8 октября сего года исполнилось 200 лет со дня рождения великого русского мыслителя и общественного деятеля, одного из лидеров славянофильского (русского православно-патриотического) течения, Ивана Сергеевича Аксакова. К сожалению, эта дата никак не была отмечена на государственном уровне. О деятельности творчестве этого великого человека есть замечательные исследования и статьи, но все же знают о нем у нас недостаточно, поэтому внесу и я скромную лепту, напомнив читателю о мыслителе и патриоте XIX- го века, чьи мысли, однако, созвучны и нашему времени.
Жизнь И.С. Аксакова даже до того времени, когда он стал известным литератором и общественным деятелем, была очень непростой и в то же время замечательной. Но здесь я опущу все перипетии его биографии.
Замечательнейший (даже великий) публицист, он соединял в себе патриотизм и уважение к свободе личности. Об этом пишет философ П.Б. Струве: «В русской публицистике нет лучшей защиты свободы слова и совести, чем классические статьи на эти темы Ивана Аксакова. Его статья в "Руси" против цензурного ведомства, которое почти перед самой смертью знаменитого публициста осмелилось обвинить его в "недостатке истинного патриотизма", читалась и перечитывалась людьми нашего поколения буквально с трепетом и восторгом как беспримерно мужественное обличение бюрократической тупости и как такая же защита свободной речи» [статья «Аксаковы и Аксаков»]. В своих статьях он обращался к самым актуальным вопросам своего времени (еврейский вопрос, освобождение крестьян, польское восстание и др.), и всегда выступал как истинный христианин и патриот.
Вот он пишет о судьбе дворовых, оказавшихся в тяжелом положении после освобождения от крепостной неволи: «...скажем несколько слов о судьбе дворовых, вольных, после 19 февраля, идти от своих прежних господ на все четыре стороны, - остающихся, по большей части, без всякого обезпечения» [О положении освобожденных дворовых]. И далее предлагает меры, способные улучшить положение бывших дворовых, получивших освобождение от крепостной неволи, но, в отличие от крестьян, не получивших земельного надела. Вообще, надо заметить, в дело освобождения крепостных славянофилы внесли свою лепту. Здесь особенно потрудился Ю. Ф. Самарин.
Немало внимания Аксаков уделяет и польскому вопросу: «Все журналы Русские и иностранные сообщили известие о то, что до 300 Польских помещиков, съехавшись в Варшаве, написали, по совету будто бы графа Андрея Замойского, проект адреса к Русскому правительству с требованием безусловного присоединения или, лучше сказать, включения в состав Польши: Литвы, Белоруссии, Волыни и Подолии, некогда принадлежавших Польской короне...» [«По поводу притязаний Поляков на Литву, Белоруссию, Волынь и Подолию»].
Аксаков не может не выразить удивления, что поляки еще не добились независимости от России, а уже выставляют требования, чтобы оторвать от нее исконно-русские земли:
«Мы желали бы, чтоб они поняли. "День" уже довольно ясно определил свою точку зрения на Польские дела. В силу того же начала, которое заставляет нас так горячо отстаивать права Русской народности против Польского домогательства, в силу этого же живого начала стоим мы и за права Польской народности в пределах Польши, - Польши, а не Волыни, Подолии, Белоруссии и проч. Читателям нашим верно памятны статьи одного из наших сотрудников, в которых так ясно доказывалась необходимость и польза для самой России в существовании самобытного государственного Польского центра, который бы оттянул к себе все Польское из Русских областей, очистил бы их от Польского наплыва и стал бы твердым оплотом против напора Немецкой стихии. Тем более жаль, что Поляки сими стараются об охлаждении к себе сочувствия Русского общества, и неуважением к правам Русской народности поддерживают раздражение в Русском народе и отдаляют эпоху примирения. Поляки сами портят свое дело. Если бы кто-либо, лишенный свободы действия, сказал самому пылкому гуманисту: развяжи мне руки, чтоб я мог тебя побить и изувечить, – сомневаемся, чтобы гуманист, как бы он искренен ни был, согласился предоставить ему свободу, – т.е. возможность исполнить свою угрозу. Точно в такое же положение ставят Поляки и Россию, заранее предъявляя притязания на Киев, Волынь, Подолию и пр., расточая воинственные похвальбы и угрозы!»
