От её стихов идут солнечные лучения, тонкие и нежные, отчасти – восторженно-детские: казалось, Т. Бек не устаёт радоваться миром и бытованием в нём:
О сугробов январское зодчество!
Кто подушку вспорол в небесах,
Чтобы снег повалил, как захочется,
Нагоняя на дворника страх?
Нынче, как повелось, именинница
Я и тысячи прочих Татьян...
Недоверие скрипнет и сдвинется:
- Здравствуй, мир - еретик и смутьян!
Сколь великолепны сугробы эти: пышно выстроенные словами, необычно играющие суммами оттенков…
Кто сказал, что снег белый?
Но мир смутьян предлагает много вариантов в пределах каждого дня.
…писать – о том, как не пишется: счастье образа, вдруг становящееся счастьем стихотворения:
А мне не пишется, не пишется,
Как ни стараться, как ни пыжиться,
Как пот со лба ни утирать...
Орехов нет в моем орешнике,
Весь день молчат мои скворешники,
Белым-бела моя тетрадь.
Она точно рисует портреты людей:
А мой недальний предок --
Седой военный врач --
Был в разговорах едок
И, видимо, горяч.
В усы усмешку спрятав,
Любил кормить коняг.
Гремел на весь Саратов
Его чеканный шаг.
Слышится шаг – да; видится врач, настолько, что можно подойти к нему, пожать руку, рассказать, как вырос о нём кристалл стихотворения.
В поэзии Бек были тугие кристаллические решётки…
…вспыхивали зеленоватые полёты слов:
Автобусом до Кириллова,
А дальше пешком чеши! -
Хмельная от ветра стылого,
Лесного, зеленокрылого,
Томящегося в глуши.
Роскошный полёт, предложенной Бек, продолжается…
