За роялем с Евангелием в руках

Ещё при её жизни о ней ходили самые невероятные слухи: чудачка, профессор консерватории, а ходит в рясе, носит вериги и спит в гробу. Слухи, впрочем, рождались небезосновательно... Мария Вениаминовна - личность легендарная, но, к сожалению, не всем современникам было дано понять масштабы её дарования. «Юдина - это же Бетховен в юбке», - сказала однажды Анна Ахматова, вероятно, имея в виду ту силу духа, которой обладала великая пианистка и которая выходила за рамки понятия «гениальный исполнитель». Юдина всегда стремилась к чему-то более высокому.

Девочка из простой еврейской семьи была от рождения необыкновенно одарена и обладала умом мыслителя и особой одухотворённостью. С детства она занималась музыкой, но музыка была не единственным её увлечением. Художественная литература и философия, святоотеческие труды и богослужебные книги стали предметом её искреннего интереса. Самостоятельно и совершенно сознательно после нескольких лет изучения православия приняла Крещение, с тех пор вся жизнь её стала исповеданием веры. В дневнике семнадцатилетней Маши Юдиной появилась запись: «Я знаю лишь один путь к Богу - через искусство. Я не утверждаю, что мой путь универсальный, я знаю, что есть и другие дороги. Но чувствую, что мне доступен лишь этот; всё божественное, духовное впервые явилось мне через искусство, через одну ветвь его - музыку... В этом смысл моей жизни здесь; я - звено в цепи искусства».

Исполнение Юдиной музыки в те юные годы уже отличалось особыми трактовками, она никогда не стремилась к аутентичному звучанию, её интерпретация заключалась в философском осмыслении. В отличие от многих молодых музыкантов, находящихся под обаянием того или иного яркого исполнителя, Юдина не подражала никому, а отрабатывала свой неповторимый стиль. В игре её каждый звук как слово, за роялем она была проповедником, а не просто исполнителем. Дмитрий Шостакович, соученик по консерватории, вспоминал: «...в юности Юдина для меня была объектом преклонения, подражания. Позже я понял, что учиться надо было не отдельным приёмам, а чему-то общему, масштабному».

Воспоминания о молодой Маше Юдиной остались в письмах Бориса Пастернака: «Месяц тому назад, предварительно просясь по телефону, явилась ко мне молодая особа, загадочно смущаясь, осведомилась, возможна ли и допустима ли просьба о переводе любимого немецкого поэта со стороны частного лица. Я что-то пробормотал о том, что другое, мол, дело, если бы предложение было от какого-нибудь издательства. Но она, перебив меня, спросила, не всё ли мне равно - издательские условия могла бы предложить мне и она... Я улыбнулся, потому что не только меценатство теперь у нас материально немыслимо, но всё это особенно становилось трогательно при взгляде на её стоптанные башмаки и более чем скромную кофту». А через несколько лет в Москве Пастернак познакомился с Генрихом Нейгаузом, который настойчиво советовал пойти на концерт ленинградской пианистки, который должен был состояться на днях. Генрих Густавович долго и подробно описывал Пастернаку все достоинства игры молодой исполнительницы: «...перед которой он-де совершенно ничто, и что это совершенно замечательная музыкантша и со странностями, мистически настроенная, под платьем носит вериги и... назвал мне мою посетительницу». Пастернак всё же последовал совету и пришёл на концерт. В тот вечер Юдина играла Баха. Борис Леонидович был сражен её исполнением и в антракте «послал единственное, с чем из вещей Рильке мог расстаться, и что было под рукой - юношеский сборник его рассказов с соответствующей надписью: „Простите, что не знал, кто Вы. Напишите из Ленинграда, переведу всё, что захотите"».

Они стали не просто друзьями, они стали друг для друга источником вдохновения. Его восхищало её «праведное своеволие», а она преклонялась перед стихами поэта. Именно в стенах скромной квартиры Юдиной в узком кругу друзей Пастернак читал первые главы из «Доктора Живаго». Однажды на каком-то домашнем торжестве Борис Леонидович неожиданно шепнул ей: «Знаете, я с одиннадцати лет не причащался». В беседах с Марией Вениаминовной Пастернак пытался понять, как можно изменить «сложившееся в жизни беспутье». И в результате пришёл к выводу, что имеет смысл только творчество, проникнутое образом Христа - как единственно животворящим источником искусства.

На своих концертах вместо исполнения на бис музыки Юдина декламировала стихи Пастернака. И это в те годы, когда его имя было запрещено произносить! Их дружба продлилась всю жизнь. До своей смерти каждый год в день памяти Бориса Леонидовича она приезжала на кладбище в Переделкино, где над могилой друга вслух читала Евангелие.

