Почему учёное сообщество с недоверием (да, именно недостаток веры, хотя, казалось бы, где наука и где вера...) относится к теории этногенеза Льва Гумилёва, в том числе и в части пассионарности? Как представляется, связано это с тем, что далеко не всякий исследователь попадает в условия, где можно, если не увидеть глазами, то хотя бы прочувствовать наличие в жизни того, что затем и было отображено его теоретическими конструкциями. Очертим главное.
Во-первых, Лев Гумилёв жил во время слома одной социально-экономической системы и построения другой, когда все сословные перегородки были снесены, и когда в одном коллективе могли оказаться люди из никогда ранее тесно не соприкасавшихся общественных слоёв, прослоек и групп, причем не как исключение (например, Достоевский на каторге), а как нечто обыденное.
Во-вторых, Гумилёв почти 14 лет пробыл в местах лишения свободы, для которых характерно было в те времена сосредоточение больших масс заключенных вместе и постоянная их текучка.
В-третьих, сама личность Гумилева, склонного к исследовательской деятельности, его таланты были тем, что называется «оказаться в нужное время в нужном месте»: непосредственно наблюдать жизнь массы людей в период общественного «вавилонского смешения», да еще в государстве, которое наследовало огромной империи. И где, в каком месте нашей планеты имели место подобные условия?
В-четвёртых, науки, в том числе и гуманитарные, подошли тогда к такому рубежу, когда можно было посмотреть на человечество и на его историю с высоты накопленных знаний, что и предопределило, вне всякого сомнения, появление его пассионарной теории этногенеза. Да, он оказался не по свое воле в местах, где были собраны те человеческие типы, которые он описывает. Стал, так сказать, невольным свидетелем истины, явленной ему вполне зримо, и он, как мог, постарался это впечатление от встречи с ней передать.
Ядром его теории является, вне всякого сомнения, положение о пассионарности, которую он определял как «активность, проявляющаяся в стремлении индивида к цели (часто иллюзорной) и в способности к сверхнапряжениям и жертвенности ради этой цели». Именно в условиях советских лагерей того времени и можно было наблюдать одновременно большие массы пассионарных людей, выделявшихся на фоне гармонических и субпассионарных.
Другое дело, что Лев Гумилёв, увлечённый бурным развитием науки и её новыми веяниями, почему-то решил, что пассионарность должна быть непременно связана с мутацией, толчок к которой давало, по его мнению, космическое излучение. Однако несмотря на это, как представляется, уже нельзя после его свидетельства без серьёзных на то оснований игнорировать наличие такого рода человеческих групп и их определяющее влияние на возникновение, существование и гибель этносов.
Может быть, кто-то из учёных соответствующего профиля здесь скажет: это ещё, мол, доказать нужно... Так доказывайте, проверяйте истинность его теории пассионарности. И это вполне возможно: Лев Гумилёв очень близко подходил к тому, чтобы связать пассионарность с темпераментом, но «вера в науку» увела его несколько в сторону. Однако кто мешает вам, уважаемые скептики из научного сообщества, организовать и провести соответствующие исследования, ведь темперамент и есть то «материалистическое» «зерно», которое можно, пусть и с трудом, но наблюдать, описывать, «исчислять». А теперь самое важное, касающееся этого вопроса.
Как представляется, пассионарий — это человек, у которого передаваемый по наследству темперамент (врождённый — для атеистов и сотворённый Богом — для верующих) подвижный, а не фиксированный, не закреплённый: он, при необходимости, может преобразиться в холерика, сангвиника, флегматика, меланхолика. По существу, это тот темперамент, которым непременно должен обладать хороший актёр, или успешный политик, или ведущий за собой людские массы общественный деятель, или харизматический религиозный лидер...
Гармонический человек — это человек, у которого темперамент, в отличие от пассионария, довольно жёстко зафиксированный. Да, под влиянием пассионария, который буквально со всех сторон обволакивает его своим темпераментом, гармонический человек может приходить в колебание (что отмечается Гумилёвым), пытаясь поспевать за «растяжками» и «сжатиями» первого, но после того как пассионарий от него удалится, он непременно вновь войдёт в свои природные рамки.
