Кто он, «гражданин неба»?

Сегодня идеи уранополитизма, которые пропагандировал покойный священник Даниил Сысоев, вновь оказались в центре общественной дискуссии среди православных экспертов. Мы попросили известного историка и богослова, профессора Санкт-Петербургского университета протодиакона Владимира Василика высказаться о книге о. Даниила «Гражданин неба», где он сформулировал свою концепцию уранополитизма.

Чтение книги покойного о. Даниила Сысоева «Гражданин неба» производит смутное и тягостное впечатление. Вероятно, намерением автора при создании этой книги было примирить все расколы, закрыть вопрос церковного национализма и объединить всех православных в служении небесному Отечеству. Но, увы, благими намерениями выложена дорога в весьма и весьма горячее и тёмное место. И о. Даниил, к сожалению, создал новый раскол – уранополитический. Произошло это потому, что ему, увы, не хватило духовного равновесия, рассудительности и любви. Настоящая книга это ясно показывает.

Что в ней смущает? Во-первых, ее неряшливость. Она слеплена на скорую руку из постов о. Даниила в интернет-перепалке с его оппонентами. В книге зачастую отсутствует чёткая композиция, автор скачет от одной мысли к другой: то он теоретизирует насчет любви к Небесному отечеству, то, не закончив своих рассуждений, вдруг бросается давать советы священноначалию относительно того, как надо устраивать миссионерские епархии за рубежом. Сами советы поражают своей наивностью: автор предлагает посылать епископов за рубеж… настоятелями приходов, с тем, очевидно, чтобы они, возревновав о своей славе и положении, срочно превратили их в епархии. Или другой совет: воздействовать на Константинопольский патриархат с помощью… Газпрома (Священник Даниил Сысоев. Гражданин неба. М., 2011. С. 15). С каких это пор он стал собственностью Русской Православной Церкви? Как известно, контрольный пакет Газпрома принадлежит Государству Российскому – тому самому, которое, по большому счету отрицает о. Даниил, поскольку государство должно заботиться только о безопасности граждан – больше ни о чём – и не лезть в идеологию и церковную жизнь, государству, которому, по его суждению, мы ничего не должны, кроме внешней покорности и молитв. Но если Церковь ничего не должна государству, то и оно ничего не должно Церкви. Как поется в одной песне: «Какое мне дело до вас, друзья,// А вам – до меня?».

И тогда с какой стати государству тратиться на подкуп патриарха Константинопольского? И, кроме того, о. Даниил забывает главную вещь: деньги решают в дипломатии далеко не всё, главное в ней – долгосрочные интересы, фундаментальные проекты и основополагающие идеи. Таковой для греков вообще и Константинополя в частности является Μεγάλη ιδέα – великая идея восстановления Византийской империи, в которой России и Русской Православной Церкви в лучшем случае отведена роль тарана для сокрушения Турции, в худшем – геополитического и духовного конкурента, подлежащего ослаблению и расчленению. О. Даниил впадает в ту же ошибку, что и некоторые наши государственные и общественные деятели недавнего прошлого и, увы, настоящего, которые думали, что все и всех можно купить.

Во-вторых, смущает терминология книги и, прежде всего – явно неудачный термин уранополитизм. Для людей, знающих географию он ассоциируется с городом Уранополем, таможенными воротами во святую Гору Афон, так что у некоторых возникал законный вопрос: не предлагал ли о. Даниил всем нам переселиться в этот маленький греческий городок? Да и странно, что человек, который не принимает современную безбожную, с его точки зрения, цивилизацию, живет – измами – (семантически – на одном уровне с капитализмом, социализмом, материализмом) и отказывается от традиционной, благословенной терминологии, в частности, от термина «православие». Невольно возникает вопрос: что это – невежество, честолюбие, или, хуже того, тяга к расколу? Вспомним, что трезвенники, последователи «дорогого братца», вырицкого сектанта Ивана Чурикова проповедовали … «чуриковизм».

Но самое главное – концепция автора. Согласно о. Даниилу у нас должно быть только одно отечество – небесное, небесный Иерусалим, а земное для нас как бы не существует. Вот его основные тезисы:

1. Православная Церковь – это глобальный проект (!) Святой Троицы, всемирное братство людей и ангелов, которое преодолевает национальные, культурные и государственные разделения людей.

2. Интересы Церкви бесконечно важнее, чем интересы любого государства или общественной группы в мире. Канонической территорией Православной Церкви является весь земной шар. Каждый православный должен считать своими и беды, и радости любого православного планеты. Всемирные интересы Церкви преодолевают национальную или культурную изоляцию, порожденную проклятием Вавилонской башни.

