Календарь в защиту монархии, или Похвальное слово Цезарю

В 1998-2001 годах я скомпилировал текст под названием «Календарь в защиту монархии, или Похвальное слово Цезарю». Суть его в сопоставлении разных календарных, биографических и прочих фактов, из которых, вероятно, можно извлечь полезные для понимания нашей истории выводы.
Но эта работа страдала, по крайней мере, двумя недостатками. Во-первых, едва ли не половина содержания её, причём не второстепенного, помещалась в постраничных сносках. Понятно, что читать такой текст неудобно даже на бумаге, а уж тем более на электронных устройствах. Длинные сложносочинённые и сложноподчинённые предложения тоже не добавляли удобства читателю.
Во-вторых, мои интонации поучающего всезнайки были довольно неуместны в сочетании с тем, что смысл сопоставления разнородных фактов не может быть однозначным. Эти факты в их совокупности скорее поднимают вопросы, на которые мне самому хотелось бы получить ответы, да только не знаю, от кого и когда их ждать.
Так что попробую «расправить» текст. И хотя вопросительные формулировки не будут в нём частыми, прошу воспринять всю работу как набор вопросов о найденных совпадениях и закономерностях, – в свете православной веры и ожидания Парусии.

Трону Романовых посвящается

«Да распространит Бог Иафета; и да вселится он в шатрах Симовых» (Быт. 9:27).
«Не отойдет скипетр от Иуды и законодатель от чресл его, доколе не приидет Примиритель» (Быт. 49:10).
А четвертое царство будет крепко, как железо; ибо как железо разбивает и раздробляет всё, так и оно, подобно всесокрушающему железу, будет раздроблять и сокрушать. А что ты видел ноги и пальцы на ногах частью из глины горшечной, а частью из железа, то будет царство разделённое, (…) частью крепкое, частью хрупкое. А что ты видел железо, смешанное с глиною горшечною, это значит, что они смешаются через семя человеческое, но не сольются одно с другим, как железо не смешивается с глиною. И во дни тех царств Бог небесный воздвигнет царство, которое во веки не разрушится, и царство это не будет передано другому народу; оно сокрушит и разрушит все царства, а само будет стоять вечно (Дан. 2:40-44).
Гроза царя – как бы рёв льва: кто раздражает его, тот грешит против самого себя. (…) Сердце царя – в руке Господа, как потоки вод: куда захочет, Он направляет его (Притч. 20:2; 21:1).

1. КАЛЕНДАРЬ И ДЕЛО ХРИСТОВО

Хорошо известно, друзья, что как суточный и недельный, так и годовой богослужебный цикл символически охватывает всю полноту времени от Сотворения мира до Страшного Суда. Естественно, ни о какой пропорциональности между линейным историческим временем и отрезками годового цикла речи быть не может, масштаб здесь целиком зависит от значимости событий для Христова дела спасения человека.
На годовой круг юлианского календаря события истории проецируются не так, как на подвижный Пасхальный годовой круг. В Пасхальном цикле, например, видно, как в самом конце зимы, вслед за неделей о Страшнем суде, которым земная история закончится, идёт масленица, странная седмица полупоста-полупраздника, которая символически обозначает блаженное пребывание прародителей в Эдеме до грехопадения. За масленицей следует Великий пост – время изгнания, завершающееся неделей Входа Спасителя в Иерусалим, а затем Страстной седмицей и Пасхой Христовой.
Кроме этого, символическое начало истории можно усматривать также и просто в начале первого месяца года, вблизи которого и начинается Великий пост. По древнееврейскому календарю это нисан (авив), по древнеримскому – март. И тому, и другому предшествуют непостоянные календарные явления (вставочный месяц или вставочный день високосного года) или укороченный месяц (февраль), которые как бы указывают на некоторую сокрытость от нас и кончины времени, и его начала.
Начало времени, т.е. сотворение мира, может символизироваться также и серединой месяца. Ведь месяц древнеримский в его исходном смысле определялся по фазам луны, а древнееврейский – и всегда так, причём именно в середине месяца луна достигает полноты, а для библейского сознания логично полагать, что Бог сотворил всё в полноте, т.е. и луну полной. Эти два варианта начала отсчёта времени – от луны рождающейся и от луны полной – всей первой половине первого месяца (нисана или марта) дают как бы особый статус символического начала времени.
Неслучайно поэтому древнееврейская пасха, исторически послужившая прообразом Пасхи Христовой, приходилась именно на середину первого месяца, на 15 нисана. Христос был распят в пятницу 14 нисана. В Великую субботу, 15 нисана, покоясь телесно во гробе, Христос, сойдя во ад, в шеол, разрушил его врата и вывел из него души древних праведников. То, что они праведники, как раз и проявляется тем, что они идут ко Христу и за Христом, а не избегают Его как причины жгучего укора и стыда для себя.
А 16 нисана, в следующий после субботы день, в день первый (он же день восьмой), Христос воскрес телесно в нашем мире, положив начало отсчёта новой эпохе, когда смерть перестала быть безысходным погружением в сумрак шеола. Души ищущих праведности отныне прямо восходят к источнику жизни, к Богу. Для них нет больше смерти как мучительной непреодолимой отделённости человека от Бога, смерть для них – это всего лишь временная отделённость души от своего тела.
Кто эти древние праведники, выведенные из шеола? Это, конечно, не только праведники из древнееврейского народа. Более того, и люди праведной жизни, исторически жившие уже после Христа, но по разным причинам не могшие ещё при земной жизни узнать о Нём и Его церкви, возможно, тоже могут попадать в эту дохристианскую категорию. У Бога Своя власть и над временем, и над душами людей, и после их телесной смерти Он Сам может вводить их в Свою Небесную церковь, – если только сами они не будут противиться Ему своей греховностью.
Господь пришёл спасти всех, но не все готовы спастись. Даже Последний, Страшный суд в сущности своей будет последним выбором самого человека, выбором, когда всё уже будет ясно и открыто. И не нужно думать, что тогда, когда всё уже будет въявь открыто, никто не захочет отказаться от Благого Бога во всей полноте Любви Его. Напротив, Свет Божий обличит грязные свойства людей, и те, кто так и не познал и не полюбил покаянное очищение – они и тогда не захотят Бога. Он будет мучителен для них. Вне Бога им будет более по себе.
Способность и готовность души прятаться от Бога или, наоборот, стремиться к Богу, обоживаться, всякий человек воспитывает всей своей жизнью. Но христианин, член Христовой церкви, уже в этой, земной жизни начинает не только воспитывать способность к обожению, но уже и действенно обоживаться, ибо Церковь и есть истинное Тело Христово. Критерий прост: входит в это Божье Тело тот, кто творит Божье дело. Войдя в это Тело при земной жизни, человек входит тем самым в Царство Божие, и в этом великое благо для христиан.
Но и человек, который не мог знать при своей земной жизни о Церкви, не обязательно уже потерял всякую сородственность ей. Ведь не обязательно он захочет убежать и спрятаться от Христа, пришедшего во всём сиянии славы и любви Его. И если не захочет спрятаться, то тем и проявит свою праведность. Но много ли в падшем мире ищущих праведности? А спрятаться от Христа и Его обличающей любви можно будет лишь во тьму внешнюю, туда, куда и дьявол ввержен будет своим богопротивлением.
Но вернёмся к календарю. Неслучайно, вероятно, то обстоятельство, что календарное расстояние между самым возможно поздним началом Великого поста и самой возможно ранней Пасхой составляет две недели (из них одна – это Страстная). Этот двухнедельный период тоже, вероятно, указывает на первую половину первого месяца. А Великий пост (шесть седмиц плюс Страстная) ради нашего назидания как бы берёт под увеличительное стекло это в сущности своей ничтожное, онтологически пустое время, которое прошло от грехопадения до Христа.
Христос – Второй Адам, отец нового человечества – даёт начало и новой эпохе. Особым смотрением Божиим это время оказывается и временем вселения Иафета в шатры Симовы, временем излияния благодати Божией по преимуществу на те народы, которые объединяются понятием «железного царства» из Даниилова пророчества, т.е. царства Римского, после которого на земле никаких других мистически или исторически значимых царств не будет.

2. РИМ

Подобно тому, как в значениях имени Израиля («Человек с Богом», «Сильный с Богом», «Борется Бог», «Борющийся с Богом» – Быт. 32:22-32) сокрыты два его служения, служение духовное – Тайне Спасения, и служение опошленное – богоборческой тайне беззакония, так и в предсказанном Даниилом существе Римской империи заложены два смысла: во-первых, послужить некоей внешней стальной оболочкой, киотом, ковчегом, хранящим Церковь Христову, но, во-вторых, и послужить подменой самой этой Церкви, созданием царства человекопоклонства и в конечном итоге – царства Антихриста.

