«К сожалению, не было укоров»

Несколько раз устно и письменно приглашал меня юбиляр. На Рогожском всё начинается рано – митрополит появился у входа в собор в начале восьмого утра, я чуть раньше. Заприметил он меня, хотя находился на достаточно отдалённом расстоянии, и глубоко поклонился. Я в ответ. Это штрих к портрету старообрядческого владыки – очень внимательное отношение к людям, что подкупает. Войдя в притвор собора, поднимаю голову и пристально рассматриваю роспись – по каждому её сюжету можно произнести целую проповедь.

Находясь на балконе, наблюдаю за всем происходящим в храме. Митрополит без белого куколя, в мантии голубого цвета (она без длинного шлейфа – по этой причине ею не нужно маневрировать отдельному иподиакону), с протодиаконом совершает входные молитвы. В положенные моменты творит глубокие земные поклоны (тут мне стало неловко за свой «трудовой мозоль» – заметно выступающий живот). По окончании входных через Царские врата входит в алтарь, внутри которого облак света. Из алтарной глубины раздался мощный глас протодиакона: «Благослови владыко!» Митрополит: «Благословен Бог наш…». Начали полунощницу. По её окончании – возглас митрополита перед началом чтения часов. Каждый час читали с крылосов по два чтеца – и, о чудо! – в любом уголке огромного собора отчётливо всё было слышно. Мужественные голоса мужчин перемежались с мелодичными грудными голосами женщин.

Всматриваюсь в лики огромных (в рост) изображений святых – умиротворённые и безстрастные, они в ином мире, где нет тления. Сюжеты на ветхозаветные и евангельские темы находятся в купольной части. Честно говоря, когда видишь в древних соборах Руси множество событийных клейм, находящихся достаточно высоко, испытываешь некоторый дискомфорт, так как их трудно рассмотреть. Иное дело – изображения отдельных святых – тут всё воспринимается более качественно.

В конце третьего часа огромная металлическая конструкция на колёсиках, похожая на стенобитное орудие, была выдвинута к главному паникадилу собора – его изюминке. С горечью отметил, что уже не смогу подняться на такую высоту. Зажигающий свещи на паникадиле был похож на изготовившегося к взлёту космонавта с ВДНХ. В какой-то момент возникло опасение, что он соскользнёт в нутро паникадила – и оно, обрушившись, рассыплется, и превратится в груду серебра. Несколько белобрысых мальчишек, похожих на котят (их был целый выводок), высыпали к кафедре, стоящей по центру храма, и стали устанавливать на ней седалища для владык. Их было установлено пять. Я засомневался – как же возможно пяти архиереям расположиться на небольшом пятачке. Снова появились «котята», теперь уже в белых полумантиях. Установили два столика – слева и справа от кафедры. В конце часов двое стихарных затеплили две выносные свещи и установили их напротив Царских врат. Маленький стихарный с митрополичьим посохом встал между ними.

Отверзлись Царские врата и при протяжном троекратном пении «Господи помилуй» из алтаря через них неспешно выплыли митрополит с сослужащими архиереями. Взойдя на кафедру, митрополит, по обыкновению, снял свою тяжёлую митру – и её тут же положили на столик рядом (я невольно подумал: «Тяжела ты, шапка Мономаха»). Главное паникадило к этому времени расцвело множеством возожженных свещей. Всего служило 18 священников и 8 дьяконов. На великой ектенье протодиакон поминал всех сослужащих митрополиту архиереев (при этом он не кланялся им, как бывает по новообрядному чину). Мягко, без надрыва пели хоры (всего было около 30 певцов; народу в храме было до сотни человек). Неожиданным было отсутствие книгодержцев – тайные молитвы архиереи читали сами, держа в руках служебники. Малый, как и великий вход на Литургии, совершался через середину храма. Во время пения «Трисвятого» всё духовенство в алтаре мощно вторило хорам по-гречески: «Агиос о Феос….» Взойдя на высокий амвон, митрополит благословлял на три стороны дикирием и трикирием, произнося при этом: «Господи, Господи, призри с небесе и виждь…». Апостол на амвоне неожиданно читал не один из диаконов, а священник – видимо, дали такую возможность приехавшему из глубинки хорошему чтецу. После великого входа Царские врата не закрывались – только завеса. Её открывали, когда архиерей выходил с трикирием и дикирием. После преложения Святых Даров не было такой колоритной «выклички», как по новому обряду (она в несколько усечённом виде произносилась в алтаре). После поминовения митрополита («в первых помяни, Господи…») поминали отдельно каждого сослужившего ему епископа. «И о всех и за вся» – пропели на солее выстроившиеся в ряд иподиаконы.

Причащали только детей (их было около десятка). Большинство из них становились на табурет, чтобы быть на уровне Чаши. Чашу из Царских врат со словами: «Всегда и ныне и присно и во́ веки веком» выносил не священник, как в новообрядном чине, а сам митрополит. После отпуста митрополиту – «Господину нашему и владыке» – возгласили многолетие. Во время подхода ко кресту непривычно громко и протяжно чтец читал поучение. Проповедь митрополит произносил, сочетая читаемое с комментированием и импровизацией. Я, было, хотел остаться на балконе, чтобы «не мозолить глаза», но было плохо слышно (я ещё подумал: «не помешал бы микрофон» – но это был бы неприемлемый модернизм – к этому консервативная старообрядческая среда не готова). Для слушания проповеди на амвон и солею вышли не только архиереи, но и всё сослужащее духовенство.

