Человек бывает вполне человеком лишь тогда, когда играет… (Фридрих Шиллер)
Игра – это неотъемлемое свойство жизни каждого из тех нас, кто не убил еще в себе ребенка. Но задумывались ли мы, что есть Игра «как она есть», Игра в чистом виде, Игра как Идея, лежащая в основании всякой игры? Об онтологических основаниях игры предлагает поразмышлять Никита Гуршалов в статье «Играющая Вселенная».
Какое место в человеческой жизни занимает игра? Пушкинский Герман объявил: «Что наша жизнь? Игра!» Голландский культуролог Йохан Хейзинга констатировал, что человек Модерна – это Человек Играющий, современный психолог Эрик Берн разложил нашу жизнь на «Игры, в которые играют люди», причем о нас с уверенностью можно сказать лишь то, что мы – это «Люди, которые играют в Игры». А что такое геополитика, как не «Большая Игра» на «Великой шахматной доске»? Легендарные индуистские риши вообще считали, что мир – это Лиламайя, чудесная иллюзия, созданная игрой Бога...
Никита Гуршалов выделяет 4 характеристических свойства игры: 1) инобытие, «опыт разотождествления с фиксированной реальностью»; 2) неопределённость исхода: «если нет риска, то игра никому не нужна»; 3) правила: «правила делают игру упорядоченной, гармоничной, не анархической, но космической»; 4) бесцельность: «игра происходит не зачем-то, а просто потому, что так хочется».
Давайте выясним, являются ли эти свойства критериальными в том смысле, что всякая деятельность, удовлетворяющая всем перечисленным условиям, является игрой (достаточность), а несоблюдение хотя бы одного из условий лишает деятельность статуса игры (необходимость)?
Первое условие вряд ли у кого вызовет возражение. Игра – это виртуализация реальности, замена внешнего «всамделешного» мира неким более понятным мирком «понарошку», который если и не очевиден с первого раза (что часто плохо для игры: она становится легкой, «неинтересной»), то достаточно обозрим. Безусловная Подлинность – вот отличительное свойство реальности, которое напрочь отсутствует в игре. Игра всегда конвенциональна (обусловлена правилами, регламентами и наличествующими ресурсами), реальность – безусловна и автономна; если реальность и Игра («Судьба играет человеком…»), то человек в ней не субъект, а объект, не игрок, а безвольная пешка.
На недостаточностьодного этого правила справедливо обращено внимание в обсуждаемой статье: бред и психоделические галлюцинации мы вряд ли назовем игрой. Почему?
Потому что с первым свойством тесно связано третье: игровой мир устроен по строгим, заранее оговоренным правилам, причем число их не просто конечно, но сильно конечно (впрочем, развитие индустрии компьютерных игр способно породить стратегии и квесты, где сложность и многообразие правил неподвластно человеческому разумению, так что на одно их постижение могут потребоваться годы напряженного геймерства). Научная деятельность как моделирование ноосферной реальности не подпадает под определение игры именно по причине бесконечности и априорной неизвестности «правил» (научных законов и методов исследования). Вместе с тем научной деятельности в высокой степени присущ игровой аспект и у нас еще будет повод коснуться этой стороны вопроса.
Существование пласта правил в известном смысле «умножает» реальность, создает над уровнем игровой реальности метауровень, где располагаются создатели правил и их блюстители: судьи, арбитры, жюри и т.п. Отношение к физической реальности как к игре неизбежно порождает метафизический уровень реальности, где обитают «демиурги» и «визарды», создатели и блюстители физических законов. Собственно, античное представление о человеке как игрушке в руках богов вызвало к жизни олимпийский пантеон, так что земная жизнь – результат политических игр, авантюр и козней богов друг против друга. За играми-интригами «рядовых» богов в одно лицо следил Зевс, сам активный участник игр, что не могло периодически не вызывать праведного возмущения других богов и примыкавших к мятежным богам титанов. Лишь редкие люди – герои – поднимались на уровень «Большой игры», удостаиваясь чести вступать в борьбу или в союзы с олимпийскими богами. Подобные героические деяния по праву нарекались подвигами, самые известные из которых – подвиги Геракла.