кстати, по-гречески значит как Рим, так и мощь, сила. Кстати, при всём осознании известной легкомысленности такого экзегетического подхода, нельзя не заметить, что Италия на карте имеет форму сапога, словно специально для хранения Данииловой «железной ноги» и «голени». А железный характер античных римлян отмечался ещё с глубокой древности. Одно из их правил заключалось в том, что они отказывались заключать мир после военных неудач; напрягая все силы, наперекор всему они выравнивали положение, и лишь тогда считали для себя позволительным говорить о мире. Но другое их правило внушает ещё большее уважение и показывает неслучайность того, что именно римляне стали стальным каркасом мировой империи. Разрешив спор с противником военной победой, которая, казалось бы, позволяет теперь диктовать любые условия мира, они, однако, часто заключали мир на тех же самых условиях, на которых они настаивали ещё до открытия военных действий, наглядно показывая бесполезность противостоять, – не столько им, Риму, сколько их твёрдому пониманию справедливости и законности. Dura lex, sed lex (закон суров, но это закон). Никогда римляне как народ не чувствовали себя временщиками и не способны были жить по принципам «урвать побольше, удрать подальше» или «моя хата с краю».
Интересно отметить, что у всех италиков, (как и у греков, хотя и с меньшей последовательностью) издревле всякая разметка земли для её освоения – для поля, для основания города, для разбивки военного лагеря – начиналась с начертания креста – двух перпендикулярных линий, «cardo» и «decumanus», в точке пересечения которых и стоит землемер. Линии эти простирались как по земле, так и по небу. Точка пересечения называлась «templum», т.е. дословно «точка обозрения», «обозреваемое». Так как это пространство выделялось теперь из хаоса всего остального мира, упорядочивалось, то его центр тем самым приобретал некую освящённость, и поэтому слово «templum» впоследствии стало означать «храм». Риму как бы заранее предназначено было стать христианским народом, народом креста и храма.
Но Данииловы слова «глина», «семя человеческое» достаточно ясно указывают на ту приземлённую, «глиняную» идеологию, которая со временем отчеканилась в наследниках западноевропейской половины Римской империи знаменитыми формулами «человек есть мера всех вещей» (резюме Ренессанса) и «чья власть – того и вера» (резюме Реформации и Контрреформации).
Ренессанс, воскрешавший учение древнего софиста и материалиста Протагора, логично привёл и к Аугсбургскому миру 1555 года, которым завершалась война между протестантскими князьями Германии и римо-католиком императором Карлом V. Принцип Аугсбургского мира – чья власть, того и вера («cuius est regio, illius est religio») – лёг в основание дальнейшей религиозно-политической жизни Европы.
Папоцезаризм, цезарепапизм, затем погружение в самое хаотическое, нигилистическое и революционно-фанатическое сектантство и, наконец, полное безверие и богоборчество, когда обмельчавшую общественную правду извлекают будто бы из мнения арифметического большинства – вот путь Запада. О правде же высшей, религиозной в его общественной жизни говорить вообще стало просто невозможно – её попросту нет. Это уже даже не заклеймённый полузабытый «феодальный пережиток»; религиозную правду просто истолковывают как некую земную общественную справедливость, и спорят лишь о её частностях.
Обратный путь от римского царства ко всеобщей всемирной «демократии» пройден. Название седьмой, Лаодикийской церкви из Откровения Иоанна Богослова, о которой Господь не говорит ни одного доброго слова, в переводе с греческого как раз и значит «народоправческая». Остался последний этап – к новому «цезарю» и новому «Христу», всемирному повелителю, который и будет антихристом.
Завершение (как мы верим, не вполне ещё окончательное) времени стояния железного Римского царства произошло 2 (15) марта 1917 г. в день отречения последнего Царя Николая II; этот день стал одновременно и днём столь обнадёживающего нас явления Державной иконы Богородицы. На иконе Небесная Царица сидит на троне с Предвечным Младенцем и с атрибутами царской власти, как бы взяв русские Державу, Скипетр и Корону на сохранение среди мрака человеческого предательства.
Именно после клятвопреступной отмены монархии в России и последовала целая лавина устрашающих событий, в том числе, кстати, и красноречивое исчезновение с лица земли семи церквей, к которым обращено Откровение Иоанна Богослова, сметённых из Малой Азии вместе с сотнями тысяч убитых и свыше миллиона изгнанных турками к 1923 году греков. Уже зная эти события конца, вглядимся, однако, более пристально в начало Римской империи, – в то время, когда угодно было Богу Слову воплотиться от Пречистой Девы.

3. НОВОЛЕТИЕ. ЕДИНОДЕРЖАВИЕ. ЦЕРКОВЬ

Неким таинственным по своим причинам и смыслам образом начало церковного года удваивается, переносясь с начала первого месяца авива-нисана (Исх. 12:2, 13:4) или его римского аналога марта на начало седьмого, субботнего, месяца тисри (Исх. 23:16, Лев. 25:9) или, соответственно, сентября, в самом названии которого звучит по-латински число семь. Более подробно о сентябрьском новолетии можно прочесть в Житиях святых Св. Димитрия Ростовского в “Слове в первый день Индикта, или Нового Года”, открывающем сентябрьский том. Напомним, что до середины XIV в. на Руси Новый год считали с 1 марта, а затем – с 1 сентября. С Петра I гражданское новолетие отмечают 1 января.
Характер этого осеннего новолетия на прямо противоположной стороне годового круга, новолетия седьмого месяца, имеет как бы более земной, более спокойный характер по сравнению с мистически страшным, переломным значением новолетия первого месяца. Кстати, подсчёт лет царствования царей в библейской традиция шёл от 1 нисана, от весеннего новолетия. Церковно-календарные события седьмого месяца служат как бы предуготовлением к событиям авиво-мартовско-пасхальным, либо их отражением: в предвосхищении – как древнееврейский день очищения, иом-киппур, на десятый день седьмого месяца и семидневный праздник кущей с пятнадцатого дня, – либо в воспоминании – как Крестовоздвижение 14 сентября.
Напомним, что Вход Господень в Иерусалим, означавший начало Страстной седмицы, был 9 нисана, пятница Голгофы – 14 нисана, Воскресение, начавшее Светлую седмицу – 16 нисана.
При счёте от осеннего новолетия самым первым церковным праздником в году будет Рождество Богородицы – в восьмой день седьмого, т. е. субботнего месяца, месяца покоя, месяца мира. Восьмой день субботнего месяца указывает и на мистический Восьмой день недели, на Незаходимый День Христова Царства Будущего Века. Преддверием к Восьмому дню служит субботний период мира.
Согласно св. Димитрию Ростовскому, Церковь связывает посещение Христом синагоги и чтение Им отрывка из пророка Исаии о “приятном лете Господнем” (Лк. 4:16-22) с сентябрьским новолетием, что явилось одним из оснований установления праздника новолетия на Первом Вселенском соборе в Никее в 325 г.
Кроме того, Промыслом Божиим начало новолетия именно с 1 сентября связано ещё и с древнеримским индиктом, т. е. 15-летним циклом для сбора налогов, который начинался 1 сентября в честь победы Гая Юлия Цезаря (Октавиана), спустя несколько лет именуемого уже Императором Цезарем Августом, над Марком Антонием и Клеопатрой у мыса Акциум 2 сентября 31 г. до н. э. Именно в этот день и установилось устойчивое единодержавие во всём римском мире, включавшем в себя также Иудею (к этому времени жезл уже начал отходить от Иуды, – см. Быт. 49:10). Мирное время в правление Августа продолжалось дольше, чем за все семь предшествовавших веков римской истории. Август долго жил и мирно скончался в окружении любящих его людей в 14 году нашей эры, 19 августа, т. е. в месяц, который уже носил его имя.
Июль ранее уже был переименован в честь Юлия Цезаря. Через 19 веков, в 1914 г., 19 июля по строго юлианскому календарю, и 1 августа по его приземлённой западноевропейской (григорианской) версии, началась сокрушившая Третий Рим – Русское царство – война.
Конечно, неслучайно то обстоятельство, что и Рождество Богородицы, и Воплощение Бога Слова произошли именно тогда, когда на земле установилось единодержавие после долгих ужасов гражданских войн между сторонниками двух вариантов республики, демократического и олигархического (“популяры” и “оптиматы”). Res publica по-латински означает “общее дело”. В понимании древних единодержавие вовсе не разрушало республику, а, наоборот, укрепляло её на всенародной основе, что выражалось, в частности, и тем, что Август и его преемники занимали сразу несколько государственных должностей, в т. ч. и народного трибуна, выразителя интересов низов народа.
Римское государство стало являть собой некую икону единодержавного и мирного Царства Небесного. До христианизации Империи святым Константином Великим эта икона была ещё очень неясной, но Церковь отчётливо осознаёт её наличие. Вот как гласит Рождественская стихира на Господи воззвах, глас 2: “Августу единоначальствующу на земли многоначалие человеков преста, и Тебе, вочеловечшуся от Чистыя, многобожие идолов упразднися, под единем царством мирским гради быша, и во едино владычество Божества языцы вероваша. Написашася людие повелением кесаревым, написахомся вернии именем Божества, Тебе вочеловечшагося Бога нашего. Велия Твоя милость, Господи, слава Тебе».
На современном русском языке это приблизительно можно пересказать так: «В то время, как Август стал единым правителем на земле, прекратилось многоначалие людей, и в то время, как Ты вочеловечился от Чистой (Богородицы), упразднилось многобожие идолов; под единым мировым царством оказались города, и в единое владычество Божества уверовали народы. Записались (при переписи) люди по повелению кесаря, записались и мы, верные, именем Божества, Тебя, вочеловечившегося Бога нашего. Велика Твоя милость, Господи, слава Тебе».
Конечно, Рождество Спасителя, случившееся именно в Вифлееме в прямой связи с указом Августа о переписи, должно быть отнесено на несколько лет назад по отношению к началу «нашей эры». Оно могло быть где-то в 7 – 9 г. до н. э., что не противоречит преданию, относящему его к середине шестого тысячелетия (т.е. 5500 или 5501 году) по византийскому летосчислению «от сотворения мира».
Согласно это и с данными истории. В частности, известно, что царь Ирод умер в 4 г. до н.э. Предания, отражённые в некоторых акафистах Богородице (например, ради иконы «Умягчение злых сердец»), говорят о том, что в Египте Святое Семейство пробыло семь лет, прежде чем вернуться в Назарет после смерти Ирода. По другим традиционным представлениям Святое Семейство в Египте пробыло от двух до пяти лет. Чаще говорится о трёх годах. Коптский папирус IV века из библиотеки университета Кёльна утверждает, что Иисус провёл в Египте 3 года и 11 месяцев.
Если так, то возраст Спасителя ко времени Его проповеди и страдания должен быть около сорока лет. Число сорок, кстати, глубоко символично для библейского сознания. И это удобно согласуется со сказанным Спасителю иудеями: «Тебе нет ещё пятидесяти лет» (Ин. 8:57).
Пречистой Деве ко времени Рождения Сына было по преданию Церкви примерно 15 лет. И вполне возможно, что Рождество Богородицы (первый праздник после сентябрьского новолетия) произошло именно на восьмой год мирного (“субботнего”) единодержавия Августа, т. е. где-то в 23-м году до н. э., и тогда указание на взаимосвязь между установлением Римского царства и Рождеством Богородицы в церковном календаре стало бы особенно прозрачным.
И хотя точных дат мы не знаем, несомненно, однако, что и Рождество Богородицы, и Рождество Спасителя произошли в годы единодержавия Августа.