В «исчезновении» пассионариев после периода «пассионарного перегрева» нет никакой «криминальной подоплеки»: подчиняясь воле большинства, когда общественная обстановка стабилизируется, они легко, безо всякого напряжения, начинают «играть роль» гармонического человека, — образно говоря, «надевая» на себя его «рубаху» темперамента. Но, случись в социально-экономической жизни общества какие-то катаклизмы, вызванные хотя бы и излучением из космоса, они (или их дети, внуки) проявят себя незамедлительно: пассионарии хотят жить, их природа подсказывает им, что необходимо и можно изменить психологический поведенческий рисунок общества, его идеологию, какие-то обряды, традиции в пользу выживания. В такой момент гармонические люди, находящиеся в смятении и ищущие выход из обстановки нестабильности, легко идут за ними. Подробнее вопросы темперамента с некоторыми параллелями с пассионарной теорией рассматриваются автором этих строк в работе «Этногенез сквозь призму Откровения»: путь разыскания, правда, пройден самостоятельно, без какого либо влияния со стороны идей Льва Гумилёва.
Критикуя взгляды Льва Гумилева, православный исследователь Николай Сомин в статье «История как часть диамата» пишет, «что подлинное понимание истории возможно лишь на основе концепции "суды Божии за грехи человеческие"»: «..."Понять" историю — значит выяснить, за какие грехи какие суды последовали. Конечно, такая постановка совершенно не в естественнонаучном духе Гумилёва — вспомним: "не путайте Божий дар с яичницей". Просто он иначе понимает само слово "понять". Гумилёв — ученый-материалист, для которого все духовно-психическое сводится к физическо-химическо-биологическому. А потому для него "понять" — значит выяснить, какие "природные" механизмы движут историей». «И основная ошибка его в том, — замечает далее Сомин, — что он не признаёт самостоятельности духовно-волевой сферы человека, абсолютизируя природные причины и не замечая обратного воздействия духа на природу человека. А потому не хочет видеть, что открытое им — лишь внешняя сторона, механика того грандиозного нравственного суда Божия, который совершается в истории».
Хотя критика во многом обоснованная, но, думается, нельзя не учитывать то, что Гумилёв жил во времена государственного атеизма... Здесь есть очень важный момент, который не стоит упускать: Бог является и Творцом пассионария как особого человеческого типа. И хотя «в... жертвенности ради... цели» имеют место «самостоятельности духовно-волевой сферы человека», но Николай Сомин прав: от освещения нравственной стороны истории Гумилёв всячески уклоняется, находя, например, нечто прогрессивное и даже ценное в монгольском иге. Это очевидный изъян его теории: пассионарии чётко не разведены в нравственном плане, хотя вполне очевидно, что среди них есть пшеница и плевелы (Мф. 13: 24-30; 36-40). Казалось бы, противопоставь пассионариев субпассионариям как овец и козлищ (Мф. 25:31-46) и многое прояснится, однако Гумилёв по каким-то причинам уклонился от этого.
В работе «Этногенез сквозь призму Откровения» мною преобладающим пассионарным началом элиты тюркоязычных народов (за исключением башкир, татар и чувашей) признаётся колено Даново: «От Дана слышен храп коней его, от громкого ржания жеребцов его дрожит вся земля; и придут и истребят землю и все, что на ней, город и живущих в нём» (Иер. 8:16). Это показывает и история: вначале со Степи шли постоянные набеги и угрозы, затем их эпицентр сместился в Османскую империю, где, как представляется, уровень потомков Дана среди элиты турецкого общества значительно выше степного. По существу, на протяжении многих сотен лет империя османов творила жестокий суд над славянскими народами, после принятия христианства оказавшимися по сути Обновлённым Израилем: «Дан будет судить народ свой, как одно из колен Израиля; Дан будет змеем на дороге, аспидом на пути, уязвляющим ногу коня, так что всадник его упадет назад» (Быт. 49:16-17). В связи с этим, конечно же, не может не тревожить огромное количество тюркоязычных гастарбайтеров из Ближнего Зарубежья, в среде которых господствуют протурецкие настроения…
Как представляется (и не только мне), что и раскрываю в работе «Этногенез сквозь призму Откровения», пассионарным началом этногенеза славянских народов стали те самые затерявшиеся на перекрестках истории десять исчезнувших колен Израиля. И вообще: двенадцать колен Израиля являются нравственным началом мировой истории, её движителем. И самое важное: без них, будь это их рассеяние или полноценное вхождение, империя как Удерживающий невозможна в принципе...
Господь Бог, творя человека с пассионарными свойствами, открывал простор и духовно-психическому для исторических свершений. Вне всякого сомнения, история это есть и «суды Божии за грехи человеческие», хотя Промысл Божий ни в коем случае не закрывает дорогу перед покаянием народов и этносов, которое может выглядеть как историческое свершение: например, Победа советского народа в Великой Отечественной войне.