Обратим внимание, что инобытие обычно разотождествляется от реальности ровно до той степени, чтобы, сохраняя релевантность (хотя бы символическую) с некоторыми аспектами реальности, получить дополнительно одно важное свойство – воспроизводимость. Игра должна быть воспроизводима, повторяема. Т.е. игра не должна наносить серьезного (а тем более непоправимого) ущерба участникам и окружающему миру (последнее ограничение достаточно условно: например, англосаксы со своими геополитическими «играми» мало заботятся о «туземцах»). Требование воспроизводимости игры ограничивает ее реквизит бутафорией даже в масштабных исторических или литературных реконструкциях: «Он старательно и нежно из корявой толстой лыжи вырезает меч эльфийский…».
Воспроизводимость особенно важна в категории детских развивающих игр, когда ребенок, преследуя одну цель: выигрыш, – имплицитно пестует другие: ловкость, координацию, честолюбие, командный дух («тимбилдинг», сказали бы заезжие коучеры). В этом случае игра (вернее, их достаточно большое количество) подобно морковке перед носом ослика выступает инструментом некой более масштабной задачи, смысл и цели которой чаще всего неведомы игрокам (игра «втемную»).
Второе свойство (неопределенность исхода) гораздо менее очевидно. Во-первых, для игры важна неизбежность исхода (игра длиною в несколько тысяч лет вряд ли соберет большое число поборников) и конечное, заранее заданное число исходов («победа», «поражение», иногда «ничья», «переход на новый уровень», «плюс-минус в карму» и т.п.). Финализируемость игры неизбежным сообщением «GAMEOVER» преследует одну психологически важную цель: гештальт должен быть закрыт, причем со вполне определенным психическим «послевкусием» (гордость и удовлетворение или досада и сожаление). Если игра не принесла нам ощущение законченного психического акта с предсказуемым результатом, мы вряд ли добровольно согласимся в ней вновь участвовать.
Неопределенность исхода следует понимать в том смысле, что в игре выигрыш не должен быть гарантирован одной из сторон. В противном случае игра будет таковой ровно до тех пор, пока мы не знаем выигрышной стратегии. К такому разряду игр относятся многие детские головоломки.
Тем не менее, мы частенько играем в игры с заранее предопределенным исходом: сопереживание игре актеров, «боление» на спортивном матче за «свою» команду. Это тоже игра – через эмпатию, соучастие в игре актеров или спортсменов. Мы можем наизусть знать пьесу, но вновь и вновь посещать любимый спектакль, чтобы насладиться игрой актеров и как приз получить катарсис, чувство эмоциональной разрядки и эстетического наслаждения. Фильм или книгумы с полным правом можем рассматривать как игру-симулятор, где мы, сопереживая персонажам, разыгрываем в воображении определенные роли и характеры. В начале 90-х свалившиеся на телезрителей мыльные оперы типа «Санта-Барбары» или «Просто Мария» преследовали цель через игру, как сопереживание персонажам, внедрить в сознание недавно советского зрителя новые, капиталистические ценности и стереотипы нового экономического поведения. И такие «развивающие игры» тоже бывают.
Разотождествление, отстройка от реальности может происходитьдвумя способами: либо это совершенно оторванный от реальности мир со своими «выдуманными» законами (спортивные, карточные игры и проч.), либо это «симулятор», реконструкция, некая упрощенная модель мира, социума или его отдельных аспектов. Если цель и значение симуляторов понятна – человек в ходе игры обучается и закрепляет определенный навык (например, вождение автомобиля) или осваивает, примеряет на себя определенную социальную роль («мафия», «монополия», «дочки-матери», «казаки-разбойники» и т.п.), то цель первой категории игр менее очевидна, особенно если победа носит символический характер.
Неочевидность цели многих игр привела автора (вслед за Ф. Юнгером) к утверждению 4-го свойства – о бесцельности всякой игры. Но так ли это?
Кроме очевидного возражения, что в играх-симуляторах это не так, мы усомнимся в отсутствии цели (или смысла) в игре. Во-первых, цель может быть выходить далеко за горизонт отдельной игры: накопление мастерства (в шахматах или в футболе) не является целью отдельной игры (где целью игры является победа), но является целью спортсмена, который предпочтет играть с более высоким по классу соперником, хоть и сильнорискует потерпеть оглушительное поражение.