3. Отечество для христиан там, где наш Отец, – на Небесах. Мы являемся гражданами неба, наш город – Новый Иерусалим, а на Земле мы – странники и пришельцы.

4. Любая страна, где живут христиане, должна восприниматься ими как гостиница. Поэтому мы заботимся о том месте, где живём: поддерживаем порядок в номере, вышвыриваем хулиганов, платим за проживание, но наше сердце не должно быть на земле.

5. Государственная власть – благо, данное Богом. Власть лучше анархии, поэтому за любую власть христианин должен молиться, дабы она исполняла волю Бога. Из вышеприведенных принципов вытекает ряд посылов в строительстве православной политики. Сама по себе форма власти может быть разная – это и теократия (высшая форма власти), и монархия выборная (имперский вариант), и наследственная (как в России), и разные формы демократии (совет старейшин и другие). Но общим принципом устройства общества должна быть констатация приоритета законов Бога над законами людей. Если власть не считает себя христианской, то и поддерживаем мы ее постольку, поскольку она поддерживает порядок. Но если власть понимает, что за свои поступки она ответит не перед народом, а перед Богом, то она должна соизмерять свои поступки с правами Бога. Никакая власть в соответствии с Писанием и канонами не может вмешиваться во внутренние дела Церкви – вероучение, церковный суд – ведь это сфера странствующего Града (С. 18, 19).

В этих пунктах, особенно в пятом, чувствуется явное противоречие. С одной стороны, о. Даниил признает за государством право проводить епархиальные границы, с другой – оно не вправе вмешиваться в церковный суд. А, между тем, мы знаем вполне благотворные примеры вмешательства христианского государства в церковный суд и даже в выработку его норм (св. имп. Константин, св. имп. Юстиниан, Юстиниан Второй, Лев Мудрый и т.д.).

Пример с гостиницей выглядит и вовсе неубедительным и, по сути дела, пропагандирует безответственность. Постоялец в гостинице ни за что не отвечает: он не готовит себе и своей семье еду, он не убирает помещение, может даже не застилать кровать. А насчет выбрасывания хулиганов, то на это в гостинице существует своя охрана. От постояльца требуется только платить денежки и быть потребителем. Получается, что о. Даниил пропагандирует идеалы потребительского общества. А между тем, Бог после создания человека поставляет его в раю, чтобы он возделывал и хранил райский сад (Быт. 2:15). И эта заповедь не отменяется и после грехопадения, только она исполняется в других условиях.

В высшей степени показательно изречение о. Даниила: «Так давайте все сбежим отсюда. Зачем нам цепляться за тление? Зачем прилеплять сердце к тому, что мы покинем навсегда? Зачем в сердце то, что не войдет в вечность? Бегите в небо…». Трудно интерпретировать эти слова иначе, как призыв к духовному дезертирству, к отказу от ответственности за ту землю, которую мы должны по Божией заповеди возделывать, и к отказу от креста, который мы должны понести, для того, чтобы сподобиться воскресения и восхождения на небо.

Правда, о. Даниил замечает: «Но для того, чтобы угодить Господу, уранополит защитит слабого, пожалеет оскорбленного, ниспровергнет злодейство и покарает обидчика. И не во имя чьих-то прав, а во имя Бога Справедливого». Но только возникает вопрос: когда он это сделает – на бегу, во время бегства на небо? Еще колоритная фраза: «И главное, уранополит всегда радуется, ибо его беззакония покрыты и грехи прощены» (С. 25). Подобный тезис сильно напоминает протестантскую убежденность в гарантированном спасении.

Уранополитизм имеет святоотеческие истоки?

Тезис о святоотеческих истоках концепции уранополитизма сегодня активно пропагандируют последователи о.Даниила. Давайте разберёмся.

