Разосланы были грамоты по городам с приглашением прислать властей и выборных в Москву для великого дела; писали, что Москва от польских и литовских людей очищена, церкви Божии в прежнюю лепоту облеклись и Божие имя славится в них по-прежнему; но без государя Московскому государству стоять нельзя, печься об нем и людьми Божиими промышлять некому, без государя вдосталь Московское государство разорят все: без государя государство ничем не строится и воровскими заводами на многие части разделяется и воровство многое множится, и потому бояре и воеводы приглашали, чтоб все духовные власти были к ним в Москву, и из дворян, детей боярских, гостей, торговых, посадских и уездных людей, выбрав лучших, крепких и разумных людей, поскольку человек пригоже для земского совета и государского избрания, все города прислали бы в Москву ж, и чтоб эти власти и выборные лучшие люди договорились в своих городах накрепко и взяли у всяких людей о государском избрании полные договоры.
Стали выбирать своих: тут начались козни, смуты и волнения; всякий хотел по своей мысли делать, всякий хотел своего, некоторые хотели и сами престола, подкупали и засылали; образовались стороны, но ни одна из них не брала верх. Однажды, говорит хронограф, какой-то дворянин из Галича принес на собор письменное мнение, в котором говорилось, что ближе всех по родству с прежними царями был Михаил Федорович Романов, его и надобно избрать в цари. Раздались голоса недовольных: "Кто принес такую грамоту, кто, откуда?"
В то время выходит донской атаман и также подает письменное мнение: "Что это ты подал, атаман?" - спросил его князь Дмитрий Михайлович Пожарский. "О природном царе Михаиле Федоровиче", - отвечал атаман. Одинакое мнение, поданное дворянином и донским атаманом, решило дело: Михаил Федорович был провозглашен царем. Но еще не все выборные находились в Москве; знатнейших бояр не было; князь Мстиславский с товарищами тотчас после своего освобождения разъехались из Москвы: им неловко было оставаться в ней подле воевод-освободителей; теперь послали звать их в Москву для общего дела, послали также надежных людей по городам и уездам выведать мысль народа насчет нового избранника и окончательное решение отложили на две недели, от 8 до 21 февраля 1613 года.
Провозгласивши царем шестнадцатилетнего Михаила Феодоровича Романова, собор назначил ехать к нему в челобитчиках: Феодориту, архиепископу рязанскому, троим архимандритам - чудовскому, новоспасскому и симоновскому, троицкому келарю Авраамию Палицыну, троим протопопам, боярам - Федору Ивановичу Шереметеву, родственнику молодого царя, и князю Владимиру Ивановичу Бахтеярову-Ростовскому, окольничему Федору Головину с стольниками, стряпчими, приказными людьми, жильцами и выборными людьми из городов. Собор не знал подлинно, где находился в это время Михаил, и потому в наказе, данном послам, говорилось: "Ехать к государю царю и великому князю Михаилу Феодоровичу всея Руси в Ярославль или где он, государь, будет".
Посланные, бив челом новоизбранному царю и его матери и уведомив их об избрании, должны были говорить Михаилу: "Всяких чинов всякие люди бьют челом, чтоб тебе, великому государю, умилиться над остатком рода христианского, многорасхищенное православное христианство Российского царства от растления сыроядцев, от польских и литовских людей, собрать воединство, принять под свою государеву паству, под крепкую высокую свою десницу, всенародного слезного рыдания не презрить, по изволению Божию и по избранию всех чинов людей на Владимирском и на Московском государстве и на всех великих государствах Российского царствия государем царем и великим князем всея Руси быть и пожаловать бы тебе великому государю, ехать на свой царский престол в Москву...
Послы выехали из Москвы 2 марта, но еще прежде, от 25 февраля, разосланы были грамоты по городам с известием об избрании Михаила: "И вам бы, господа, - писал собор, - за государево многолетие петь молебны и быть с нами под одним кровом и державою и под высокою рукою христианского государя царя Михаила Феодоровича". Вместе с этим известием разослана была и крестоцеловальная запись.
Присяга областей последовала быстро: уже 4 марта воевода Переяславля Рязанского дал знать в Москву, что жители его города присягнули Михаилу; за этим известием последовали другие - из областей более отдаленных. Наконец, пришло известие от послов соборных, которые нашли Михаила с матерью в Костроме, в Ипатьевском монастыре.
Послы доносили собору, что 13 марта они приехали в Кострому к вечерне, дали знать Михаилу о своем приезде, и он велел им быть у себя на другой день. Послы повестили об этом костромскому воеводе и всем горожанам, и 14 числа, поднявши иконы, пошли все с крестным ходом в Ипатьевский монастырь. Михаил с матерью встретили образа за монастырем, но когда послы объявили им, зачем присланы, то Михаил отвечал "с великим гневом и плачем", что он государем быть не хочет, а мать его Марфа прибавила, что она не благословляет сына на царство, и оба долго не хотели войти за крестами в соборную церковь; насилу послы могли упросить их.
