«Хочешь выжить – выжимай из себя стратегию»

Уже не первый год обсуждается вопрос о востребованности стратегического развития. Речь идет о попытке воссоздания некоего центра долгосрочного планирования, прообразом которого был и остается Госплан. Как отмечал Президент, в рамках нынешней модели экономического развития воссоздать Госплан таким, каким он был, нереально. Но вернуть целый ряд функций, связанных со средне- и долгосрочным планированием и стратегическим прогнозированием, жизненно необходимо, поскольку государство без собственной долгосрочной и дальнесрочной стратегии, внятной и приемлемой для подавляющего большинства граждан, не способно ни защитить свой суверенитет, ни обеспечить устойчивое развитие.

Но что же такое стратегия, отличается ли она хоть чем-то от государственной идеологии, которую, как известно, запрещено иметь России? Напомню, что госстратегия запрещена теми, кто писал от нашего имени новую конституцию и по сей день очень гордится своим соучастием в этом акте, который стал защитной грамотой для политиков, противозаконно разделивших великую державу и поссорившей братские народы. Чтобы ответить на непростой вопрос – где та грань, что отделяет жизненно необходимую стратегию от запрещенной идеологии, нужно вернуться к дискуссии, состоявшейся на Втором заседании клуба «Консервативная перспектива», где я делал доклад о наследии Александра Панарина. Можно посмотреть видеозапись доклада, в котором я специально остановился на весьма спорном моменте, связанным с негативным отношением Панарина к так называемым «великим учениям», то есть политическим идеологиям.

После этого заседания появилась весьма острая статья блестящего публициста батюшки Александра Шумского с говорящим названием: «Россия без идеологии – тело без души!» Батюшка прав во всем, кроме одного. Он не был на обсуждении, поэтому не мог ознакомиться с некоторыми фрагментами дискуссии, которые не вошли в видеозапись, в том числе и с моим развернутым ответом на замечание Анатолия Дмитриевича. Его позиция во многом схожа с убеждением о. Александра и сводилась к тому, что взгляды Панарина на идеологию сомнительны, поскольку «без идеологии жить нельзя». По моему мнению, эту позицию можно было бы принять полностью, но только при одном условии – если мы устраним разночтения в понимании идеологии. Иначе мы просто не заметим подмены понятий. Дело в том, что сам термин «идеология» до такой степени политизирован, что в него можно заложить все, что угодно, хоть тротил.

Так что же мы вкладываем в это понятие? Что заставляет добровольно выбирать «свою» идеологию даже тех, кто хорошо понимает, что выбирает «меньшее зло»? Но здесь сразу возникает два вопроса. Первый – это риторический вопрос о том, можно ли вообще идеологии выбирать, в том числе и во время выборных кампаний, или это они выбирают нас, заставляя при этом поверить, что они – не что иное, как наши собственные надежды и чаяния? И второй вопрос: почему одни идеологии – это неизбежное, но очевидное зло, а другие – необходимый инструмент созидания, без которого никто и никогда не мог и не сможет обойтись – ни вчера, ни сегодня, ни завтра?

Начну с того, что политическую идеологию следует отличать от государственной идеологии, то есть от долгосрочной стратегии развития страны, в основе которой лежат систематизированные представления о согласованных целях, задачах и приоритетах такого развития. Вопрос о том, какой должна быть идеология России, да и должна ли у нее вообще быть идеология, представляется принципиальным, так как связан с толкованием Конституции РФ. В ее тексте, как уже говорилось, заложена мина – запрет на государственную идеологию, под которой, скорее всего, понимается идеология построения бесклассового общества, поскольку здесь же декларируется право на частную собственность, т.е. вводится чистая идеология… В Статье 13 говорится: «1. В Российской Федерации признается идеологическое многообразие. 2. Никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной». Такое неточное определение иногда недобросовестно трактуется как деидеологизация российского общества и как запрет государственным органам участвовать в долгосрочном стратегическом планировании. Во всяком случае, именно так ее толкуют сторонники антисоциального курса, а их больше, чем нам кажется: никто из «сытого класса» не хочет делиться ни привилегиями, ни приватизированными ресурсами...