4. ЦЕЗАРЬ

Но хорошо известно, что начало Римского единодержавия, Римской Империи, как бы раздваивается, ибо оно связано не только с именем Августа, но и с именем Гая Юлия Цезаря. И их взаимодополняющее символическое двуединство особенно ярко выявляет, что самим Промыслом Божиим Римскому царству предустановлено было стать образом Царства Горнего, а также и стальным хранилищем Церкви на земле. Нельзя ли полагать, что и Юлию Цезарю, и Августу, которых поистине, каждого по-своему, Бог благословил множеством разнообразных больших и малых даров, суждена была и редчайшая честь послужить и прообразом Спасителя Христа, подобно Авелю, Исааку, Ионе, Давиду или Мелхиседеку?
Конечно, очень часто в христианских проповедях Цезарь изображается как герой жестокого и развратного языческого мира, противостоящего христианскому миру святости. Но библейская история ясно различает разные степени порочности языческого мира. И римляне явно были не в числе тех худших, чьё истребление было угодно Богу и предопределялось их мерзкими культами с приношением в жертвы идолам людей и с ритуальным развратом.
Но кем был Цезарь в среде самих римлян? Был ли он средоточием их худших черт? Иногда Рим, возглавляемый Цезарем или его преемниками, с его военными триумфами, рабством, гладиаторскими боями и многобожием рисуют как антитезу Царству Божьему, и даже как некую пародию, как карикатуру на него, когда проявляются некие черты сходства между ними. Но апостолы почему-то постоянно напоминают: «Бога бойтесь, царя чтите» (1 Пет. 2:17). Царя, то есть римского императора.
Римская держава была дана христианам для прорастания в ней Церкви, и значит, в ней было заложено то, что способно было воцерковиться. И в этой среде – был ли Цезарь – и он лично, и та «должность», которая стала обозначаться его именем – чем-то богопротивным, чему надлежало исчезнуть, или наоборот, чем-то нужным, стержневым, подлежащим освящению?
История, конечно, вынесла своё суждение. Если Православная церковь – это Церковь семи Вселенских соборов, то все эти соборы были созываемы римскими правителями, и все эти правители – в лике святых. Но вот самые первые из них, Цезарь и Август – чем были они? Почему в жизни и в образе Юлия Цезаря столько совпадений, которые словно бы указывают на Спасителя Христа? Нельзя ли видеть в этом не карикатуру на Царство Божие, а промыслительную подготовку древнего мира к воцерковлению?
Наш церковный юлианский календарь – это календарь, введённый Юлием Цезарем с 45 г. до н. э. (до этого римский календарь был довольно беспорядочным). Причём именно с 45 г. до н. э. новый год отмечается в Риме с 1 января, т. е. со дня вступления в должность консулов. А до 154 г. до н. э. консулы вступали в должность в мартовские иды, т. е. 15 марта (да-да, именно в этот день убит Цезарь в 44 г. до н. э.).
Таким образом, кроме основной новолетней пары март-сентябрь (и нисан-тисри) появляется и ещё один новолетний месяц январь с его отражением на противоположной стороне годового круга июлем, месяцем, названным в честь родившегося в нём Юлия Цезаря. Как правило, именно на июль попадал начинавшийся с новолуния первый месяц года у древних греков; этот месяц назывался гекатомбайон, от слова гекатомба – большое общественное жертвоприношение.
Уже в самом необычном образе рождения Цезаря (кесарево сечение названо именно в его честь) может скрываться предуказание на непостижимый образ Рождества Спасителя. Но образ и смысл смерти Цезаря ещё более красноречивы. Цезарь убит заговорщиками за то, что он “делал себя царём”, т. е. буквально за то же, в чём обвиняли Спасителя. Кстати, именно на день убийства Цезаря на заседании сената предполагалось провозгласить его царём внеиталийских провинций с правом носить корону за пределами Италии, – таким образом казалось возможным обойти традиционную ненависть римлян к правлению над ними царя.
Особую окраску убийству Цезаря придаёт то, что в числе заговорщиков были люди многократно лично облагодетельствованные Цезарем, и даже, вероятно, его собственный внебрачный сын Марк Юний Брут.
Можно, конечно, упрекать Цезаря за нецеломудрие в его отношениях с женщинами (но никогда – за потерю головы при этом!), но не забудем, что, к примеру, и царь Давид, и царь Соломон, предки Спасителя, согрешали тем же. Да и не без Промысла ли попущено это беспутство, дабы резче оттенить сущность убийства, убийства собственного отца? Говорят, что последние слова, сказанные Цезарем при виде Брута с обнажённым клинком в руке, были: “И ты, Брут, дитя моё?” И как не поразиться ужасной детали: удар, нанесённый Брутом, пришёлся Цезарю в пах.
(У Цезаря, как многие и тогда, и сейчас полагают, был ещё сын от Клеопатры, Цезарион, который был убит по приказу Августа в 30 г. до н. э. Какие особые значения вложены в это событие Промыслом мы судить не будем, хотя понятно, что его смысл связан с сохранением едва добытого единодержавия и гражданского мира, уже давно забытого и так желаемого Римом).
Ни один из заговорщиков, кстати, не прожил после убийства больше трёх лет, и ни один не умер своей природной смертью, некоторые даже покончили с собой тем же оружием, которым убивали Цезаря.
Но как знаменателен день, в который убит Цезарь – знаменитые мартовские иды, 15 марта, т.е. день, соответствующий дню 15 нисана, дню Пасхи (Христос умер к вечеру пятницы, 14 нисана, и воскрес перед восходом солнца 16 нисана). Кроме всего прочего, в мартовские иды 44 г. до н.э. было полнолуние, как это обязательно бывает в середине любого еврейского месяца, в т.ч. на пасху, – но по юлианскому календарю такое совпадение полнолуния с серединой месяца случается нечасто. Это совпадение можно проверить астрономическим расчетом, но оно хорошо запомнилось и благодаря таинственному происшествию, случившемуся в последнюю ночь жизни Цезаря, в ночь на 15 марта.
Если верить суммировавшему рассказы античных писателей В.С. Дурову («Юлий Цезарь: Человек и писатель». Л., 1991), то когда уже все в доме Цезаря спали, вдруг, словно от удара, все двери и окна в спальне распахнулись. Цезарь проснулся. Комната была залита ярким светом полной луны, и среди ночной тишины жалобно плакала во сне его жена Кальпурния. Цезарь не стал будить её, но сам долго не мог заснуть, испытывая несвойственную ему тревогу; когда же он заснул, то ему снилось, что он летает под облаками, и у него перехватывает дыхание.
Утром Кальпурния, очень любившая мужа, но никогда не страдавшая суевериями, в слезах умоляла его отложить заседание сената: ей снилось, что она держит в руках своего супруга, истекающего кровью. Цезарь, не придававший обычно значения предзнаменованиям, в этот день решил всё же остаться дома – возможно, и просто из-за плохого самочувствия – и попросил Марка Антония от его имени распустить сенат. Заговорщикам пришлось прибегать к хитростям и навязчивым уговорам, чтобы к концу дня всё же привести Цезаря в курию Помпея, где они и совершили задуманное.
Но ещё более, чем совпадение дат и фаз луны, убеждает в действительном прообразовании им Христа символическое воскресение Гая Юлия Цезаря. Как раз за полгода до смерти, в сентябре 45 г. до н. э., он составляет завещание, в котором среди прочего усыновляет, передавая ему своё имя, Гая Октавия Фурина, своего внучатого племянника.
Он имел смелость не отказаться от этого усыновления, и таким образом уже через несколько дней после смерти Гая Юлия Цезаря среди граждан Рима снова жил и действовал Гай Юлий Цезарь, малоизвестный юноша среди закалённых полководцев и искушённых политиков, которому и суждено было стать полновластным Императором Цезарем Августом, причём имя Цезарь отныне стало наследоваться любым преемником императорской власти независимо от родства, приобретя то значение, которое и вкладывается в прямо произошедшие от него слова кесарь, цесарь, царь или кайзер.
Прикровенное указание на воскресшего в третий день Спасителя Христа содержится ещё и в том факте, что за год до смерти Цезарь победил в своей последней битве при Мунде в Испании, после которой он говорил, что ему много раз приходилось сражаться за победу, но впервые – за жизнь. Неудачный первоначальный приступ воинов Цезаря был отбит. Цезарь снял шлем, чтобы его было легче узнать, и пытался остановить бегство своих солдат. Это не помогало, битва казалась безнадёжно проигранной.
Вырвав у одного из воинов щит (римские военачальники были обычно без щитов), он бросился вперёд, уже едва ли не ища смерти в отчаянии. В какой-то момент он оторвался от линии своих войск более чем на 30 шагов. В него было брошено около двухсот копий, от которых он либо уклонился, либо прикрылся щитом. Эта невероятная схватка одного человека едва ли не с целой армией совершенно изменила дух боя, и противник был смят и полностью разбит. И произошло это 17 марта 45 г. до н.э., т.е. на третий день после мартовских ид, причём уже при только что упорядоченном календаре.
Интересно и то, что имя Гая Кассия Лонгина, одного из убийц Цезаря, совпадает с именем сотника, нанесшего копьём умершему на Кресте Спасителю последнюю рану. В Римо-католической традиции память сотника Лонгина празднуется именно 15 марта, в день убийства Цезаря. В Священном Писании имени сотника нет, оно встречается лишь в апокрифической литературе и в связанном с ней предании, где называется лишь одно из имён (когномен) – Лонгин. Некоторые поздние тексты, ссылаясь на некие «легенды», дают и преномен (Гай) и номен (Кассий). Неясно, откуда они взялись. Даже в отношении когномена Лонгин есть предположение, что это имя образовалось из греческого слова со значением «копьё», которое звучит очень похоже, и могло быть воспринято как имя при слушании Евангелия. Но даже если сомневаться в достоверности всех трёх компонентов имени сотника, и считать их позднейшими добавлениями в традицию, то всё равно это совпадение с именем убийцы Цезаря удивительно.
Все современники чувствовали масштабность смерти Цезаря. Огромные толпы стекались на Марсово поле попрощаться с убитым. Интересно, что слова Mars (имя бога войны и название месяца) и mors (смерть) происходят от одного и того же архаичного слова maurs.
Мартовские иды были объявлены “днём отцеубийственным” (Цезарю был в своё время дарован титул “отца отечества”), и с тех пор сенат в этот день не собирался.

