С погружением в историю иконописи советскому историку, а впоследствии заведующему реставрационным отделом Радищевского музея Андрею Геннадьевичу Моченцову открылся целый мир, знакомый лишь мельком по урокам научного атеизма. Икона бывает высокого или не высокого мастерства, но в основе ее всегда лежит реальный духовный опыт, молитва, стремление к праведной жизни. Истинными иконописцами исстари признавались лишь святые отцы. А как образ святого может воспроизвести обычный художник? Можно ли "чинить" иконы без веры, или реставрация - это та профессия, которая сама приводит к Богу?
Из историка - в реставраторы
-
Андрей Геннадьевич, вы учились на историка в Саратовском пединституте,
но вдруг, будучи еще совсем молодым человеком, не обладая специальными
навыками и знаниями, стали реставрировать иконы. Как вы пришли в
профессию?
- Окончив институт, я устроился в Радищевский музей - в выставочный отдел подсобным рабочим. Спустя год главный хранитель музея неожиданно предложил мне попробовать себя в реставрации - занятии мне совершенно незнакомом. К нам в музей тогда периодически приезжала Ольга Александровна Пригородова - высококлассный реставратор икон из Московского художественного центра имени академика И.Э. Грабаря. Она выполняла заданный объем работы и покидала Саратов до следующего года. Я стал помощником Ольги Александровны, сначала для того, чтобы мы оба присмотрелись: она ко мне, я - к делу. В итоге она заключила, что у меня неплохо выходит, а я понял, что реставрация мне по душе, и начал работать.
- Разве для того, чтобы приступить к реставрации, не нужно было уже знать иконописную традицию, уметь писать иконы?
- Я пришел в музей в 1991 году. По истории древнерусской живописи существовало всего около полутора десятков книг. Все, что я знал о религии, было воспринято на вузовских занятиях по научному атеизму: эту дисциплину тогда уже сворачивали, но наш педагог, за что я ей благодарен, давала нам не атеизм, а историю религий. Я заинтересовался, но знаний не хватало, и источник информации найти было тяжело. А когда я соприкоснулся с иконами, все стали идти само собой. В реставрации работаешь в основном руками. Теоретические знания очень важны, но их можно получить и самостоятельно. А то, как работать, перенимается, как и во всех прикладных специальностях, по схеме - мастер - ученик.
В течение нескольких лет я ездил на стажировку в Москву. Под руководством учителя выполнял определенную работу. Возвращался домой и целый год отрабатывал освоенную технику. Так я путешествовал около четырех лет, постепенно овладевая всеми необходимыми навыками. Потом поступил в аспирантуру Глазуновской академии живописи, ваяния и зодчества. Произошло это случайно: в Радищевский музей во время своей летней практики заглянули московские студенты из названной академии. От них я узнал о том, что у них преподает настоящий патриарх реставрации - Виктор Васильевич Филатов, по его учебникам профессией овладело не одно поколение. И он стал моим научным руководителем.
- Но то, что вы с такой готовностью окунулись в реставрацию, хотя бы отчасти соответствовало вашим прежним стремлениям?
- Я думаю, это связано с моими индивидуальными особенностями. Найдя в детстве старинную российскую монету - «деньгу» 1737 года, я всерьез увлекся нумизматикой. С тех пор история меня интересовала не как процесс, но в своем материальном воплощении. И на истфак я пошел именно по этой причине. Смотришь на предмет и думаешь: как он существовал до того, как попал тебе в руки, где был изготовлен, где найден, почему? Эти вопросы меня беспокоят. И в моей нынешней работе этот интерес реализуется.
Наедине со святыней
- То, что реставратор так внимателен, так близок к святыне, влияет на него?
- Я не знаю, есть ли здесь закономерность, но считаю, что заниматься реставрацией икон без веры невозможно. Однако мой учитель - Ольга Александровна - была мастером высочайшей категории, при этом оставаясь убежденным атеистом. В моем случае вышло иначе. Я сравнивал иконы, размышлял над разными образами: почему здесь такой лик, здесь - иной, и это погружение на меня повлияло. В процессе работы происходили и по сей день происходят маленькие чудеса - Господь направляет.
- Будучи способным создавать иконы, не чувствуете ли вы неудовлетворенности от того, что, проделав столько труда, как мастер остаетесь в тени?
