Об ошибках в советской национальной политике

Общеизвестно, что в СССР царило подлинное национальное равноправие. В отличие от других империй у нас не было экономически и политически господствующей нации; и не один народ, даже самый малочисленный, не исчез. Поэтому, безусловно, достижений в советской национальной политике было немало. Однако наряду с этим были допущены и серьезные стратегические просчеты.

Главной ошибкой в национальной политике ВКП (б) – КПСС была установка на постепенное выравнивание всех этносов под один шаблон – «советский народ». То есть безнациональный какой-то народ. Эта установка вытекала из идеологии марксизма, в которой на первом месте были классы, а нации уже потом, поскольку после мировой революции все народы на планете должны были слиться в одну братскую космополитическую семью. (Поэтому современные «фининтерновские» глобалисты к левому глобалисту Марксу относятся весьма благосклонно.)

И в это верили не только ортодоксальные марксисты-теоретики, но и многие советские руководители сталинской эпохи. У Молотова, когда он уже был на пенсии, писатель Ф. Чуев как-то спросил: «А при коммунизме сохранятся национальные особенности? – Ну, это сотрется. – Но это же плохо! – Почему плохо? Обогатимся!..». А ведь Молотов был долгое время вторым человеком после Сталина. У Сталина, заметим, подобных высказываний нет.

Установка на нивелирование этносов по социальному шаблону привела к серьезным перекосам в советской национальной политике. В первые годы после революции был нанесен удар по всем религиям и национальным обычаям (т. е. этнической традиции), которые были объявлены пережитками феодализма. Это коснулось и православных, и буддистов, и шаманистов, и, в частности, мусульман, которые, в большинстве своем, жили до революции по законам шариата. Например, зачем надо было «освобождать женщин Востока», если они вовсе не нуждались в освобождении. Или ставить вне закона религиозные праздники и посты, или запрещать калым – плату за невесту? Зачем надо было отнимать детей у северных народов и помещать их в школы-интернаты, где они, отрываясь от векового кочевническо-охотничьего уклада, теряли навыки и зачастую превращались в поселковых бомжей.

Это была, заранее обреченная на неудачу, попытка с помощью декретов исправить (снивелировать) этнический стереотип поведения и ментальность, которые, как мы знаем, являются результатом длительного природного процесса – этногенеза. И которые «исправлению» не поддаются.

Кроме того, с первых лет советской власти всячески поощрялось перемешивание народов внутри СССР. В первую очередь – практика переселения русских, украинцев, белорусов на национальные окраины – в республики Средней Азии, Кавказа, затем – в Прибалтику, на Западную Украину и в Молдавию.

Такая национальная политика компартии вызывала естественное недовольство национальных меньшинств и ассоциировались с русской властью. И все эти обиды они запомнили. Потом это всплывет в конце 1980-х годов. (Строго говоря, местные националисты были недовольны не столько «русификацией», сколько унификацией своих народов. Хотя и могли называть это русификацией.)

Незадолго до распада СССР Гумилёв в одном из интервью говорил: «Не нужно навязывать людям других этносов не свойственный им образ жизни. Не нужно обижать людей потому, что их поведение отличается от нашего… Не нужно заставлять всех жить вместе. Лучше жить отдельно, зато в мире».

Теперь надо особо сказать о положении русского этноса в СССР. Ведь что получилось? Во-первых, в результате «интернациональной политики» проводимой ВКП(б), русские потеряли значительную часть своих земель. Границы между РСФСР и союзными республиками, так же как границы внутри РСФСР, были проведены очень вольно, по принципу – нарисуем, будем жить. В итоге от России оторвали не только Новороссию с Донбассом и (позже) Крым, но и Северный Казахстан, земли терского и уральского казачества, и отдельные территории внутри России. При этом русские даже не получили своей собственной государственности!

