Философ 19-го века Константин Леонтьев занимает не последнее место среди мыслителей, авторитетнейших у русских православных патриотов. Однако можно ли этого мыслителя самого назвать патриотом? Помню, как в очередной интернет-баталии между патриотами и «небесными гражданами» некий апологет уранополитизма привел в качестве аргумента цитату из К. Леонтьева: «… я не понимаю французов, которые умеют любить всякую Францию и всякой Франции служить… Я желаю, чтобы отчизна моя достойна была моего уважения, и Россию всякую (например, такую, в которой Градовский и Стасюлевич ограничивали бы власть министров) я могу разве по принуждению выносить…». Эта цитата из работы философа «Чем и как либерализм наш вреден?» [Леонтьев К.Н. Чем и как либерализм наш вреден?]
Хотя эта работа и направлена против либералов, данная мысль действительно «бьёт» по патриотам. Если Россию, в которой некие либеральные господа ограничивали бы власть министров, Леонтьев мог выносить лишь по принуждению, то как бы, к примеру, он отнёсся к России советского периода? А вот наши святые, тот же св. Лука (Войно-Ясенецкий), продолжали любить наше отечество, несмотря на коммунистическое правление, и они не рассуждали о том, достойна ли она их уважения.
Недавно я натолкнулся на одну статью на некоем «сайте консервативной мысли» под названием «Русская истина». Статья называется «Тоска и севрюга консерватора, или как бы отнесся К.Н. Леонтьев к СВО?». В этой статье автор, некий Рустем Вахитов, выступает против проводимой нашими Вооруженными Силами спецоперации на Украине, и при этом он решил опереться на видного консервативного мыслителя Константина Леонтьева. Сам автор и его статья мне (и думаю, читателю) неинтересны, а вот его приведённые им «выбранные места из переписки» Леонтьева весьма (и неприятно) меня удивили.
Эти мысли касаются русско-турецкой войны 1877-78 гг. Сейчас многие проводят аналогии между освободительной войной России против турок в те годы, и нынешней освободительной спецоперацией. Наверное, именно поэтому Рустем Вахитов и решил «положить на лопатки» русских патриотов, процитировав авторитетного в патриотических кругах мыслителя.
Так, в апреле 1877 года, в письме к Е.С. Карцевой, К. Леонтьев пишет: «Вот, вот посмотрите, нечаянно возьмем в мае Царьград …но что принесём мы туда? Это ужасно! Можно от стыда закрыть лицо руками… Речи Александрова, поэзию Некрасова, семиэтажные дома, европейские (мещанской, буржуазной моды) кэпи! Господство капитала и реальную науку, панталоны, эти деревянные крахмальные рубашки, сюртуки. Карикатура, карикатура! О холопство ума и вкуса, о позор! Либерализм!» [Леонтьев К.Н. Избранные письма (1854-1891)].
Что тут сказать? Видимо, по мнению мыслителя, поэзия Некрасова, которую могут принести освобожденным балканским православным христианам русские — это такое страшное зло, что даже османское иго не идёт ни в какое сравнение с этим. Мне вот интересно, если бы Леонтьев испытал это иго на себе, он бы также рассуждал? Нет, я понимаю, что здесь не звучит явного протеста против проводимой российскими войсками освободительной войны, но некое обесценивание всё же звучит.
А завершается это письмо Леонтьева следующим: «...спрашиваю себя каждый день: „Боже, патриот ли я? Презираю ли я или чту свою родину?“ И боюсь сказать: мне кажется, что я ее люблю, как мать, и в то же время презираю, как пьяную, бесхарактерную до низости дуру». Конечно же, никакой он не патриот, в этом у меня лично сомнений нет.
А вот из его письма к племяннице М.В. Леонтьевой от 15 ноября 1877 года: «Наши в Турции продолжают свершать подвиги. Делают в самом деле удивительные дела. Этот ночной штурм Карса — такой сильной крепости… И взятие редута около Плевны солдатами Гурко … Это удивительно! Сколько ума у солдат, кроме храбрости!». Все вроде бы вполне патриотично, философ восхищается героизмом русских солдат, если бы это не обесценивалось его сомнениями в смысле этой войны: «...что же, если все это приведет только к большему распространению европеизма и хамства?..»