- Реставрируя, я должен сделать так, чтобы было видно и понятно именно то, что хотел выразить автор иконы, а не я со своими амбициями. Как только попустишь в реставрации творчество, тут же придет в голову: «Что-то этот иконописец кривенько написал, - надо бы поправить! Я же мастер, сделаю - и будет красота...» И начинаешь автора править. А это недопустимо. Я считаю, что творчество мешает моей профессии. Если возникает во мне творческий зуд, я предпочитаю создать полностью свою вещь, и туда весь пар выпустить.
- В иконописном искусстве вы придерживаетесь канона или предпочитаете академический стиль?
- Музейная работа, и работа реставратора в особенности, располагает к консервативным взглядам на иконопись. Я предпочитаю традиционную икону. Она мне ближе и в душе вызывает больший отклик. Когда я в первый раз приехал в Москву, в Третьяковке в экспозиции древнерусской живописи увидел образ Владимирской Богоматери, сейчас его уже вернули Церкви. Меня тогда будто молния пронзила, я стоял полчаса, не мог сдвинуться с места, потому что было невозможно оторваться от этого образа. Хотя в музее были выставлены и другие хорошие иконы, потрясла меня именно эта. В отличие от западноевропейской живописи, где человек выражает самого себя, в иконе он пытается отразить Божественную суть. Икона не отражает конкретного иконописца, как картина - художника. Когда у иконописца начинается творчество, оно сразу начинает быть заметным. Нужно чтобы «Я» не превалировало при создании произведения, и тем более - в его реставрации.
Труд незаметный и трепетный
- А первая икона, которую вы реставрировали, - какая она была? Что вы испытывали? Страшно было?
- Еще как страшно, я и сейчас боюсь: бывают такие иконы - думаешь, с какой стороны к ней подойти. Трепетное отношение терять никогда нельзя. Это как водить автомобиль: как только решишь, что все умеешь, начнешь врезаться.
Свои первые образы я выполнял под руководством Ольги Александровны. Это была ярославская икона Божией Матери «Благовещение Пресвятой Богородицы», ярославский образ пророка Божия Илии, муромский иконостас. Для меня это был конвейерный труд: я выполнял какие-то конкретные операции. С Благовещением долго возился, грунт шлифовал, по рукам били, чтобы не увлекался. А когда совсем самостоятельно? Можно сказать, что от начала до конца я отреставрировал икону из муромского иконостаса - образ митрополита Московского и всея Руси Ионы. Я помню, работал над ним с большим трепетом. Несколько раз возил его в поезде в Москву на укрепление, а ведь образ не маленький. В Саратове снимал с него записи, тонировал. Он и теперь в экспозиции.
- Всякая ли икона требует реставрации? Или есть те иконы, которые могут быть выставлены в каком-то «промежуточном» состоянии?
- Здесь трудно сказать. Мне тем и нравится моя работа, что невозможно воспользоваться шаблоном, в ней нет схем. Каждая икона индивидуальна. Во-первых, даже если иконы вышли из одной иконописной мастерской: у каждого иконописца все же свои нюансы в изготовлении. И после того, как мастер икону написал, она попадает в руки человека, и начинается для нее новая жизнь, особая - у каждой. В собрании нашего музея есть образцы идеальной сохранности ХVII века. Видимо, повезло: как была написана такая икона, поставили ее в киот в красный угол, и в таких условиях она идеально сохранились: ни доска не погнулась, ни лак не потемнел. Но могли икону около печки поставить, а когда бабушка умерла - на чердак закинуть. Или икона могла попасть в храм, который спустя годы закрыли советские власти. Встречались нам святые образы со следами от топора, от выстрелов. Что только ни происходило с ними...
- В работе вы не стремитесь вернуть иконе ее первоначальный облик? В чем вы видите свою задачу?
- Первоначальный облик иконе придать невозможно - это утопия. Это несколько обывательское представление о цели. Старение материалов необратимо. Реставратору нужно сделать так, чтобы было комфортно смотреть на образ и ничто не мешало восприятию. Можно сказать, что мы налаживаем оптику для зрителя.
- Вы не жалеете о том, что выбрали для себя именно эту профессию?
- Скорее это профессия выбрала меня. От своей работы я получаю удовольствие. Занимаюсь тем, что люблю.
Газета «Саратовская панорама» № 36 (1015)
Андрей МоченцовБеседовала Мария Ковалева
http://www.eparhia-saratov.ru/Articles/ot-vladimirskojj-ya-ne-mog-otorvatsya
