В 5 часов 40 минут 17 сентября 1939 года части недавно сформированных Белорусского и Украинского фронтов перешли тогдашнюю советско-польскую границу и двинулись на запад. Последовавшие затем военные действия, получившие в советское время название «Освободительный поход Красной Армии», продолжались 12 дней. В этом походе Красная Армия потеряли 737 убитыми и 1862 ранеными.
Военные действия завершились установлением к концу сентября новой западной границы СССР, отодвинутой от прежней на запад на 250 - 300 километров. В состав Советского Союза вошла территория общей площадью свыше 190 тысяч квадратных километров с населением более 12 миллионов человек. Из них 6 миллиона были украинцами, а 3 миллионов - белорусами. Этим событиям предшествовало подписание в ночь с 23 на 24 августа 1939 года советско-германского договора о ненападении, известном ныне как "пакт Молотова - Риббентропа".
Перед началом похода
В то время как Москва рассматривала советско-германский договор как возможность получить мирную передышку в условиях, когда страна еще не была полностью готова к большой войне, германское правительство после нападения на Польшу 1 сентября стало истолковывать его как пакт о союзе двух стран в антипольской войне. Поэтому рейхсминистр иностранных дел Германии Иоахим фон Риббентроп с начала сентября 1939 года направлял одну телеграмму за другой в Москву, призывая своего посла в СССР графа Ф.В. Шуленбурга добиться вступления СССР в войну против Польши.
Москва же строго держалась буквы договора, который предусматривал лишь обязательство о ненападении двух стран. Советское правительство не желало стать союзником Германии в войне, в которую уже вступили Франция и Великобритания.
К тому же Советское правительство не могло исключать возможности того, что "странная война", которая велась на Западном фронте, увенчается новым "Мюнхеном", а Германия перебросит все свои вооруженные силы на восток и атакует СССР из оккупированных ею областей Польши.
Отвечая на очередное послание Риббентропа, председатель Совета народных комиссаров СССР и нарком иностранных дел СССР В.М. Молотов 9 сентября писал о том, что Красная Армия не готова к вступлению в Польшу. Он замечал, что, хотя "уже было мобилизовано более трех миллионов человек", но потребуется "еще две-три недели для приготовлений". Между тем число мобилизованных в Красную Армию уже превышало численность немецких войск, действовавших в Польше. Ясно, что Советское правительство готовило эти силы не для сражений против почти полностью уничтоженной немцами польской армии, а для возможного отпора германским вооруженным силам, если они нападут на Красную Армию. Также ясно, что Советское правительство желало оттянуть возможное столкновение с немецкими войсками хотя бы на две-три недели, то есть до того времени, когда начнутся осенние дожди, и немцы вряд ли захотели бы начать в этих погодных условиях поход на Москву, который неизбежно затянулся бы до зимних морозов.
16 сентября в Москве было получено новое послание Риббентропа, в
котором говорилось: "Если не будет начата русская интервенция,
неизбежно встанет вопрос о том, не создается ли в районе, лежащем к востоку от германской зоны влияния, политический вакуум". Риббентроп заявлял, что "могут возникнуть условия для формирования новых государств".
Учитывая многолетние связи нацистов с украинскими националистами, создавалась реальная возможность создания марионеточного западноукраинского режима под контролем Германии.
.Риббентроп предложил Молотову текст совместного коммюнике, в котором обе страны сообщили бы о намерении "положить конец нетерпимому далее политическому и экономическому положению, существующему на польских территориях". В проекте коммюнике Германия и СССР объявляли "своей общей обязанностью восстановление на этих территориях, представляющих для них естественный интерес, мира и спокойствия и установления там нового порядка путем начертания естественных границ и создания жизнеспособных экономических институтов".
Принять предложение Риббентропа о совместном коммюнике означало, что Советское правительство объявило бы себя соучастником в строительстве "нового порядка" в Польше и вступало в войну против Франции и Великобритании. Были и другие варианты. СССР мог продолжать отсрочку вступления Красной Армии в Польшу и вскоре получить в западных областях Украины и Белоруссии прогерманский режим. СССР мог выступить без промедлений, но тем самым ускорить возможное военное столкновение с германскими войсками.