В письме М.В. Леонтьевой от 16 января 1878 года философ пишет: «Форстер какой-то, кажется, за нас, а я ему за это вовсе не благодарен… Виктора-Эммануила нисколько мне не жаль; а Осман-Пашу жалею…».
Кто такой Осман-паша, которого так жалеет Леонтьев? Это турецкий военачальник руководитель обороны Плевны, при взятии которой полегло множество русских солдат. Военачальник, он, конечно, был доблестный, воевал храбро, но почему Леонтьеву было жаль именно его, а Виктора-Эммануила (вроде тоже достойного человека, и вовсе не врага России) не жаль? Причём этот Осман-паша вовсе не погиб, а будучи ранен, попал к нашим в плен. Лучше бы Леонтьев наших солдат пожалел. И что плохого в том, что Форстер (английский политический деятель) – «за нас»? Учитывая, что Англия всячески тогда вредила России, пророссийская позиция этого Форстера (если она действительно имела место) была нашим как раз кстати, и вполне заслуживала благодарности.
Как известно, Константин Леонтьев был тесно связан с Оптиной пустыней. Наверное, этот факт также добавляет ему популярности среди православных. Но что интересно, позиция оптинских монахов по поводу войны была иной: «...полное сочувствие вызывала борьба православных балканских славян против турок. В 1876 г. оптинские насельники добровольно решили “поусердствовать” деньгами в пользу восставших славянских народов. В течение Русско-турецкой войны 1877-1878 гг. около 40 раненых воинов прошли через монастырскую больницу. Обитель несла немалые расходы на их содержание, жертвуя вдобавок деньги и вещи в действующую армию. В это время иеромонах Климент (Зедергольм) раздобыл молитвы о даровании Богом победы над врагами, по благословению старцев эти тексты читались на проскомидии. Как свидетельствуют очевидцы, “когда же были неудачи под Плевною”, иеромонах Климент, “вследствие своего пылкого характера, однажды так расстроился, что и служить не мог при наступлении одного из праздничных дней”. В это время кто-то спросил у старца Амвросия: “Батюшка! Или о. Климент не служит?” – “Да что! – ответил старец. – Плевна доняла нас!”» [Запальский Г.М. Оптина пустынь и ее воспитанники в 1825–1917 годах. М., 2009, с.70].
Как видим, преп. Амвросий Оптинский и иеромонах Климент (Зедергольм) (об обоих К. Леонтьев написал очерки), были совсем не единомышленниками консервативного философа.
Мне, кстати, показалось интересным следующее сообщение в письме философа М.В. Леонтьевой 10 декабря 1877 г.: «Оптинские старцы и знать меня не хотят, не пишут, на жгучие вопросы не отвечают. Здесь меня теперь многие любят, я это вижу, но никто моих духовных чувств не понимает». Не связано ли это с позицией К. Леонтьева по освободительной войне, которую тогда вела Россия? Он мог высказать её в переписке со старцами, задавая свои «жгучие вопросы». Весьма возможно, что на самом деле были другие причины. Но не могу исключать и этого.
Не только оптинские монахи поддерживали освободительную войну. Вообще Российская православная церковь в то время принимала живейшей участие в тех событиях. Во многих монастырях были открыты лазареты для раненых, духовенство в храмах призывало крестьян жертвовать на нужды братьев-славян, и те охотно жертвовали.
А вот слова святителя Феофана Затворника, написанные им А.В. Рачинскому 15 декабря 1876 г., в преддверии русско-турецкой войны: «...Слышно, что и в Питере, и у вас в Москве, не мало лиц, которые не благоволят к войне, и даже к самому заступничеству нашему. Это должно быть выродки какие-нибудь» [Св. Феофан Затворник. Три письма по восточному вопросу].
Повторяю, явного антивоенного протеста Леонтьев не высказывал, тем более публично. Публично он в то время уклонился от каких-либо высказываний по этому поводу. Назвать его «выродком» было бы, конечно, перебором. Святитель имел в виду оголтелых антипатриотов, а не таких, как Леонтьев. Однако позиция, высказанная консервативным философом в переписке, весьма далека от патриотизма, потому что «к войне и даже к самому заступничеству нашему» Леонтьев явно не благоволил. Да он и сам, как мы видим, сомневался в своём патриотизме.