Бросается в глаза, что автор книги «Гражданин неба» откровенно игнорирует те библейские и святоотеческие тексты, которые явно не вписываются в его концепцию. Автор приводит известную цитату из св. апостола Павла: наше жительство – на небесах (Фил. 3:20), но почему-то забывает его слова о том, что он хотел быть отлученным от Христа (т.е. от блаженства пребывания со Христом), лишь бы спаслись его соотечественники-иудеи (Рим. 9:1-3). Автор приводит не совсем точную цитату из свт. Григория Богослова (33 проповедь) о том, что по сравнению с небесным отечеством все земные являются тенью и игрушками, но забывает процитировать те места, где свт. Григорий говорит о любви к своему отечеству Назианзу, которая вызвала его из Афин на служение Богу («О своей жизни»). Или где он хвалит своих благочестивых друзей, являющихся «украшением своей отчизны» (см., например, письмо 3, где он восхваляет Кесарию – родину святителя Василия Великого («Надгробное слово святителю Василию Великому»): «Если бы видел я, что Василий величался родом и происшедшими от его рода или чем-либо совершенно маловажным, но высоко ценимым у людей, привязанных к земному, то при перечислении всего, что мог бы сказать я к чести его из времен прежде бывших, явился бы у меня новый список героев и я ни в чем не уступил бы преимущества историям, но сам имел бы то преимущество, что стал бы хвалиться не вымыслами и баснями, а действительными событиями, свидетели которых многочисленны. Ибо о предках его с отцовой стороны представляет нам Понт множество таких сказаний, которые ничем не маловажнее древних понтийских чудес, какими наполнены писания историков и стихотворцев. А почтенные каппадокияне – эта и мне родная сторона, не меньше отличающаяся благородными юношами, как и хорошими породами коней, – представят много такого, по чему и матерний его род можем сравнять с отцовым. Да и в котором из двух родов или чаще, или выше примеры военачальства, народоправления, могущества при царских дворах, также богатства, высоты престолов, гражданских почестей, блистательного красноречия?»[1]

Когда свт. Григорий Богослов по слову своего отца вернулся из своего уединения в Назианз на церковную службу, то тем самым он послужил не только Богу, но и людям, и не только своему отцу, но и отечеству («Апология о своем бегстве»). Отметим, что неустанные труды свт. Василия Великого для своего родного города Кесарии (создание больницы, детского дома, дома престарелых, бесплатной гостиницы) имели не только церковное, но и общественное значение. Достойные представители аристократии считали за честь благотворить своему родному городу и, соответственно, христианская благотворительность (ευεργεσία) органично сочеталось с любочестием (φιλοτιμία) и патриотизмом, присущими не только христианам, но и язычникам

По сути дела, патриотизм является не чем иным, как исполнением заповеди Господа Иисуса Христа: Возлюби Господа Бога Твоего всем сердцем Твоим… и ближнего твоего, как самого себя (Мф. 22: 37, 39). Школа любви к своей семье, к своему приходу, к своему дому и кварталу, к своей деревне, своей малой родине, а затем великой Родине, научает нас любить и Бога, и небесное Отечество.

Как говорит св. апостол Павел, если же кто о своих и особенно о домашних не печётся, тот отрёкся от веры и хуже неверного (1 Тим. 5:8). Как пишет в этой связи свт. Иоанн Златоуст, «сказанное (апостолом) имеет такой смысл: кто нерадит о своих, тот нарушает и закон Божий, и закон природы. Если же непекущийся о присных отрёкся от веры и стал хуже неверного, то куда должен быть отнесён и где займёт место тот, кто обижает присных своих? Но каким образом он отрёкся от веры? «Они говорят, что знают Бога, – говорит, – а делами отрекаются» (Тит. 1:16). Между тем, что заповедует Бог, в Которого веруем? Не презирать тех, которые связаны с нами племенным родством. Каким же образом может веровать отрицающий это? Подумаем об этом все, которые, сберегая деньги, презираем ближних. Бог для того, и учредил родственные связи, чтобы мы имели больше случаев благотворить друг другу. Поэтому, если ты не делаешь того, что делает неверный, то ужели ты не отказался от веры?»[2] Отметим, что свт. Иоанн Златоуст говорит о тех, кто связан племенным родством, т.е. не только родственниках, но и о соотечественниках.

О. Даниил все время говорит о некоей абстрактной любви к Богу и небесному отечеству, а между тем наше спасение и любовь конкретны, любовь к Богу начинается с любви к ближнему и без последней немыслима первая. Как говорит св. евангелист Иоанн Богослов, «кто говорит: «я люблю Бога», а брата своего ненавидит, тот лжец: ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит?» (1 Ин. 4:20).

Говорить же о том, что государство для спасения не значит ничего и это – тлен и суета, от которого надлежит бежать, означает игнорировать следующие слова Апостола Павла: «Для того вы и подати платите, ибо они – Божии служители, сим постоянно занятые» (Рим 13:6). Римские магистраты, даже не христиане, для св. апостола Павла – «Божии служители», свершающее Божье дело.

Представление об особом провиденциальном назначении Римского государства есть и у Тертуллиана, который верил, что Римская империя охраняет мир от «последнего и страшного несчастия», и у свт. Мелитона Сардийского, который говорил о том, что начало Римской империи и ее благоденствие связано с Церковью Христовой. Именно Мелитоновская мысль выразилась в следующих строках прп. Ефрема Сирина: «В лета царя, что был зван// Отрасли именованьем// Сам наш Господь взошел// Во стране Иудейской.// Ведь воцарились вдвоем,// Отрасль пришла с Восходом.// Царь на земле и Сын в вышине!// Власть Его благословенна!».[3] «В дни же того царя,// Что записал народы// в свиток вносимых налогов,// Спас с небес снизошел.// И записал народы// В книгу Жизни Свою.// Записал нас на небо// И описан он на земле// Слава имени Его».

