...После
войны сочинили о нём такие стихи:
Свою судьбу штрафбатом он испытывал,
На острие атак, в огне, в дыму...
Другой судьбы не знал и не завидовал,
Был предан сердцем до конца ему.
Как командир, разведчик и боец,
С ним шёл от Волги до Берлина, кстати!
И был для подчинённых как отец,
Хоть молодой, но признанный Штраф-Батей!
Это сказано о генерал-майоре в отставке Александре Васильевиче Пыльцыне, который во время войны был командиром роты штрафбата.
О штрафбатах мы в последние годы наслышаны, теперь говорят о них много, да только как отличить правду от лжи? Сегодня всю новую информацию о Великой Отечественной войне следует по много раз перепроверять, просеивать, испытывать... А лучше всего послушать очевидцев, ветеранов. Для того-то Бог и хранит их до сего дня, чтобы мы могли услышать слово правды.
- Александр Васильевич, как случилось, что вы стали офицером в штрафном батальоне? Вас туда определили за какую-то провинность?
- За что меня назначили в штрафбат? Точно такой же вопрос я задал в штабе полка. Это был Отдельный полк резерва офицерского состава Белорусского фронта. В декабре 1943 года меня, молодого лейтенанта, вызвали в штаб и сказали: «Пойдёшь, лейтенант, к нам в штрафбат!» А я не знал за собой никакой вины и, заикаясь от неожиданности, спросил: «За что?» И в ответ услышал: «Неправильно задаёшь вопрос, лейтенант. Не за что, а зачем. Будешь командовать штрафниками, помогать им искупать их вину перед Родиной. И твои знания, и хорошая закалка для этого пригодятся. На сборы тебе полчаса».
- Но всё-таки это не очень-то приятное назначение - командовать преступниками...
- Давайте я для начала объясню вам, что такое штрафбат, а то разговоров о штрафбатах ведётся сейчас много, да только люди, как правило, говорят о том, чего сами не знают. Одни не знают, а другие пользуются их незнанием и беззастенчиво лгут, надеясь, что никто их не остановит. Я тут имею в виду в первую очередь авторов сериала «Штрафбат» - сценариста Э. Володарского и постановщика Н. Досталя: созданный ими фильм - неправда от начала до конца. Впрочем, что сейчас о них толковать: даже Высоцкий в своей знаменитой песне «В прорыв идут штрафные батальоны», и он показал, что совершенно не знаком с темой и писал свою песню наугад, умозрительно.
Так вот, во-первых: штрафбатов не офицерских не было! Нельзя путать штрафбаты с армейскими штрафными ротами! В штрафбаты попадали только штрафники-офицеры - люди, которые хотя в чём-то и провинились, но не потеряли человеческого облика и офицерской чести. Впрочем, бывало всякое... Хоть и редко, но были среди них, прямо скажем, патологические трусы. Бывали случаи членовредительства и даже перебежек к врагу... Но такое встречалось крайне редко! В подавляющем большинстве своём наши «бойцы-переменники» (так их называли, ибо на время службы в штрафбате офицерского звания они лишались) были людьми прекрасно подготовленными, сознательными, храбрыми.
- Так за что же таких прекрасных людей отправлять в штрафбат?
- Так вы поймите: тогда действовали законы военного времени! Это совсем не то, что в мирное время. До войны иной из наших «переменников» получил бы за свой проступок устный выговор, и этим бы дело кончилось! Но на войне всё по-другому... За какие провинности попадали в штрафбат? Кто-то подрался; кто-то, возвращаясь в часть, задержался на день, на два: загулял, должно быть... Бывали поразительные случаи! Помню, служил у нас бывший командир разведроты - герой, кавалер трёх орденов Красного Знамени! И за что же он попал в штрафбат? В документах, как ни странно, было написано: «За трусость»! Я долго не мог понять, в чём тут дело, но в конце концов догадался: видимо, командир разведчиков отказался выполнять какой-то приказ, который он счёл явно неразумным, а может быть, даже преступным... Такие случаи на фронте бывали. Знаю, что однажды генерал Горбатов решительно отказался выполнить приказ маршала Рокоссовского; начался скандал, но потом, когда положение прояснилось, маршал сам просил прощения у генерала за то, что отдал неверный приказ. Но вернёмся к нашим бойцам. После Курской битвы к нам всё чаще стал поступать особый контингент: офицеры, вернувшиеся из плена или с оккупированной территории. Бывали, знаете, такие военнослужащие, которые в начале войны попадали в окружение и потом оставались у немцев, скрывая принадлежность к Красной Армии: жили себе в оккупированных городах и деревнях как гражданские лица... Если о них было точно известно, что они сотрудничали с врагом, - тут разговор был короткий: в лагерь, а то и к стенке. Но если таких сведений не было, их отправляли к нам: пусть в бою докажут свою верность народу. А в бою всё просто: если человек сражается наравне со всеми - значит, он наш, а если пытается перебежать... Бывали такие случаи.
