Не припомню подобный отрезок в своей жизни, когда за такое короткое время отошли бы в вечность сразу три видных московских священнослужителя.
Протопресвитер Матфей Стаднюк, скончавшийся на 95-м году жизни – это, безусловно, легендарная личность. Несколько десятилетий при Патриархах Пимене и Алексии II был их личным секретарем. Уроженец Западной Украины, он с ранних лет посвятил себя служению Церкви. В Москве был настоятелем Петропавловского храма, что в Лефортово, потом настоятелем Богоявленского собора, что в Елохове. Много раз в студенческие 70-е годы в Елоховском соборе я бывал на его службах. Как и у Патриарха Пимена, у него был чистый грудной голос. Очень чувствовался украинский акцент. Проповеди в соборе, например, после акафиста свт. Алексию, мощи которого почивают там, запомнились как несколько монотонные, но сказанные от души. Батюшка отличался невозмутимым характером, очень трудно было понять его реакцию, его отношение, глядя в его глаза через толстые линзы, которые он носил. Запомнилось, как после вечерней службы под праздник Тихвинской иконы в храме на ВДНХ он передал мне свой дипломат, чтобы я помог его донести к машине. Однажды на Кропоткинской я увидел его в гражданской одежде, бодро шествующим в Патриархию в Чистый переулок. Впервые личный контакт с ним был в Почаевской Лавре в далеком 1980-м, когда наместник обители представил меня о. Матфею. Батюшка был очень осторожным и немногословным. Помню, как наместник Лавры о. Иаков (Панчук) (+ 2004 г.) (впоследствии «митрополит» у Филарета Денисенко) после монашеского правила показал нам, келейникам, жалобу, которую написали на него несколько насельников Лавры. При этом он заметил, что о. Матфей не дал ход этому письму, не показал его Патриарху.
Когда открылся Данилов монастырь, о. Матфей неоднократно бывал в нем, сопровождая Патриарха Пимена. Приезжал вместе со своей матушкой Феодосией. Детей у них не было, жили они душа в душу. Помню, как по-доброму, с хорошим доброжелательным юмором общался Патриарх и его свита с почтенной четой.
Конец 80-х годов запомнился нестабильностью и некоторой растерянностью, в том числе и в церковной сфере. Прошли юбилейные торжества по случаю Тысячелетия Крещения Руси, наступили будни. Активизировались униаты на Западной Украине, подняло голову «альтернативное православие». Помню, как мы, православные активисты, были обезпокоены, стремились минимизировать негативные тенденции, в частности, в связи с угрозой потери для Патриархии храма свт. Николы в Пыжах и Марфо-Мариинской обители. О. Матфей тогда с нами встретился и очень сочувственно отнесся к нашим переживаниям.
В 90-е годы я опекал собор Василия Блаженного, регулярно совершал в нем богослужения, преимущественно в престольные праздники (в соборе 9 приделов). Помню, как на память блаженного Василия перед приездом Патриарха Алексия II о. Матфей тщательно осматривал готовность алтаря к патриаршей службе. Забраковал кресло на горнем месте – оно показалось ему недостаточно устойчивым. Были замечания по поводу ковров и т.д. Батюшка констатировал: «К патриаршим службам нужно готовиться более основательно». Все эти замечания он делал безстрастным тоном, который никак не задевал самолюбие человека и не оставлял в душе неприятный осадок, но сказанное надолго запоминалось.
О. Матфей пользовался большим авторитетом у духовенства, подчеркнуто почтительно и благоговейно относился к Первосвятителям. Он оставался на боевом посту, несмотря на то, что уже отказывали ноги, было трудно передвигаться. Несомненно, он оставил глубокий след в новейшей истории Русской Православной Церкви.
Утром 29-го был на отпевании о. Всеволода Чаплина в храме прп. Феодора Студита. Впервые я увидел его в конце 80-х, кажется, в Доме Телешова вместе с о. Львом Лебедевым. Они выступали на тему деятельности Патриарха Никона. Будущий батюшка, тогда худенький, с заметными дефектами речи, волнуясь, говорил об этом Патриархе-реформаторе. Когда я однажды напомнил ему про этот вечер, он сконфуженно сказал: «Это был мой очень неудачный дебют – первое публичное выступление». Было масса соприкосновений с батюшкой на многочисленных общественных и православно-патриотических мероприятиях. Всегда динамичный, спешащий, чем-то удрученный, он, пробегая мимо, приветствовал меня в виде легкого касания бороды. Когда развернулась эпопея размежевания Союза Православных братств с хоругвеносцами, посыпались в связи с этим письма в Патриархию, в частности, в Отдел, возглавляемой о. Всеволодом. К нему ходил один из активных хоругвеносцев Юрий Агещев (+2014 г.), бывший с юных лет близким к о. Всеволоду. Пару раз я выходил на батюшку. Тогда мы избрали такую тактику – не впадать в запальчивость, не поддаваться эмоциональному накалу, держать многозначительные паузы, а потом давать обобщенные оценки выпадам в наш адрес. Мне тогда передавали впечатления о. Всеволода: «Да, о. Кирилл и стратег, и тактик». Было лестно слышать такую оценку из уст маститого священнослужителя. Когда глобализация стала набирать обороты, о. Всеволод, неожиданно для многих патриотов, занял активную позицию, противодействия этому опасному явлению. Как руководитель Отдела по связям с обществом, он присутствовал на многих собраниях, где рассматривалась эта проблематика, выступал с многочисленными обращениями в разные инстанции, защищая права верующих людей, не желавших участвовать в чипизации и цифровизации. Помню, как на одном антиглобалистском собрании в Центральном Доме туриста выступление батюшки прерывалось выкриками с мест. О. Всеволод тогда сорвался и стал резко осаживать «смутьянов». Пожалуй, это был единственный случай, не считая еще его надрыв в дискуссии с Невзоровым, когда я видел его в несколько неуравновешенном состоянии.
