На первый взгляд странно представить себе плохое источником хорошего.
В основе такой аксиомы культурное табу. Мы не задумываемся, что пища, которую мы едим, удобряется экскрементами. Потому как биоотходы жизнедеятельности есть лучшее, что только может быть для роста растений.
Наш культурный диапазон является средством защиты от негатива, к чему относится всё, что не входит в сферу непосредственного потребления или восприятия.
Но непригодное для потребления человека может быть пригодно для экосистемы, множества обитающих в ней животных, растений и организмов. Непригодное для восприятия может быть источником для будущих культур.
Во многих культурах символ круга жизни является отражением её непрерывного воспроизводства во множестве проявлений.
Человек живёт в рамках своего сегмента этого круга, ограничивая его запретами. Эти запреты являются источниками культуры и собственно культурой, которая возникает из создания, толкования и разрушения правил, в целях создания новых; и множества разнообразных эмоций, и поступков по этим поводам.
Человеком в своём сегменте круга жизни создана система фильтров-стереотипов. Поток жизни в границах этого сегмента происходит в виде таких культурных стереотипов.
Мы создаём этим параллельную, искусственную жизнь, которая является вместилищем смыслов и целей. Они же изначально потребности…
Потребность в пище! Она в основе смыслов накопления ресурсов, развития умений, знаний, целей увеличения территорий, их защиты, и так далее…
Потребность в продолжении рода - это таинственный код всего живого, являющийся источником культуры эмоций, сопровождающих продолжение рода…
Но в потоке круговорота жизни сегмент человечества существует не благодаря культуре, а скорее вопреки... Потому как культура это остановленная жизнь! Это образ смерти, потому как говорит о прошлом или о ещё несуществующем будущем, в то время как жизнь есть то, что происходит именно сейчас.
Культура, культ не является, собственно, жизнью. И состоит в остановке мгновения, в фиксации его особенностей, нюансов, в сравнении с другими уже ранее или одновременно остановленными мгновениями. Обрастает выводами относительно того, каким смыслам эта мёртвая картинка мгновения уже ушедшего или возможного в будущем соответствует и насколько.
Культура как среда существования человека в потоке жизни во множестве способов остановки, фиксации и запоминания мгновений этого потока и воображения несуществующих, ещё не наступивших мгновений.
Все представления и переживания по поводу несовершенств бытия состоят из эмоций по поводу мёртвых картинок, которые рисуются нашей памятью или воображением, но лишь в части похожи на мгновения реальности.
Наши представления не могут соответствовать реальности в полной мере.
К примеру, мы говорим об искоренении коррупции. В действительности, в существующей системе ценностей её нельзя искоренить, разве что уменьшить, так как сребролюбие пусть и худшее из зол, но в своём корне это потребность в пище, она же потребность в создании запасов в виде богатства, что, в принципе, присутствует в человеке всегда.
В своей основе, повторюсь, это - простая потребность в пище, создании её запасов. Но культура изменяет потребность, превращая её во власть богатства, в демонстрацию накопленного, то есть роскошь. Роскошь есть потребление неадекватное потребностям. Но в сути своей это - демонстрация запасов пищи, трансформированных культурой в вещи и деньги.
Очевидно, что потребности искажаются под влиянием культуры.
Сначала избыточные накопления в рамках культа мёртвых создавались для передачи мёртвым, захоронения снабжались множеством запасов, которые, по представлениям древних, необходимы были умершим на пути в загробный мир.
Умные люди древнего мира понимали, что избыток накоплений в реальности ведёт к проблемам их передела, нарушениям мотивации трудового цикла и разрушению социума. Ведь при передаче ресурсов и накоплений всем в равной мере, социум теряет управляемость. Коммунисты это поняли, передав землю крестьянству и потеряв доступ городов к сельхозпродукции...
Поэтому древние общества предпочитали передавать накопленное мёртвым. На этом принципе Египет просуществовал три тысячи лет, строя никому не нужные пирамиды, поглощавшие накопления, которые, превысив некую разумную границу, ведут к борьбе за власть и социальному хаосу.