Или другое «историческое явление»: действие Удерживающего, о ком чуть выше было упомянуто, к чему отнести? Через кого оно осуществляется, если не через пассионариев? Правда, насчёт Удерживающего в православной среде наблюдается какое-то не совсем понятное шатание и разброд: некоторые с упрямством, заслуживающим лучшего применения, продолжают под Удерживающим понимать благодать Святого Духа, хотя уже святитель Иоанн Златоуст, по существу, положил конец этим спорам. Приведем за важностью его толкование на то место из Второго послания к Фессалоникийцам (Солунянам) апостола Павла, где речь идёт об Удерживающем, полностью:
«Справедливо всякий может, во-первых, спросить, что такое удерживающее (τό κаτέχον), и потом обнаружить желание узнать, почему так неясно говорит об этом Павел? Что же такое удерживающее явитися ему, то есть, препятствующее? Одни говорят, что это благодать Св. Духа, а другие — римское государство; с этими последними я больше согласен. Почему? Потому что, если бы (апостол) хотел говорить о Духе, то не выразился бы об этом неясно, но (сказал бы) определённо, что теперь препятствует ему явиться благодать Св. Духа, т.е. (чрезвычайные) дарования. Кроме того, надлежало бы уже ему придти, если тогда он должен придти, когда оскудеют (чрезвычайные) дарования, потому что они давно оскудели. Но так как (апостол) говорит это о римском государстве, то понятно, почему он только намекает на это и до времени говорит прикровенно. Он не хотел навлечь на себя чрезмерной вражды и бесполезной опасности. В самом деле, если бы он сказал, что в непродолжительном времени разрушится римское государство, то тогда немедленно его, как возмутителя, стерли бы с лица земли, и (вместе с ним) всех верующих, как живущих и подвизающихся для этого».
«Вот почему, — продолжает св. Иоанн Златоуст, — он не употребил такого выражения; не сказал также и того, что это скоро последует, хотя (прикровенно) он и говорит это всегда. Но что? И ныне удерживающее весте, во еже, говорит, явитися ему в свое время. Тайна бо уже деется беззакония. Здесь он указывает на Нерона, как на прообраз антихриста, потому что и он хотел, чтобы его считали богом. Хорошо сказал он — тайна, потому что (Нерон) не так явно и бесстыдно (выдавал себя за бога), как антихрист. Итак, если еще прежде того времени, говорит, нашёлся человек, который немного в злобе уступал антихристу, то что удивительного в том, если со временем явится (настоящий антихрист)? Говорил таким образом прикровенно и не хотел прямо указать на него (Нерона), не из страха, но чтобы научить нас тому, что мы не должны навлекать на себя чрезмерной вражды, когда ничто нас к этому не принуждает. Так же точно говорит он и здесь: точию держай (ò κατέχων) ныне дондеже от среды будет. То есть: когда прекратится существование римского государства, тогда он (антихрист) придёт. И справедливо, — потому что до тех пор, пока будут бояться этого государства, никто скоро не подчинится (антихристу); но после того, как оно будет разрушено, водворится безначалие, и он будет стремиться похитить всю — и человеческую и божескую — власть. Подобно тому как прежде того разрушены были царства, именно: мидийское — вавилонянами, вавилонское — персами, персидское — македонянами, македонское — римлянами, так и это последнее разрушено будет антихристом, а он сам будет побежден Христом и более уже не будет владычествовать» (Иоанн Златоуст, свт. Т. 11. СПб., 1905, с. 597-598).
Не будем и далее углубляться в этот вопрос, но замечу: Третий Рим — это не концепция, а учение Церкви, чтобы по этому поводу не возражали и не говорили отдельные богословы. «Формула» этого триединства проста: Рим Первый, в котором находится ветхозаветная церковь, в которой Рождается Иисус Христос, являет себя из глубины веков; Рим Второй — Константинополь — исходит от Первого Рима; Третий Рим — Москва, Россия — рождается диффузией государственности Первого Рима в лоне Православия Рима Второго.
В заключение статьи заметим, что эпоха, в которую жил и творил Лев Гумилёв, была очень непростой, и одним прыжком из нее было не выпрыгнуть... И еще не будем забывать, что он, пусть и нерегулярно, но на протяжении всей своей жизни посещал церковь, исповедовался, причащался… Отметим и то, что западный мир, который уже полтысячи лет тому назад погряз в материализме и торгашестве, в массе своей, в отличие от русского мира, где горячие споры, от полного неприятия до восторженного приветствия, идут и по сию пору, остался глух к пассионарной теории этногенеза Льва Гумилёва. Случайностью, как представляется, это быть не может...
Вячеслав Степанович Макарцев, православный публицист
