Исламский радикализма эксплуатирует идеократию, противопоставляя себя западной цивилизации в целом
Ислам давно уже вызывает у западных и российских обывателей не меньший ужас, чем нашествие инопланетных монстров. Страшно, потому что непостижимо. Непостижимо, потому что страшно. Теракты 11 сентября еще плотнее сжали этот порочный круг. После событий в Беслане он превратился в большую черную точку. Ужас (и что немаловажно - стыд) проникли и в мусульманскую среду. "Достоверным фактом является то, что не все мусульмане являются террористами, но равным образом справедливо - и исключительно болезненно - также то, что почти все террористы являются мусульманами". Так отреагировал на теракт в Северной Осетии директор влиятельной мусульманской телекомпании "Эль-Арабия". Против фактов не попрешь: именно исламисты (сторонники радикального ислама) стоят за большинством самых громких злодеяний последнего времени.
Конечно, к смертоносному насилию ради торжества идеалов прибегают не только они. Эпоха религиозных войн ушла в прошлое, но ее рецидивы - особенно на периферии цивилизованного мира - встречаются весьма часто. Террор долгое время был последним словом в отношениях протестантов и католиков в Ольстере. В Индии индусы из "Армии Шивы" рушат мечети и нападают на христиан. В Индонезии и Нигерии, где христиане и мусульмане не устают заниматься взаимным уничтожением, жертвы исчисляются уже тысячами. Но по сути эти конфликты мало чем отличаются от этнических. В их основе лежат банальная ксенофобия, неумение ужиться с соседом, который не похож на тебя. Но исламскими террористами движет вовсе не ксенофобия. Поле их деятельности - весь мир.
В основе нового террора лежит крайне соблазнительная идея. Из рода тех идей, которые, по Достоевскому, распространяются с неумолимостью болезнетворных микробов и целиком подчиняют себе своих жертв. Конечно, идеократия типична для любого террора - мысль о "святости жизни" с такой силой захватила воинствующих американских протестантов, что для ее осуществления и самой жизни не жалко - отсюда покушения на гинекологов и взрывы абортариев. Но исламистская идея носит воистину глобальный характер - немусульманский мир попал под власть Сатаны, хотя и не сознает этого. Демократическая свобода - это иллюзия, и надо избавить от нее Запад, пусть и ценой больших потерь. Если акции устрашения протестантских ультра или индусских воинов Шивы всегда имеют локального адресата, исламские террористы противопоставляют себя западной цивилизации в целом. Более того, своим мусульманским братьям, если те не проявляют достаточной восприимчивости к их idee fixe. Продались, мол, Сатане, а стало быть, подлежат спасению-уничтожению. От свободы надо бежать. Сейчас мы видим это паническое бегство в Ираке.
Казалось бы, чеченские террористы не подпадают под категорию борцов со всемирным заговором Сатаны, их цель скромнее - добиться собственной независимости. Но хотя их борьба начиналась именно с этой цели, теперь она вышла далеко за ее пределы. Чеченские радикалы с готовностью осознают себя передним краем мирового джихада, бойцами единого фронта с приспешниками Сатаны. Это показывает, как легко болезнетворный микроб исламизма проникает в умы мусульман, недовольных своим нынешним положением, не важно, какими причинами это вызвано - политическими или экономическими.
Еще одна особенность исламских террористов - воля к смерти. Защитники "святости жизни" готовы возложить на ее алтарь жизнь чужую, исламисты спешат на свидание к собственной смерти с горячностью молодых любовников. Добровольцев хоть отбавляй. Известно, что мусульманский рай сулит своим героям всевозможные наслаждения, но нетерпение тех, кто как черт от ладана бежит от рутины повседневности, убивая ради своей сверхидеи невинных детей, все равно поражает. Невольно вспоминается Владимир Соловьев, неспроста он утверждал, что ислам унаследовал многие христианские ереси, ведь безоглядное нетерпение - родовая черта еретиков, которые так и норовят любой ценой осуществить свои идеалы.
