ленинградский госпиталь, где он и провёл блокадную зиму. В апреле 1942 года Абрамова эвакуировали по льду Ладожского озера на одной из последних машин. После пребывания в ряде госпиталей Вологодской области Фёдор Александрович, наконец, добрался до родной Верколы. Здесь будущий писатель встретил слёзы, горе, нужду… и великое мужество земляков, что помогло и ему выстоять в борьбе с недугом.
…Опять уношусь мысленно в зимнюю Верколу. Как-то ближе ощутил я героев произведений писателя, когда побывал в простой крестьянской семье. Хозяин семейства – Михаил Иванович Абрамов. Кстати, Абрамовых в Верколе много. Здесь, как выражаются местные, «печище», то есть древнее поселение людей с этой фамилией. Михаил Иванович только что вернулся из леса, заготавливал дрова. Хотя стукнуло ему шестьдесят, но ещё крепок телом и душой. Он охотно вспоминал, как жили в войну, рассказывал об отце, погибшем на фронте. В то лютое время Михаил и его родная сестра Лиза были за старших в семье, трудились, не покладая рук, потому и выжили. Рассказ реального Михаила напоминал литературного Михаила Пряслина в романе «Братья и сестры». Так они похожи судьбами.
Ещё больше поразился я, зайдя в один дом в Верколе, чуть не отступил от неожиданности – навстречу поднялся сам Абрамов, только моложе, чем мы знаем по портретам. Владимир Абрамов – племянник писателя. Когда я сказал ему о разительном сходстве с дядей, он бросил: «А как же! Кровь-то родная…»
Мы подняли по стопке за «мир праху дяди», и Владимир, совхозный шофёр (Младший сын Михаила – родного брата Фёдора Абрамова), перескакивая с одного на другое, делился воспоминаниями: «Дом этот дядя надоумил меня построить. Вот я и построил. Мораль иногда мне читал, но я не обижался. С дядей всегда было интересно, он всё знал. У нас в Верколе он много писал, особенно по ночам. Пока своё дело не сделает – не успокоится – такой характер. И прямой был: скажет, как отрежет…»
Помню душевную светлость и чистоту, что остались от общения с другим племянником писателя, тоже Владимиром в районном центре Карпогоры. Я заночевал у него. За вечерним чаем Владимир тепло вспоминал о дяде, приводил подробности и детали. По своей непрактичности я, к сожалению, их не записал…
Утром вместе с Владимиром зашли в районную библиотеку. Он познакомил с библиотекаршей Зоей Бутюковой. Её супруг Владилен Никифорович, художник, встречался с Фёдором Александровичем. Живописец создал серию картин о Верколе и подарил библиотеке. Зоя Васильевна любезно предложила послушать запись читательской конференции, что прошла в Карпогорах в 1979 году в связи с острой статьёй писателя «Чем живём-кормимся», обращённой к землякам.
«Одни пишут для развлечения, забавы, – звучал голос Фёдора Александровича, – чтобы помочь провести время, другие – в пропагандистском стиле, воспитывая читателя на положительном. Но есть и третья категория писателей, которые считают, что нужно формировать сознание, помогать читателю расти на серьёзной литературе – это путь, которым является правда. Многое зависит от того, как писатель понимает задачу. Как помогать человеку? Показывать жизнь во всей сложности, противоречивости, то есть гражданская литература, аналитическая – устремлённая к великим целям. Я принадлежу к последней, к таким писателям. Я считаю, что лечить наши недостатки, равнодушие можно только правдивым словом…»
ДУХОВНАЯ ПАШНЯ… Горели свечи пред алтарём. С амвона церковник возносил молитвы об упокоении души раба Божия Фёдора; просил Господа её помиловать. Чудилось, и сам названный приснопамятный незримо стоял где-то рядом в кафедральном Свято-Ильинском соборе Архангельска. Ведь он так тянулся к Вере, так любил её, берёг в сердце, будто тайное сокровище. Наверное, потому в храм, который ещё строили, пришли люди почтить юбилей земляка.