По сирийски – ṣemha (отрасль). Вероятно, в гимне прп. Ефрема имеется в виду император Октавиан Август. Имя Augustus – буквально «увеличение», было прочтено сирийским поэтом, как «отрасль». Прп. Ефрем пытается связать образ императора Августа с пророчеством Исаии: И изыдет жезл (или отрасль) из корня Иессеева (Ис. 11:1).

Эти строфы из гимна прп. Ефрема целесообразно сопоставить с фрагментом из Апологии свт. Мелитона Сардийского, в котором он говорит о том, что христианская философия родилась одновременно с Империей и принесла ей благополучие и, за исключением нечестивого Нерона, ни с одним императором не происходило ничего дурного. Как считает ряд исследователей[4], именно свт. Мелитон Сардийский заложил основы теории симфонии Церкви и государства, реализовавшейся в идеях св. императора Юстиниана.

Священник Даниил Сысоев считал тропарь Воздвижения Креста[5] манифестом уранополитизма (С. 33-34). Проанализируем его, чтобы опровергнуть это странное мнение: «Спаси, Господи, народ Твой// и благослови достояние Твое,// победы царям// на варваров даруя,// и Твое сохраняя// Крестом Твоим общество»[6].

В этом гимне, прежде всего, отражается вера в победительную силу Креста как основу не только царских побед, но и самой самодержавной власти. Вторая идея этого тропаря – Крест как хранитель империи, защитник цивилизации от варварства, отождествляемого с язычеством и неверием. Следующая мысль, содержащаяся в этом гимне, – представление об империи, как об обществе христианском по преимуществу, достоянии или собственности Христа, Его «политии», в которой в идеале действуют Его законы[7]. Далее, значимо то, что Империя является «политией», то есть идеальным государством по определению Аристотеля[8]. В ней действуют (или должны действовать) идеальные законы Христа и Его Церкви. Иными словами, этот гимн несёт в себе смыслы имперского патриотизма.

Сходные идеи несет кондак Воздвижения Креста, написанный в самом начале VII века: «Вознесшийся на Крест волею,// тезоименитому Твоему новому обществу// щедроты Твои даруй,// Христе Боже,// возвесели силою Твоею// верных царей наших,// победы даруя им на врагов,// в союзе имеющим Твое// оружие мира, непобедимое победное знамение»[9].

В этой строфе присутствует образ креста как победного знамения[10] и одновременно – «оружия мира». В нем своеобразно выражается идея имперского миролюбия[11] – война ведется для мира, что выражается в амбивалентном образе Креста. Важным является и осознание христианского государства, как «нового» общества, «новой политии». Византийский консерватизм давно стал общим местом в научной литературе[12], однако зачастую исследователи недооценивают того эсхатологического пафоса и любви к божественной новизне, которое принесло христианство. «Се творю все новое» (Откр. 21:5) – эта максима Апокалипсиса временами остро переживалась византийцами, которые осознавали себя «новым народом Бога»[13], что отражалось в том числе и в гимнографии, казалось бы, достаточно консервативном жанре[14]. Соответственно, христианская империя – общество нового типа, не только идеальная полития, но в чем-то – прообраз нового неба и новой земли, которые явятся после Второго пришествия[15].

Следует отметить, что «имперский хилиазм» – восприятие Ромейской империи, как некоего тысячелетнего царства Христова на земле не был чужд византийским гимнографам. Так, в «кондаке на освящение св. Софии» встречаются следующие восторженные строки: «Как царящий державой над всеми, во свой жребий явился Создатель.// Как Владыку своего Его мы приняли,// и ему ведь храм в обитание приуготовляется.// И недостойно ведь для Владыки// В вертепе жалчайшем быть сокрытому»[16].

Здесь подспудно присутствует антитеза неприятия Христа иудеями и Его принятия христианской империей, поскольку текст отчасти построен на скрытой цитате из Евангелия от Иоанна: «Во своя пришел и свои не приняли Его» (Ин. 1:12).

Даже из этих кратких экскурсов мы можем увидеть, что святые отцы и песнопевцы Церкви отнюдь не были уранополитами, космополитами, антигосударственниками и антипатриотами, какими их силился представить о. Даниил Сысоев.