Уйти из штрафбата и вернуться в строй с прежним офицерским званием было возможно двумя путями: или совершив подвиг, или получив ранение - пролив кровь за Родину. И надо сказать, что, как правило, наши бойцы, стремясь оправдаться, снять с себя бремя вины, рвались в бой и порой совершали чудеса отваги.
-
Александр Васильевич, расскажите хотя бы об одном из ваших героев.
- Я вам расскажу о лётчике, бывшем капитане со странной фамилией Смешной. Капитан Смешной загремел в штрафбат вот по какой причине. Он командовал эскадрильей, и один из его подчинённых попал в авиакатастрофу - не в бою, не от вражеской пули, а во время перегона самолётов с завода на фронт. Погиб сам и разбил машину. За это его командиру, капитану Смешному, припаяли два месяца штрафбата. И вот бывший лётчик, бывший капитан, а теперь боец-переменник Смешной стал пехотинцем. И знаете, он не жаловался, не копил обиду, а сразу принялся осваивать новые для него правила боя, тренировался до изнеможения в перебежках, переползаниях, учился стрелять из пулемёта, из противотанкового ружья, освоил даже немецкий «панцер-фауст». Трудился буквально круглые сутки.
В апреле 1945 года мы форсировали Одер. Бой был очень тяжёлым, вода в Одере студёная, плавать умеют не все, немец стреляет густо, палит по нашим лодкам из пулемётов, из фауст-патронов... Потери были большие... Смешной одним из первых добрался до берега и тут же устремился в бой. Часть бойцов бросилась за лётчиком Смешным. Не знаю уж, «ура!» кричали бойцы или мат свирепый извергали, но смяли штрафники в рукопашной схватке фашистский заслон. Наш лётчик Смешной ещё с воды заметил немецкого фаустника и прямиком летел к его позиции. Тот, видимо, не ожидая такого неистового напора, выскочил из окопа и пустился наутёк, но Смешной на ходу догнал его очередью своего автомата. И тут за танками показалась контратакующая пехота противника! Отобьём ли? И вдруг один танк остановился и задымил. Оказывается, это Смешной, завладев арсеналом фаустника, подбил немецким гранатомётом немецкий же танк. Немцы убегали. Многие из них бросали оружие, но никто не поднял рук, чтобы сдаться: наверное, поняли, что этим отчаянным русским сдаваться неразумно. Наш герой-лётчик пробежал мимо того фаустника, в которого только что стрелял - да, видно, не убил!.. Фриц, оказавшийся просто раненым, чуть приподнялся и на моих глазах разрядил весь рожок своего «шмайссера» прямо в спину Смешного. Я сам прикончил этого немца, но спасти лётчика было уже невозможно. Потом я пытался представить погибшего капитана к посмертной награде «Золотой Звездой», и командир батальона поддержал меня. Представление это, как теперь стало известно, дошло до штаба армии, а там, видимо, была установка: штрафник Героем Советского Союза быть не может. Поэтому капитану Смешному дали посмертно только орден Отечественной войны.
- А были среди штрафников те, кого, по вашему мнению, наказали незаслуженно?
- Трудно
сказать, я же их дел не изучал... Обижались-то на приговор многие, но вы же
понимаете: редко человек считает своё наказание вполне справедливым!.. Однако
ещё раз скажу: есть законы военного времени. То, что в мирное время легко сойдёт
с рук, на войне не прощается. Но мы, офицеры штрафбата, никогда не смотрели на
своих бойцов как на преступников, тем более - как на уголовников!.. Поэтому нам
так дико сегодня смотреть фильм Володарского и Досталя! Мы, собственно, и не
пытались вести со штрафниками какую-то особую, не такую, как с прочими
солдатами, воспитательную работу. Идёт война - она сама перевоспитает, сама
позволит человеку искупить свою вину - если, конечно, его проступок был лишь
случайностью. И бойцы-переменники старались как можно скорее искупить свою вину.
