А судьи кто?

«Суд заключил под стражу первого проректора ФГБОУ ВО "СГУ им. Питирима Сорокина" Кушнир О.Н.

Сыктывкарским городским судом рассмотрено ходатайство следственных органов об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу в отношении первого проректора ФГБОУ ВО "СГУ им. Питирима Сорокина" Кушнир О.Н.

Кушнир О.Н. обвиняется в использовании служебных полномочий вопреки интересам службы, повлекшем тяжкие последствия в виде необоснованного выделения из федерального бюджета более 1 миллиона рублей (ч.3 ст.285 УК РФ), и в хищении вверенных бюджетных средств в крупном размере с использованием служебного положения (ч. 3 ст. 160 УК РФ).

При избрании меры пресечения судом была учтена характеристика личности обвиняемой и обстоятельства совершения инкриминируемых ей преступлений. Иная мера пресечения, по мнению суда, не будет гарантировать надлежащее поведение обвиняемой в процессе уголовного судопроизводства и не обеспечит достижение целей, предусмотренных ч. 1 ст. 97 УПК РФ.

Сыктывкарским городским судом в отношении Кушнир О.Н. избрана мера пресечения в виде заключения под стражу на срок 2 месяца, то есть по 13 августа 2021 года включительно».

Вот такое официальное сообщение появилось на сайте Сыктывкарского городского суда 18 июня, а следом новость разнесли СМИ, сократив и приукрасив.

Прочитав сначала именно сообщения в СМИ, я ничего не поняла, но перейдя на сайт суда, задалась вопросом, что за «характеристика личности обвиняемой и обстоятельства совершения преступлений» послужили причиной помещения под стражу. Задала этот вопрос родным Ольги в частной переписке.

Ответ был таким: как руководитель она могла, по версии следствия, уничтожить документы и оказать давление на подчинённых.

Хм. Ну, изымите документы и/или изолируйте от подчинённых, СИЗО-то тут при чём?

Следствие, дело о мёртвых душах, с февраля тянется, троих предыдущих фигуранток отпустили, последнюю в день ареста Ольги. И ведь конкретные фамилии, подписи, стоят под этой «характеристикой» и «ходатайством», и что-то ни одно СМИ их не поминает, а хотелось бы, очень хотелось бы их узнать.

Своих судей мы не выбираем и, как правило, не знаем до того, как попадём к ним в лапы, пардон, в руки. Не знаю, долго выяснять и объяснять, как дожили до этого, сама я, слава Богу, редко имею с ними дело и хотелось бы ещё реже, и сравнение напрашивается филологическое, мы же с Ольгой филологи.

В одном классе и в одном университете учились, а потом в нём и работали когда-то вместе, 44 года дружим. Так вот если в старину писали и переписывали рукописи писцы по образцам, но и свои местные, диалектные словечки и особенности произношения вставляя в текст вольно или невольно, то сейчас норма закреплена в словарях и правилах, а отступление - ошибка, а почему - да потому что программа такая.

То же и с законом, Раньше был Юстинианов кодекс, «Ярославова правда», Уложение Алексея Михайловича, и каждому было ясно, чьим именем эта правда подписана, а сейчас имена составителей УК и тем паче тех, кто в исполнение его приводит, нам неведомы, «безымянные отцы».

Я, повторюсь, филолог, не юрист, и больше какие-то литературные примеры приходят в голову, то про долговые ямы и тюрьмы, то про выкуп под залог...

Прошлой весной вдруг вспомнила без особых причин «Смерть Тарелкина», потрясающий спектакль БДТ. В истории русской литературы судьба его автора, Сухово-Кобылина, одна из самых запутанных и трагичных, то ли убил свою любовницу, то ли нет, но в тюрьме долго содержался, и вот про это, про современные ему суды и тюрьмы, его трилогия.

Ну и уже тогда, в РИ, очень всё было сложно. Точней, просто: не сумеешь откупиться - будешь сидеть. В Ярославовой правде, между прочим, сплошь и рядом официально можно было откупиться, заплатил штраф в казну и гуляй.