Сталкиваясь с подобным, трудно сохранять трезвость. Появляются рецепты, которые обещают искоренить зло максимально быстро и эффективно. Один из них - объявить исламизм зловредной сектой, чужеродным наростом на здоровом теле ислама. Объявить и запретить. А заодно запретить и другие секты, издав соответствующие законы. Одним выстрелом положить тьму зайцев. Нетерпение заразительно. Но от него мало проку.
Для начала следует признать, что в любой религии заложена мотивация насилия по отношению к тем, кто рассматривается ею как враг. Вера сильнее смерти, а стало быть, найдутся те, кто готов пожертвовать собой и другими во имя веры. Но почему в исламе подобные идеи вышли на передний план именно сегодня? Иногда это объясняют тем, что он младше других мировых религий, а потому и удержал молодой пыл. Но настолько ли ислам моложе того же христианства? Разница вовсе не в возрасте.
Как покончило с идеей насилия во имя благих целей христианство? Европейская толерантность - результат мучительных религиозных войн, в ходе которых стало ясно, что навязывать свою веру силой - занятие никчемное и нехристианское. Об этом писал Джон Локк в знаменитых "Письмах о терпимости". В них он напомнил, что принцип свободы укоренен в Евангелии. Иисус неслучайно отказался от искушения властью и, следовательно, возможности насильственного обращения всех в новую веру, предоставив людям самим делать выбор. Он знал, что внутренняя сила веры может обойтись и без внешнего принуждения. Об этом забыли сильные мира сего, превратив христианство в государственную религию. В исламе тоже изначально было заложено зерно свободы, он позволял иноверию существовать рядом с собой, создав для него специальную социальную нишу - милеты. В ту пору религия Мухаммеда была достаточно сильна, чтобы допустить такое соседство. Теперь она чувствует свою слабость. Террор - оружие слабых. И выход здесь только один - стать сильным настолько, чтобы не посягать на чужую свободу и не бежать от собственной. Стыд, который не побоялись обнаружить некоторые исламские интеллектуалы после теракта в Беслане, - это признак силы.
7 октября 2004 г.
Ислам давно уже вызывает у западных и российских обывателей не меньший ужас, чем нашествие инопланетных монстров. Страшно, потому что непостижимо. Непостижимо, потому что страшно. Теракты 11 сентября еще плотнее сжали этот порочный круг. После событий в Беслане он превратился в большую черную точку. Ужас (и что немаловажно - стыд) проникли и в мусульманскую среду. "Достоверным фактом является то, что не все мусульмане являются террористами, но равным образом справедливо - и исключительно болезненно - также то, что почти все террористы являются мусульманами". Так отреагировал на теракт в Северной Осетии директор влиятельной мусульманской телекомпании "Эль-Арабия". Против фактов не попрешь: именно исламисты (сторонники радикального ислама) стоят за большинством самых громких злодеяний последнего времени.
Конечно, к смертоносному насилию ради торжества идеалов прибегают не только они. Эпоха религиозных войн ушла в прошлое, но ее рецидивы - особенно на периферии цивилизованного мира - встречаются весьма часто. Террор долгое время был последним словом в отношениях протестантов и католиков в Ольстере. В Индии индусы из "Армии Шивы" рушат мечети и нападают на христиан. В Индонезии и Нигерии, где христиане и мусульмане не устают заниматься взаимным уничтожением, жертвы исчисляются уже тысячами. Но по сути эти конфликты мало чем отличаются от этнических. В их основе лежат банальная ксенофобия, неумение ужиться с соседом, который не похож на тебя. Но исламскими террористами движет вовсе не ксенофобия. Поле их деятельности - весь мир.