В церкви послы подали Михаилу и матери его грамоты от собора и говорили речи по наказу, на что получили прежний ответ; Марфа говорила, что "у сына ее и в мыслях нет на таких великих преславных государствах быть государем, он не в совершенных летах, а Московского государства всяких чинов люди по грехам измалодушествовались, дав свои души прежним государям, не прямо служили". Марфа упомянула об измене Годунову, об убийстве Лжедимитрия, сведении с престола и выдаче полякам Шуйского, потом продолжала: "Видя такие прежним государям крестопреступления, позор, убийства и поругания, как быть на Московском государстве и прирожденному государю государем?"
Послы молили и били челом Михаилу и матери его с третьего часа дня до девятого, говорили, чтоб он воли Божией не снимал, был на Московском государстве государем. Михаил все не соглашался; послы стали грозить ему, что Бог взыщет на нем конечное разоренье государства; тогда Михаил и Марфа сказали, что они во всем положились на праведные и непостижимые судьбы Божии; Марфа благословила сына, Михаил принял посох от архиепископа, допустил всех к руке и сказал, что поедет в Москву скоро.
19 марта выехал Михаил из Костромы в Ярославль, куда приехал 21-го числа. В другой раз Ярославль становился местом великого стечения народного, местом великого торжества: недавно его жители видели ополчение Пожарского, теперь видели желанный конец подвигов этого ополчения. Ярославцы и съехавшиеся к ним отовсюду дворяне, дети боярские, гости, люди торговые с женами и детьми встретили нового царя, подносили ему образа, хлебы, дары и от радости не могли промолвить ни слова.
23 марта Михаил писал в Москву к собору, говорил, как были у него в Костроме послы, как он долго отказывался от престола: "У нас того и в мыслях не бывало, что на таких великих государствах быть, по многим причинам, да и потому, что мы еще не в совершенных летах, а государство Московское теперь в разоренье, да и потому, что Московского государства люди по грехам измалодушествовались, прежним великим государям не прямо служили. И, видя такие прежним государям крестопреступления, позоры и убийства, как быть на Московском государстве и прирожденному государю, не только мне?"
В заключение, уведомив о своем согласии, Михаил прибавляет: "И вам бы, боярам нашим, и всяким людям, на чем нам крест целовали и души свои дали, стоять в крепости разума своего, безо всякого позыбания нам служить, прямить, воров царским именем не называть, ворам не служить, грабежей бы у вас и убийств на Москве и в городах и по дорогам не было, быть бы вам между собою в соединенье и любви; на чем вы нам души свои дали и крест целовали, на том бы и стояли, а мы вас за вашу правду и службу рады жаловать".
Собор отвечал, что все люди со слезами благодарят Бога, молятся о царском здоровье, и просил: "Тебе бы, великому государю, нас, сирых, пожаловать, быть в царствующий град поскорее"
30 апреля собор приговорил: боярам князю Ивану Михайловичу Воротынскому да Василью Петровичу Морозову, окольничему князю Мезецкому и дьяку Иванову с выборными из всяких чинов ехать к государю, бить челом, чтоб он умилосердился над православными христианами, походом своим в Москву не замешкал. Воеводы ополчения - князь Трубецкой и князь Пожарский - послали царю челобитную: "Были мы, холопи твои, Митька Трубецкой и Митька Пожарский, на твоей государевой службе под Москвою, голод и нужду великую терпели, и в приходы гетманские в крепких осадах сидели, с разорителями веры христианской бились, не щадя голов своих, и всяких людей на то приводили, что, не увидя милости Божией, от Москвы не отхаживать. Милостью Божиею и всяких людей прямою службою и кровью Московское государство очистилось и многие люди освободились; а теперь приходят к нам стольники, стряпчие, дворяне московские, приказные люди, жильцы, городовые дворяне и дети боярские, которые с нами были под Москвою, и бьют челом тебе, государю, чтоб им видеть твои царские очи на встрече..."
Посланные от собора, князь Воротынский с товарищами, нашли Михаила в селе Братовщине, на половине дороги от Троицкого монастыря к Москве. Государь и мать его, выслушав их челобитье, сказали милосердное слово, что будут на последний стан от Москвы, в село Тайнинское, 1 мая, а в Москву въедут 2 мая. В этот день, в воскресенье, поднялись в Москве всяких чинов люди от мала до велика и вышли за город навстречу к государю. Михаил и мать его слушали молебен в Успенском соборе, после чего всяких чинов люди подходили к руке царской и здравствовали великому государю.