То ли жалели казённые харчи, то ли мудрей тогда были законодатели. А недавно «Войну и мир» перечитывала, как судили толстовского героя Денисова (прототип - Денис Давыдов) за то, что отбил продовольствие для своих голодающих солдат и обругал вора-интенданта. Ну, всё-таки выпутался, сдался, написал прошение о помиловании на высочайшее имя.

Я не могу сейчас связаться с Ольгой и не знаю её настроение и позицию, но я знаю, что мы с ней ровесницы и представить себя не могу в СИЗО. Тут уже дай Бог дома с витаминами, прочими пилюлями и фитнесбраслетом, заставляющим двигаться, как-то сохранять приемлемую форму.

Не обижайся, Оля, но прямо напишу: мы уже бабушки, пожилые тетеньки, как бы не хорохорились. И всё это сюр какой-то, Кафка с Набоковым в одном флаконе.

Какую опасность для общества представляет пожилая женщина, ни разу не привлекавшаяся ни к какой ответственности, что нужно сразу под стражу, в СИЗО, её помещать? Хотелось бы получить прямой ответ на этот вопрос с ФИО и прочими данными того, кто проявил инициативу и взял на себя ответственность.

Лучше позже, чем никогда. Вроде как все судьи-прокуроры-следователи безымянны и безлики, античный хор из трагедии, но нет же, это им просто так удобно, прятаться от нас под масками.

Я могла бы долго и много повествовать о фактах Ольгиной биографии: репресированные и признанные невиновными предки, помощь людям близким и дальним, но, мне кажется, в Сыктывкаре и без меня это многим известно и найдётся кому рассказать.

А вот кто те люди, что её держат под стражей, я понятия не имею, и никто не имеет. Получается, как у Чацкого: - А судьи кто?

Ну, Чацкий потом произносит свой пламенный монолог, и мы узнаём, что ему-то эти судьи хорошо известны, и их суда он не признаёт. «Сумасшедший».

Нет, я не Чацкий и, правда, понятия не имею, кто эти судьи: мелкие клерки и винтики системы, или уважаемые люди, которым не стыдно открыть своё лицо и за свои деяния.

И какие у них зарплаты и убеждения? Нонсенс, что раньше не думала об этом, но когда уже так близко ложатся снаряды, поневоле призадумаешься, в каком мире живёшь.

Десятки СМИ перепечатали новость и ни одно не провело собственное расследование, вот это, я понимаю, уровень современной журналистики!

Пришлось мне самой, к журналистике сейчас никакого отношения не имеющей, а прежде - весьма скромное место в ней занимавшей, за неимением гербовой писать на простой и задавать детские вопросы.

Незадолго до ареста обсуждала с Ольгой в частной переписке, знает ли она про «биржу студенческих работ». Мне посоветовали там подрабатывать, дескать, чем за гроши работать на государство, лучше «негром», писать за студентов контрольные-курсовые-дипломы, они лучше платят.

Она ответила, что догадывалась, но не может понять, как преподаватели принимают такие работы, ведь, зная своих студентов, сразу можно понять, самостоятельно писали или купили.

Я ответила в том духе, что пусть хотя бы вчитаются, как лицейский преподаватель сетевой эпохи (из университета до оной ушла) я просила лицеистов объяснить мне смысл трудных слов в их очевидно скачанных рефератах, кто знал - зачёт, а кто даже не вчитался - нет.

А как репетитор я не только учила школьников писать сочинения и натаскивала к ЕГЭ, но и диктовала им эти самые сочинения, причём не из головы, а из сборников, просто переделывала. Основа - сборник, редакция - моя, почерк - школьника, результат - эксклюзив.

У сына единственная девятка в аттестате - по русской литературе, что устраивает и его, и меня, и учителя. Потому что законы жанра известны и незачем изобретать велосипед, кто близко знаком с системой обучения, тот в теме.

Ольга ответила, что вот так всё и начинается, в школе ещё, вместо того, чтобы дополнительно заниматься с отстающими, как она в своё время делала (работая в сельской школе по распределению), преподаватели сквозь пальцы на всё глядят.

Очень характерный ответ для несклонного к компромиссам человека, и как это сочетается с делом о «мёртвых душах» - мне не понять.

Оля, держись!

Наталья Чернавская, писательница

Впервые опубликовано на сайте Проза.ру