Они же офицерами были, то есть особыми людьми, отважными, опытными воинами,
понимающими, что такое честь. Но, конечно, порой к нам попадали вовсе не по
досадной случайности. Попал к нам в роту бывший офицер-гвардеецпо фамилии
Редкий. Он был этаким рубахой-парнем, весельчаком, знатоком анекдотов. Назначили
его командиром отделения моряков. Мне сразу не понравилась его склонность к
безудержному хвастовству и вранью, но поначалу я не придал этому значения,
думая, что такой энергичный офицер в трудную минуту не подведёт. Но вот что
случилось при том же самом форсировании Одера. Перед началом боя мне докладывали
о состоянии взводов и между прочим сказали, что «мой резерв» надёжно укрыт в
прочной землянке. Я удивился: «Какой резерв? Я не делал никакого резерва!» Иду к
указанной землянке и нахожу там отделение Редкого - все бойцы из моряков.
Спрашиваю у бывшего капитана, кто назначил его отделение в резерв. Он, страшно
растерянный, начинает в ответ сбивчиво врать. Оказывается, он придумал историю с
резервом! Всех обманул -
и взводного командира, и собственных бойцов-переменников: решил отсидеться во
время боя в землянке!.. Когда моряки узнали, в какую историю они попали из-за
своего командира, то пришли в ярость и предложили мне немедленно расстрелять
труса и лжеца. Но я на такое не решился, а только отобрал у Редкого оружие и
решил отправить его в штаб штрафбата: пусть с ним трибунал разбирается. И надо
же тому случиться: как только Редкий вышел из землянки, прямо над ним разорвался
немецкий бризантный снаряд и изрешетил его. Сама судьба покарала труса и
дезертира.
- Сейчас бы сказали: «Бог наказал»... Александр Васильевич, а вы человек верующий? Говорят, что на войне, в окопах, атеистов не было...
- Скажу честно: я от церковной жизни далёк. Молиться не умею да и не желаю на старости лет изображать в храме «живой подсвечник», как это делают иные наши руководители. И потом, судите сами: обычные солдаты приходили на фронт по большей части из деревень - они ещё помнили старые традиции, кто-то, возможно, хранил веру... А наши бойцы были офицерами! То есть людьми образованными - а каково было тогдашнее образование? Атеистическое. Поэтому никаких разговоров о Боге я от них никогда не слышал и сам их не вёл. Но, с другой стороны, я сейчас не могу не задумываться: ведь кто-то же, то, что мы называли судьбой, хранил меня все эти годы... Сам я не прятался от пуль, а рядом со мной гибли мои товарищи... Почему один погибает, а другой в той же обстановке остаётся в живых? Это не объяснишь иначе, как вмешательством некой Высшей Силы. Вот в эту-то Высшую Силу, хранившую меня, я верю! Возможно, я остался жив ради моей матери: двое моих братьев погибли на войне, я один, младший, остался...
- Вы можете вспомнить тот момент, когда вам стало ясно, что победа точно будет за нами, что, сколько бы ещё ни длилась война, а мы всё-таки победим?
- А у нас такая уверенность была с самого начала. Хоть и отступали, и долго отступали - до самой Волги... Но нет, никакие сомнения нам и в голову не приходили. «Мы победим!» - это было железно. Не может быть, чтобы мы не победили!.. Даже представить странно, чтобы я когда-то размышлял: «А вдруг мы проиграем... Что я тогда делать буду?» Нет, нет! Тем более что нас Сталин ведёт! А в его гениальности мы ни секунды не сомневались! Его предсказания обязательно сбудутся, - а он сказал: «Наше дело правое, победа будет за нами!» И никаких разговоров. А что второй фронт не открывали ни в 41-м, ни в 42-м, ни в 43-м - хотя Сталин и обещал, что откроют, - так мы это относили не к тому, что Сталин ошибся, а к тому, что те сволочи не хотят воевать! «Но мы и без них победим». Это сейчас говорят: «На что нам Победа - мы бы сейчас под немцами баварское пиво пили!..» Нет, знаем мы, что за пиво они нам готовили!..
Вопросы задавал Алексей БАКУЛИН