Во-вторых, и это главное, при образовании СССР по ленинскому плану национальным республикам было дано право на отделение от империи. А это уже противоречило логике существования самой империи! Мало кто знает, но знаменитое ленинское «право наций на самоопределение» вытекало отнюдь не из стремления защитить малые нации, а из-за стратегической установки на мировую революцию, в перспективу которой в 1922 году Ленин еще продолжал верить.

Уже после образования СССР, в начале 1923 г. Ленин предлагал пойти на еще большие уступки национальным республикам, и вместо Союза создать Конфедерацию, лишь с военным и дипломатическим центром. Боясь, что раскол в партии повредит продвижению мировой революции, Ленин готов был пойти навстречу требованиям «национал-уклонистов», среди которых самыми рьяными были грузинские и украинские партийные руководители. (За 100 лет ничего не изменилось!) Ленин обещал выступить в их поддержку на ближайшем съезде. И выступил бы, но помешала болезнь; после третьего инсульта Ленин уже не оправился.

Еще одним негативным результатом политики «интернационалистов» в руководстве ВКП (б) стала установка на коренизацию национальных окраин, которая была официально провозглашена в апреле 1923 года. Это было целенаправленным ударом по так называемому «русскому шовинизму». На первом этапе коренизации планировалось заменить русский язык национальными языками в администрациях, школах и учреждениях культуры. Например, на Украине эта программа получила название украинизации. Все служащие госучреждений до 1 января 1926 г. должны были выучить украинский язык под угрозой увольнения с работы. Решено было украинизировать газеты, книжные издательства, театры, вывески, надписи и прочее. То есть, все, на что ложится глаз.

Ученый-евразиец Н. Алексеев, предчувствуя, чем может обернуться такой избыток национальной свободы, в конце 20-х гг. писал: «Создав в пределах Союза большое количество национальных республик… коммунисты… способствовали пробуждению местного национализма, который не может не угрожать превращением в самостоятельную силу… Это чрезвычайно грозное явление, быть может, одно из самых опасных для судеб не только советского правительства, но и будущей России».

Так и случилось!..

Таким образом, с созданием национальных государственных образований в рамках СССР и введением пункта о самоопределении в декабре 1922 года в структуру СССР была заложена бомба замедленного действия, которая на рубеже 90-х гг. взорвалась. И это ударило в первую очередь по 25 млн. «заграничных» русских, многие из которых оказалось в национальных республиках не по своей воле. Они были или географически отрезаны от России при образовании новых республик (Новороссия, Сев. Казахстан и др.), или выехали в 1930 – 60 гг. по оргнабору – поднимать экономику и социальную сферу национальных окраин (это – помимо эвакуированных во время войны).

Особенно много русских выехало из России при Хрущеве, который, будучи стихийным троцкистом, вообще не понимал, что кроме классового существует еще и национальный подход! Хрущев всерьез собирался построить в СССР коммунизм за двадцать лет (к 1980 г.). А раз так, то смешение разных этносов рассматривалось как шаг к слиянию наций в единый «советский народ» (первоначально – «коммунистическую нацию»), как непременное условие строительства коммунизма.

В конечном счете, все эти искусственные перемещения привели к тому, что был нарушен главный принцип существования народов в полиэтническом государстве, сформулированный Гумилёвым: «Рядом и порознь». Когда этносы живут в мире, не вмешиваясь в дела друг друга (этнический симбиоз, или нейтральный вариант – ксения). При этом, подчеркнем, основной вектор миграций тогда был направлен не в Россию, а из России.

Историческая практика показывает, что национальные конфликты вспыхивают тогда, когда происходят массовые этнические слияния и взаимопроникновения. Именно массовые, когда счет мигрантов идет не на тысячи, а на сотни тысяч и миллионы. И особенно острыми эти конфликты бывают в тех случаях, когда перемешивание этносов происходит на межцивилизационном, суперэтническом уровне. Именно это произошло в Прибалтике (периферия европейского суперэтноса), на Западной Украине (псевдоевропейская этническая химера), на Кавказе (суперэтнический перекресток) и в Средней Азии (мусульманский суперэтнос).