5. РИМСКАЯ РЕЛИГИОЗНОСТЬ И РИМСКАЯ ГОСУДАРСТВЕННОСТЬ

Мартовские иды (как и вообще иды любого месяца) для римлян знаменательны ещё и тем, что в этот день приносились жертвы Юпитеру, верховному богу римского пантеона. Понятно, что римские боги не имеют ничего общего с Истинным Богом, создавшим весь мир из ничего, но некоторым общепонятным символическим указанием на единодержавие и в мире духовном для римлян того времени мог служить едва ли не один лишь Юпитер.
«В Риме один только царь – Юпитер», – ответил Цезарь, отводя – или откладывая – попытку увенчать его короной, и велев отнести её в храм на Капитолий. Характерно, что Цезарь в молодости был жрецом, и именно Юпитера Капитолийского. Впоследствии, в начале 63 г. до н.э., он был избран верховным понтификом Рима, т.е. возглавителем коллегии жрецов. Эта должность была пожизненной. Но вообще роль Цезаря в религиозной жизни и в её переменах гораздо глубже, чем может показаться.
Дело в том, что главной особенностью религиозности именно Рима было то, что центром религии римлян был скорее сам Рим, чем боги, чьи религиозные культы, носившие довольно трезвый и формальный характер, все были так или иначе подчинены функции скрепления разных частей и уровней римского общества, от отдельной семьи до всего государства. Этим они, конечно, отличались от эллинов, этих художников, философов и социальных экспериментаторов, и тем более отличались от финикийцев (карфагенян) с их поклонением Молоху, человеческие жертвы которому покупали им, в их понимании, богатство и другие жизненные успехи.
А для римлян жить и умереть ради Рима – это обязанность и право любого достойного человека. Умереть ради какого-нибудь бога – это непонятная нелепость. Римская религия – это как бы одна из структур римского государства, которое всё строилось на сложной системе взаимного уравновешивания разнородных сил. Человек, следовательно, и в религиозном смысле понимался как объект приложения разнообразных связей и отношений с его окружением, посюсторонним и потусторонним, и к сумме этих отношений часто и сводился.
Эта особенность римского сознания подспудно сохранялась и в христианскую эпоху, и со временем проявилась, к сожалению, возникновением римского папизма и всего связанного с ним вероучения и образа благочестия Западной церкви после её отпадения от Православия. Ей характерно, в частности, редуцированное понимание личности всего лишь как суммы её внешних отношений с окружающим. «Persona est relatio». В этой формуле Фомы Аквинского есть очень много правды, ибо человек немыслим без отношений с другими, без любви как способа жить для ближних. Но эта формула слепа по отношению к той глубине сердца, на которую смотрит Бог, к тому узлу личности, который в православном богословии именуется греческим словом «ипостась». Ипостась несводима ни к чему внешнему, неуловима в определениях, и эта неуловимость и неопределимость – это признак действия Святого Духа, без благодати которого человек не существует.
Патриотическая гражданственность древних римлян, составлявшая суть их самосознания, для грека, египтянина или древнего еврея могла казаться существенным упрощением проблемы человеческого бытия. Можно даже сказать, что истинным богом римлян были в конечном итоге они сами в своей коллективной ипостаси. Для сознания отдельного человека это могло, конечно, быть источником твёрдой морали, не лишённой братолюбия; эти их убеждения придавали римлянам первых столетий римской истории ставшие легендарными неустрашимость, мужество, презрение к смерти. В самом деле, моя смерть – ничто, если будет стоять Рим.
Древних римлян от эллинов ярко отличало разное понимание отношений между частью и целым. Дух римлян – нивелирование своеобразия частностей. Дух эллинов – свободное развитие индивидуальных особенностей. В Риме всё подчинялось одному, например, отцу в семействе, или, в общественной жизни – государству. Пока жив отец, римлянин не был юридически самостоятелен. Он даже не мог владеть имуществом и тем более отчуждать его без санкции отца.
Такой характер внутрисемейной этики и дисциплины даже во времена наибольшего расцвета демократических институтов Рима сохранял в римском народе потенциальную способность очень добросовестно принять и признать над собой власть монарха. Поэтому, кстати, революция Цезаря была одновременно и вполне логичным завершением развития древнеримской государственности, пришедшей к устойчивой форме единодержавия, которая была совершенно адекватна традиционному римскому стремлению к единству, к подчинённости отдельных частностей единому целому.
В древнегреческом же мире – наоборот: пёстрое многообразие индивидуальностей постоянно разрушало едва возникавшее единство, так что даже единого государства у греков никогда не было. Зато всё, что можно было испробовать почти во всех сферах жизни, греками было испробовано и осмыслено, и нигде, кроме Греции, не было достигнуто такого глубокого и всестороннего самоосознания человеком самого себя.
Именно греческая философия в конце концов, в свете всё разъясняющей и всё объединяющей Христовой Истины, и стала основой для глубокого и точного осознания христианами различий между фундаментальными богословскими понятиями природы (сущности), индивидуальности, личности (ипостаси) и энергий. Без этого православное богословие в вопросах о Богочеловечестве Христа, о Святой Троице и о многом другом просто невозможно, что и показало в конце концов впадение римо-католичества в целый букет ересей одна горше другой, как только Запад оставил свою смиренную и спасительную для него богословскую вторичность первого тысячелетия.
Но было бы глубокой ошибкой недооценивать древнеримский дух по отношению к эллинскому. Совершенно не случайно у нас закрепилось для понятия религии именно латинское слово, а не греческое. Те сочные и чувственные воображаемые картины, которые специально вызываются в уме при римо-католических медитациях (и которые ведут человека в бездну самообольщения) не имеют ничего общего ни с правильной православной христианской молитвой, ни с древнеримским образом молитвы.
Если древний эллин, пока он не стал ещё скептиком и безбожником, рисовал себе своих богов подобными себе персонажами, которые так же воюют, женятся, пьянствуют, обманывают, и при принесении жертв и в молитве он возводил глаза кверху, словно желая увидать волнительные плоды своего воображения на синем небе Эллады, то для римлянина богами были скорее отвлечённые и обобщённые понятия любых явлений, с которыми он имел дело.
Любое событие или действие, любой хозяйственный предмет или фрагмент дома, любые ручьи, деревья, перекрёстки дорожек, межевые камни, времена суток или года и т. д. имели своих духов-покровителей, к которым возможно было обращаться с молитвой или жертвой. Но трезвый ум римлянина избегал воображать этих богов или духов чувственным образом. Это были некие абстрактные идеи, за которыми признавалось влияние на видимую материальную жизнь.
Конечно, римлянин не мог поклоняться этим бесчисленным богам так, как поклоняются Единому Богу: истово и всем своим существом. В отношениях с богами римлянин был трезв и расчётлив, подобно диспетчеру какого-нибудь центра управления. В противоположность греку при принесении жертв и при произнесении молитв римлянин покрывал и опускал голову, ибо его молитва – это сосредоточенное мышление, внимательное к соблюдению обрядовых точностей, а не игра зрительного воображения и эмоций.
Любой человек, который хоть немного знаком с основными аскетическими правилами православной молитвы, признает большую безопасность древнеримского подхода (которому недоставало, прежде всего, конечно, самого главного – истинного адресата молитвы), и пагубность эллинского. Каким образом христианской Церкви удалось насадить среди греков правильный образ молитвы – это отдельная и сложная тема, хотя главное понятно: всё возможно верующему, а молитва к Истинному Богу при правильных основных понятиях о Нём сама научает молящегося, ибо при этом человек позволяет Самому Богу действовать в нём.
Можно предположить, что своим духовным складом древний римлянин был ближе к древнему израильтянину, чем древний эллин.
Но при этом можно смело сказать, что этим истинным римлянам времён расцвета демократической республики Христос не был в их земной жизни нужен, и Он бы не был ими понят и воспринят. Кризис же республиканской государственности сопровождался и кризисом идейным и религиозным. Давно назревавший переворот Цезаря и демонстративная реставрация “добрых нравов старины” при Августе оказались на самом деле смертельным ударом по древнеримской религии, неразрывно сросшейся с римской республикой.
По мере размывания и растворения Рима в окружающих романизируемых народах кризис общественной цели и кризис смысла государственной власти всё нарастали, приведя в III веке к непрерывной череде свержений императоров, возобновлению гражданских войн и анархии. Древние нравственные ценности, в центре которых стоял сам Рим или другие античные города-общины, больше не могли восприниматься всерьёз. Как никогда остро ощущался вопрос о смысле жизни и смерти отдельного человека. Не менее настоятельно вставал и вопрос о смысле и источнике государственной власти, о смысле монархии.
Первоначальная идея эпохи Августа о том, что императору всего лишь переданы на время римским народом суверенные права этого народа для наилучшего, наиболее разумного распоряжения ими, поначалу нужна была для сохранения какой-то исторической преемственности по отношению к прежней демократической эпохе. Но уже с самого начала последовавшие попытки обожествления императоров были ясным выражением того, что источником верховной власти уже лишь по привычке и ради приличий кто-либо мог называть “римский народ”. Всеми всё больше ощущалось, что легитимация фактически существующей единоличной власти должна войти в соответствие с каким-то совсем другим, высшим, подлинным источником её.