Почему-то вспомнил, как Людмила Владимировна, спутница Абрамова, свидетельствовала со слов мужа о том, что в детстве Федя мечтал быть похожим на отрока Артемия. Он погиб от молнии в лесу, позже возведён Русской Церковью в Праведника. В честь отрока заложили Свято-Артемиево-Веркольский мужской монастырь. Ещё всплывала в памяти подробность, что писатель ощущал влияние праведного Чудотворца Иоанна Кронштадтского. Тот родился и вырос в селе Сура – недалеко от Верколы. Пользуясь близостью отчих мест, Фёдор Александрович собирал материалы о прославленном старце, возможно, для будущей задуманной «Чистой книги».
Понять «духовную ауру» прозаика помогают некоторые семейные обстоятельства. Дед по отцовской линии Степан Кириллович Абрамов принадлежал к староверам. Наверняка взгляды отца разделял и сын Александр. Его будущая супруга Степанида выросла в семье староверов Заварзиных. Да и в целом Веркола, а в неё входили ещё 18 окрестных деревень, сохраняла религиозные традиции, высокую народную культуру. С малых лет будущий писатель постигал их в повседневных делах и заботах.
…Ещё звучали поминальные молитвы. Сам писатель, сколько не напрягай воображение, не присутствовал, но его неизменное «второе я» – да. В отсветах свечей угадывался характерный женский профиль – сосредоточенный лик, опущенный вниз взгляд… Людмила Крутикова, казалось, вела недоступный слуху диалог с душой любимого человека. Может быть, она рассказывала Фёдору Александровичу том, что успела сделать из того, что он не успел сделать при жизни.
О, это очень, очень многое!
Творческое наследие Абрамова, велико, в том числе – и неопубликованное. Как бы сложилась судьба рукописей, архива? Теперь мы знаем – она сложилась счастливо! Прекрасный филолог, талантливый редактор, а также и прозаик, Людмила Владимировна бережно, любовно сберегла, привела в порядок черновики, записи, наброски. Думая, конечно, о рядовых читателях. «Мудрость так называемых простых людей более великая, чем мудрость так называемых великих, – однажды заметил Фёдор Абрамов. – Ибо эти простые люди освобождены от тщеславия, творят жизнь и добро, не рассчитывая на бессмертие, на славу, на вознаграждение. Тогда как так называемые велики часто утверждают лишь себя… Истинно великие люди – простые, безымянные…»
Благодаря хлопотам Крутиковой, увидело свет то, что годами лежало под спудом. Лично меня потрясла повесть «Поездка в прошлое», потрясла сильнее, чем иные объёмные романы. Вещь без «закрученного» сюжета, уложенная автором в два печатных листа, почти тридцать лет не могла пробиться к читателю. Хотя неизменно она получала хвалебные отзывы в журналах и издательствах. Почему так? Что тормозило её? А тормозило то самое прошлое, о котором и вёл речь Абрамов. О той цене, что заплатил наш народ за «идеалы Красных Моисеев» – пресс «идеалов» перекорёжил, раздавил миллионы судеб. Вот и Микша Варзумов, главный герой, случайно узнал, что родной дядя, ему посвящена экспозиция в краеведческом музее, был попросту преступник, поддонок. Ничего себе «открытие»! Главная мысль Фёдора Абрамова: обустраивая заново Россию, нельзя закладывать в фундамент ложь, насилие, глумление над личностью; неважно, какого они происхождение – самодержавного или большевистского…
Думаю, и сама Людмила Владимировна совершила своего рода подвиг – издала документальную повесть «Дом в Верколе», где собрала и прокомментировала самые разные дневниковые записи Абрамова. Захватывающая вещь! Она создана как бы на «два голоса». И я был счастлив получить от автора дарственный экземпляр с надписью: «Геннадию Сазонову с лучшими пожеланиями и благодарностью. 22.IV.90. Л.Крутикова».