Во-вторых, игра в большинстве случаев и есть цель. Это может быть или «проигрывание» социальных ролей (детские игры в «профессии» или «дочки-матери»), или развлечение, или способ скоротать досуг.
Здесь мы обнаруживаем важное свойство любой игры – интерес. Любая деятельность, где присутствует интерес, несет в себе азарт, возбуждение, игровой момент, – и напротив наскучившая игра перестает быть таковой, превращаясь или в ритуал, или в тренировку, или в отбывание повинности. Обычный человек испытывает интерес чаще, чем любые другие эмоциональные состояния. К.Э. Изард относит его к базовым эмоциям человека. Он также считает его главным мотиватором человека в работе и важнейшим элементом творческой деятельности. Любопытно, что почти любая деятельность у детей – игра, потому что в этом возрасте интерес – «основной инстинкт» (одно из проявлений «восходительного» постурального рефлекса, доминантного в юном возрасте и угасающего по мере взросления). Антонимом интереса является скука, поэтому цель большинства игр «на интерес» – удовлетворить потребность в интересе, избежать скуки. Интерес к игре может подогреваться как средствами самой игры (разнообразием сценарием и тактических маневров), так и внешними мотивациями: денежный приз, медаль, рейтинг и т.п.
Модельность игровой реальности несет еще одно важное свойство – эвристичность. Многие важные законы (например, в области социальной психологии, теории управления или военного искусства) мы узнали не из кропотливых штудий, а из игр, где, абстрагируясь от привходящих частностей, законы проявляются наиболее ярко.
Игра Го была основой военной доктрины Японии: анализ тихоокеанского театра военных действий показал, что тактические принципы у японских генералов схожи. Многие тактические приемы единоборств впоследствии трансформировались в стратагемы военного и дипломатического искусства. Теория вероятностей своим рождением обязана азартным играм. Логистика как наука выросла из задач теории игр (массовое обслуживание, задача о коммивояжере, транспортная задача и т.п.). Заметим, что теория игр обобщает понятие «игра», распространяя последнее на «торговлю» («игра с положительной суммой») и «войну» («игра с отрицательной суммой»).
Наука часто вырождается в игру (причем, что самое обидное, в «игру с нулевой суммой»): исследования утопают в частностях, направлены на защиту господствующей в научном сообществе парадигмы, подвергая остракизму альтернативные теории. Наиболее явно это проявляется в гуманитарных науках, несущих печать идеологических инспираций. «Игра в бисер» Германа Гессе – самая точная метафора для современной «нормальной» науки, но делает ли честь науке подобное сравнение? И не является ли «карнавализация» (в значении советского культуролога М.М. Бахтина) науки свидетельством ее глубокого эпистемологического кризиса?
Карнавализация всех сфер общественной жизни, превращение их в игру, – это вообще едва ли не главная «сверхзадача» Модерна, профанизирующего Сакральное, конвенционализирующего Подлинное, маргинализирующего Традиционное. В традиционном обществе господствовала сословность, но она была антропологически укоренена в социуме: сын крестьянина – крестьянин, сын воина – воин, сын попа – клирик, сын царя – царевич… Но наступил Модерн и объявил: сословность – условность, все это не более, чем социальные роли, главная и общеобязательная из которых одна – гражданин. В традиционном обществе господствовала религия, объяснявшая духовные смыслы и основания земной жизни. Но наступил Модерн, убивший Бога Единого, и объявил религию «игрой в веру», когда каждый может верить в своего персонального бога, причем обращаться в новую веру хоть каждый календарный день – только не посягать на культ мамоны. И наконец, Модерн объявил о начале новой «Большой игры» – Капитализме,общеобязательной игры с постоянно меняющимися правилами и практически неизменной группой «чемпионов». Модерн вообще большой придумщик «игр», многие из которых разобраны американским психологом Эриком Бёрном. А по пятам за Модерном идет Постмодерн, высмеивающий и глумящийся надо всем, что встретит на пути. Нет ничего Подлинного, есть только спектакль, шоу, которое только и знает, что «мастгоуон»…