В последующих цивилизациях богатства стали концентрироваться у живых, посредством институтов религиозной и суверенной власти, необходимой для охраны накоплений.
Войны, армии и культы всегда поглощали избыток накоплений.
Роль суверенной власти, в контексте темы в основе, сводилась к охране и силовом умножении накопленного.
В новой и новейшей истории избираемая, в своей сути, небогатая власть стала охранять накопления обладателей богатств.
Сейчас богатства изымаются из социума, посредством финансовых кредитных операций и концентрируются преимущественно в абстрактном, цифровом, нематериальном виде.
В сущности, банки - это те же пирамиды, изображенные на банковских билетах, о чём всем и давно хорошо известно. Они производят и поглощают деньги, финансируют труд, создающий преимущественно и в основном то, что принадлежит к культуре смерти. Это военные изделия, армии, спецслужбы и всё что с ними связано. А с ними связано всё…
Однако культура, помимо культа включающая науку, экономику, политику и искусство, всегда ищет новые варианты потребностей, чтобы использовать в их реализации, в росте экономики накопленный потенциал общества.
Это ведёт к избытку потребления, накоплению запасов (богатств), что сопровождается проблемами охраны, перераспределения, соперничества, войн, экономической конкуренции, политической борьбы, культурными стереотипами переживаний с этим связанных, в виде искусства.
Достижения цивилизаций имеют некие пределы их разумности, пределы смыслов накоплений и культурных стереотипов, обслуживающих эти смыслы.
Накопления, выраженные, в конечном счёте во множестве фактов культуры, которая в сути есть образ смерти, как бы остановленная жизнь, достигнув некоего количественного предела, становятся обременительны для человека. Попросту неподъёмны! И человек начинает умирать под грузом мёртвой культуры, которая его окружает. Механизм культуры выдавливает живое из бытия.
Мы это наблюдаем как в трудовой практике в виде замены человека роботами, так и в простом потреблении, в котором всё меньше продуктов живой материи, а всё больше их химических заменителей; и в простом общении, обмене эмоциями, информацией, всегда предполагавшем собеседника или общество, сейчас заменяемых гаджетами.
Христос пришёл в мир на излёте древней цивилизации, очевидно достигшей к тому моменту предела своих возможностей. Знания и умения древнего мира уже не способны были что-либо в корне изменить в судьбе человечества, размножившегося по лицу планеты.
Элиты, ещё гарцевавшие в роскоши, уже вырождались и в ближайшие века были обречены на уничтожение, в потоке грядущего великого переселения диких народов.
Наполненные энергетикой живой культуры, не обременённой накоплениями, дикие народы шедшие в Европу, многое восприняли из разрушенной ими мертвой культуры Рима. Но сейчас, на пике накоплений своей западно-европейской цивилизации, сами стоят у черты собственной истории, уже настраиваясь на исчезновение в потоке времени.
«Многие же будут первые последними, и последние первыми» (Мф. 19:27). С приходом Христа простые рыбаки, изгои и рабы становились апостолами обновлённого представления о мире и человеке.
Христос Своим примером создал механизм обновления мира. Он показал, что люди обременённые культурой, как мёртвым грузом несуществующего, угнетённые роскошью и ненужными запасами накопленного, мертвы для развития и восприятия Духа как наиболее сложной и ведущей ипостаси смыслов.
Христос показал, что носителями новой энергии жизни являются люди, не обременённые накоплениями и стереотипами обслуживающей их материальной культуры. Это - изгои мира! Люди свободные от мёртвой культуры.
Им нужно немного истин из ветхого прошлого и новые правила на пути, который со всеми неизбежными человеческими проблемами придётся пройти в новом мире.
Предложенный христианством механизм обновления мира в том, что последние становятся первыми. При этом первые, даже сопротивляясь вытеснению с ведущих ролей, отнюдь не уничтожались.
