Осознайте: вы — подопечный Гнуса

Беса зовут Баламут. У него есть племянник Гнусик. Дядя и племянник состоят в активной переписке. Гнусик нуждается в наставлении. А бывалый дядька рад помочь. Не от родственной любви, нет. Бесы не испытывают любви как таковой. Но они испытывают страшный голод. Отец их, дьявол, по словам Льюиса, «мечтает о дне и часе, когда поглотит все, и сказать „я" можно будет только через него»[1]. И эта его жадность — негатив, антипод «той безграничной щедрости, с которой Бог обращает орудия в слуг, а слуг — в сынов, чтобы они смогли в конце концов соединиться с ним в совершенной любви, ибо Он дал им свободу быть личностью».

Молодой Гнус, как и все его собратья, призван кормить ад человеческими душами. Вот почему это так важно для Баламута — чтобы племяш справился с заданием и пополнил адскую кладовку.

«Никогда я не писал с такой легкостью и никогда — с меньшей радостью,— пишет Льюис в предисловии к «Письмам Баламута».— …настроить разум на бесовский лад легко, но неприятно, во всяком случае, забавляет это недолго… Мир, в который я себя загонял, говоря устами беса, был трухлявым, иссохшим, безводным, скрежещущим, там не оставалось ни капли радости, свежести, красоты…».

Понятно; но что стоит за этим «легко»? Подчинить свое сознание бесу — да, легко, никаких усилий это не требует; самому же постичь бесовскую логику…

Если и легко — то только после того, как сумеешь перехитрить приставленного к тебе агента преисподней и взять над ним верх — в наиважнейшем и наисложнейшем из всех наших поединков.

…Хотя это «перехитрить» и «взять верх» следует снабдить оговорками — «хотя бы отчасти», «на каком-то этапе» и т.д. Почему? Потому что только по смерти человека станет окончательно и бесповоротно ясно: перехитрил ли, смог ли, взял ли верх.

У Баламута есть версия относительно того, почему его «отец» — дьявол — в свое время противопоставил свою богоданную волю воле Бога («Врага»). «Враг» решил создать человека — «возмутительный гибрид», существо телесное, но при этом и духовное. Прекраснейшему из Ангелов — будущему сатане — и его последователям решение это не понравилось. Они увидели в нем унижение «достоинства духов бесплотных», а пределом этого «унижения» стало, конечно же, вочеловечивание Бога. Баламут рассказывает племяннику о том, как будущий сатана пытался расспросить Творца, зачем Он все это делает и каков смысл будущего «происшествия с Крестом». И Творец отвечал своему Ангелу, но тот ответа не понял. «От всего сердца желал бы Я, чтобы ты узнал»,— говорил Господь, но гордыня и, как следствие, черная подозрительность уже лишили прекраснейшего из Ангелов способности постичь ответ и подтолкнули его к выводу: Творец не хочет говорить, скрывает, не доверяет ему. С той поры отношение Создателя к человеку — мучительная загадка для бесовских мозгов. Любит? Да, но… как-то странно любит. Любить — это, в принципе, хотеть сожрать. Как минимум — парализовать волю и подчинить себе. А чего хочет Враг от этих «земноводных»? Чтоб свободно выбрали Его и соединились с Ним в любви? Но не бессмыслица ли это?..

Одно более или менее ясно: свободу выбора Враг своим созданиям предоставляет. На риск этот — идет. Что разочаровать могут — ведает, и готов к этому — изначально.

Дело нечистых — этим обстоятельством воспользоваться. Им трудно, потому что действовать приходится «на территории Врага». Ведь Христос победил мир! Но они полны адского оптимизма: «…Враг… говорит „мое" на том основании, что Он все сотворил. Отец наш надеется тоже в конце концов сказать „мое", но по более реалистической причине: потому что мы победим».

Молодой племянник Баламута занят «частным искушением» — приставлен ко вполне определенному человеку. Его подопечный, или «пациент»,— молодой образованный англичанин среднего класса. Его имени мы не знаем — в бесовских письмах оно ни разу не упоминается. Не потому ли, что имя дают при Крещении, и по имени человека знает Бог, а для бесов оно непроизносимо?

Так же, как и само слово Бог: в бесовской переписке оно заменено словом Враг.

Тем, кто хотя бы пытался читать Иоанна Лествичника, авву Дорофея, Феофана Затворника и других отцов,— знакомо это внезапное и немного наивное внутреннее содрогание: «Про меня!.. Ну прямо про меня!». Читая «изнанку» — Клайва Стейплза Льюиса — вы не раз испытаете примерно то же.

«У твоего подопечного нет прочной связи с Врагом,— консультирует Баламут Гнусика,— а потому нет истинного смирения… В глубине души он еще верит, что оказал большую честь нашему Врагу, когда обратился, и думает, что выказывает большое смирение, ходя в Церковь вместе с ограниченными скучными людьми. Удерживай его в таком состоянии как можно дольше».