Это-то и пытались за неимением лучшего выразить не очень убедительной даже для самих римлян идеей личного обожествления императора, над которой нередко они же сами иронизировали. Истинный же источник верховной власти монарха и выход из кризиса в конце концов был обретён и назван уже в Константинову эпоху и нашёл затем своё выражение в учении о симфонии Церкви и Царской власти. Если выразить его кратко, то христианство даёт власти монарха внятный для его подданных смысл, смысл служения Богу и Его правде.
Красноречиво различие в понимании этого смысла на Западе после схизмы IX-XI вв. и у православных. Для латинян оценка нравственного смысла Римским папой и является последней и непререкаемой оценкой. В дальнейшем это право быть критерием смысла оспорят у Папы римского протестантские профессора теологии, а затем и все, кому не лень, так что в конце концов от смысла либо вообще откажутся, либо решат, что у всех он свой, и не смейте утверждать, что где-то есть действительно подлинный смысл.
Для православных же внятно, что об Истине свидетельствует сама же Истина (и здесь западный человек иронично скривится). Истина эта даётся человеку в лоне Церкви, Церкви как Тела Христова. Даётся как новая, обновляющая жизнь, которая струится по жилам всякого человека и всякого народа, смиренно входящего в Церковь. И личная, и общественная жизнь человека может влиять на эти токи, вплоть до их прекращения. Христианское государство как раз и призвано оградить их от насильственных повреждений, дать им благоприятные условия.
Православным, однако, невозможно думать, что какой-то “самый главный” человек, хоть священник, хоть профессор, хоть царь может эти таинственные токи Жизни-Истины держать в своей руке и управлять ими – но именно так понимали дело римо-католики. Поэтому для них император должен был признать над собой другого человека – Римского папу; для православных же – Бога. Разница очевидна. Потребность в Папе как в наместнике Бога на земле – это яркий симптом потери истинного богообщения. И не имеющие этого опыта богообщения отказывают в его возможности и тем, кому это богообщение дано.
Орёл как традиционный римский государственный символ свою вторую голову в гербе ромейской династии Палеологов и затем России обретает именно в ознаменование симфонии Церкви и государства, в знак возникновения нового государства, несамодовлеющего государства в рамках христианского смысла, служащего Богу государства, – но вовсе не государства под властью “главного” священника, – недаром головы Двуглавого Орла равновелики и ни одна другую не может себе подчинять. Над обеими же головами с их коронами – одна большая корона, знак власти Бога надо всем.
Следует понимать, что Двуглавый Орёл – это именно государственный символ, символ христианского государства, а не чего-либо ещё. Вторая голова Орла – Церковь – здесь рассматривается поэтому только в категориях, уместных для разговора о земном государстве, о нравственных и смысловых принципах для него. Если же мы рассмотрим Церковь в её собственном смысле, то очевидно, что она рамками никакого государства ограничена быть не может ни в пространстве, ни во времени, ни тем более в своей нерукотворной Богочеловеческой сущности. Земному же государству, всякому, хоть золотому, хоть железному, на земле положен предел: нерукотворный Камень Даниилов разобьёт его и наполнит Собой всю землю.
Вообще же о смысле христианской монархии, о путях к ней и об отклонениях от неё блестящие работы написаны Львом Александровичем Тихомировым, чья собственная жизнь была ошеломляющей иллюстрацией двух противоположных видений царской власти. Член исполкома “Народной воли”, один из ведущих организаторов и идеологов цареубийства 1 марта 1881 года, он через несколько лет, находясь сперва в Швейцарии, а затем во Франции, радикально пересматривает свои взгляды, пишет прошение о помиловании и возвращается в Россию, где всю вторую половину жизни отдаёт защите Трона и Православной веры в многочисленных больших и малых печатных работах, публичных выступлениях и издательской деятельности.
Окончил жизнь он в 1923 году в Сергиевом Посаде, вблизи разоряемых святынь России, явив пример глубокого и действенного покаяния, который так необходим сейчас русским людям (да и всегда и всем необходим). Его родившийся на чужбине младший сын, чья опасная болезнь помогла родителям переменить мировоззрение, стал в послереволюционной России викарным епископом Новгородской епархии Тихоном и немало пострадал в годы гонений, окончив жизнь почти в полном затворе в нищей келье в Ярославле в 1955 году.
Державная власть, т. е. упорядочивающая сила, возводится в православном понимании к Богу как к своему действительному источнику, что и делает её из глиняной железной. Но очевидно при этом, что подлинная монархия возможна лишь тогда, когда в народе жива вера в существование абсолютной Истины, причём Истины действенной, проявляющей себя в мире, но при этом проистекающей не от этого мира, не имеющей ничего общего с пантеизмом или с этническим самообожением. Если в народе веры в такую Истину нет, то никакой монарх стоять во главе устойчивой державы не сможет, он либо уйдёт, либо станет тираном и врагом Богу и людям.
Читая о христианских мучениках первых веков, можно приобрести неверное впечатление, что будто бы государственное и социальное устройство Римской империи до Константина имело очень враждебный христианству характер. Это далеко не всегда так. Действительно, обессиленные традиционные языческие культы воспринимались обычно всего лишь как (но и не менее чем) выражение лояльности местным и общеримским властям. Христиане постоянно подчёркивали свою политическую лояльность, и лишь отказывались выражать её в языческих религиозных обрядах. За это или власти (чаще местные, чем общеримские), или толпа их время от времени преследовали.
Но для того, чтобы христиан можно было преследовать, надо было, чтобы прежде сами христиане могли появиться в заметном количестве. Ведь это же факт, что христианская проповедь разошлась по всем концам земли, и в племена и царства Аравии, и в Африку, и в Парфянское царство, и в Индию, и в Скифию, и к германцам. И что же? Где смогла она дать ощутимые плоды? Только в ограде Римской империи, в обществе, лишённом фанатичного родо-племенного энтузиазма, т. е. в обществе, лишённом иллюзий и способном поставить именно те вопросы о жизни и смерти, на которые и даёт ответ Христос; в обществе, приученном к трезвому, дисциплинированному и историчному мышлению; в обществе, защищённом стойким римским понятием законности, благодаря которой обвиняемый христианин мог публично говорить, а значит и проповедовать, т. е. гласно свидетельствовать о Христе (мученик по-гречески и значит “свидетель”).
Стальной ковчег царской власти служил вместилищем Церкви с самого своего возникновения, Константин лишь положил конец опоре государства на старые культы. И государство, и Церковь тут же увидели, насколько они полезны друг другу. Держава в лице св. Константина, его преемников и в целом всего аппарата государственной власти стала, наконец, хотя и смутно, осознавать, что христианство – это ростки совсем особой жизни, которая вовсе не опасна той стальной ограде, в которой они росли.
Более того, эта новая жизнь неизмеримо ценнее и значимее самой этой ограды, всего этого мощного государственного механизма. Стальные лезвия державной машины перестали покушаться на эту занесённую в неё и прижившуюся в ней новую жизнь, которая не только не ослабила державу, но, придав ей новый и высший смысл, освятила её и укрепила. Понятно, что и государство, и Церковь могут составлять собой одни и те же люди (хотя это совпадение не обязательно); важно, однако, что они должны уметь различать между собой жизнь церковную и жизнь общественную, видеть, что они расположены в разных плоскостях, в отношении которых можно говорить о взаимовлиянии и соподчиненности, но никак не о тотальном тождестве, как того желали бы исламские фундаменталисты или – последнее тысячелетие – Ватикан.
Ибо новая опасность Церкви незаметно возникла теперь, к концу первого тысячелетия христианской эры, с неожиданной стороны: на Западе, где римская государственная власть оказалась подорванной варварскими нашествиями, а мистическая и богословская жизнь носили гораздо более поверхностный характер, самим росткам Церкви стали придавать чуждое им значение внешней ограды. Епископы невольно бывали вынуждены заполнять вакуум власти и брать на себя чуждые им по сути обязанности по гражданскому управлению.
Абсолютность ценности церковной жизни стали толковать всего лишь в смысле верховности власти Церкви. Римский папа, объявленный наместником Бога на земле, представился неким глобальным супермонархом, по своему усмотрению и раздающим митры и короны, и регулирующим все мелочи жизни подданных. Вместо живой плоти высшей жизни Церковь на Западе превратилась в огромный, всё поглотивший механизм, заступивший место государства и сам себя признающий в этом качестве высшей ценностью.
И в ответ на эту пошлость папоцезаризма те государственные власти Запада, кто был призван служить внешней стальной оградой, стали отвечать дерзостью и абсурдом цезарепапизма: теперь уже сами стальные прутья ограды и заявили, что они-то и есть церковь. Так, например, с XVI века и поныне Британский король (или королева) является главой Англиканской церкви. При этом, однако, он вполне официально зависит от Парламента, в том числе и в вопросах вероучения, а в Парламенте, естественно, заседают люди любых взглядов, в том числе и совершенно нехристианских. О зависимости и короля, и парламента от финансистов можно и не упоминать.
В дальнейшем деградация христианской религиозности шла путём сектантства, рационализма, атеизма и, наконец, просто потребительства и синкретического всеверия, открытости сознания любой гипнотизирующей и претенциозной новизне; а деградация государственности – путём социальных революций, всеобщей демократизации и размывания самого понятия государственного суверенитета с параллельно возникшими меж- и надгосударственными структурами власти.
Оба эти процесса найдут своё закономерное завершение в фигуре всемирного “кумира-примирителя” – Антихриста. И если к тому времени восстановится и сохранится ещё не до конца разрушенным и неизвращённым царство – Русское Царство, Третий Рим, – то только в нём одном и смогут открыто сохраниться и последние ростки земной Церкви Христовой.