Христианство предложило механизмы мирной замены первых на последних. Именно элиты Древнего мира легализовали христианство, широко приняв его. Благодаря этому цивилизация была спасена Византийской ипостасью Римской империи. Благодаря чему впоследствии смогла окрепнуть разрушенная варварами Западная Европа и выстроить свою несомненно великую цивилизацию.
В России, после практики начала 20-го века по уничтожению старых элит и после гражданской войны, неоконченной в умах по сей день, в 90-х годах прошлого века, вместе с легализацией и широкой поддержкой христианства, попробовали вернуть и способ мягкой смены элит. Надо признать, что как-то получилось. Без войны армий, хотя и при войнах криминальных.
Последние, ставшие первыми, были такие как есть.
Поскольку не было тотальной замены элиты, то первые просто смешались с последними. Получился симбиоз элиты позднего СССР с криминалом, при вкраплениях удачливых и предприимчивых людей. У общества возник некий потенциал развития, в то время как старая элита СССР потенциал развития очевидно утратила. Однако и нового потенциала хватило ненадолго.
Время, очевидно, сгустилось. Процессы устаревания, нарастания неэффективности действующих элит – убыстряются. У общества нет ресурсов для их насильственной смены, потому как неизбежная за этим всесторонняя рецессия уже непозволительная роскошь.
Очевидно, что никто в большей части населения не заинтересован в силовой замене элит. Военное насилие вообще уходит в прошлое. Конечно, оно ещё присутствует в мире, но уже во фрагментарном и вялотекущем виде. Элиты ищут заменители силовых методов в политике. Отсюда и все формы цифрового контроля, которые активно проталкиваются в практику управления.
Но суета с заменой методов управления прикрывает реальность процессов трансформации самой элиты.
Методы не заменяют людей, их тип мышления, направленность интересов, ценности. Перегруженные новыми методами элитарии на фоне конфликтной проблематики, неизбежной при всякой новизне, сходят за новых людей, как бы пародируя изгоев, представляясь некими проводниками светлого кнопочного будущего.
Хотя, как видится, остаются продуктом своего времени и своего слоя, всё менее пригодными осмысливать происходящее, прошлое и будущее.
Сегодня осознание такой элитой своей неэффективности и потребности в трансформации дорогого стоит.
Мы наблюдаем попытки трансформации, как всегда идущей сверху.
При этом всё более активным становятся осмысленные формы общественного взаимодействия с властью. То есть общество начинает мыслить, организовываться и предлагать некие формы реализации своей позитивной энергии.
Обществу необходим потенциал, более широкая платформа активно мыслящих и действующих людей. Такая платформа несомненно найдёт способы самовыражения и влияния на процессы управления.
Сущность такого влияния в трансформации роли суверена и трансформации культурных стереотипов в практике использования избыточного продукта.
Избыточный продукт не должен развращать общество, но и не должен реализовываться в формах опасных для общества.
Раздача всем избыточного продукта, даже через социальные проекты, приведёт к отвращению от труда и деградации. А направление средств в обычные сферы поглощения избыточного продукта, такие как вооружения, войны и виртуальные накопления, так как реальные складывать уже давно некуда, приведёт к уничтожению мира в худшем случае или уничтожению только экономики в лучшем.
Обществу нужны другие способы обогащения. Другие методы накопления. Или нужны стереотипы не накопления и не обогащения.
Кто-то предлагает накапливать и обогащаться знаниями. Собственно, электронное рейтингование людей, уже опробуемое в Китае – это вероятный путь к такому способу накопления. Электронный контроль сразу отделит тех, кто кроме добывания хлеба насущного только играет и развлекается, от тех, кто учится и исследует.
Но насколько для нас приемлем кастовый метод организации общества? Даже при том, что контроль позволяет кастам быть подвижными, избавляясь от тех, кто перестал соответствовать высокому уровню, или, развиваясь, перерос нижний уровень и готов перейти в высший.
Эти насущные вопросы стоят перед современным обществом. И на них предстоит ответить.
Павел Иванович Дмитриев, правовед, православный публицист