На её лекции в консерватории набиралось народу больше, чем на концерты. Альфред Шнитке, бывший свидетелем этих лекций, когда-то написал: «У человека бывают разные учителя. Одни руководят каждым шагом ученика - они учат. Другие открывают двери в мир ученику - они учат видеть. Но есть и иные учителя - они уходят в единственный возможный для них путь, как будто не замечая последователей и не нуждаясь в сопутствии... Цель их так далека, что никогда не может быть достигнута - но за ними идут, так как они указывают главное: куда идти».

Именно от профессора Юдиной студенты узнавали о музыке, которая была заклеймена властями как искусство формалистов, она мечтала изменить музыкальную жизнь страны, вырвать молодых талантливых музыкантов из затхлой атмосферы. «Нельзя в эпоху Эйнштейна жить по учебнику Краевича», - говорила Мария Вениаминовна. В то время, когда советские музыканты были обязаны разоблачать «упадочную музыку буржуазных композиторов», всех этих «модернистов-формалистов», Юдина - профессор советского столичного вуза - восхищается сочинениями Стравинского, переписывается с западными композиторами - Булезом, Штокхаузеном, проявляет интерес к сочинениям Шёнберга - создателя додекафонии, Веберна, Хиндемита. И зачем-то исполняет сочинения Шостаковича и Прокофьева, «не понятные советскому народу». Мария Вениаминовна поощряла и одна из первых играла сочинения молодых композиторов, которые сегодня признаны классиками второй половины XX века: Волконского, Пярта, Губайдулиной, Сильвестрова.

В музыке её интересовала исключительно духовная сущность: «Нет подлинного искусства вне религиозных корней». Даже светская музыка оставалась для неё попыткой выявления общечеловеческих нравственных ориентиров. Творчество Шостаковича Юдина считала формой выражения отчаяния - «вопль погибающей души всего современного человечества». По мысли Марии Вениаминовны, отчаяние - это преддверие покаяния.

Комментарии в её нотных тетрадях подтверждают знаменитую фразу: «Я единственная, кто работает за роялем с Евангелием в руках». У Марии Вениаминовны было особое отношение к Баху. Его музыку она понимала как звучащее Евангелие, - ноты баховских произведений были отмечены евангельскими цитатами и строчками из псалмов.

Поведение Юдиной в условиях советской действительности было настоящим гражданским подвигом и подвигом веры. Как-то она поделилась с друзьями: «Я решилась на небольшой цикл лекций о высочайших точках нашей культуры. Вчера в Малом зале комментировала и читала стихиры и отчасти канон Иоанна Дамаскина, посвящённые погребению. Нужно же, чтобы хоть немножко выходили из привычного мысленного стойла!». Её запугивали, как только могли, запрещали проповедь со сцены, она соглашалась молчать - и не молчала. Несколько раз увольняли; сначала из Ленинградской консерватории за то, что не скрывала своих религиозных убеждений и открыто признавала, что поёт на клиросе в храме, позже из московской, а на склоне лет, совсем уже пожилую Марию Вениаминовну изгнали из института имени Гнесиных за... чтение стихов Пастернака.

«Ряса у кафедры» - так называлась статья, с которой в 1930 году началась травля. Автор опуса иронизировал: «...рясу нужно дать возможность надеть гражданке Юдиной, освободить её поскорее от возможности преподавания, в поповском ханжеском лагере она окажется на своём посту. А то, в самом деле, причём здесь консерватория...» После таких публикаций их героев обычно сажали. «Я, - как пишет Мария Вениаминовна, - сподобилась скромного минимума, меня не арестовали, но довольно шумно изгнали из профессуры Ленинградской консерватории и из прочих видов работы, и долго я была без куска хлеба». Наверное, во многом ей помогла широкая известность в музыкальном мире, которая была у неё на тот момент.

В начале Великой Отечественной войны как-то резко сошли на нет все притеснения Юдиной и как никогда оказался необходим её талант и самоотверженная преданность профессии. Во время войны Юдина рвалась на фронт, хотела служить переводчицей - она свободно владела тремя языками, отправилась на курсы сестёр милосердия, но судьба распорядилась иначе. Почти весь 1943 год она провела в блокадном Ленинграде, выступая с концертами. Зимой в Москве в комендантский час Юдина по сугробам шла на радиостудию. Каждую ночь в прямом эфире нужно было играть несколько часов подряд, чтобы весь мир убедился, - Москва спокойна.

Мария Вениаминовна буквально следовала заповеди Христа: Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твоё и раздай нищим. Забывая о себе, она думала только о других. Вокруг всегда было много людей, нуждавшихся в помощи. Её милосердие не знало границ, творить добро было её неутолимой потребностью. В любое время суток она мчалась на помощь, не жалея себя. Были десятки, едва ли не сотни людей, постоянно опекаемых ею, кажется, временами она готова была рассматривать своё искусство всего лишь как средство для получения денег, чтобы поделиться с теми, кто в них нуждается. Всё, что дарили Марии Вениаминовне, непременно передаривалось, будь то новая обувь или шуба - подарок митрополита Ленинградского Антония, которая принадлежала ей всего несколько часов. Никаких сетований по этому поводу она не допускала. Юдина считала своим долгом играть на гражданских панихидах людей, которых любила и чтила. В синодике из ста человек, о которых она ежедневно молилась, семьдесят шесть были «отпеты» лично ею.