Уранополитическая классификация народов

Совершенно беспомощной выглядит и его этнорелигиозная классификация современных народов мира: «Что касается множественности культур, то я убеждён, принимая за основание взгляды святых Отцов, что на самом деле на Земле существуют только три народа – язычники, иудеи и христиане. Все другие виды разделений (язык, обычаи, характеры, государственное устройство) существуют лишь в рамках одного из этих трех, если угодно, «культурных проектов». Из них только один открыт Богом – православное христианство, другие два – результат мятежа (древнего – язычники, нового – иудеи), вдохновленного дьяволом» (С. 16). Это было бы хорошо для второго века, но отнюдь не для двадцать первого. О. Даниил забывает хотя бы про ислам, который невозможно считать ни иудейством в полном смысле слова, ни христианской ересью. Для уровня мысли о. Даниила значимы и следующие слова: «Не является удивительным тот факт, что между этими тремя народами всегда идет война. Это земное отражение духовной битвы ангелов, потому и победить в ней можно только духовными средствами (молитва, пост, добрые дела и, что главное, – миссия)» (С. 16).

Во-первых, человек является телесно-душевно-духовным существом, поэтому для победы в реальной войне, помимо средств духовных требуются также автоматы, патроны, ракеты, снаряды, дроны, снаряжение и продовольствие. И закрывать на это глаза может или мечтатель, или спиритуалист. Но обращает на себя внимание следующее замечание: миссия (не любовь, не проповедь даже!) поставлена выше молитвы и поста. В то же время Сам Спаситель недвусмысленно говорит о бесах: «Сей род изгоняется только молитвой и постом» (не миссией!).

Автор безапелляционно утверждает: «Само по себе существование множества народностей (языков – в библейской терминологии) – результат проклятия Вавилонской башни. Наличие границ между народами – результат Божьего карантина, предотвращающего окончательное разложение человечества (см. – 17-ю главу Деяний святых апостолов)». Автор как-то упускает из виду представление о том, что у каждого народа есть свой Ангел Хранитель (см. книгу Товии) и что Бог поставил число народов по числу Ангелов Божиих (Втор. 32:8). Есть представление о том, что множество языков – отнюдь не проклятье и первые люди при разности языков принимали друг друга так же, как сейчас египтянин понимает сирийца, саксонец – баварца, парижанин – провансальца. Однако в результате строительства Вавилонской башни по воле Бога люди перестали понимать друг друга. Первоначальный замысел о человечестве подразумевал единство в многообразии – то, что не хочет замечать о. Даниил Сысоев.

Манифест клерикализма

Книга «Гражданин неба» является манифестом узкого клерикализма. Автор ясно заявляет: «Убежден, что священство выше царства, и попытка поставить царство над священством душевредна. Церковь вечна, а все царства Земли (в том числе и Россия) временны, и доказать обратное, не отвергнув всю Библию, невозможно (С. 18). В этом автор противоречит не только св. императору Юстиниану, который ставит царство наравне со священством, а также и ряду святых отцов, но и самому Священному Писанию, которое устами святого тайновидца Иоанна Богослова говорит: «И соделал нас царями и священниками» (Откр. 5:10). Святой апостол Петр обращается к нам: «Но вы – род святой, царственное священство люди, взятые в удел…» (1 Пет. 2:9). Стремление вознести священство над царством никогда не приводило ни к чему хорошему. На Западе оно способствовало развитию папоцезаризма и отпадению Римского патриархата в ересь, в результате гордыни римских первосвященников и догмата о непогрешимости римского папы, у нас – к феномену Патриарха Никона с его попыткой возвыситься над его прежним «собинным другом» царем Алексеем Михайловичем, что имело своим результатом раскол и Петровские реформы.

Стремление подменить царство священством временами приводит автора к подлинному абсурду. Чего стоит его следующее высказывание: «Власти Бог не поручал заниматься образованием своих сограждан, власть учения дана только священству и отцам в семье. Поэтому создание системы государственного образования противоречит воле Творца, мы не признаем принципов светского образования. Ибо передать образ Бога, выводя за скобки Его Бытие, невозможно, а сама эта попытка преступна и будет покарана и в Судный День, и сейчас. Нехристианское образование заведомо разрушительно и должно быть уничтожено. Именно в нехристианском образовании и находится корень нынешнего духовного и государственного кризиса. Думаю, что далеко не случайно в 90-х годах кара Божия упала именно на учителей и врачей. Первые убивали души, а вторые (через аборты) – тела людей».

Во-первых, это высказывание не соответствует исторической действительности (уважение к памяти убитого священника не даёт мне возможности обвинять его во лжи). И царь Давид, и царь Соломон, судя по Священному Писанию, покровительствовали образованию и словесности, а значит, учреждали школы. Император Феодосий II, почитавшийся в Восточно-Римской империи, как святой, учредил целый Университет в Константинополе. Известно, что и первые святые князья Русские – равноапостольный Владимир и его сын Ярослав устраивали школы для русских отроков, несмотря на недовольство родителей: «и плакаху по ним матери, яко по мертвым» («Повесть временных лет»).