… В тот юбилей, сразу после молебна в кафедральном соборе, в Архангельске состоялась большая научная конференция в честь Абрамова. Выступление Крутиковой было, пожалуй, самым ярким, убедительным, запоминающимся. И не только потому, что её судьба неотделима от судьбы юбиляра, а ещё и потому, что она тоже всегда жила литературой. И приехала в Архангельск не с пустыми руками. В перерыве, после краткой беседы, Людмила Владимировна подарила только что вышедшую книгу: Фёдор Абрамов «Так что же нам делать? Из дневников, записных книжек, писем. Размышления, сомнения, предостережения, итоги».
«Приобщая читателя к сокровенным мыслям Абрамова, к его духовным исканиям, – отметила она в предисловии, – мне хотелось таким образом помочь тем ищущим, сомневающимся, а иногда и отчаявшимся людям, которые и в наши нелёгкие времена ищут свой праведный путь.
Заветное слово Абрамова, мудрое и простое одновременно, зовёт каждого из нас к развитию нашего самосознания, исторического, гражданского, национального, духовного. Он зовёт думать не только о себе, но и о смысле бытия, об окружающем мире, вносить свою лепту любви, добра и справедливости в наш всё ещё жестокий машинно-индустриальный век…
В последние годы он не уставал повторять: «социальная перестройка жизни, не подкреплённая душевной работой каждого, не может дать должных результатов». Проблемы нравственные в его сознании и творчестве были неотрывны от проблем социальных, экономических, политических. Он взывал к каждому: «Будь Человеком, встань во весь рост…». Удивительно, насколько сто страниц (всего-то!!!) вобрали в себя море больших и малых вопросов, ждущих и теперь решения. Думаю, сборник вполне мог бы стать пособием для всех, причастных к литературе.
…«В “Новом мире” познакомился с Твардовским. Вероятно, около часа пил с ним чай и разговаривал, – читаем в разделе “Из дневников 1954-1983” запись от 4. IV. 1954. – Твардовский оказался умным, самобытным человеком с живым умом. Это личность! Самая яркая личность в писательском мире. Он самородок – и это чувствуется в его языке – ярком, народном, с необычными сравнениями и образами…»
А спустя 13 лет после памятной встречи, прозаик получил от Александра Трифоновича письмо (29 августа 1967 г.): «Дорогой Фёдор Александрович! Пишу Вам под свежим впечатлением только что прочитанной Вашей рукописи. Всего, конечно, я не скажу в этом письме ни в смысле её значительнейших достоинств, ни в смысле некоторых недостач и слабостей, но не могу просто пребывать в молчании впредь до встречи с Вами, которая, полагаю, должна состояться в ближайшее время. Я давно не читал такой рукописи, чтобы человек несентиментальный мог над ней местами растрогаться до слёз и неотрывно думать о ней при чтении и по прочтении. Словом, Вы написали книгу, какой ещё не было в нашей литературе…»
Письмо обширное. Главный редактор «Нового мира» детально разобрал достоинства и упущения романа «Братья и сёстры». А в конце добавил: «И ещё скажу: мужайтесь – вещь не получила “зелёной улицы”, впереди ещё будет много всякого. А в общем Вы – молодец. Будьте здоровы. Ваш Твардовский».
…«Да что же такое эта Россия?..» – воскликнул однажды Фёдор Абрамов летом 1976 года, когда вместе с Людмилой прибыл на самолёте в родные места – в Карпогоры и Верколу…
Прямо скажем: вопрос вопросов!
Он искал ответ всю жизнь. Этот поиск и был сутью самой России!
Геннадий Алексеевич Сазонов, член экспертного Совета премии им. Ф.А. Абрамова «ЧИСТАЯ КНИГА» - 2024 г., член Союза писателей России
Вологда – Архангельск, Карпогоры – Веркола, 1990-1995-2024 гг.