В воспоминаниях подруги Юдиной - Надежды Павлович - осталось замечательное описание аскетичного быта Марии Вениаминовны: «Маша была бездомным духом музыки. У неё была квартира в фешенебельном московском доме, но это было жильё или келья, а не то, что мы называем квартира. Много книг, рояль, взятый напрокат, а не свой, старые стулья, раскладушка, на которой она спала, никакого уюта, кроме любимой набалованной кошки, стеклянная дверь на балкон, которая месяцами осенними и зимними так и стояла разбитой... Вот Маша на эстраде: старое бархатное платье и кеды. Вот Маша на улице: двадцатиградусный мороз, она в летнем плаще, на голове платок, а в пятнадцатиградусный - нет и платка, а эти изработанные пальцы в старых перчатках, кончики которых часто в крови от сильных ударов по клавишам».

На пенсию её отправили за то, что в самый разгар гонений на Пастернака она с упоением читала между номерами своего концерта стихи из «Доктора Живаго». «„Рождественская звезда" - пишет Мария Вениаминовна, - из лучших стихотворений Пастернака. В те времена я это стихотворение нескончаемо переписывала, дарила. Пастернак подарил мне рукопись, она всегда хранилась у меня в том или ином молитвенном тексте. Я иногда её разворачивала, дабы она не выцветала на сгибах... Она ушла от меня как жертва. Я просила одного из прекраснейших наших иерархов сугубо помолиться о некоторых скорбях. Я стала перед ним на колени и сказала: вот, - ничего прекрасней у меня нет. Такой дар, нежитейский, можно передарить только в духовные руки и вот, не сразу, но молитва, именно эта, сотворила просимое».

Молитва, о которой Юдина просила владыку, была о близких: «пусть мне будет плохо, а им хорошо». Так и вымолила себе аварию. Из письма Марии Вениаминовны 1969 года: «Я могу сказать, что я абсолютно счастливый человек. 19 июня на площади Восстания на меня наехала машина, - у неё отказали тормоза. Очнувшись, я увидела над собой дно автомобиля. „Как же вылезти отсюда?" - подумала я с тревогой, и сразу легло на сердце: помолись. И я сказала с тоскою и мольбою: Господи, я ещё не готова к смерти, помоги мне ещё немножечко остаться в живых... И машину отодвинули».

У Марии Вениаминовны были раздроблены ключица и пальцы руки. Казалось бы, с исполнительской деятельностью всё кончено, но с невероятным терпением и мужеством она, преодолевая боль, лечится гимнастикой, массажем - и понемногу начинает играть. Конечно, это не прежняя игра, но она играет. К концертам Юдина уже не вернулась и осенью 1969 приняла решение поселиться в монастыре, на что её благословил духовный отец, но острый приступ диабета все эти планы отменил.

«Вся жизнь Марии Вениаминовны, посвящённая красоте, была стремлением к высшим и действительным ценностям красоты и прорывом в другой мир. Именно так она понимала искусство - как совершающее этот прорыв в другую, высшую реальность», - так начал своё слово на отпевании духовник Юдиной отец Всеволод Шпиллер. Прощались с ней в ноябре 1970 года в фойе Большого зала консерватории. Из храма после отпевания, к кладбищу шли и шли люди, впереди, перед гробом несли большой крест, и сотни людей пели «Святый Боже»... Это был настоящий крестный ход в центре Москвы.

Мария Вениаминовна Юдина родилась в 1899 году в городе Невеле Витебской губернии в скромной семье земского врача. С детства поражала всех широтой интересов и жаждой познания, занималась музыкой, изучением языков, философией. В тринадцать лет она уезжает из родного города и поступает в Петербургскую консерваторию. В 1921 году, после получения диплома, остаётся в штате консерватории в качестве преподавателя. В 1931 году Юдину увольняют из консерватории по идеологическим причинам - за открыто проявляемую религиозность. Несколько лет преподавала в Тбилиси. По ходатайству друзей была приглашена в Московскую консерваторию, откуда в 1951 году была изгнана за публичные лекции, в которых звучала «религиозная пропаганда» а также открытая симпатия к современной западной музыке; за то же в 1960 году освобождена от занимаемой должности в институте имени Гнесиных.

Её духовниками в разное время были отец Фёдор Андреев в Ленинграде, отец Николай Голубцов и протоиерей Всеволод Шпиллер в Москве. Юдина была человеком очень широких интересов; кроме музыкантов советских и западных (с которыми она состояла в переписке долгие годы) в число её друзей входили пастыри Православной Церкви, философы, литераторы, художники со всех концов Советского Союза.

http://otrok-ua.ru/sections/art/show/za_rojalem_s_evangeliem_v_rukakh.html