Судя по тексту, о. Даниил хотел сделать абсолютно всё российское образование церковным, в том числе и такие структуры, как Финансово-Экономический Университет, Военмех, Академию ФСБ. Только возникает вопрос, а где он найдёт столько священников, чтобы преподавать повсюду? Где он наберёт столько ученых священников, как Грегор Мендель, чтобы преподавать биологию, таких имеющих медицинское образование архиереев, как святитель Лука (Войно-Ясенецкий) для ведения курсов анатомии, таких знатоков разных языков, как свв. равноапостольные Мефодий и Кирилл для филологического образования и т.д.? Единственно возможный выход – создание «православного ордена иезуитов» и параллельное обучение священнослужителей в тех же проклятых о. Даниилом светских структурах c последующим преподаванием в том числе в светских структурах. Думается, что пример Франции, шедшей подобным путем в XVIII-XIX вв. и собравшей на свою главу угли четырех революций способен охладить горячие головы и избавить общественность от подобных предложений.

А в целом призыв уничтожить светское образование, особенно высшее, наверное, пришёлся бы по душе «младореформаторам» типа покойного Гайдара, или ныне благополучно здравствующего директора Сбербанка Германа Грефа, который заявил, что высшее образование представляет опасность для управления людьми. Его высказывание соответствует словам одного из госсекретарей США о том, что высшее образование в странах, не являющихся союзниками Штатов, представляет опасность.

Вообще, концепция государства у о. Даниила Сысоева очень близка к либеральной и младореформаторской. Так, он заявляет: «государство имеет от Бога полномочия на два главных дела – это безопасность граждан и правосудие. Именно по эффективности этих двух систем и должна оцениваться деятельность власти». Ни слова не сказано ни о медицине, ни о культуре, ни об экономике. Перед нами столь популярный у перестроечников и неолибералов образ государства, как полицейского на рынке. В конкретных условиях России девяностых-двухтысячных это означает призыв к ликвидации государственного сектора экономики, бесплатной медицины, классической культуры, бесплатного образования, то есть отдачу всех этих сфер жизни на поживу рыночным хищникам и наших граждан на растерзание им.

Понятно, как должны относиться к Православной Церкви наши соотечественники, прочитав подобные сентенции, особенно вот эту: «Думаю, что далеко не случайно в 90-х годах кара Божия упала именно на учителей и врачей. Первые убивали души, а вторые (через аборты) – тела людей». Во-первых, далеко не все врачи делали аборты, и далеко не все учителя убивали души. Я до сих пор с благодарностью вспоминаю моих учителей, особенно тех, которые защищали меня перед директором и партактивом, когда на мне директор школы увидел крест. Во-вторых, отметим, что в 90-е годы зачастую выживали и благоденствовали самые бессовестные врачи, которые делали многократно больше абортов, чем при Советской власти, поскольку при ней не было Черномырдинского указа «Об аборте по социальным показаниям», а также самые циничные учителя, которые присасывались к иностранным грантам и занимались в угоду своим заокеанским хозяевам поношением российской истории и культуры и разлагали сознание своих учеников. В-третьих, в девяностые пострадали и шахтеры, которые стучали касками на Новом мосту в Москве, и колхозники, выдавленные из разорённых колхозов, и пенсионеры, лишившиеся всех своих сбережений, и военные, зачастую брошенные в чистое поле, и рабочие военных заводов – жертвы так называемой «конверсии». Вопрос: кого убили они и в чем они повинны?

При этом у о. Даниила нет ни слова осуждения в адрес олигархов, коррумпированных чиновников, вороватых министров. Немудрено, что после таких речей возникает следующий парадокс: 61% населения России верят в Бога, но не желают иметь ничего с такой церковью, которая устами своих проповедников обличает жертв распада СССР и умалчивает о палачах. После выступления о. Даниила складывается впечатление, что Православная Церковь выступает против собственного народа. И в результате «народ не с нами, народ против нас».

Уранополиты и Святая Русь

О. Даниил вооружается против идеи Святой Руси, обвиняя известного публициста и историка Егора Холмогорова в том, что он хочет создать Небесный Кремль[17]. Но стоит напомнить, что Кремль вмещает в себя не только Большой Кремлевский Дворец, но и Успенский, Благовещенский и Архангельский соборы, которые по святости не уступают ветхозаветному Храму, а он явился образом для Небесного Иерусалима и Небесного храма. О. Даниил считает идею Небесной Руси бесовским наваждением, что говорит о его серьезном духовном нездоровье.