6. ИУДЕЯ И ДРУГИЕ ПРОВИНЦИИ

Возвращаясь к Цезарю и к его воздействию на религиозную ситуацию, укажем, что многие евреи даже воспринимали борьбу Цезаря с Гнеем Помпеем как мщение за то, что Помпей дерзнул войти во Святая Святых захваченного им Иерусалимского Храма. Но смысл этого не столь поверхностен, и мы остановимся на этом.
После смерти в 67 г. до н. э. царствовавшей в Иудее Саломеи-Александры (вдовы Александра Янная) её младший сын Аристобул II силой оттеснил старшего сына и законного наследника Гиркана II и захватил власть. Гиркан, собравшись с силами, осадил в 65 г. до н. э. Иерусалим, где находился Аристобул. В это время в Сирии, которая со времён осквернителя Иерусалимского Храма эллинизатора и унификатора религий Антиоха Эпифана (175-164 гг. до н. э.) погружалась во всё большее ничтожество и анархию, появилась часть войск Гнея Помпея, воевавшего в Малой Азии и на Кавказе против упрямого, вероломного и жестокого понтийского царя Митридата. Как Аристобул, так вслед за ним и Гиркан, оба обратились к наводившим в сирийском хаосе порядок римлянам с просьбой разрешить их спор.
Надо сказать, что ещё со времён Маккавейских войн иудеи относились к римлянам с уважением и не без некоторых симпатий. (“Тогда избрал Иуда Евполема... и Иасона... и послал их в Рим, чтобы заключить с ними дружбу и союз и чтобы они сняли с них иго, ибо они видят, что Еллинское царство хочет поработить Израиля” – 1 Макк. 8:17-18; см. тж. 1 Макк. 1:10, 8:1-32, 12:1, 12:16, 14:24, 15:15-21). Симпатии или хотя бы терпимость к Риму тем более были естественны в среде космополитов саддукеев, поддерживавших Аристобула. Поначалу с помощью денег им удалось склонить римлян в свою пользу, и как только Гиркан и его союзники набатеи послушно отступили от Иерусалима, Аристобул вероломно догнал часть набатеев и разбил их.
В 63 г. до н. э. после победы над Митридатом сам Помпей лично прибыл в Сирию, и каждый из братьев вновь обратился к нему за поддержкой. Кроме того, к Помпею обратилась авторитетная группа из 200 представителей народа, в основном фарисеев, требовавшая вообще ликвидировать монархию Хасмонеев и восстановить власть первосвященников. Помпей не принял ничью сторону, но Аристобул опрометчивыми действиями восстановил римлян против себя, и они вскоре потребовали от него сдать все крепости в Иудее. Аристобул был вынужден согласиться, но в Иерусалиме некоторые его сторонники неожиданно оказали римлянам сопротивление.
Сторонники мира с римлянами – прежде всего фарисеи – открыли, однако, ворота города, и тогда Аристобул укрылся в хорошо укреплённом Храме. После трёхмесячной осады где-то в середине 63 года до н. э. римляне кровопролитным штурмом взяли в субботний день Храм, впрочем, не причинив ему большого вреда и не прикоснувшись к храмовым сокровищам. При этом, однако, Гней Помпей с несколькими воинами позволил себе войти во Святая Святых Храма, где они к своему удивлению не обнаружили ничего особенного. Постояв в почти пустом помещении, римляне вышли, вряд ли что-либо понимая. Но это не значит, что ничего не произошло.
Нам пока не удалось найти точную дату этого столь важного в мистическом смысле события. В Краткой Еврейской Энциклопедии (Иерусалим) в статье “Помпей” осторожно говорится, что это было, вероятно, в середине лета. В книге В. С. Дурова “Юлий Цезарь: Человек и писатель” (Л., 1991) на с. 101 упомянуто, что Помпей взял Храм осенью 63 года до н. э. Возможно, здесь нет противоречия, так как в это время римский календарь значительно опережал реальную смену сезонов, так что в 46 году до н. э. Цезарю пришлось ввести два дополнительных месяца для его выправления в ходе реформы. Соответственно, конец формально осеннего месяца сентября вполне мог приходиться на разгар летней жары. Мы были бы очень признательны историкам за более точные датировки этих событий.
Почему датировка важна? Именно в этот год, если не в этот же самый день, 23 сентября, в Риме у спуска с Палатина родился будущий Император Август.
В начале этого же года, кстати, Юлий Цезарь был избран на пожизненную должность верховного понтифика Рима. Именно в этот год ощутимо начал отходить скипетр от Иуды, ибо независимое еврейское царство прекратило своё существование, став не более чем небольшим римским протекторатом, чья даже внутренняя автономия со временем всё более и более суживалась. Иафетиты начали вселяться в духовные шатры Симовы.
Как и везде на подвластных землях, прежде всего право меча (т. е. право казнить смертью или миловать) римляне оставляли за собой. Идя навстречу пожеланиям фарисеев, во многом выражавшим общенародные чаяния, римляне устранили царскую власть в Иудее, установив вместо неё правление первосвященника. Впрочем, оно вскоре сменилось правлением другого римского ставленника – царя Ирода.
А когда пройдёт ещё несколько десятилетий, то именно римской рукой исполнится Божий приговор над оставленным Благодатью Храмом с разорванной пополам завесой, над поголовно перебитым еврейским наследственным священством, отныне невосстановимым, и над Иерусалимом – городом богоубийства. Он будет запахан, как когда-то Карфаген, и римский землемер привычно прочертит в нём исходный крест, лежащий в основе всякого освоенного римлянами пространства. И лишь осенью 1917 года, после свержения Двуглавого Орла монархии в России, будет принята декларация Бальфура о “восстановлении Национального очага для еврейского народа в Палестине”. История заканчивается.
Но тогда, когда иафетиты вселялись в шатры Симовы, многие евреи переселялись в Рим. Очень символично, что, согласно Иосифу Флавию, именно Цезарь, обретя власть, разрешил иудеям отправлять свои религиозные обряды в Риме, т. е. именно Цезарь, верховный понтифик Рима, способствовал тому, чтобы в Риме – и в других городах – легальным образом стали возноситься молитвы Истинному Богу. Декреты, подтверждающие права евреев, были выгравированы на таблицах и выставлены в Капитолии и в некоторых малоазийских городах. Среди ряда полезных для Иудеи мер Цезарь разрешил отстроить срытые Помпеем стены Иерусалима, возвратил Иудее ряд пограничных районов, облегчил некоторые повинности. Особыми сенатскими указами евреи были признаны друзьями и союзниками римского народа, а Гиркан был утверждён в должности наследственного первосвященника и этнарха, благодаря чему мог выступать защитником евреев повсюду в римском государстве. Совершенно естественно поэтому, что римские евреи очень горячо и долго оплакивали Цезаря после его смерти, как впрочем, и представители многих других народов, жившие в Риме.
Вообще именно Цезарь способствовал перемене отношения римлян к завоёванным провинциям, результатом чего было постепенное распространение на них римского гражданства и включение их в осознанное державотворчество уже в новом качестве. Это прежде всего касалось Греции, чью культуру Цезарь любил и великолепно знал, и выразилось со временем в восприятии эллинами, давно уже потерявшими былой гражданский дух Афин времён Перикла, римского духа гражданской ответственности, что и было залогом переноса Константином столицы Империи в Византий-Константинополь и постепенного перехода к тому, что нам известно под названием Византия, – а самоназвание византийцев было “ромеи”, т. е. римляне.
Характерно, что преемник Цезаря Август, когда уже чувствовал приближение конца своей долгой жизни, во множестве раздавал разные подарки, в том числе, как пишет Светоний, “тоги и греческие плащи, с тем условием, чтобы римляне одевались и говорили по-гречески, а греки – по-римски”.
Именно это взаимное оплодотворение римского и эллинского миров и дало тот инструмент осмысленного действия и действенного осмысления, которым и воспользовалась Христова Церковь в деле самоосознания себя и в богословии, где все основы понятийного и логического аппарата были подготовлены эллинскими философами, и в деле государственного устройства, где главная опора была выстроена римлянами.
Впрочем, налицо и то, что греческий Восток усвоил римские уроки права и государственности лучше, чем Запад – уроки эллинов. Это и понятно: образно-поэтическое и философское мышление слишком тесно связано со всем строем культуры, прежде всего с языком, и не на всякой почве легко и в полной мере приживается.
А самое главное, Римская держава на Западе в V веке закончилась, и историю творить стали не столько потомки римлян, сколько племена германцев, кельтов и других варварских народов, воспринимавших античную (и прежде всего латинскую) культуру, в том числе и политическую, очень поверхностно, не искоренив до конца языческих представлений о смысле человеческой жизни. Да, они восприняли Христову веру и дали миру много святых, но восстановление Римской империи Карлом Великим по сути было подделкой. Вассально-ленные отношения и средневековое рыцарство было продолжением германских представлений об индивидуальной воинской доблести (идеальным выражением которой в языческом прошлом был берсерк, полузверь-получеловек), а не римских представлений о гражданском долге и воинской дисциплине.
И вряд ли случайно именно от Карла Великого, воссоздавшего на Западе этот фальшивый «дубликат» Римской империи, шло и насаждение ереси «филиокве», которой Римские папы хотя и противились, но не слишком усердно и долго. Непрерывная традиция Римской державы и богословской культуры продолжалась лишь на Востоке, в Цареграде, а спустя века – и в державе Московской.
Но вернёмся в эпоху Цезаря. Трудно переоценить значение блестяще проведённого им завоевания Галлии, причём не только завоевания, но и начала основательной её романизации. Конечно, можно рисовать это проявлением римской жестокости и жадности. Но христианам неплохо бы знать, что завоеванием Цезаря на огромном пространстве был постепенно положен конец магии друидов, которая допускала и человеческие жертвы, и прочие ужасающие формы прямого бесопоклонства.
Вот цитата из книги Цезаря: «Все галлы чрезвычайно набожны. Поэтому люди, поражённые тяжкими болезнями, а также проводящие жизнь в войне и в других опасностях, приносят или дают обет принести человеческие жертвы; этим у них заведуют друиды. Именно галлы думают, что бессмертных богов можно умилостивить не иначе, как принесением в жертву за человеческую жизнь также человеческой жизни. У них заведены даже общественные жертвоприношения этого рода. Некоторые племена употребляют для этой цели огромные чучела, сделанные из прутьев, члены которых они наполняют живыми людьми; они поджигают их снизу, и люди сгорают в пламени. Но, по их мнению, ещё угоднее бессмертным богам принесение в жертву попавшихся в воровстве, грабеже или другом тяжком преступлении; а когда таких людей не хватает, тогда они прибегают к принесению в жертву даже невиновных» (Юлий Цезарь. Записки о Галльской войне. VI, 16).
Завоевание Галлии прекратило и постоянные межплеменные раздоры и войны среди самих галлов. Перенесение границ Рима далеко на север, на Рейн и Дунай, на несколько веков оградило Рим от опасности прямых вторжений варварских племён, возможность чего так ясно была показана походами тевтонов и кимвров в конце II в. до н. э., вызвавшими панику в Риме, спасённом тогда лишь удачными действиями армии Мария.