В результате в конце 1980 – нач. 90-х гг. миллионы русских и русскоязычных подверглись гонениям и вынуждены были бежать от «братьев меньших» на историческую родину в Россию. А те, кто убежать не смог оказались в бывших республиках СССР в положении граждан второго сорта.

Говоря о положении русских в СССР, следует обратить внимание еще на один перекос. В последние десятилетия существования Союза уровень жизни русского населения оказался ниже, чем в большинстве республик. Национальные меньшинства на Кавказе, в Прибалтике, да и в отдельных районах Средней Азии жили богаче, чем национальное большинство в вечно нищей Центральной России. И это притом, что национальные окраины были подняты из бедности в основном русскими, и на русские деньги. Огромные средства были брошены на создание местной промышленности, науки, образования, медицины. В Средней Азии, например, все это пришлось поднимать с нуля. В итоге Большой брат стал постепенно превращаться в бедного родственника. И это, естественно, не прибавило уважения к русским со стороны нерусских народов. Ведь стремятся дружить, как известно, с сильными и богатыми.

Почему же русские оказались в таком униженном положении? Корни уходят туда же – в троцкистско-бухаринскую «интернациональную», точнее – русофобскую политику. Известно заявление Бухарина на XII съезде партии в 1923 году: «Мы в качестве бывшей великодержавной нации… должны поставить себя в неравное положение… Только при такой политике, когда мы себя искусственно поставим в положение, более низкое по сравнению с другими, только этой ценой мы сможем купить доверие прежде угнетенных наций».

При этом главной задачей для подобных руководителей-космополитов продолжала оставаться борьба с «великорусским шовинизмом». В том же 1923 году на совещании ЦК с партийным руководством национальных республик было заявлено, что уклон к местному национализму «является реакцией против великорусского шовинизма». Наиболее рьяные участники совещания призывали «заткнуть глотку» «чудищу великодержавничества» (Скрыпник), «вытравить его окончательно, прижечь каленым железом» (Зиновьев), не расслабляться, а настраиваться на длительную борьбу, поскольку «великорусский шовинизм будет, пока будет крестьянство» (Микоян).

К этому следует добавить, что неприязнь к русской нации была заложена в самом марксизме. Маркс Россию (да и всю «славянскую сволочь», как он выражался) не любил. Считал русский народ варварским, «неисторическим», «контрреволюционным», и поэтому обреченным на гибель (!) в огне мировой революции. Он всерьез утверждал: «Ненависть к русским была и продолжает быть первой революционной страстью». (Вот тебе и «Интернационал»!)

Что касается Ленина, то он в подобные русофобские крайности не впадал. Когда требовалось, Ленин называл себя «великоруссом», когда требовалось – клеймил «русский шовинизм». Но чаще все-таки клеймил. Особенно выделяется в этом отношении его статья «К вопросу о национальностях и «автономизации», датированная 30 декабря 1922 г. (день образования СССР). В ней Ленин берет под защиту национализм угнетенных «малых наций» и гневно осуждает национализм «больших наций». (Хотя в истории бывало и наоборот: малые нации угнетали большие нации.) Помимо нападок на «русский национализм» в статье говорится о «роковой роли Сталина». К нему относится выражение «шовинистическая великорусская шваль» (!), поясняется, что и грузин может быть «грубым великорусским держимордой». Заодно достается и стороннику Сталина поляку Дзержинскому… По этому поводу Сталин позже скажет: «Это не Ленин говорит – это болезнь его говорит».

Надо заметить, что такой болезнью – под названием синдром мировой революции – болел не только Ленин, ею болели почти все «старые большевики».

