Эрнест Хемингуэй о русской литературе

Запад всерьёз заговорил о блокаде русской культуры, исключении её из мирового процесса. Конечно – глупость несусветная.

Как можно заставить тело блокировать сердце, лишить его души. Той самой – бессмертной, устремлённой к Богу, к встрече с Ним.

Влияние русской культуры на мировое её развитие – огромно.

Не буду говорить о музыке, театре, живописи… Скажу только о литературе.

Чем больше читаю произведения самых известных и знаменитых писателей Европы и США, тем всё отчётливее замечаю огромное влияние, которое оказало на них творчество Л.Н.Толстого, А.П.Чехова и особенно Ф.М.Достоевского. Это ощущается бесспорно. Да и сами западные классики не раз публично заявляли об этом.

При чтении произведений двух зарубежных писателей – американца и немца – вызывают у меня чувство эстетического наслаждения: Эрнеста Хемингуэя и Томаса Манна. Я прочитал (а кое-что и не по одному разу перечитал) всё ими написанное. Это замечательные, честные писатели.

Томас Манн многое объяснил в вопросе значения русской литературы на состояние умов в мире в своей вступительной статье к тому избранных романов Фёдора Михайловича. Книга вышла в свет в Америке.

Что же касается Хемингуэя…

Взялся недавно перечитывать его «Праздник, который всегда с тобой».

Для людей пишущих подобное чтение – это сильный и в творческом отношении хорошо раздражающий фактор.

В моей деревенской библиотеке сохранилась книжка старая, изданная в 1966 году («Прогресс», Москва) с послесловием С. Микояна.

Узнаваемое художественное оформление того десятилетия – именно так визуально советские художники представляли читателям в СССР зарубежную переводную литературу. В первую очередь – капиталистических стран.

Писатель, автор переводной книги, хоть выходец и из капиталистического мира, но должен был быть «прогрессивных убеждений». Хемингуэй пусть и издавался «капиталистическими издательствами», однако жил на острове свободы – Кубе. Книжка с потрёпанной обложкой, пожелтевшими страничками. Но именно такие, в уединении, с затаённым ностальгическим чувством и хорошо почитывать, придерживая в руках рассыпающийся на отдельные страницы книжный бок.

Прогорели, перестали потрескивать дрова в печи. Стало тихо.

Кирпичи и чугунная плита в старом деревенском доме щедро отдают тепло.

Хотелось бы ещё послушать, как щёлкает и трещит сжираемое пламенем старое дерево – но всё. Тишина.

Только случайно залетевшая бабочка (это ещё когда окна были открыты) чуть слышно бьётся под белым потолком.

Мне её немного жаль, хотя и понимаю – бабочка ищет убежища, её срок подходит к концу, должно скоро произойти следующее её перевоплощение.

Бабочка куда-то исчезает, прячется. А я пробегаю взглядом по странице книги:

«Я всегда работал до тех пор, пока мне не удавалось чего-то добиться, и всегда прекращал работу, когда знал, что должно произойти дальше. После этого я уже был уверен, что буду писать и завтра. Но иногда, принимаясь за новый рассказ и никак не находя начала, я… думал: "Не волнуйся. Ты писал прежде, напишешь и теперь. Тебе надо написать только одну настоящую фразу. Самую настоящую, какую ты знаешь". И, в конце концов, я писал настоящую фразу, а за ней уже шло всё остальное».

Вот и мне нужна эта настоящая фраза.

Надеюсь на это...

А пока трудно оторваться от открытой книги – «Праздник, который всегда с тобой». Решил прочитать несколько глав. Но у Хемингуэя повествование получается легким, непринуждённым, и в тоже время, всё в его тексте есть – и атмосфера окружающего, и характеры, и эмоции. Понимаю, почему его книги так увлекали читателей – в них хочется жить.

«В своём номере наверху я решил, что напишу по рассказу обо всём, что знаю. Я старался придерживаться этого всегда, когда писал, и это очень дисциплинировало.

В той комнате я, кроме того, научился не думать, о чём я пишу, с той минуты как прекращал работу, и до той минуты, пока на следующий день не начинал писать снова. Таким образом, моё подсознание продолжало работать над рассказом…»

У Хемингуэя глава «Ивен Жирмен в кафе «Лила»» по большому счёту посвящена русской классической литературе. Тому, какое впечатление произвели на него романы и рассказы Л.Н.Толстого, Ф.М.Достоевского, Н.В.Гоголя, А.П.Чехова, И.С.Тургенева.

Автор не говорит о влиянии на его творчество этих писателей, на его мировоззрение или на манеру письма. Хемингуэй отмечает иное:

«…Я прочитал всего Тургенева, все вещи Гоголя, переведённые на английский, Толстого… и английские издания Чехова… Кое-какие его рассказы отдавали репортёрством. Но некоторые были изумительны. У Достоевского есть вещи, которым веришь и которым не веришь, но есть и такие правдивые, что, читая их, чувствуешь, как меняешься сам, – слабость и безумие, порок и святость, одержимость азарта становились реальностью, как становились реальностью пейзажи и дороги Тургенева и передвижения войск, театр военных действий, офицеры, солдаты и сражения у Толстого… Я ни у кого, кроме Толстого, не встречал такого изображения войны… в горах Швейцарии и Италии, куда мы ездили… днём снег, леса и ледники с зимними загадками… а ночью – другой чудесный мир, который дарили тебе русские писатели. Сначала русские, а потом и все остальные. Но долгое время только русские».

Отдельный отрывок – рассуждения о произведениях Ф.М.Достоевского.

«– Я всё думаю о Достоевском, – сказал я. – Как может человек писать так плохо, так невероятно плохо, и так сильно на тебя воздействовать?

…Но Достоевского перечитывать нельзя. Когда в Шрунсе мы остались без книг, у меня с собой было "Преступление и наказание", и всё-таки я не смог его перечитать, хотя читать было нечего… Я собираюсь ещё раз взяться за "Братьев Карамазовых". Возможно, дело не в нём, а во мне».

Дело в непостижимом таинстве и великом чуде, которым является русская литература. А вы, обезумевшие, пытаетесь её запретить… вместе с Богом, без обращения к Которому её и не понять.

Валерий Викторович Сдобняков, главный редактор журнала «Вертикаль. ХХI век», председатель Нижегородского отделения Союза писателей России