В результате было принято решение, чреватое риском осложнения советско-германских отношений. 16 сентября в 6 часов вечера Молотов в ответ на заявление Риббентропа сообщил графу Шуленбургу, что Красная Армия собирается перейти границу "завтра или послезавтра". Вместе с тем он сказал, что "в совместном коммюнике уже более нет нужды; Советский Союз считает своей обязанностью вмешаться для защиты своих украинских и белорусских братьев и дать возможность этому несчастному населению трудиться спокойно". По словам Шуленбурга, Молотов признавал, что "планируемый Советским правительством предлог содержал в себе ноту, обидную для чувств немцев". В то же время, явно не желая того, чтобы Германия успела выступить с протестами против такого объяснения действий СССР, советские руководители через 7 часов снова вызвали Шуленбурга в Кремль. Там И.В. Сталин лично объявил германскому послу, что через 4 часа Красная Армия пересечет польско-советскую границу.
В своей речи по радио 17 сентября В.М. Молотов заявил: «Товарищи! Граждане и гражданки нашей великой страны! События, вызванные польско-германской войной, показали внутреннюю несостоятельность и явную неспособность польского государства... Польское государство и его правительство фактически перестали существовать. В силу такого положения заключенные между Советским Союзом и Польшей договора прекратили свое существование. В Польше создалось положение, требующее со стороны Советского правительства особой заботы в отношении безопасности своего государства...
От советского правительства нельзя также требовать безразличного отношения к судьбе единокровных украинцев и белорусов, проживающих в Польше и ранее находившихся на положение бесправных наций, а теперь и вовсе брошенных на волю случая.
Советское правительство считает своей священной обязанностью подать руку помощи своим братьям-украинцам и братьям-белорусам, населяющим Польшу».
Молотов сообщал советским людям также о ноте, врученной польскому послу в Москве. В ней сообщалось о том, что «Советское правительство отдало распоряжение Главному командованию Красной Армии дать приказ перейти границу и взять под свою защиту жизнь и имущество населения Западной Украины и Западной Белоруссии".
Встреча Красной Армии
Узнав о переходе советскими войсками границы, главнокомандующий
польской армии Рыдз-Смиглы, в последние часы перед бегством в Румынию, отдал распоряжение не оказывать сопротивления Красной Армии. В своем исследовании "Революция из-за границы", подготовленном на основе дневниковых записей и писем поляков, покинувших СССР вместе с армией Андерса в 1943 году, историк Ян Гросс утверждал, что в обстановке всеобщего смятения и неразберихи, охвативших Польшу в те дни, «приказ не оказывать вооруженное сопротивление вступавшим советским войскам каким-то образом превратился в инструкцию, чтобы их дружески встречать - так, как следует встречать союзника в минуту беды. В Тарнополе уездный префект Майковский убеждал население через громкоговорители оказать дружеский прием вступавшей советской армии. Объявления, подписанные городской головой Станислава и призывавшие к спокойной, дружественной встрече, были расклеены в городе утром 18-ro числа. В Ровно уездный префект вышел вместе с представителями местной власти, чтобы приветствовать авангард советской колонны. Он энергично поблагодарил Красную Армию за помощь полякам, которые сражаются с немецкими захватчиками. В Копышинце представитель властей, выступая с балкона городского совета, заявил: "Господа, поляки, солдаты! Мы теперь разобьем немцев, раз нам помогут большевики". Красноармейцы обнимались с польскими офицерами, а польские солдаты забрасывали цветами советские танки. Советские колонны шли через Тарнополь и Луцк бок о бок с отрядами польской армии, давая дорогу друг другу или не обращая внимания на присутствие другого".
Но если радость многих офицеров польской армии и представителей городских властей Польши была вызвана непониманием происходивших событий, то восторг многих украинцев, белорусов, евреев был порожден вскоре оправдавшимися надеждами на прекращение режима национального угнетения.
