Шановни сябры, браты мои, письменники!

Незабываемый 1989-й год, май, Минск, Дни славянской письменности и культуры. Весь город, стар и млад, все на улицах. А сколько же прекрасных женщин и девушек в национальных костюмах! Песни, оркестры, солнце сияет. Богослужение в Кафедральном соборе, открытие мемориальной доски — дара болгарского народа — на вновь названной улице в честь Кирилла и Мефодия. Незабываемо!

И вот — долгие, почти семь лет, дни разлуки с родной Беларусью. Чего говорить, сколько трещин легло через мир и через наши сердца. И пришла телеграмма — позвали меня шановни сябры, белорусские письменники на белорусскую землю — 75 лет прекраснейшему писателю Ивану Павловичу Мележу. Уже одно то, что в наше время нашлись у белорусов и силы и возможности отметить юбилей современника, уже одно это было радостно. Я был совсем молодым, когда увидел его, и он казался мне законченным классиком, еще бы: романы «Минское направление», «Дыхание грозы», «Люди на болоте» были, каждый из них, событием в литературе. А теперь понимаю, каким же молодым он ушел от нас, еле-еле за пятьдесят...

Мы на кладбище, на его могиле. А сколько же рядом родных дорогих могил: Александр Саченко, Пимен Панченко, а вот совсем свежие захоронения, еще не увядшие венки, не выцветшие ленты — Алесь Звонак и Иван Чигринов. И если Звонак — это человек из легенды, из начала века, то Чигринов совсем-совсем молодой. И только что попрощался Минск с огромным поэтом славянства — Максимом Танком. Но его могила, по его завещанию, на его родине. А умирал он, рассказывают писатели, тяжело, в общей палате. Но даже и не физические страдания были у уходящих от нас — страдания нравственные.

Беловежские Сократы свершили «раздирание целого». Тяжесть ответственности за это лежит опять же на славянах. Но, по истечении срока, когда думаешь и анализируешь, тем более в Минске, происшедшее, то видишь, что оно было не случайно. Разъединение было дано для того, чтобы обостренно ощутить необходимость единства. Особенно в культуре и литературе.  

Вот мне говорят: напечатана новая повесть Василя Быкова, новая повесть Виктора Козько, новые стихи Нила Гилевича... И когда же так было, чтобы русские читатели почти враз с белорусскими читачами, не узнавали о новых работах любимых авторов? Культурное пространство сузилось, воздуха стало меньше. Уже подошли и новые имена, о которых мы не знаем и можем не узнать. А перемрут старики, а не выдержат сердца писателей среднего поколения, разорвутся связи, кто их восстановит?»

В том ощущении, когда, надо признаться, был диктат Москвы в области идеологии, конечно, было засилие и русского языка. Все: радио, газеты, телевидение — все на русском. Конечно, правды ради скажем, что творческая интеллигенция республик старалась учить детей в спецшколах с изучением английского и французского языков, теряя родную мову. Сейчас, так чувствуется, что горячие головы, обвинявшие во всех белорусских бедах «старшего брата», понимают, что дело было не в нем, а в марксизме, который одинаково давил все национальное во всех республиках, а в первую очередь — в России. Писатели республик, по крайней мере, в русских изданиях, были не только советские (Чиладзе, Слуцкие, Вацистис, Чобану, Сулейменов...), но и казахские, литовские, молдавские. А русские? Помню, старика Троепольского назвали в аннотации широко известным советским писателем. Гавриил Николаевич просил: «Не надо мне широко известного, напишите, прошу, русский», — где там!

Но это к слову. В поездке в Минск я обостренно сопоставлял наши, русские писательские, и белорусские дела. Несомненно, что возрождение национального самосознания у белорусов идет гораздо сильнее. Они перестали оглядываться на Москву к, слава Богу, перестали на нее коситься. Они справедливо гордятся новым журналом, часописом «Першацвет» («Первоцвет»). В каждом номере десять-пятнадцать, двадцать новых фамилий. Я не оговорился: до двадцати новых фамилий в каждом номере. Главный редактор Алесь Масаренко говорит о трудностях, но у кого их сейчас нет. Главное — держат журнал, к журналу тянется творческая молодёжь, журнал хорошо оформлен, авторам даже платят гонорар, что еще?

Листаю журнал. Авторы о себе: «Писал спочатку на русской мове, сейчас на родной». Есть даже такие авторы, что начинали писать на украинском, потом на Русском, а сейчас вернулись к белорусскому. Много авторов из Украины, белорусов. Вообще, думаю, что русскому писателю много полезнее изучать сродные славянские языки, нежели иностранные. Расширяется знание древнего этимологического гнезда наших праславян. Вельми полезно. Вельми — живое слово в белорусском языке. Он вообще сохранил в себе большее количество древнерусских слов, чем русский. Свободный от тюркизмов, музыкальный, мягкий, язык этот, несомненно, с большим будущим. Вспомним Богдановича, белорусского классика. Совсем младенчиком, в пять лет, его увезли в Россию, а как он сохранил и передал язык родины.

Ах, как мы вспоминали, теперь уже далекий праздник Славянской письменности и культуры в Минске. Неужели это невозвратимо — та радость, то ощущение любви и единения и принадлежности к одной семье? Нет, нет, все вернется или мир погибнет. Рассорят славян — и мир задохнется в злобе.

А пока, пока мне все время было невыносимо стыдно за Москву, за московские газеты и телевидение. И не стыдно ли мне было признаться, что русские писатели, такие авторитетные во всем мире, ничего не значат для бесов нынешнего телевидения, которые правят бал в захваченном ими теле пространстве. Случайно ли, что в октябре 1993-го люди пошли не банки брать, не вокзалы, не телеграф, а именно ненавистное им телевидение как источник всяческой заразы. Таковым оно и продолжает быть. Поставляет пропитанную духом разврата, пошлости, насилия продукцию, транслирует всяческие игры, вроде «Поля дураков», «Что, где, почем», «Угадай мелодию за валюту» и тому подобные, где любое действие оценивается деньгами. То есть постоянное приучение к мысли о материальном восприятии мира. Тогда как славянский мир — прежде всего мир духовный, жертвенный, бескорыстный.

Нил Семенович. Гилевич смотрел, смотрел на московское телевидение и не выдержал, написал стихотворение «Докуль жа?», оно напечатано только что в белорусской «Звезде». Закончу белорусские впечатления публикацией своего, вольного, перевода этого стихотворения, потому что мне очень созвучны переживания белорусского поэта. А ведь и в самом деле, подумаем, что несет Москва в бывшие республики? И захотят ли они нового союза с нами, если видят только то, что видят. Но как им сказать, что телевидение Москвы — это не русское телевидение, не Россия. Думаю, что многие начинают это понимать.