Вчера на телеканале «Россия-1» вышло в эфир традиционное общественно-политическое ток-шоу «Вечер с Владимиром Соловьёвым».
В рамках программы выступил известный политолог и радиоведущий Сергей Александрович Михеев:
Я хочу сказать насчет высказанной реплики о том, «воюем мы или не воюем». Что происходит? Мне кажется, что когда нам начинают угрожать, в том числе и военными вариантами, Запад начинает рассматривать ситуацию, при которой можно будет повоевать с Россией, но при этом не пострадать. То они рассматривают какой-то ограниченный конфликт на Украине, в котором то ли примут участие, то ли нет, то еще какие-то варианты. Один американский конгрессмен договорился до того, что в принципе можно и ядерное оружие против России применять. То есть они себе в голове придумывают ситуацию, в которой создадут такую схему, когда Россию можно будет атаковать даже военным путем, но при этом самим не пострадать. Эти иллюзии нам надо развеять на сто процентов. Нам надо четко сказать, что пострадают все, причем не только кто-то на военных базах, не только какие-то инструкторы ЦРУ, находящиеся в Киеве, но пострадают и Соединенные Штаты Америки, Европа, как новая, так и старая, и пострадают напрямую. Они будут вовлечены в большую войну. Других вариантов быть не может. Никакие ограниченные войны, которые измотают, истощат Россию, как на Украине, или какие-нибудь русско-японские варианты, - этого не будет, потому что мы живем в другую эпоху. Мы находимся в другой эпохе. А все их заявления – я понимаю, что там много говорится для красного словца, - свидетельствуют о том, что они просто не понимают Россию, но, тем не менее, у них рефреном звучит: «Мы будем воевать с Россией, но сами не пострадаем! До нас не долетит!» Этих «друзей» надо убедить в обратном абсолютно. Наша сдержанная риторика в стиле Путина, конечно, достаточно весомая, но она до них не доходит. Все-таки слова нашего Президента для нас с вами понятны, но до них все это не доходит. Мне кажется, что европейский и американский обыватель гораздо проще, чем мы думаем. Им надо в лобешник эти вещи говорить.
Я думаю совершенно четко: в случае чего дело не ограничится Украиной. Они думают, что у них получится такой вариант, который истощит Россию военным путем, а все остальное будет стоять. Но этого не будет, хотя они привыкли к этому за 1990-2000-е годы. Да, у России есть ядерное оружие, но для них его как будто нет, как будто бы его не существует. Где-то оно вроде как есть, но его как бы и нет. В этом смысле можно сказать про интервью замминистра иностранных дел России Рябкова. Мне кажется, что оно было очень жестким, особенно для МИДовцев. Я думаю, что это очень показательно, мне оно очень понравилось. В МИДе своя специфика, они говорят весьма завуалированно, достаточно витиевато. Рябков дал очень твердое и жесткое интервью, из которого следует, что будем воевать, если они нас не услышат, и, думаю, это правильно. Честно говоря, все эти бесконечные разговоры о каких-то компромиссах бесперспективны. Фактически маски сорваны.
Я думаю, что и нам скромничать не имеет смысла. Я не знаю, каким местом бояться западных санкций. Я знаю свое место и уровень в этой жизни, но честно говоря, у Запада нет ничего, чем лично меня можно было бы напугать. Вообще ничего, с какой стороны ни подходи. Тем более, я уже давно сделал свой выбор. Для меня все понятно. По поводу обстановки и по поводу 1990-х годов. По поводу вещей – остановить, сдерживать, обрушивать и так далее – они зациклились. Воевать с нами они боятся по большому счету. Экономические санкции, может быть, будут. Сейчас они конкретно продолжают фокусироваться на «Северном потоке-2», возлагая надежду на новое коалиционное правительство Германии. Может быть, через них удастся это сделать. Они считают, что для нас все это очень чувствительно.