Леонтьева у нас очень любят многие православные консерваторы. У него действительно есть замечательные мысли. Однако с точки зрения патриотизма (а консерваторы, как я понимаю, обычно являются патриотами), вообще с т.з. христианской морали, ценность этого консервативного мыслителя оказывается под сомнением. По моему мнению, К. Леонтьев слишком увлёкся антилиберализмом, точно также, как позднее некоторые чересчур увлекались антикоммунизмом. И подобное же увлечение я наблюдаю у некоторых современных православных авторов.
Тимур (Сергий) Хамзатович Давлетшин, православный публицист
11. Вадим И. Шаров
10. Контекст для правильного понимания К. Леонтьева
"Православие есть нерв русской государственной жизни, — поэтому и на юго-востоке, ввиду неотвратимого нашего к нему исторического стремления, важнее было поддерживать само Православие, чем племена, его кой-как исповедующие. Вышло же наоборот потому, что в самих правящих наших сферах было мало истинной религиозности".
"Народ рано или поздно везде идет за интеллигенцией. Интеллигенция русская стала слишком либеральна, т. е. пуста, отрицательна, беспринципна. Сверх того, она мало национальна именно там, где следует быть национальной. Творчества своего у нее нет ни в чем; она только все учится спокон веку у всех и никого ничему своему не учит и научить не может, ибо у нее нет своей мысли, своего стиля, своего быта и окраски. <...> Пышные перья хомяковской своеобразной культуры разлетелись в прах туда и сюда при встрече с жизнью, и осталась, вместо нарядной птицы, какая-то очень большая, но куцая и серая индюшка, которая жалобно клохчет, что ей плохо, и не знает, что делать. Такова интеллигенция наша, взятая как всецелое, как социологическая единица".
И еще важное. "Для нашего, слава Богу, еще пестрого государства полезны своеобычные окраины; полезно упрямое иноверчество; слава Богу, что нынешней руссификации дается отпор".
Это вовсе не уранополитизм, а обыкновенный византизм.
9.
Параллели неуместны. Одно дело - борьба за историческую Россию и совсем другое - попытки освобождения народов, близость которых к нам во многом иллюзорна. Лучшее объединение возникло в будущем на базе социализма... А тогда, после освобождения, чем стали заниматься "братушки" (естественно, в лице местной интеллигенции)? Понастроили европейских институций, а потом еще и великолепно передрались. Так что предостережения Леонтьева, увы, оказались верными.
8. Ответ на 2, Вадим И. Шаров: Аминь!
Вернемся к Леонтьеву. В своей категоричности он был не прав. Не нам судить, но нам стоит избавляться от категоричности. Мы то не лучше! Не лишены этого греха. Но быть горячим хуже, чем быть теплохладным. Кстати и автор, не теплохладен. Думаю он во вторник помянет раба Божьего Константина, как христианина в молитве на Радоницу. И мы помянем.
7. Ответ на 5, Русский Сталинист: Похоже.
6. Поразительно!
5. На 4 комментарий: Низкопоклонство перед Рейхом
4. Ответ на 1, Русский Иван:
"Сразу же после своего избрания атаманом Краснов направил телеграмму германскому императору Вильгельму II о том, что Всевеликое войско Донское как субъект международного права не считает себя в состоянии войны с Германией. Он также обратился к Германии за помощью с оружием и предложил установить торговые отношения. Во втором послании к Вильгельму Краснов попросил и о том, чтобы впоследствии, по мере освобождения от большевиков, Германия признала право на самостоятельность Кубанской, Терской и Астраханской областей, а также Северного Кавказа, и выступила посредником в переговорах с Советской Россией об установлении мирных отношений с Доном. За это Краснов обещал полный нейтралитет по отношению к Германии и недопущение на Донскую территорию враждебных Германии вооружённых сил. Второе письмо Краснова не было принято в Берлине".
3. По кому ещё тов. Давлетшин не проехался?
2. Не большая поправка
Вернемся к Леонтьеву. В своей категоричности он был не прав. Не нам судить, но нам стоит избавляться от категоричности. Мы то не лучше! Не лишены этого греха. Но быть горячим хуже, чем быть теплохладным. Кстати и автор, не теплохладен. Думаю он во вторник помянет раба Божьего Константина, как христианина в молитве на Радоницу. И мы помянем.