Сугубо политическая трактовка идеологий вытесняет из языка другие значения этого слова, которые не утратили своей эвристической ценности. Но именно расширенное, неполитическое, толкование позволяет выявить инвариантные смысловые характеристики, важные и для объяснения феномена политической идеологии. Дело в том, что в любом контексте и в любом значении этим словом обозначают, как правило, особый тип проектного мышления с явно выраженной императивной функцией – установкой на долженствование. В силу этой особенности идеология, с одной стороны, пробуждает, активизирует творческий потенциал человека и общества («творчество масс»), но, с другой стороны, способна подавлять, парализовать саму эту способность, превращаясь в метод, названный «промыванием мозгов». Определить, где проходит граница между раскрытием творческого потенциала и его подавлением, крайне трудно еще и по той причине, что способность к самостоятельному мышлению и творческому самораскрытию предполагает длительную и глубокую социализацию, то есть включение граждан в процесс социальной, политической и культурной адаптации. Сегодня для большинства граждан это крайне трудно, так как социальные лифты давно заржавели, а богатые слои общества так забронзовели, что не способны даже к элементарному сочувствию чужому страданию. Факты искать не надо: просто читай рассуждения о необходимости заморозить и без того нищенские пенсии на фоне «оправданного» роста тарифов и пр. Впрочем, те же министерские рты, из которых еще вчера изрыгались такие «обоснования оптимизации», перед выборами разом закрылись, а сальные губы растянулись в приветливой улыбке. Да кто ж поверит?

Но вернемся к «великим учениям», как называют политические идеологии, которые овладели сознанием многих миллионов людей во всех концах света и многих великих народов, заставив их отказаться от веры отцов и жизненных укладов, поссорив братьев и единоверцев, став причиной воистину великих войн – мировых. Речь идет о грандиозных проектах тотального переустройства не отдельных стран и регионов, а всего мира. Цель такого переустройства – возведение нового здания мирового порядка на месте ушедшей в никуда, канувшей в лету Традиции. Для этих учений главный и абсолютный враг (кроме каждого из конкурентов, естественно) – любое проявление традиционализма, начиная от веры отцов и верности отечеству и заканчивая базовыми институтами социального мироустроения – сохранением семьи, рода и самого народа как особой метаисторической формы общности. Именно по этой причине консерватизм не следует, по-моему, включать в число идеологий-проектов, поскольку он противостоит всем проектам, убивающим традицию.

Именно об этих «великих учениях» писали и Александр Панарин, и многие другие мыслители со времен Дэвида Юма, которого, кстати, не без основания причисляют к основоположникам экономического либерализма (само это причисление – иллюстрация того, насколько далеки основатели академической теории от адептов одноименной политической идеологии). В своем известном эссе «О первоначальном договоре» Юм подметил важную особенность всех основных политических идеологий, ставших впоследствии реализованными проектами, но оставшихся по сути своей не чем иным, как утопиями. Юм сделал это еще в то время, когда идеологии подобного типа только зарождались и оформлялись. По его мнению, идеология пытается, прежде всего, вытеснить из сознания людей и народов религиозное чувство, требуя от человека всей полноты веры, но вовсе не религиозной. Юм утверждает, что в этом случае происходит логическая подмена, когда сама идея договора становится, по сути, «философским суеверием», которое претендует на то, чтобы заместить собой место религиозных идей. Именно это и предопределяет, по словам Юма, его «скептическое отношение к политическим схемам и тому, что впоследствии состоялось как «идеологии», а также понимание искусства политики как сохранения и поддержания или исправления опробованных установлений».