Попробуем разобраться с этой идеей объективно. Поэт Василий Жуковский в письме другому поэту Петру Вяземскому выражает эту мысль прямо: «В выражении Святая Русь отзывается вся наша особенная история; это имя Россия ведет от Крещатика; но свое глубокое значение оно приобрело со времен раздробления на уделы, … когда при великом княжестве было множество малых, от него зависимых, и когда это все соединялось в одно, не в Россию, а в Русь, то есть не в государство, а в семейство, где у всех были одна отчизна, одна вера, один язык, одинаковые воспоминания и предания; вот отчего и в самых кровавых междоусобиях, когда еще не было России, когда удельные князья беспрестанно дрались между собою за ее области, для всех была одна, живая, нераздельная Святая Русь»[18].

Святая Русь – религиозный идеал православного русского народа и то «малое стадо», ради которого и сохраняется Россия.

Современный историк, процитировав вышеприведенный фрагмент из письма Жуковского, замечает: «С тех пор “Святой Русью” именовали либо Россию в целом, как в былинах, либо Русь сокровенную – религиозный идеал православного русского народа и то “малое стадо”, ради которого и сохраняется Россия»[19].

Как видим, Святая Русь есть тот христианский идеал святости, к которому призваны русские и все говорящие на русском языке христиане, а не нынешняя Российская Федерация образца 2024 года со всеми её общеизвестными проблемами.

Священники, которых редакция портала Православие.Ru в 2019 году спрашивала о том, существует ли Святая Русь в наше время, отвечали в целом одинаково: Святая Русь несомненно существует, но как некая метафизическая величина, как содружество святых и вообще всех русскоязычных христиан, стремящихся жить по заповедям Божиим. Наиболее просто эту мысль высказал священник Александр Дьяченко: «Никогда Святая Русь не укладывалась в реальные административно-территориальные границы или во временные рамки. Святая Русь для меня существует вне времени, вне национальной принадлежности и вне конкретной привязки к местности. Для меня Русь Святая – это и мученик-младенец Гавриил Белостокский, и праведный Иоанн Русский, и преподобный Иов Почаевский, и великая княгиня Елисавета Феодоровна, и великий князь Александр Невский, преподобные Силуан Афонский и Герман Аляскинский, святитель Иоанн Шанхайский и много-много других радостных моему сердцу имен. Я реально существую среди этих людей, каждый день начиная с молитвы к ним, и еще я живу в своем времени и в реальном поселке городского типа. И радуюсь тому факту, что среди его жителей есть еще те, кому необходимо прийти в храм и молиться во время всенощного бдения. Их мало, но они есть, и это тоже Святая Русь моего времени»[20].

Более того, выражение «Святая Русь» вошло и в церковное предание Православной Церкви, когда в 1918 году будущий святитель Афанасий (Сахаров), проведший впоследствии за исповедание Христа не один десяток лет в коммунистических лагерях и ссылках, написал в службе всем святым, в земле Российской просиявшим, знаменитые ныне слова: «Соборе святых русских, полче Божественный… Новый доме Евфрафов, уделе избранный, Русь Святая, храни веру православную, в ней же тебе утверждение».

Сопоставимо с представлением о Святой Руси и понятие о Небесной Сербии, проповедником которого был святитель Николай (Велимирович) – один из величайших умов Православия ХХ в. Согласно сербскому эпосу, перед судьбоносной для Сербии Косовской битвой 1389 года князю Лазарю явился Ангел Господень, спросивший его: «О каком царстве помышляешь, Лазарь, земном или Небесном?». Помолившись, князь ответил: «Царство земное быстротечно и суетно. Царство же Небесное – непреходящее, от века и до века». Святой Лазарь выбрал Небесное Царство, и вскоре он сам и большинство сербского войска было убито, а любимая ими земная Сербия почти на 500 лет подпала под владычество Османской империи. При этом Сербия Небесная – Сербия сербских святых и подвижников, Сербия христиан, стремящихся к святости и исполнению заповедей Христовых, – очевидно, продолжила жить. И никак и ничем представления о Святой Руси, Небесной Сербии или Священной Византии, понимаемых как идеалы и метафизические величины, не противоречат Царству Небесному, ибо чем-чем, а уж царством земным в каких-то его исторических границах они не являются.