На протяжении двух десятилетий существования польского государства Варшава проводила политику ополячивания своих восточных земель. Использование белорусского и украинского языков в государственных учреждениях было запрещено. Православные церкви превращались в католические костелы. Лучшие земли местных крестьян передавались польским осадникам (колонистам). Выступления против национального гнета нещадно подавлялись. Для разгрома крестьянского восстания на Львовщине в 1932 году польские войска применяли броневики и самолеты.
Несмотря на явную неприязнь к описываемым событиям, Я.Гросс признавал: "Следует отметить и сказать это недвусмысленно: по всей Западной Украине и Западной Белоруссии, на хуторах, деревнях, в городах Красную Армию приветствовали малые или большие, но в любом случае заметные, дружественно настроенные толпы... Толпы сооружали триумфальные арки и вывешивали красные знамена (достаточно было оторвать белую полосу от польского флага, чтобы он стал красным)... Войска засыпали цветами, солдат обнимали и целовали, целовали даже танки... Иногда их встречали хлебом и солью".
Изъявления радости по поводу прихода армии, освобождавшей их от режима национальной дискриминации, сопровождались взрывом ненависти по отношению к польскому государству, потерпевшему сокрушительное поражение. Украинцы, белорусы, евреи объединялись в группы, атаковавшие польскую администрацию, которая пыталась найти защиту у остатков польской армии. По всей территории Западной Украины и Западной Белоруссии происходили вооруженные стычки. Как отмечал Я. Гросс, "части польской армии, перемещавшиеся через восточные воеводства, - их всего было несколько сот тысяч солдат - во многих случаях наталкивались на недружественное местное население. Свои последние бои польская армия на своей территории вела против украинцев, белорусов, евреев".
Так как последние обращались за помощью к советским войскам, в эти стычки втягивалась и Красная Армия. Этим объясняются потери среди Красной Армии, которую сначала все население без исключения встретило так радостно.
"Гражданское население (главным образом поляки), -- отмечал Я. Гросс, -- присоединилось к разрозненным частям польской армии и активно сражалось вместе с ними против советских войск. Было немало примеров такого рода, и в дальнейшем это способствовало отношению советских властей к гражданскому населению как к противозаконным элементам".
Попытки же бывших польских офицеров организовывать среди местного
польского населения заговоры против новой власти вызывали повальные
аресты поляков. При этом основная часть населения Западной Украины и
Западной Белоруссии усиленно помогала советским властям разоблачать заговорщиков, реальных или даже мнимых.
Новые западные рубежи СССР
Между тем в середине сентября 1939 года большие опасения у советских властей вызывали также наступавшие с запада немецкие войска. Советское правительство не исключало возможности столкновения с германскими войсками на польской земле. На вторые сутки после того, как советские войска пересекли границу, состоялась новая беседа Сталина с Шуленбургом. Сталин выразил сомнение в том, остановятся ли германские войска на предварительно согласованной разграничительной линии между ними и Красной Армией. По словам Шуленбурга, беспокойство Сталина «было основано на том хорошо известном факте, что все военные ненавидят возвращать захваченные территории".
Оснований для такого подозрения было достаточно. В книге П. Формана "Военный поход в Польшу 1939" описано совещание высших германских политических и военных деятелей, состоявшееся утром 17 сентября 1939 года. Его участники выражали недовольство фактом наступления Красной Армии в Польшу, так как это препятствовало осуществлению их плана выхода к польско-советской границе. На совещании обсуждался вопрос о том, "не следует ли немедленно напасть на Советский Союз?".
К тому же Советское правительство не могло исключать возможности и совместного выступления германо-польских войск. К этому также были причины.
Известно, что после 17 сентября некоторые польские военачальники вели переговоры с немецко-фашистским командованием о сдаче гитлеровцам без боя украинских и белорусских городов при условии совместной борьбы против советских войск. Так были сданы Белосток, Дрогобыч, Стрый и другие города. Заявление командующего сухопутными войсками Германии фельдмаршала В. Браухича о том, что "ведение военных действий на германском восточном фронте уже не является необходимым",
создало у советского руководства представление о готовности Германии
заключить перемирие с Польшей.