Вопрос, чтобы мы сами для себя поняли. Насколько действительно чувствительна тема «Северного потока-2»? Конечно, мы сами строили, строили и, наконец, построили. Мы хотим, чтобы «поток» работал. Прибыль у нас выросла, но мы хотели бы, чтобы он заработал. Тем не менее, окупился ли он или нет, это вопрос не ко мне. Но мы хотим, чтобы он заработал. Вопрос в том, чтобы мы понимали, насколько все это критично или не критично, в том числе с точки зрения внутренней информационной работы. Это, несомненно, важная вещь. Мы сами по себе вопрос с «Северным потоком-2» подняли здесь, внутри наших обсуждений, в том числе. Поэтому если мы думаем, что эти люди сделают что-то такое, что не позволит ему заработать (хотя я думаю, что он заработает), мы это должны понять, разъяснить и довести сами до наших людей.
А теперь по поводу девяностых. Сейчас мы активно обсуждаем события тридцатилетней давности. Я не хочу говорить о датах, юбилеях, потому что действительно это была катастрофа. В том числе в показанном в минувшее воскресенье фильме Президент Путин сказал, что в стране тогда началась гражданская война. Примерно неделю назад в студии В. Соловьева один из оппонентов говорил: «Какая катастрофа? Не было никакой катастрофы. Ну, развалился Советский Союз, а потом прошло все так тихо. Вот, после 1917 г. началась Гражданская война, тогда да, была катастрофа, а здесь не было никакой гражданской войны и не было никакой катастрофы».
Что касается той Гражданской войны – это на самом деле была катастрофическая гражданская война, самая страшная война в истории нашего народа и нашей государственности, и этого никто отрицать не будет. Но, тем не менее, у нас застолбилось в голове, что если будет гражданская война, то она будет такой, какой была тогда. Но на самом деле у нас новая гражданская война началась еще перед 1990-ми годами, продолжилась в 1990-е годы. Гражданская война в это время была в нашей стране, и она была по-своему страшная. Когда граждане одного государства начинают убивать, пытать, мучить, терзать, похищать друг друга, то это и называется «гражданская война». Она была. Это к вопросу о людях, которые начинают восхвалять девяностые годы. Была кучка людей, которая поднялась из ничего и стала чем-то или даже всем. Но подавляющему большинству людей, к сожалению, все эти реформы и развал государства принесли только страдания, а многим смерть, причем смерть мучительную. Мы уже позабыли, но все эти конфликты, которые имели место тогда, если внутренне покопаться и рассмотреть их поближе, были очень жестокими. И именно потому, что многие из них носили этнический характер.
Да, это не была идеологическая гражданская война, какая была, условно говоря, после 1917 года, после двух революций. Но это была война, состоявшая из огромного количества этнических конфликтов, а этническая составляющая приносила туда особое зверство. Мне приходилось в некоторых местах бывать, и, честно говоря, некоторые вещи просто невозможно даже пересказать. Невозможно пересказать, что там творилось с людьми, что им отрезали, как их пытали и что с ними делали. И сейчас люди сидят в своих кабинетах и рассуждают: «Да, что там, подумаешь, ничего особенного там не было!» А что, по-вашему, должно быть особенное? Пытки, похищения, убийства, когда цена человеческой жизни упала до копейки, - это не особенное? Ужасно даже просто перечислить эти вещи, которые начались еще до развала Советского Союза, когда этот бардак породил криминальный беспредел и огромное количество этнических конфликтов – Карабах, Приднестровье, Абхазия, Южная Осетия, Западная Грузия. Таджикистан и потом первая и вторая Чеченские кампании. А ведь эта ситуация была более серьезная, она породила множество других этнических конфликтов, уже не только на территории Чечни. Это и осетино-ингушский конфликт, и все остальное – и все это вместе взятое на самом деле и было гражданской войной. Начался криминальный беспредел, который от этого пошел по всей стране. Упавшая до нельзя цена человеческой жизни, когда здесь же, в Москве, людей взрывали, похищали, потом человек оказывался в яме, сидел в ней месяцами, ему отрезали все, что можно, по частям. Если его выкупили, то хорошо, а если не выкупили, то там же и убивали. Огромное количество людей, о судьбе которых вообще ничего не известно, и они исчезли. А 1991 и 1993 годы? Да, в 1991 году погибло всего три человека. Но это произошло в самом центре Москвы. А в 1993 году? Стреляли из танков по законно избранному парламенту. Разве это не гражданская война? А кто вообще считал количество жертв, которые погибли во всех этих конфликтах? Да всем до этого вообще по фигу. Никто их и считать не собирался. А кто считал количество убитых в криминальных разборках? А сколько людей не дожили до нормального своего возраста! И все потому, что у них отобрали работу, надежду, семью. А сколько людей потеряли какую-либо перспективу? Это ли не гражданская война?