Среди «состоявшихся», то есть осуществленных в какой-то исторический отрезок времени конкурирующих идеологий-проектов, каждый назовет базовые супер-доктрины, начиная с либерализма. Либерализм на всех этапах становления и во всех своих многообразных эволюционных формах, включая сюда и рыночный фундаментализм, сохранил главное – функцию теории, легитимирующей социальное неравенство и право владения частной собственностью. Контр-проектом глобального переустройства были и остаются, разумеется, социалистические учения, в том числе и радикальные, легитимирующие право ограничения или даже уничтожения любых форм социального неравенства, да и самой частной собственности, которая это неравенство порождает. И, наконец, в этом ряду враждебных друг другу доктрин рождается национал-социализм с его сатанинской энергией, направленной на выжигание «неполноценных» (с точки зрения расовой теории) рас и народов и построение «этнически чистого» мира.

При этом подлинная функция и, соответственно, источник поддержки и подпитки нацизма заключены в его способности вытеснить из сознания миллионов не только и даже не столько религиозную идентичность (понятно, что нацизм базируется на «новом язычестве»), но и уже состоявшуюся идеологическую самоидентификацию. Нацизм застилает глаза кровью и ненавистью ко все чужим. Именно по этой причине нацизм с момента своего изобретения был и остается главным инструментом (хотя опасным и обоюдоострым, но сверх-эффективным) борьбы радикал-либералов с «красной угрозой», а потому инструментом, который всегда должен быть наготове. Урок поддержки либеральным Западом новых популяций нацистов на постсоветском пространстве и, прежде всего, на Украине, не оставляет сомнений в том, что начало третьего тысячелетия ознаменовано реанимацией самых радикальных идеологий, в том числе и национал-социалистического толка…

Теперь задам себе главный вопрос: что же у России сегодня осталось – идеология, которая вроде бы запрещена, или стратегия, которая никому не известна? Отвечу односложно: политическую идеологию вообще невозможно запретить, и она откровенно господствует. И является она … все тем же рыночным фундаментализмом. И те, кто писал лукавую конституцию – люди из этого лагеря. А госстратегии – как не было, так и нет. Чтобы убедиться в этом, достаточно спросить двух-трех политиков, какое они строят государство. Сразу же выяснится, что их взгляды не совпадут по определению. Более того, они этой отвлеченной темой, скорее всего, даже и не «заморачивались». Нам иногда говорят, что у руководства есть некая тайная стратегия, о которой не говорят. И я бы не стал говорить: нельзя же во всеуслышание заявлять, что мы строим дикий капитализм, да еще в стадии первичного накопления, слепив из грязи армию мультимиллиардеров в течение жизни одного поколения и опустив страну во времена, описанные Чарльзом Диккенсом. Нельзя же с гордостью говорить о стратегии демонтажа социального государства, которая реализуется сегодня и в Европе, но особенно успешно – у нас, поскольку все усилия государства в течение последних десятилетий были направлены на поэтапное разрушение основ социалистического государства. Но именно социальные гарантии – бесплатные медицина, образование и многое другое – давали людям шанс видеть свое будущее. А без такого общего видения нет и не может быть общенациональной стратегии.

Но если, наконец, пришло время собирать камни, строить, воссоздавать державу (а оно пришло!), то начинать придется, увы, почти с нуля. Заново надо будет учиться тому, что успешно делали наши деды. Именно на стратегическом планировании, долгосрочном и сверхдолгосрочном, набили руку гениальные люди в Советской России, заплатив за эту школу победы колоссальную цену. Но именно тогда открылись у общества перспективы, именно тогда были реализованы модернизационные проекты, которые не смогла осуществить ни одна страна в мире. Эти осуществленные проекты и сегодня остаются нашими главным завоеваниями, прочным тылом, фундаментом для нового развития и безопасности. Многое из того, что мы делали в рамках долгосрочного и дальнесрочного планирования, было заимствовано, в том числе Евросоюзом и всеми ведущими странами мира. Теперь не грех поучиться и у них, и у тех, кто их научил уму-разуму. Создание Совета по стратегическому развитию – аналога Госплана – более чем своевременное политическое решение: «хочешь выжить – выжимай из себя стратегию».