Трапезная в доме причта была переполнена. В ней приняло участие с десяток чиновников (некоторые из них зачитывали приветственные адреса и произносили поздравления ещё в соборе). К моему удивлению, от Патриархии никого не было – не было даже письменного поздравления. Был только я и настоятель соседней со старообрядческим собором Никольской церкви – очень представительный и, как оказалось, общительный протоиерей Андрей – да и то в частном порядке. Из выступавших запомнились казак по фамилии Довбыш – председатель Рогожской общины (в его выступлении немного резануло слух, когда он говорил, обращаясь к митрополиту – «наша община», а не «твой кафедральный храм»). Приветственный адрес от Николо-Улейминского женского монастыря (в стихотворной форме его зачитала игуменья Олимпиада). Приветствие от коллектива Духовного училища (митрополиту было подарено одеяло ручной работы – оно было в квадратах, напоминавших подручники).

После основных выступавших было предложено выступить ещё и всем желающим. Дарили иконы, картины, цветы. Пели много духовных стихов (в Румынии старообрядцы поют в основном богослужебные тексты). Запомнились следующие стихи: «Пресветлый ангел мой хранитель», «Что тебе надо, грешный человече», «Крест тяжёлый», стих об Аввакуме. Всё чаще у старообрядцев стали звучать духовные стихи и песнопения, не имеющие чисто старообрядческого происхождения, но созвучные его идеалам («Вера вечна», «Слава Богу за всё»). Один юноша исполнил две песни светского характера, но вполне приемлемые для уха верующего человека («Любимый город», «На границе тучи ходят хмуро»). Проскальзывал мягкий неподражаемый «старообрядческий юмор». Так митрополит «обыграл» дату – 250 лет. Она относилась к юбилею Рогожского, но на картине с его видом была помещена над головой владыки – почему, мол, я так долго живу – а дело в том, что в архиерейском склепе пока ещё не приготовлено место. Ведущий – настоятель собора о. Алексей (ему на днях исполнилось 50 лет) оставшиеся поздравительные телеграммы предложил митрополиту почитать на досуге в его загородном домике в подмосковных Гуслицах «под жужжание тамошних комаров» (в той местности их действительно много). Да, ещё митрополит заметил: «Протодиакон Виктор (он ещё и его секретарь) закончил ВУЗ «на пять», я «на три» – вместе на двоих в среднем получается «четыре».

Обычно митрополит конфузится, когда я выступаю на днях его Ангела и произношу добрые слова в его адрес, но что поделаешь – как говорится, «от избытка сердца глаголют уста». Мне скоро стукнет 65. За прожитую жизнь пришлось немало повидать и пообщаться с большим количеством людей. Могу ещё раз повторить: такого сочетания добрых качеств, как у старообрядческого митрополита, встречать не приходилось. Нередко бывает, что долго общаешься с человеком, и вдруг отношения охлаждаются от какого-либо слова или даже взгляда, показавшихся недоброжелательными. Возникает дистанция с таким человеком, даже если он очень жертвенен и безкорыстен. За несколько десятилетий знакомства с митрополитом Корнилием я не припомню ни одного такого случая.

На трапезе я, в частности, сказал: «Досточтимый владыка! Я благодарен Богу за то, что встретил Вас на своём жизненном пути – ещё когда Вы были мирянином, работали на заводе и одновременно были старостой Орехово-Зуевского прихода. Молодой, симпатичный инженер, ответственно и добросовестно относящийся к своим служебным обязанностям. Трогательно заботящийся о своей престарелой матери. Большой патриот своей малой Родины – дивных Гуслиц. Ваша необыкновенная скромность, благожелательность, деликатность сразу обратили на себя внимание. Помню, как на трапезе Вы, тогда ещё просто Константин Иванович, читали пушкинский стих «Пророк» с его заключительным аккордом: «Глаголом жги сердца людей!» – это было незабываемо! Или когда Вы, уже в сане епископа и в храме на Белорусской, читали отрывки из жития Огнепального Протопопа. Довольно плотное общение с Вами за годы нашего знакомства очень много дало мне. Наблюдая, с каким благоговением Вы совершаете службы, то, как Вы общаетесь с духовенством, чиновниками разных рангов и простыми верующими, я неизменно поражался тому, как Вы просты, непосредственны и сердечны при этом. «Народный архиерей» – так можно назвать Вас. Может быть, в силу Вашего высокого положения, не в такой степени, как архипастыря Костромской земли епископа Викентия. У каждого свой дар: владыка Зосима, безусловно, очень грамотный уставщик и канонист, владыка Евфимий очень динамичен, владыка Евмений весьма бескорыстен и самоотвержен. У Вас, владыка, я бы отметил большие организаторские способности, умение находить общий язык с людьми, с сильными мира сего, что немаловажно для всей Церкви».

Высказал пожелания владыке: утешения в скорбях, мудрости и терпения в преодолении трудностей, твердого упования на помощь Божию. При этом я привёл несколько цитат из Священного Писания: «Чаях Бога, спасающаго мя от малодушия и бури», «Потерпи Господа, мужайся, и да крепится сердце твое, и потерпи Господа», «Боже, в помощь мою вонми, Господи, помощи ми потщися».

Закончились торжества просмотром небольшого фильма под названием «Митрополит», посвящённого юбиляру. Поблагодарив всех участников торжества, митрополит неожиданно сказал: «К сожалению, не было укоров».

Игумен Кирилл (Сахаров), настоятель храма свт. Николы на Берсеневке, член Союза писателей России