В то время в прочность германо-советского сотрудничества мало кто верил. Часть польских войск, находившихся в западных областях Украины и Белоруссии, укрывалась отдельными группами в лесах или крупных населенных пунктах, надеясь на то, что между СССР и Германией скоро произойдет вооруженный конфликт. Поэтому через месяц после подписания советско-германского договора о ненападении потребовалось соглашение, которое определило бы отношения между двумя странами после разгрома Польши и их общую границу.
Подписанный в Москве 28 сентября Договоре о дружбе и границе между СССР и Германией устанавливал новую германо-советскую границу в основном по «линии Керзона», которая была впервые согласована на комиссии Парижской мирной конференции 1919-20 гг. и утверждена Верховным Советом Антанты 8 декабря 1919 года. В дальнейшем в разгар польско-советской войны 1920 года представители Польши на конференции в Спа согласились признать эту линию своей восточной границей. В ноте к Советскому правительству от 11 июля 1920 г. английский министр иностранных дел Дж. Керзон предложил установить границу между советскими республиками и Польше по указанной линии, а поэтому она была названа в честь министра. Советское правительство было готово принять это предложение, если сама Польша пойдет на данное соглашение. Однако после поражения Красной Армии правительство Польши сумело навязать Советской стране условия Рижского договора 1921 года, по которому земли Западной Украины и Западной Белоруссии оказались в пределах Польши.
Таким образом, установление советско-германской границы в основном по «линии Керзона» означало возвращение ее к рубежу, признанному международным сообществом, в том числе и Польшей, и восстанавливал историческую несправедливость, допущенную после советско-польской войны 1920 г.
В обстановке начавшейся Мировой войны новая граница позволяла Советскому Союзу дать отпор вероятному агрессору с рубежей, более отдаленных от центральной части страны. Это признал тогдашний военно-морской министр Великобритании Уинстон Черчилль. Выступая по радио 1 октября 1939 г. он говорил: «То, что русские армии должны были находиться на этой линии, было совершенно необходимо для безопасности России против немецкой угрозы. Во всяком случае, позиции заняты и создан Восточный фронт, на который нацистская Германия не осмелиться напасть».
Зная позицию Черчилля по поводу присоединения к СССР новых земель на западе, Сталин в первом же своем послании британскому премьеру 18 июля 1941 года не преминул указать на ту выгоду для общего дела, которая была получена вследствие того, что "советским войскам пришлось принять удар немецких войск... в районе Кишинева, Львова, Бреста, Каунаса и Выборга", а не в "в районе Одессы, Каменец-Подольска, Минска и окрестностей Ленинграда". Однако Черчилль отказался сопроводить подписание советско-британского договора о взаимной помощи 1942 года признанием западной границы СССР.
Опираясь на поддержку польской эмиграции, правительства Великобритании и США долго настаивали на возвращении Польше Западной Украины и Западной Белоруссии, или хотя бы Львова и прилегавшей к нему местности. Очевидно в это время тогдашнему председателю Совнаркома УССР Н.С. Хрущеву было поручено выступить с решительным возражением против ревизии советской западной границы 1939 года. 1 марта 1944 года в своем докладе на заседании Верховного Совета УССР Н.С. Хрущев заявил: "Украинский народ не допустит того, чтобы исконные украинские земли, воссоединенные в едином советском государстве по воле самого же населения западных областей Украины были бы отторгнуты от Советской Украины. (Бурные аплодисменты)... Мы ответим нашей украинской народной поговоркой: "Не вийде, пане ляше, не ваше". (Смех, бурные аплодисменты.)" Более того, Н.С. Хрущев заявил: "Украинский народ будет добиваться включения в состав украинского советского государства исконных украинских земель, какими являются Холмщина, Грубежов, Замостье, Томашов, Ярослав. (Бурные аплодисменты.)".
Скорее всего, выступление Хрущева за передачу этих районов Украине получило одобрение и его супруги, которая была родом оттуда.
Однако предложение Хрущева о передаче СССР Холмщины и других земель не было воплощено в жизнь. Более того, при заключении польско-советского договора 1945 года Советское правительство согласилось пойти на определенные отступления от линии Керзона в пользу Польши, передав ей Белосток и прилегающий к нему район, а также Перемышль и прилегающие к нему земли.