7. ОБЛИК ЦЕЗАРЯ

Но не менее важен, чем все его деяния, и сам нравственный и духовный облик Юлия Цезаря, который не мог не поражать и не восхищать современников не только своими блестящими деловыми, творческими и боевыми способностями, но и подлинным великодушием, искренностью и верностью в отношениях с людьми, простотой в общении, которая никогда не опускалась до панибратства. Приветливость и простота общения сочетались в Цезаре с удивительной самодисциплиной ума и тела. Он был воздержан и непритязателен и в отдыхе, и в еде, и в винопитии. Это отмечал даже принципиально враждебный ему Катон, говоря, что Цезарь единственный из всех приступает к государственному перевороту трезвым.
Удивительное впечатление производят записки Цезаря о вёдшихся им войнах. Трезвая и на первый взгляд суховатая наблюдательность и аккуратность в изложении сочетаются с нравственной требовательностью в описаниях поступков, рассудительно соизмеряемой с реальными практическими обстоятельствами. Облик автора кажется нам как бы уже давно знакомым и близким, без всякой “дистанции веков”. Так мог бы писать письма или воспоминания наш какой-нибудь русский генерал XIX века. Образ отношений Цезаря с солдатами очень похож, кстати, на стиль Суворова, как по разумной требовательности и боевитости, так и по сердечности.
Но самое главное, что выделяло Цезаря – это его поразительное желание и умение прощать своих врагов, что воистину является уже подлинной и нечастой христианской добродетелью. Вот как публично благодарит Цезаря Цицерон: «Нет ничего более угодного народу, чем доброта, а из множества твоих доблестей наибольшее восхищение и наибольшую признательность вызывает твое мягкосердечие. Ведь люди более всего приближаются к богам именно тогда, когда даруют людям спасение. Самое высокое в твоей судьбе то, что ты можешь спасти возможно большее число людей, а самое лучшее в твоём характере то, что ты этого хочешь».
Не менее показательны слова, сказанные Цезарем после страшного в своём упорстве самоубийства Катона, фанатичного сторонника прежней республики и непримиримого врага Цезаря: «О, Катон, мне ненавистна твоя смерть, ибо тебе было ненавистно принять от меня спасение».
Кто этот Марк Порций Катон Утический? Он прозван Утическим по названию города Утика в Африке в 30 км от развалин Карфагена, где Катон покончил с собой в 46 году до н.э. Он был неким римским эквивалентом еврейских фарисеев и законников. Он готов был бы скорей погубить государство ради соблюдения формальной законности и своих ригористических моральных принципов, нежели спасти Рим, дав ему новую форму законности и новый дух. Все блестящие нравственные доблести Катона, демонстративно подражавшего героическим предкам, выдают в нём безнадёжную обольщённость своей собственной мечтой, ради которой он в своей волевой суровости не жалел ничего.
“Античные историки подробно описывают последние часы и смерть Катона. В тот день он был, как всегда, спокоен и ни в чём не изменил своим привычкам. Вечером принял ванну, затем отправился ужинать. Причём ужинал сидя, а не лёжа, как было заведено у римлян. Это обыкновение он ввёл с тех пор, как умер Помпей, – в знак траура. Поужинав, Катон сердечно обнял сына и вошёл в спальню, из которой домочадцы, заподозрив неладное, предусмотрительно вынесли меч. Он потребовал вернуть оружие на место, лёг на кровать и погрузился в чтение диалога Платона о душе. Уже под утро, полагая, что все, кто находился у его дверей, заснули, он вонзил меч себе в живот.
Когда выпали его внутренности, он, застонав, упал с кровати. При этом опрокинулся стоявший рядом столик, грохот которого разбудил дежуривших у его дверей слуг. Те закричали. На крик прибежал сын и друзья Катона. Увидев его, плавающего в крови, с вывалившимися кишками, все оцепенели от ужаса. Не растерялся лишь врач. Он быстро вложил на место внутренности и зашил рану. Очнувшись, Катон поблагодарил своих спасителей и сказал, что хочет спать. Друзья, чтобы не беспокоить больного, покинули спальню, захватив с собой меч. Дождавшись, когда все выйдут, Катон молча разорвал повязки и швы раны и, разбрасывая руками внутренности, в страшных мучениях умер” (B.C. Дуров. Юлий Цезарь: Человек и писатель. Л., 1991, с. 111).
И Цезарь искренне сожалел о смерти своего врага.
Гай Светоний Транквил в своей «Жизни двенадцати Цезарей» цитирует лишь одну строчку из тех стихов, которые пелись на погребении Юлия Цезаря: «Не я ль моим убийцам был спасителем?» Не бросается ли в глаза, как приложимы эти слова и к смерти Истинного Спасителя мира Христа? Иначе говоря, своими наиболее выразительными чертами не служил ли Цезарь, земной царь, царь par excellence, образом-иконой Царя Небесного?
Возможно, даже в характере своих ранений Цезарь таинственным образом указует на Христа: из более чем двадцати ран на его теле, нанесённых суетливо метавшимися и даже поранившими друг друга заговорщиками, лишь одна, в груди, была безусловно смертельна. Следует помнить, что хотя Спаситель умер от распятия на Кресте (от удушья и, вероятно, от разрыва сердца), римский центурион Лонгин, впоследствии христианский мученик, пронзил Его ещё и ударом копья в грудь, поразив наполненную транссудатом плевру и сердце. «И тотчас истекла кровь и вода» (Ин. 19:34).
 Смысл этого поступка связан с облечением Христа римскими воинами в багряницу с возложением тернового венца на голову, что равнозначно признанию Его Царём. Воины могли считать это насмешкой, но символизм этого действия был всё же настолько серьёзным, что требовал завершения на столь же серьёзном уровне. Царь либо царствует, либо умирает за народ. Иначе с Царским достоинством римляне играться опасались, и своего только что провозглашённого Царя они тут же обрекали смерти.
Царю же пристойно умереть от воинского оружия, а не на Кресте. Ради этого центурион и ставит своим копьём точку в этой жестокой игре, – хотя, конечно, дождавшись наступления смерти на Кресте, чтобы не нарушить напрямую приказа о распятии. Таким образом, Спаситель был казнён людьми двояким образом: на Кресте – как униженный презренный бездомный скиталец, отверженный иудеями и преданный ими в руки язычников-римлян, и Копием – как Царь.
Из ребра уснувшего Адама была рождена Ева. Из ребра умершего на Кресте Второго Адама, пронзённого римским центурионом, ныне излились Кровь и Вода, в которых (через крещение и причастие) получает жизнь вторая Ева – Церковь Христова, Невеста Его. «Боже Мой, зачем Ты Меня оставил?» (Мф. 27:46) – вопросил Христос Своего Отца перед смертью. Ответ же дан в словах книги Бытия (2:24): «…оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей, и будут два одна плоть». И одна жизнь в Воскресении.
Из Царской раны рождается Церковь, Невеста Агнца, из раны, нанесённой римским воином, римским оружием, по римскому ритуалу.
Кстати, когда иудеи кричали Пилату, что у них нет царя, кроме кесаря, то они тем самым отрекались от Бога, как истинного Царя Израиля. Но в символическом смысле Сам воплотившийся Бог был в этот момент признан Царём римскими воинами, ибо они кланялись Ему, Царю Иудейскому, хотя и в насмешку, а полномочный представитель верховной Римской власти, власти римского Императора, прокуратор Пилат трижды, на трёх языках, написал на табличке на Кресте “Царь Иудейский”. Пройдут неполных три века, и уже безо всяких насмешек римские кесари станут служить Царю Иудейскому, Царю царствующих. Пройдёт ещё время, и как верит Церковь, перед концом мира и сами евреи, вразумлённые вернувшимися на землю Илиею и Енохом, признают истинного Спасителя, «воззрят на Него, Которого пронзили, и будут рыдать о Нём» (Зах. 12:10).