Мне очень хотелось бы надеяться, что мой Гнус, или как его там у них кличут, удерживал меня в описанном состоянии не так долго. Только до того момента, когда я, исповедуясь, сказала, что «…на самом деле — снисхожу до Церкви; потому-то и не чувствую в ней ничего». Хотелось бы надеяться, но — кто знает!

У христианских авторов мы не раз встретим мысль о том, что к спасению своему человек движется — не от победы к победе, а от поражения к поражению. Адский дядюшка разъясняет своему племяннику тот же парадокс: да, твой пациент пал, но не спеши радоваться: падение научит его смирению. Он больше не будет самоуверенно полагаться на свои силы, он поймет, как необходима ему помощь Врага.

Наши отношения с самыми близкими людьми — это, как ни странно, одно из труднейших испытаний для нашего христианства. Бесы не могут не воспользоваться ситуацией! У молодого англичанина, к которому приставлен Гнус, непростые отношения с матерью — дамой, по косвенным данным, желчной и избалованной. Осознавая свой долг, сын пытается за нее молиться. Баламут же ставит перед своим племянником задачу: обезвредить эту молитву. Каким же образом? Молитва должна стать «высокой» — такой, чтоб «ни одно слово и ни одно чувство не излилось на реальные отношения с матерью». Молодой человек должен не молиться за реальную женщину, некогда его родившую, и не прощать ей нанесенные удары, нет, но в воображении своем совершать нечто благородное, на деле же все больше разжигать свои обиды. «У меня были пациенты,— делится богатым опытом Баламут,— которым ничего не стоило за один миг перейти от пылкой молитвы за душу жены или сына к побоям и оскорблениям». Многие узнают себя в этой цитате!

О молитве старый бес знает довольно. Довольно для того, чтобы отличать ее от многочисленных подмен, от вариантов самообмана. Человек думает, что молит Бога о милости к нему. На самом же деле он вообще не обращен к Создателю. Он весь в своем «Я» и погружается в жалость к себе. Такая молитва неопасна для бесовского дела. А вот когда человек действительно обращается к Единственно Сущему — тогда «мы вынуждены отступить», предупреждает дядя племянника.

«Лучшая дорога в ад — мягкая, пологая, без резких поворотов и указательных столбов»,— поучает Баламут родственника. Указательный столб — это когда человек кого-то убил, к примеру, или предался противоестественному пороку (последнее, впрочем, уже устарело и как указатель не воспринимается). Но сколько людей совершенно искренне не понимают, куда двигаются, поскольку ничего подобного на своей дороге не видят и даже убеждены, что «соблюдают заповеди»! Мелкая, скучная, серая греховность гораздо эффективней крупной, мощной, романтизируемой — именно это подчеркнет Баламут, поднимая тост на адском банкете (об этом рассказывается в небольшом послесловии к «Письмам…» — «Баламут предлагает тост»).

«Письма Баламута» появились в печати в разгар Второй мировой войны. В жизни Льюиса эта война тоже была второй; на первой его ранило, он потерял друзей, словом, он знал, что это такое, не из книг. И в бесовской переписке военная тема возникает с неизбежностью.

Когда начинается война, бесы бывают счастливы. Ужас войны, ее крайняя жестокость, неимоверные страдания безвинных людей забавляют детей дьявола и доставляют им удовольствие. Но главное — не в этом. По прямолинейной безбожной логике, война должна привести человека в отчаяние и совершенно уничтожить в нем веру в доброго Творца.

Адский дядюшка, однако, сразу предупреждает племянника о том, что не следует возлагать на войну слишком большие надежды:

«Своим земным последователям Враг ясно показал, что страдание — неотъемлемая часть того, что Он называет Искуплением. Так что вера, разрушенная войной или эпидемией, даже не стоит наших усилий…».

Чуть выше он же говорит о том, что за время войны «тысячи обратятся к Врагу, а десятки тысяч, так далеко не зашедших, станут заниматься не собой, а теми ценностями и делами, которые они сочтут выше своих собственных». Читая это, нельзя не вспомнить молодых русских безбожников, выстлавших своими телами дорогу от Москвы до Берлина… И не доставшихся дьяволу!

Вы думаете, бесы умны? Ничего подобного: ум — это вообще не по их части. Бесы знающи. Им дано видеть гораздо больше, чем людям — именно по причине их изначальной духовной природы. Баламуту и его родичам известно, к примеру, что ничто естественное само по себе не работает на них. Естественное — это здоровые радости, это удовольствие от еды, скажем, или от купания; это и сексуальное влечение тоже; все это дано человеку Врагом бесов. Бесы же могут рассчитывать только на преступление человеком Его запретов, на забвение положенных Им ограничений, либо — на извращения.