В основе нового террора лежит крайне соблазнительная идея. Из рода тех идей, которые, по Достоевскому, распространяются с неумолимостью болезнетворных микробов и целиком подчиняют себе своих жертв. Конечно, идеократия типична для любого террора - мысль о "святости жизни" с такой силой захватила воинствующих американских протестантов, что для ее осуществления и самой жизни не жалко - отсюда покушения на гинекологов и взрывы абортариев. Но исламистская идея носит воистину глобальный характер - немусульманский мир попал под власть Сатаны, хотя и не сознает этого. Демократическая свобода - это иллюзия, и надо избавить от нее Запад, пусть и ценой больших потерь. Если акции устрашения протестантских ультра или индусских воинов Шивы всегда имеют локального адресата, исламские террористы противопоставляют себя западной цивилизации в целом. Более того, своим мусульманским братьям, если те не проявляют достаточной восприимчивости к их idee fixe. Продались, мол, Сатане, а стало быть, подлежат спасению-уничтожению. От свободы надо бежать. Сейчас мы видим это паническое бегство в Ираке.
Казалось бы, чеченские террористы не подпадают под категорию борцов со всемирным заговором Сатаны, их цель скромнее - добиться собственной независимости. Но хотя их борьба начиналась именно с этой цели, теперь она вышла далеко за ее пределы. Чеченские радикалы с готовностью осознают себя передним краем мирового джихада, бойцами единого фронта с приспешниками Сатаны. Это показывает, как легко болезнетворный микроб исламизма проникает в умы мусульман, недовольных своим нынешним положением, не важно, какими причинами это вызвано - политическими или экономическими.
Еще одна особенность исламских террористов - воля к смерти. Защитники "святости жизни" готовы возложить на ее алтарь жизнь чужую, исламисты спешат на свидание к собственной смерти с горячностью молодых любовников. Добровольцев хоть отбавляй. Известно, что мусульманский рай сулит своим героям всевозможные наслаждения, но нетерпение тех, кто как черт от ладана бежит от рутины повседневности, убивая ради своей сверхидеи невинных детей, все равно поражает. Невольно вспоминается Владимир Соловьев, неспроста он утверждал, что ислам унаследовал многие христианские ереси, ведь безоглядное нетерпение - родовая черта еретиков, которые так и норовят любой ценой осуществить свои идеалы.
Сталкиваясь с подобным, трудно сохранять трезвость. Появляются рецепты, которые обещают искоренить зло максимально быстро и эффективно. Один из них - объявить исламизм зловредной сектой, чужеродным наростом на здоровом теле ислама. Объявить и запретить. А заодно запретить и другие секты, издав соответствующие законы. Одним выстрелом положить тьму зайцев. Нетерпение заразительно. Но от него мало проку.
Для начала следует признать, что в любой религии заложена мотивация насилия по отношению к тем, кто рассматривается ею как враг. Вера сильнее смерти, а стало быть, найдутся те, кто готов пожертвовать собой и другими во имя веры. Но почему в исламе подобные идеи вышли на передний план именно сегодня? Иногда это объясняют тем, что он младше других мировых религий, а потому и удержал молодой пыл. Но настолько ли ислам моложе того же христианства? Разница вовсе не в возрасте.
Как покончило с идеей насилия во имя благих целей христианство? Европейская толерантность - результат мучительных религиозных войн, в ходе которых стало ясно, что навязывать свою веру силой - занятие никчемное и нехристианское. Об этом писал Джон Локк в знаменитых "Письмах о терпимости". В них он напомнил, что принцип свободы укоренен в Евангелии. Иисус неслучайно отказался от искушения властью и, следовательно, возможности насильственного обращения всех в новую веру, предоставив людям самим делать выбор. Он знал, что внутренняя сила веры может обойтись и без внешнего принуждения. Об этом забыли сильные мира сего, превратив христианство в государственную религию. В исламе тоже изначально было заложено зерно свободы, он позволял иноверию существовать рядом с собой, создав для него специальную социальную нишу - милеты. В ту пору религия Мухаммеда была достаточно сильна, чтобы допустить такое соседство. Теперь она чувствует свою слабость. Террор - оружие слабых. И выход здесь только один - стать сильным настолько, чтобы не посягать на чужую свободу и не бежать от собственной. Стыд, который не побоялись обнаружить некоторые исламские интеллектуалы после теракта в Беслане, - это признак силы.
7 октября 2004 г.