Да, это, может быть, и не такая страшная гражданская война, которая была в 1920-е годы. Но, тем не менее, конечно, та гражданская война была страшной. Я, конечно, не имею никаких иллюзий по поводу того, что там происходило. И это была самая страшная гражданская война, переполненная преступлениями. Но, в конечном итоге, все-таки удалось сохранить страну. Может быть, в 1990-е годы и не было такого количества жертв, но половины страны не стало, она исчезла! А то, что происходит сейчас на Донбассе, - это ведь прямое продолжение того, что было тогда. Это не какое-то отдельное событие, это продолжение девяностых. И все это тянется и тянется. И сколько лет все это тянется, если началось еще в 1991 году? А когда закончилось? До сих пор не закончилось! В начале нулевых, может быть, и можно было сказать, что эта вещь поставлена на паузу, а, в общем-то, на самом деле, все это принесло страдания людям, половина экономики исчезла. Кстати, Путин в этом фильме рассказывает про разных иностранных советников, тех самых, которые сегодня пытаются научить нас, как жить. Эти советники и уничтожили, в том числе экономику. Эти добрые дяди, на которых молились только потому, что эти твари разговаривали только на английском, французском или немецком, вместе с теми, кто был здесь. Они же просто ухайдокали, убили огромное количество рабочих мест, убирая в том числе конкурентов. Самый яркий пример – это наш авиапром, который исчез. Сейчас говорят: «Да это просто неэффективные предприятия, и они исчезали». Это ложь. Нет, это неправда. На самом деле многие предприятия и отрасли экономики надо было развивать, надо было модернизировать, но в это дело вкладываться не хотелось. А зачем, если можно тупо хапнуть, в карман положить и переслать? И до свидания.
И, кстати говоря, по поводу авиапрома. Когда говорят: «Ну, все это было не так!» Это было именно так. Когда «Боинг» и «Аэрбас» поняли, что сейчас наше отечественное авиастроение может выйти на мировой рынок, когда они поняли, что кроме того, что перед ними открываются перспективы внутреннего рынка, а еще, ко всему прочему, все наши «Ту», «Яки» «Илы» могут стать конкурентами на мировом рынке, они конкретно поработали над тем, чтобы здесь, внутри, сделать так, чтобы убить этого конкурента, оправдав это тем, что у нас была не вполне эффективная экономика. Это была ложь от начала до конца. Вот это называется девяностые.
И последняя фраза – про людей, которые не любят Великую Россию. Я, кстати, в этом смысле считаю, что они являются продолжателями самых разрушительных, революционных, если хотите, тенденций, потому что среди тех, кто строил советскую страну, были и люди, откровенно ненавидящие свою Родину, были и те, кто пытался действительно изменить что-то к лучшему. Есть мемуары одного из деятелей эмиграции, который тоже был сначала революционером, потом сбежал в Европу. Он писал об одном известном революционном деятеле. «Ему сначала, - писал он, - казалось, что он ненавидит старую Россию, а потом он понял, что он просто ненавидит Россию». Так и с ними. Им кажется, что они ненавидят Великую Россию, а они ее просто ненавидят, как таковую, за то, что она есть. А дальше идут витиеватые рассуждения о том, что, мол, если бы Россия была Канадой, если было бы то, если было бы се, - определитесь и поймите: вы ненавидите Россию! Вы враги. И тогда в этом смысле и нам, кстати говоря, стало бы легче.