Что плохого в идеалах Святой Руси, Небесной Сербии, Иера Романия (Священной Византии), Цминда Сакартвело (Святой Грузии) и т.д., если мы не будем противопоставлять их друг другу, но станем созерцать их как соборное единство Царства Небесного в разнообразии? О. Даниил совершает ту же ошибку, что и протестанты, – ошибку минимализма, признавая голосом Христа только то, что написано в Священном Писании или в оросах Вселенских соборов, и считая, что Христос и Дух Святой умолкли в 787-м году или в какое-то другое время. Крупной богословской ошибкой о.Даниила является представление, что Царствие Божие явится только после Второго Пришествия и никакое его предвестие, предвкушение и предображение на земле невозможны. А теперь вспомним слова прп. Симеона Нового Богослова: ««Не говорите, что невозможно принять Божественный Дух,// Не говорите, что Бог невидим людям,// Не говорите, что люди не видят// Божественного света// Или что это невозможно в настоящие времена!// Это никогда не бывает невозможным, друзья!// Но очень даже возможно желающим».[21]

Иными словами, Царство Божие, пришедшее в силе, откроется не только после Второго Пришествия. Оно открывается достойным и ныне, в том числе – в той церковно-народной соборности святых, которая называется Священной Византией, Святой Русью, Небесной Сербией, Святой Болгарией, Святой Сакартвело – в лике святых того или иного народа, той или иной страны…

Также автор неправильно понимает феномен странничества в этом мире. Он состоит не столько в материальном отчуждении от мира, сколько в духовном. Ведь и нищий может быть жаден к вещам, и богатый может быть к ним равнодушен. Разве не отчуждён был от мира император Феодосий II, когда на Константинопольском ипподроме творил молитву Иисусову, или св. воин-император Никифор Фока, который, и взойдя на престол, продолжал вести аскетический образ жизни и, став самодержцем ромеев, оставался «самодержцем над страстями»? Разве не ощущал себя странником и пришельцем святой благоверный князь Александр Невский, когда выходил на лед Чудского озера и молил Господа рассудить его с горделивыми и хищными крестоносцами, или когда он же шёл в Орду на поклон, спасая русский народ? Обратимся к первоисточнику: «Возлюбленные! прошу вас, как пришельцев и странников, удаляться от плотских похотей, восстающих на душу» (1 Пет. 2:11). Святой апостол Петр не требует от нас уходить в пустыню или нищенствовать на площадях – он ждёт от нас борьбы со страстями и похотями в нашей душе. Пафос асоциальности здесь неуместен.

Уранополитизм и Декларация о учении о Русском мире

В заключение отметим, что идеи покойного отца Даниила Сысоева очень близки представлениям авторов «Декларации об учении о Русском мире», которые клеветнически обвиняют Русскую Православную Церковь …в ереси филетизма, конкретно – в ереси Святой Руси[22]. «Декларация» явилась орудием информационной войны против России и Русской Православной Церкви. Она основана на тех же идеях, что и книга о. Даниила: «Поэтому мы осуждаем как неправославное и отвергаем всякое учение, стремящееся заменить Царство Божие, которое видели пророки, провозглашённое и открытое Христом, о котором учили апостолы, которое приняла как мудрость Церковь, изложенная как догмат Отцами, и которая переживается в каждой Святой Литургии – царством мира сего – будь то Святой Русью, Священной Византией или любым другим земным царством, которое тем самым узурпирует собственную власть Христа передать Царствие Богу-Отцу (1 Кор. 15:24) и отрицает силу Божью вытирать каждую слезу с каждого (Откр. 21:4). Мы решительно осуждаем любую форму теологии, отрицающую, что христиане являются странниками и пришельцами в этом мире». Или еще один перл подобного безумного богословия: «Мы осуждаем как неправославное и отвергаем любое учение, приписывающее божественное основание или авторитет, особую святость или чистоту любой отдельной местной, национальной или этнической идентичности, или характеризующее любую конкретную культуру как особую или божественно установленную, независимо от того, греческий, румынский, русский, украинский или любой другой».

Если речь идет о расистском превозношении одной идентичности и культуры над другой, то можно было бы согласиться с этим тезисом. Но если имеется в виду христианское происхождение, например, русской или болгарской культуры, то подобный нигилизм является ложным и разрушительным. Представление о том, что Бог призывает целые народы, а также то, что святые того или иного народа составляют некое единство, некий собор, является глубоко укоренённым во Вселенском Православии. Что же касается констант культуры христианских народов, то разве некоторые из них не являются в известном смысле богооткровенными, например, та же Божественная литургия и в целом богослужение, вокруг которого собиралась и отчасти собирается церковно-народная жизнь?

«Декларацию» создали проконстантинопольские богословы, задачей которых явилось замаскировать империализм Фанара. Обидно, что в одном стане с ними оказался богослов, как будто ратовавший за независимость Русской Православной Церкви. В настоящее время уранополитизм становится серьезной внутрицерковной проблемой, требующей серьезного и принципиального решения.