Войдя в силу в 1930-х гг. Сталин начал проводить прямо противоположную национальную политику. Это проявилось и в расстановке кадров (главное!), и в экономике, и в культуре. Антирусский перекос 20-х гг. был преодолен, программа коренизации свернута, нападки на «русский шовинизм» прекратились. Незадолго до войны Сталин так обозначил свою позицию: «Нужно развивать идеи сочетания здорового, правильно понятого национализма с пролетарским интернационализмом. Пролетарский интернационализм должен опираться на этот национализм». (См. ст. «О национализме и интернационализме».)

В целом это было возвращение к традиционной национальной политике, проводимой в Российской империи с XVI века. Разумеется, настолько, насколько это было возможно в советских идеологических рамках. А царская национальная политика, заметим, была достаточно взвешенной. Во всяком случае, она оставалась таковой до второй половины XIX в., когда под воздействием западных идей, была предпринята попытка русификации Польши, Прибалтики и Бессарабии. Но даже с учетом этих либерально-консервативных перегибов (особенно при Александре III) можно утверждать, что Российская империя вовсе не была «тюрьмой народов». Ограничены в правах были лишь два этноса: евреи (вначале по экономическим и религиозным причинам, а потом и по политическим), и поляки (по политическим). Остальные народы фактически имели те же права, что и русские.

Более того, царское правительство предоставляла национальным окраинам определенные льготы (по налогам, военной службе и т. д.) и давала полную свободу в сфере культуры, религии и традиционного бытового уклада. То есть – не пыталось переделать нерусские народы в какую-то «общность». Принцип был простой: политический и административный контроль при невмешательстве в «личную жизнь» той или иной нации.

Таким образом, национальная политика «Белого царя», в целом проводилась в русле евразийской полиэтничной традиции, унаследованной Россией от древних кочевых империй гуннов, тюрок и монголов. Красный император Сталин стал продолжателем этой традиционной имперской политики в экстремальных условиях русского надлома. Но – ненадолго...

При Хрущеве вновь оживились разного рода «космополиты». Опять возобладала прямолинейная установка на формирование химерной этнической конструкции под названием «коммунистическая нация». В результате РСФСР стала превращаться в дойную корову для многочисленных меньших братьев. (В СССР было четыре республики-донора: Россия, Украина, Белоруссия, Казахстан. Все остальные – дотационные.) Это естественно, привело к нарастанию недовольства русского населения: «Ну, сколько можно их кормить!». И стало одной из причин той индифферентности, которую проявило населения России после распада СССР в 1991 г.

Таким образом, получилось, что партийные власти, проводившие даже не интернациональную, а какую-то сверхинтернациональную политику, помогли бедным и слабым соседям стать богаче и сильнее. И сформировать свою национальную элиту, которая, естественно, захотела получить больше власти и денег, и поэтому ударилась в крайний национализм. Вот вам еще одна причина нарастающего сепаратизма. Ведь те же номенклатурные узбеки или грузины к 80-тым годам как рассуждали? – Мы и так живем хорошо, а без русских, которые уже надоели, заживем еще лучше! Дружба дружбой, а хочется пожить самостоятельно, ведь это все-таки наша земля…. И их, кстати, можно понять – всякому народу хочется пожить самостоятельно. Вопрос в другом – а кто же тебе даст?! В мире стало очень тесно. Поэтому, «покровитель» для небольшого, беспризорного этноса всегда найдется, тем более, если он проживает в экономически и стратегически важном регионе.

Но тогда наши меньшие братья об этом не думали. Так же как не думали о том, что нефть, газ, электричество, стройматериалы Россия посылала им почти бесплатно. А они свои абрикосы и персики продавали в России задорого. Они привыкли к этому, как привыкают дышать воздухом. Но когда этот кислород перекрыли, националистический угар начала 90-х пошел на спад.