После освобождения о. Всеволода от должности руководителя Отдела он развернулся во всю. Будучи уже несвязанным рамками официоза, он развил невероятную активность. Его можно было видеть везде, на многих площадках, где обсуждались вопросы жизни общества и Церкви: в Актовом зале в Отделе по связям с Вооруженными Силами и правоохранительными органами; на молитвенных стояниях Союза Православных братств и Союза «Христианское Возрождение» в Сокольниках; в Международном Фонде славянской письменности и культуры; в Союзе писателей и т.д. и т.п. Все его выступления, отличавшиеся смелостью и всё большей прямолинейностью, вызывали живейший отклик у слушателей. Поистине, он находился в самом авангарде православно-патриотического движения, периодически потрясая своими суждениями, которые, конечно, интерпретировались не вполне адекватно. Если кратко сказать - он называл вещи своими именами, не оглядываясь на либеральный вой. Он считал, что нужно говорить о зарвавшихся чиновниках и олигархах. О. Всеволод был почетным членом Союза Православных братств.
Мне приходилось сослужить о. Всеволоду в храмах, где он был настоятелем: святителя Николая Мирликийского на Трёх горах и преподобного Феодора Студита. В литургическом плане о. Всеволод не был, на мой взгляд, каким-то виртуозом. Видимо, огромная нагрузка по работе в ОВЦС не давала ему возможности как-то отточить свое «мастерство» в этом плане. Запомнилось, что отдельные ектеньи на службе он, несмотря на наличие диакона, оставлял за собой.
Его отличало очень мягкое, доброжелательное, простое отношение к помощникам и сотрудникам, не было и тени снобизма. В общении с людьми был весьма прост и демократичен. Особенно на трапезах эти его качества раскрывались в полной степени. Он ценил хорошую кухню, разбирался в тонкостях различных вин, не был ханжой, не пытался мимикрировать. По сути, с ним у меня была только одна обстоятельная беседа, когда после какого-то мероприятия я предложил его подвезти. Запомнился из беседы такой нюанс: вопреки сложившемуся представлению, он не был особенно близок к Патриарху Алексию I.
У него была очевидная харизма общения с людьми, которых называют политическим бомондом, общественными деятелями, теми, кто занимает активную общественную позицию. Он был в гуще событий, постоянно анализировал и мониторил обстановку.
О. Даниила (Воронина) я знал с первого класса семинарии. Он сразу обратил на себя внимание своей скромностью, сосредоточенностью на молитве и отзывчивостью. Был старостой нашего класса. Когда я был старшим дежурным по академическому храму, он был в моей «команде». Был молчаливым, но очень внимательным слушателем. Незабываемо почтительное, уважительное выражение его глаз. По окончании семинарии он, как и я, поступил в число насельников открывшейся Даниловой обители. Он 12 августа 1983-го года, а я – 13-го. Помню его в черном халате, с молотком, что-то мастерящим. Нес он послушание просфорника, причем, настолько усердно, что у него начались проблемы с ногами. Незабываемая картина стоящего в храме с закрытыми глазами (так часто было и когда он уже принял сан). Кстати, и он, и я, очень напрягли первого наместника обители архимандрита Евлогия тем, что неожиданно для него вдруг сильно заколебались в отношении принятия сана. Наместник был в шоке: как же так?! Закончили семинарию - для чего, спрашивается. Только получить знания? Этого явно недостаточно. О. Евлогию пришлось предпринять большие усилия, чтобы как-то нас подвигнуть к принятию сана. В немалой степени это произошло и благодаря беседам с находившимся тогда в обители схиархимандритом Серафимом (Томиным) (+2013). Как духовник о. Даниил был совершенно потрясающим: очень внимательным, понимающим, снисходительным. Еще до принятия им сана его начали осаждать жаждущие утешения и вразумления. Обычная картина: после службы он в храме, кто-то что-то долго говорит ему, а он, стоя, молча терпеливо выслушивает. После принятия сана шлейф таких людей за ним стал обычным явлением.
Когда он стал диаконом, то были определенные проблемы, ошибки, что вызывало нервозность наместника. Помню, как однажды, на всенощной в Малом соборе Донского монастыря новопоставленный диакон, вынося Евангелие, в Царских вратах сшиб подсвечник. Некоторую свою угловатость в этом плане о. Даниил объяснял тем, что он не собирался быть священнослужителем, особо к этому не готовился, хотел быть простым монахом. Под стать ему были и его родители, часто приезжавшие в монастырь. Простые русские люди, с Рязанщины, с большой любовью и благоговением они относились к своему сыну. Запомнилось, как они сохраняли маленькую комнату-келью сына в своем доме, как будто это был музей.
Неожиданно постигший батюшку тяжелый недуг всех потряс. Весть о его смерти поступила ко мне через смс ровно в полночь. Утрата огромная. Потеря невосполнимая. Перешел в вечность большой утешитель и молитвенник.
Вечная память отцам Матфею, Всеволоду и Даниилу!
Игумен Кирилл (Сахаров), настоятель храма свт. Николы на Берсеневке, член Союза писателей России
.jpg)
