Во время оккупации, когда открылись церкви, он получил возможность славить Бога. И, несмотря на страх, на боязнь он шел в церковь, молился, прислуживал. Позднее он разделил крестный путь многих русских людей, которые были угнаны из своих родных мест немцами. Спас его отец Михаил Ридигер. С тех пор и пошла его дружба с отцом Михаилом и его сыном Алексеем Ридигером, будущим Святейшим Патриархом Московским и всея Руси Алексием II.
После войны он поступает в семинарию. Несмотря на трудности, на проблемы, связанные с тем, что он был на оккупированной территории, поступить ему удалось. Учился он в голодные годы, когда не хватало хлеба, когда каждое полено было на счету, тем не менее, он всё твердо и мужественно сносил ради любви к Господу.
После принятия священного сана он долгие годы служил в Свято-Никольском соборе Санкт-Петербурга. Он вспоминал, что это были удивительные годы, когда молились люди, прошедшие Блокаду, знавшие страдания. Ему довелось служить с духовенством, прошедшим войну, пережившим Блокаду. Особенно удивительным был отец Александр Медвецкий.
Из Никольского собора отца Василия удалили за независимость и твердость духа, за его смелые проповеди, за то, что он говорил прихожанам: «Потерпите, эта власть скоро кончится». Его удалили на Серафимовское кладбище, и вот там расцвел духовный цветник, удивительный центр духовной жизни, который под конец его жизни стал не просто всероссийским, а всемирным. К нему приезжали люди со всех уголков мира, из Европы, из Америки. Один из священников был у него голландец и это не случайно, потому что у отца Василия за долгие годы его молитвы открылся удивительный дар пророчества, дар ведения души человеческой и удивительный дар молитвы о ближних. Я лично на себе испытал этот дар прозорливости. Прихожу я однажды на исповедь, он вдруг говорит: «Владимир, дуй в Москву, я за тобой». Я спрашиваю: «Батюшка, откуда Вы знаете, что мне надо ехать в Москву на конференцию?», он говорит: «Я всё знаю».
Очень он не любил всего ложного, не любил он и озлобленной политизированности нашего времени. Однажды пришел к нему на исповедь, рассказал всё, а он мне говорит: «Это всё пустяки. Политикой занимался?», - «Занимался», - «А вот с этого и надо было начинать». Он болел душой и скорбел о развращении русского человека, о безумии молодежи, о той неправде, которая царит в нашем обществе. Как он говорил об этом на проповедях: «Некоторые по-молодецки идут по жизни, наступая на головы ближним, а потом оказываются или в больнице или в тюрьме. Потом пишут слезные письма, «простите, помогите, не знали...»; да всё вы знали, всё прекрасно понимали, когда ломали чужие жизни во имя вашего гордого «я»".
Особым было его отношение к исповеди и к Евхаристии. Он возмущался тем поверхностным, потребительским, горделивым отношением к Евхаристии, которое было и бытует в «кочетковских» кругах. Он его называл «предательским». Он говорил: «Причастие - это не таблетка, а великое Таинство». Он лично переживал Таинство Евхаристии, говоря «Вот вы приходите, а чувствуете ли вы Господа в сердце своём? Чувствуете ли святое причастие, как это надо чувствовать?». Часто эти вопросы оставались без ответов. Он вынимал людей из самых трудных, самых сложных ситуаций. Людей разболтанных, расшатанных, разбитых миром, этой жизнью. Он собирал и делал их снова людьми целеустремленными, дисциплинированными, внимательными, верующими, христолюбивыми. И приход у него был и есть особенный. Отец Василий сыграл большую роль и в жизни нашего города и в жизни своего родного города Болхова. В немалой степени способствовал восстановлению церковного строительства и воцерковлению его жителей. Под конец своей жизни он действительно стал Всероссийским духовным светилом. Он был человеком пророческого духа, болевшим за Россию, человеком святой жизни. Да упокоит его Господь в Своих превечных селениях!
Диакон Владимир Василик, специально для «Русской линии»