Правда, это случилось не у всех. Дело в том, что среди множества этносов проживавших в СССР была своя, так сказать, пятая колонна. В нее входили те этносы, которые, формально входя в состав Советской империи, в российский суперэтнос не только не входили, но и были отрицательно комплиментарны на суперэтническом уровне. Они являлись инородным элементом в суперэтнической системе. Это, в первую очередь, – прибалты и западные украинцы. Не случайно, что во время войны эти народы, в большинстве своем, поддержали Гитлера. (Да и не только они.) За что и были по законам военного времени репрессированы Сталиным. И не случайно, что именно там, в конце 80-х годов произошел самый сильный взрыв национализма, даже больше – шовинизма! (Заметим, что СССР в этом отношении не являлся каким-то исключением: например, в китайский суперэтнос не входят (и отрицательно комплиментарны) тибетцы и уйгуры, в европейский – сербы и греки, в индийский – кашмирцы и т.д.)

Однако в мировой истории всегда было так: все империи в период пассионарного подъема выходили за пределы своих суперэтносов (этносов). Сначала новая этническая конструкция выглядела благополучно, но по мере снижения пассионарности (имперской мощи) на окраинах, в первую очередь некомплиментарных, вспыхивали сепаратизмы. Что, наряду с другими причинами и приводило к краху все империи без исключения. Одни распадались в фазах перегрева-надлома: Монгольская, Арабский халифат, Османская, Российская. Другие – в последней фазе обскурации: Римская, Византийская. Третьи (колониальные) – в фазе инерции: Испанская, Британская. (См. Кривую этногенеза Л. Гумилёва.)

Эта природная этнологическая закономерность имеет прямое отношение к вопросу, почему распался Советский Союз.

При этом следует еще раз подчеркнуть, что кроме рассмотренного фактора – этнического – на рост местного национализма повлиял и другой фактор – идеологический (коммунистический). Сепаратистские устремления малых наций были естественной защитной реакцией множества национальных идентичностей на попытку лишить их собственного «Я», то есть, своей, оберегаемой каждым народом, непохожести. Это была закономерная реакция на планомерную политику (отчасти удавшуюся) по соединению всех народов СССР в одну большую этническую химеру!

Гумилёв говорил в памятном 1991 году: ««Парад суверенитетов» не был запрограммирован в ходе этногенеза. Его вполне можно было избежать, если бы не проводимая коммунистическим правительством «линия партии». Она сознательно игнорировала сам факт существования в стране этносов со своими традициями и стереотипами поведения и тем самым провоцировала эти народы к отделению».

Делаем вывод. Если мы объективно посмотрим на советскую национальную политику, то увидим, что в СССР объединительный принцип (евразийской интеграции), в целом, соблюдался. И в этом была сила Красной империи. Но не соблюдался другой принцип: «быть самими собой». И в этом была её слабость!

В одной из последних своих статей Гумилёв писал: «Местными национальными движениями политика коммунистов воспринимается как русская национальная политика. Такая аберрация рождает величайшее заблуждение, ибо русские с октября 1917 г. точно также были лишены возможности проводить свою национальную политику, как и все другие народы». Как сказал по этому поводу академик Панченко: «всех обидели, и русских тоже обидели».

При этом сильнейший удар по всему русскому, повторим, пришелся на правление большевиков первой волны – троцкистов (1920-е гг.), которые, в большинстве своем, будучи евреями по рождению, вообще не относили себя ни к какой нации. Они были безнациональны и безрелигиозны, как и полагается глобалистам (марксистам). Вспомним известное определение Троцкого – «кочевники революции» и высказывание Мехлиса: «Я не еврей, я коммунист».

Поэтому, справедливости ради, заметим, что надо разделять советскую национальную политику до и после Сталина... И, кроме того, не надо забывать, что советская национальная политика проводилась в тяжелейших условиях этнического надлома, т. е. в то время, когда любая этническая система несет невосполнимые потери. Независимо от гимна и флага. В такие «шизофренические» периоды часто приходится выбирать из плохого и очень плохого. И радоваться, что хоть что-то традиционное удалось спасти… (См. в моей кн. гл. «Фаза надлома».)

Евтушенко Евгений Альбертович, историк, Красноярск