Разумно предположить, что критериальным признаком игры является ставка. Если ставка в игре «меньше, чем жизнь», то мы действительно играем в игру. При нулевой ставке играем «на интерес», то есть это «чистая игра». По мере роста ставки игра становится средством заработка: игра «сама по себе» теряет значение, главное – не процесс, а результат. Игра со ставкой ценою жизнь трудно назвать игрой – это и есть жизнь (разве только мы не обесцениваем жизнь до состояния игры, но как мы хорошо помним изповести «Клуб самоубийц» Р.-Л. Стивенсона, мы можем играть на жизнь недолго, до первого проигрыша). В индуизме и буддизме игра укорена в религии: индуистский триумвиратсоставляют играющий на пастушьей флейте Вишну (Кришна), танцующий Шива, прячущийся Брахма… Уравнение жизнь = игра – это «санатана дхарма» (вечный закон): реинкарнация девальвирует ценность и уникальность отдельно взятой человеческой жизни до звена в бесчисленной цепи перерождений, до оборота колеса сансары. Квест в накопление положительной кармы почти бесконечен, ибо редкий счастливчик открывает в себе Атман (Божественную душу), пробуждаясь из помраченного состояния дживы (обусловленной души) и практически не влияя на духовную обстановку на бренной земле. В христианстве мы обнаруживаем принципиально другую картину. Жизнь человеку дается один раз – и в этом драматизм Жизни и особая духовная ценность ее земного этапа. Это уже не игра, поскольку второй попытки не будет. А крестный подвиг Христа показывает, как мы должны распорядиться своей драгоценной и неповторимой жизнью – положить ее на алтарь спасения души.
Игра со ставкой ценою в жизнь, однако, возможна, когда игрок расплачивается чужими жизнями. Таких «игр» мы знаем немало: геополитики раскрашивают контурные карты мира в свои любимые цвета, полководцы играют в солдатики на полях сражений, спецслужбы состязаются в хитроумных многоходовках, финансисты играют на фондовых рынках… Но многие ли из нас согласны участвовать в чужих играх?
Ну а если мы не согласны, то наш долг, наша главная «игра» – сломать ведущуюся разоблачать грязную игру сильных мира сего, раскусить их обман и жульничество, обнаруживать за фасадами банков, рынков, конституций и прочих социальных институций игру самых низменных страстей и пороков.
Самое занятное наступает в случае, когда в игре «ставка больше, чем жизнь». Возможно ли такое? Да, только это не игра – это Подвиг. Герой на войне стоит не за свою жизнь, но за гораздо большее – за свой народ, за Родину. Герой часто приносит свою жизнь в жертву, чтобы защитить отечество. Аналогично, религиозный подвижник ради спасения вечной души (а именно она стоит на кону в духовной брани Добра и Зла) жертвует земной жизнью, укрощая тело и подчиняя его служению Святому Духу. Христиане согласны с индусами и древними греками, что тварный мир – это Божественная игра, но решительно не согласны, что человек – игрушка в руках Бога. Человек – равноправный игрок, и он волен выбирать, чью сторону – Бога ли дьявола – принять в самой важной в своей жизни Игре за спасение души. Правила в Игре чрезвычайно просты: неукоснительно соблюдай евангельские заповеди, обуздывая страсти и обличая пороки. Но, видит Бог, сие чрезвычайно трудно исполнить немощному человеку.
Дихотомия «Игра vs Жизнь» однобока, она неверно расставляет акценты. Правильнее говорить о диалектическойтриаде «Игра – Жизнь – Подвиг», которая дает нам ключ к верному пониманию жизни и выбору верной жизненной стратегии. Игра оживляет жизнь, делая ее интересней и насыщенней, – но вовсе не затем, чтобы жизненная энергия растрачивалась в беспечных играх и забавах. «В жизни всегда есть место подвигу» – не пустой слоган, а прямое указание, куда нам канализировать нерастраченную вхолостую энергию. «Будьте как дети» – призывает нас Евангелие, а это означает, что Царствие Небесное – это… чудесный детский сад! А значит, Подвиг – это не сжатая в кулак воля и не суровый взгляд долу. Подвиг – это детская игра, беззаветная и радостная, где действует лишь «восходительное» золотое правило: стремиться без корысти, бороться без злости, алкать без стяжания, любить без обладания.
Андрей Борисович Костерин, редактор портала «Новый социализм – XXI век», г. Владимир