Из этого следует, что Аксаков и прочие славянофилы, может быть, вполне сочувствовали бы желанию польских патриотов обрести независимость, но непомерные аппетиты польской шляхты, мечтающей о восстановлении Речи Посполитой, т..е. о присоединении к Польше исконно-русских земель (западно-русских), с русским же (малороссийским и белорусским) населением, развели их по разные стороны баррикад. Я думаю, сейчас это не мешает вспомнить и осмыслить. Очень похоже на то, что аппетиты некоторых польских «патриотов» не умерились и поныне.
И. Аксаков был замечательным поэтом, но поэзией он занимался гораздо меньше, чем публицистикой. И если представить публицистику как такой же вид литературы, как поэзия или художественная проза, то в русской публицистике И. Аксакову принадлежит такое же место, как Пушкину в поэзии, а Гоголю или Достоевскому — в художественной прозе. Но публицистика – несколько другой жанр, не художественный. Она больше связана с реальной, практической жизнью. И кроме того, Аксаков был крупнейшим общественным деятелем. По своему духовному складу Аксаков больше напоминает Козьму Минина, чем гениев русской художественной литературы. Здесь я не оригинален. До меня сравнение с великим русским гражданином сделал русский мыслитель Н.П. Гиляров-Платонов: «Москва 1612 года освобождена всею Землею, а не Мининым, но Минин оказался; народное движение к освобождению балканских христиан нашло своего Минина и в 1876 году» [Некролог<об И.С. Аксакове>].
Как яркий деятель (а не только мыслитель), И. Аксаков особенно выдвигается перед началом русско-турецкой войны, став главой Славянского комитета. Именно этому человеку принадлежит огромная заслуга в деле освобождения балканских славян от турецкого ига. Еще до войны 1877-78 года Иван Сергеевич много поспособствовал тому, что в русском обществе сформировалось убеждение в том, что Россия обязана помочь православным братьям, сербам и болгарам. Кроме того, Славянский комитет, который он возглавлял, оказывал большую материальную помощь страждущим православным братьям-славянам. Этот же Комитет содействовал отправке добровольцев на Балканы (еще до вступления России в войну). Еще большую деятельность Славянский комитет развернул с началом русско-турецкой войны. Группа болгарских студентов после освобождения их страны от турецкого ига даже выдвигала его кандидатуру на болгарский престол, настолько была благодарность болгар к заслугам И.С. Аксакова.
С властями у Аксакова были непростые отношения. Монархист и патриот, он, однако, порой подвергался гонениям за свою принципиальную позицию, которая кому-то была как кость в горле. После окончания победоносной русско-турецкой войны под давлением западных держав, Великобритании в первую очередь, русская дипломатия пошла на значительные уступки на Балканах. Это вызвало сильный протест И. Аксакова, который он выразил в своей знаменитой речи 22 июня 1978 года. Приведу отрывки из этой речи: «После исполинских усилий, русские войска преодолевают Балканы; русские власти водворяют новый строй и по всей Южной Болгарии... Поверила наконец несчастная страдалица-страна своему избавлению, с радостию отдалась вере и в свою будущность, вздохнула свободно, ожидала и вдруг... С соизволения той же самой великодушной избавительницы - России, как по живому телу распиливается Болгария на две части, и лучшая, плодороднейшая ее часть, Забалканская, та именно которая наиболее истерзана, изъязвлена, осрамлена турецкими зверствами, возвращается в турецкое рабство!... Русские же победоносные войска, те самые, что ценою своей крови добыли свободу Южных Болгар, приглашаются вновь закрепостить их побежденному извергу и так сказать собственноручно отвести: христианских жен на поругание, детей на посрамление, всех на лютую турецкую месть за то, что верили в Русскую власть, за братское сочувствие к Русским!» [Речь И.С. Аксакова, произнесенная 22-го июня 1878 в Московском Славянском Благотворительном Обществе].