Жизнь в новых советских областях
В течение двух месяцев после выхода Красной Армии на новую границу, в Западной Украине и Западной Белоруссии были проведены выборы в Народные собрания, в которых приняло участие более 90% населения. На первых заседаниях Народных собраний были одобрены декларации, в которых было провозглашено установление Советской власти. Одновременно Народные собрания обратились в Верховный Совет СССР с просьбами о воссоединении новых советских областей с Украинской и Белорусской советскими социалистическими республиками. В ноябре 1939 г. сессия Верховного Совета СССР удовлетворила эти просьбы.
Вскоре в этих областях Украины и Белоруссии были осуществлены национализация банков, промышленных предприятий, торговля, транспорт и была ликвидирована частная собственность на землю. Быстро исчезла безработица. Даже враждебно относившийся к Советской власти эмигрант из Белоруссии Иван Любачко в своей книге, изданной в США, отмечал, что эти преобразования «не слишком расстроили белорусов», так как национализированная собственность «почти целиком находилась в руках поляков. Сначала и в сельском хозяйстве политика была терпимой. Большевики не заставляли крестьян вступать в коллективные хозяйства. В последующем крестьянство разделило земли и скот больших поместий, которые раньше принадлежали полякам, и в большинстве случаев размеры индивидуальных хозяйств увеличились... К весне 1940 года было образовано лишь сорок коллективных хозяйств».
Однако во второй половине 1940 года в новых западных областях УССР и БССР развернулась ускоренная коллективизация. К концу 1940 года в Западной Белоруссии было образовано 1115 колхозов. Как отмечал Любачко, «к весне 1941 года индивидуальные хозяйства были почти полностью ликвидированы». Аналогичными темпами осуществлялась коллективизация и на Западной Украине.
Как и в недавнем советском прошлом, осуществление коллективизации ускоренными методами рождало у значительной части крестьянства желание бороться против новых властей и это способствовало распространению бандеровщины на Украине и националистических сил в Белоруссии.
Раздражение у значительной части населения западных областей вызывала и грубая атеистическая пропаганда. Одновременно немало жителей областей, особенно среди польского населения были подвергнуты огульной депортации.
И все же, даже те новые советские граждане, которые восприняли события 1939 - 41 гг. как оккупацию, имели некоторые возможности сравнивать свое положение с тем, как жилось населению соседней Польши, оккупированной немцами. Определяя принципы германской политики по отношению к польскому населению Гитлер заявил 2 октября 1940 года генерал-губернатору польских земель Г, Франку: «Для поляков должен существовать только один господин - немец... Поляки, в противоположность немецким рабочим, рождены специально для тяжелой работы». Вскоре после оккупации 2 миллиона поляков были вывезены в Германию на принудительные работы.
Поэтому даже те поляки, которые говорили о «советской оккупации», по словам Гросса, признавали: «При советской оккупации отсутствовало чувство всепроникающего дискриминационного презрения сверхлюдей, которые так энергично излучали немцы...».
И далее: «В чем советская оккупация так отличалась от нацистской или от какой-либо другой - так это в том, что советские люди вели себя в оккупированной Польше, как и в своей стране... С Советской властью легче было сотрудничать, при нацистском правлении легче было встать на путь подпольной борьбы».
Ян Гросс писал: «Странным образом оккупация создала раздвоенную реальность. Появилось больше школ, больше возможностей для высшего образования и профессиональной подготовки, обучения на родном языке, поощрения физического и художественного развития. Казалось, что многие препятствия, обычно мешавшие движению наверх, были удалены. Наблюдалось резкое увеличение занятости; на фабриках и в учреждениях требовалось в два раза больше рабочих и административных служащих, чем до войны... Если вы хотели стать медицинской сестрой, инженером или врачом, можно было с уверенностью ожидать осуществления этой цели в будущем".
Последствия противоречивых и неоднозначных событий, начавшихся в сентябре 1939 года, до сих пор оказывают большое влияние на сложные общественные процессы в ныне независимых Украине и Белоруссии.
http://www.stoletie.ru/territoriya_istorii/v_sentabre_1939-go_666.htm