Адскому племени известно также, что одна из самых распространенных и самых выгодных бесам наших ошибок — уверенность человека, что его время принадлежит ему. Если ближние потребовали от человека какой-либо заботы и помощи — они украли его время, или он уделил им это время из великой милости. Если человек вынужден отдавать время тяжелой неблагодарной работе — он платит что-то вроде налога. Ну а если он провел время в храме… то это с его стороны просто великая жертва!

Осознать, что время тебе дает Создатель, что каждую минуту данного тебе времени ты можешь использовать как во благо собственной душе, так и наоборот…

Нет, осознать — не трудно. Трудно — реально переделать свою жизнь соответственно этому осознанию. А какая это яркая страница в нашем «Добротолюбии наизнанку»!

«Религия в меру» для дьявола также хороша, как полное неверие. А ведь мы на каждом шагу сталкиваемся с этой пошловатой «верой в меру» («не до фанатизма», «в разумных формах» и т.д.) — которая на деле вовсе не вера, но своего рода игра.

Творец хочет, чтобы сотворенный Им человек при любых обстоятельствах оставался самим собой. Цель беса противоположна — заставить человека изменить себе и тем самым разрушить личность.

Бес считает, что индивидуумы — на то и индивидуумы, чтоб конкурировать. Создатель желает, чтоб человек, способный создать шедевр, радовался своему шедевру столько же, сколько чужому.

Кто победит в индивидуальном случае?

Несмотря на постоянный инструктаж, дела у Гнусика идут плохо. Многие ошибки и падения его подопечного остаются в прошлом. Попытки подсунуть ему полезную для бесовского дела женщину проваливаются. Молодой человек влюблен в девушку, о которой бесы также знают больше, чем окружающие ее люди. Эта девушка — не просто религиозна, нет, она внутренне готова к мученичеству, и «умрет, гадюка, с улыбкой!» — задыхается от злобы старый Баламут. Молодой человек надеется на счастье, но — война продолжается, немцы начинают бомбить Британские острова. Бесы мечутся, пытаясь использовать свои последние шансы: искушение трусостью и т.д. Гнус, судя по всему, следует за своим англичанином неотступно... и потому испытывает, по словам дядюшки, шок и паралич, когда попадает «в смертоносную атмосферу Сердца Небес».

Молодой англичанин погибает под бомбами. Это внешняя, земная сторона события. На самом деле для него разверзаются небеса. И в этот миг он видит все. Видит собственную греховность — гораздо лучше, чем приставленный к нему бес. Видит самого беса и понимает, наконец, что вытворяло с ним это существо. Потом человек видит Ангелов и узнает их как старых друзей, хотя зримы они для него впервые. Потом…

«Он увидел не только их. Он увидел Его. Эта низкая тварь, зачатая в постели, увидела Его. То, что для тебя — огонь ослепляющий и удушающий, для него теперь — свет прохладный, сама ясность, и носит облик Человека…» Это из последнего письма Баламута Гнусу. Несмотря на все дядькины усилия, племянник задание провалил. По законам преисподней, тот, кто не сумел подкормить ад человеческой душой, должен быть съеден сам, и дядя надеется в скором времени скушать племянника. Это его отчасти утешает. Но главная загадка — загадка отношения Бога к человеку — остается неразгаданной и мучает старого искусителя, вот уж точно — адски: «Если бы мы могли только разнюхать, что Он в действительности хочет! Увы, это знание, само по себе столь ненавистное и неприятное, необходимо для нашей власти…» Но этого знания бесы не получат никогда.

«Письма Баламута» — из тех книг, которые снимают с нас затемненные очки, срывают покровы, рушат внутренние заборы, заставляют увидеть если не все, то, по крайней мере, многое — как есть.

Мы видим, какому существу мы поддакивали и потакали, в чьи игры соглашались играть, чью надежду поддерживали. Видим, чем и как мог воспользоваться и действительно пользовался приставленный к нам неусыпный страж. И не сомневаемся больше ни в его существовании, ни в его постоянном присутствии.

Но одновременно со своим ужасом мы видим свое Спасение.

Дочитав «Письма Баламута», я на следующее утро к началу литургии пришла в храм и услышала — в очередной раз — «Слава Отцу, и Сыну, и Святому Духу, аминь». До сей поры я воспринимала эти слова как чисто ритуальные, и душа моя очень слабо на них отзывалась. Теперь же, после Льюиса…

Я поняла: все дело в том, что именно мы совершаем в конкретный момент. Если совершаемое нами — это в действительности только ритуал, тогда — «бесом радование». Если же наше «…Отцу, и Сыну, и Святому Духу» — это внутренний поступок, заявление человека о его выборе — выборе в пользу Врага бесов,— тогда им худо.

____________________________________