От себя замечу. Сейчас много говорят о неблагодарности болгар к России, освободившей их от турецкого ига. Хотя очень многие болгары (пусть и не все) это очень хорошо помнят, и хранят благодарность. Однако на самом деле, и на это указывает в своей речи Аксаков, освобождение состоялось лишь наполовину. Освободив болгар, наши отдали обратно туркам половину освобожденных. Наверняка это также оставило след в памяти «братушек», и было в дальнейшем использовано против России ее врагами.
Далее И. Аксаков говорит: «А еще в Петербурге, как пишут в газетах, многое множество легкомысленной военной молодежи и всяких государственных недоростков, вращающихся в петербургских гостиных, позволяет себе повально глумиться над Болгарами и бранить их за недостаток будто бы доверия и радушия к Русским! Не говоря уже о том, как несправедливо, как безсердечно относиться таким образом, на основании частных случаев, огульно ко всему народу, да еще к народу, нравственно забитому, удрученному пятивековым гнусным рабством, спрашиваем их: что, по их мнению, после всех наших торжественных и нарушенных обещаний, достойны ли оказываемся мы доверия и любви Болгар?… Бедный русский солдат, тебе стыдно будет и глаза поднять на этих твоих "братушек"... За что же, благодаря русской дипломатии, будешь ты заклеймен в памяти Болгарского народа ненавистным названием предателя!..».
Вину за произошедшее Аксаков возлагает на русскую дипломатию, сделавшую такие страшные уступки: «Да что же такое случилось? Не претерпели ли мы поражения, страшного, поголовного...? Ничего не случилось, никаких боев не было. Только притопнул лорд Биконсфильд, да Австрия пригрозила пальцем: так, по крайней мере, повествуют наши газеты. Русская дипломатия, пожалуй, и могла испугаться, но только она одна, и никто больше».
Я не историк, и мне трудно судить, насколько прав или неправ был И. Аксаков в своих обвинениях русской дипломатии. Но вот проф. С. Лебедев (более компетентный в этом вопросе) в своей статье «Путь славянофила. Великий неизвестный» пишет по этому поводу: «Следует заметить, что Аксаков, имея большие связи в славянских кругах, был информирован о реальной расстановке сил в Европе не хуже, чем российские военные и дипломаты. Он доподлинно знал, что все ультиматумы западных государств в России — это блеф, реально к войне никто из западных государств не был готов, и ситуация 1854 не могла повториться. Напротив, перед угрозой революции стояла Австро-Венгрия, для которой первые же неудачи в случае действительной войны с Россией привели бы к распаду. Англия никогда не воевала, не имея сухопутного союзника, а таковым в тот момент была только уязвимая Австро-Венгрия. "Железный канцлер" Бисмарк, руководивший Германией, всегда был против войны с Россией, и тем более из-за Балкан, которые, по его словам, "не стоят костей померанского гренадера". В силу этого Германия занимала в данном кризисе примирительную позицию. Т. о., уступки российской дипломатии действительно были ничем не оправданы».
Речь Аксакова вызвала большой резонанс в российском обществе, да и в мире. У наших властей речь вызвала отрицательную реакцию. Аксаков был выслан из Москвы (хорошо, хоть не арестован), а Славянский комитет закрыт. В обществе же многие оказались солидарны с мыслителем. Интересная история произошла с портретом И. Аксакова работы И. Репина. О ней читаем в статье «Поединок с царём. Как коллекционер Павел Третьяков изменил ход истории» К. Кудряшова о знаменитом коллекционере Павле Третьякове: «...когда славянофила Ивана Аксакова за его патриотическую речь, критикующую недочёты отечественной дипломатии, позволившей украсть победу в Русско-турецкой войне 1877-1878 годов, выслали из Москвы, Третьяков устроил политическую акцию. Илье Репину был заказан портрет Аксакова, моментально размещённый в "галерее выдающихся деятелей нации"». Такова оказалось популярность Аксакова в патриотической части российского общества.
Конечно, очень печально, что 200-летие И.С. Аксакова не отмечается в нашем государстве и обществе так, как он этого заслуживает. Для большинства читающей публики неизвестен, хотя фамилия Аксаковых вроде на слуху. Но думаю, что настанет время, кода в нашем обществе, нашем государстве, в нашем образовании оценят этого великого мыслителя и гражданина.
Тимур (Сергий) Хамзатович Давлетшин, православный публицист