8. ИМЯ ЦЕЗАРЯ – ПАМЯТНИК ПОБЕДЫ НАД КАРФАГЕНОМ

Скажем ещё, что имя Цезаря, ставшее со временем нарицательным, первоначально читалось как Кайсар (Caesar), и было воспринято одним из предков Гая Юлия Цезаря в качестве прозвища в честь того, что он убил слона во время Второй Пунической войны, – той самой, когда армия Ганнибала к ужасу римлян ворвалась через Альпы в Италию. “Кайсар” как раз и означает на пунийском (финикийском, карфагенском) языке “слон”. Так что самый большой зверь не лишился своей доли царской чести у людей. Слово Caesar стало подлинным трофеем в той героической и судьбоносной для всего мира борьбе, которую в III-II веках до н. э. вёл римский народ против Карфагена.
Карфаген – это те же финикийцы, с которыми Древний Израиль постоянно сталкивался в духовном и военном противостоянии. Их религия (культы Ваала, Астарты и других богов) была самым беспросветным разнузданным бесопоклонством. Эти культы включали в себя не только жертвы богам, но и экстатические пляски с самоистязанием. Вспомним, как перед тем, как святой пророк Илия посрамил вааловых жрецов на горе Кармил, “скакали они у жертвенника, который сделали”, “и стали они кричать громким голосом, и кололи себя, по своему обыкновению, ножами и копьями, так что кровь лилась по ним” (3 Цар. 18:26, 28).
В их торгашеско-магическом понимании помощь богов покупалась какой-то жертвой. Ею могло быть не только приношение в храм или исступлённое самоистязание, но и, например, отданная в жертву богу или богине девственность. Отсюда храмовая проституция, когда девушка продаёт себя для как можно более умопомрачительной оргии кому-либо, желательно чужеземцу (чего ж со своих-то деньги брать), и затем вносит выручку содержателям капищ. Помрачение ума, выход из повседневной трезвости в состояние экстаза считалось признаком успешности ритуала.
Ещё более действенны были кровавые человеческие жертвоприношения, в т. ч. детские, вполне нередкие не только в Финикии, но и в африканском Карфагене. Археологи находят немало обугленных детских скелетов либо в основаниях домов, либо в специальных местах. В Карфагене такое место с тысячами обугленных останков как детей, так и животных, называлось Тофет. Во время принесения в жертву ребёнка запрещалось плакать, так как считалось, что любая слезинка, любой жалобный вздох умаляют ценность жертвы.
 Но чего же так просил и такой ценой выторговывал у богов этот народ, не стеснявшийся поколение за поколением воспроизводить себя и через неприкрытый ритуальный блуд? Вся изощрённая методика торговли с потусторонним миром демонов сводилась в конце концов к выпрашиванию помощи в грубо материальных делах: здоровье, богатство, власть, почёт, месть врагам – дальше этого пожелания не простирались. Ничего внятного о загробной жизни. Ничего величественного, ничего идеально-прекрасного и в жизни здешней. Высшая ценность – собственное благополучие.
Уместно пояснить, что к знаменитым карфагенским полководцам Гамилькару, его зятю Гасдрубалу и сыну Ганнибалу (конечный слог «бал», кстати, как раз и значит “ваал”), как и ко всей их героической армии, приведённая характеристика не во всём приложима. После поражения в Первой Пунической войне Гасдрубал много лет терпеливо создавал новую армию и опорные базы в южной Испании, в Новом Карфагене (ныне это город Картахена), где в войнах и союзах с храбрыми туземцами выросли его преемники и закалилась вся армия, состоявшая в основном вовсе не из пунийцев и ценившая прежде всего лично своих вождей, а своим отечеством считавшая свои полковые знамёна.
Испанская торговля и серебряные рудники к тому же давали огромные доходы. Они давали независимость от трусливой олигархической верхушки или от деморализованной толпы в собственно Карфагене, и более того, позволяли вынуждать тамошний режим поддерживать действия Нового Карфагена. Все невероятные успехи Ганнибала в его многолетнем итальянском походе вызывали, однако, в Карфагене скорее зависть и страх быть потеснённым новым бесспорным героем, чем поддержку.
В конце концов это и стало второй (после героизма, стойкости и верности римлян и их союзников) причиной конечного поражения карфагенян. Сам Ганнибал, которого малодушные соотечественники готовы были выдать римлянам, бежал в Азию к Селевкидскому правителю Антиоху III Великому, который из-за интриг своих советников держал Ганнибала вдали от дел и в результате совершенно бездарно проиграл войну римлянам, обязавшись среди прочего выдать Ганнибала. Его одного римляне боялись больше целых царств, хорошо помня ужас своих поражений и страшные слова «Hannibal ante portas» (Ганнибал у ворот).
Ганнибал снова бежал и пытался ещё найти себе применение у некоторых мелких правителей, но загнанный упорным преследованием римлян, принял в конце концов яд.
Кстати, Антиох IV Эпифан, осквернитель Иерусалимского храма и один из прообразов и предтеч Антихриста, был преемником и сыном Антиоха III. Есть некая логика в том, у кого искал убежища и кому предлагал помощь карфагенянин Ганнибал.
Из сказанного можно понять, насколько резко пунийцы отличались от римлян, которые, казалось бы, тоже были язычниками и тоже приносили богам какие-то жертвы, ожидая в ответ помощи в своих делах. Но при всей внимательности к разного рода внешним знамениям римляне остерегались вступать в чувственный контакт с потусторонней реальностью, а тем более избегали попыток научиться управлять потусторонними силами или вступать в связанные с ними экстатические состояния. Такого рода магия в Риме была практически запрещена, на неё смотрели как на занятие, недостойное честного человека, и попросту опасное и вредоносное.
Из-за этого, кстати, даже явные чудеса, которые впоследствии являл Бог на христианских мучениках, приписывались римлянами действию магии, и нередко только ожесточали их против христиан. Римляне были людьми долга, и жили по принципу “делай, что должен, и будь, что будет”. Их религиозные акты – жертвы и молитвы – не столько ставили своей целью нечто вымолить для себя у богов, сколько упорядочить, гармонизировать отношения с тем высшим и невидимым миром идей и принципов, для которого имена богов и духов были лишь символическими обозначениями.
Если богами пунийцев были ощутимые мистические силы, т. е. попросту бесы, то религиозная ситуация у эллинов была более сложной. Можно сказать, что их боги – это человекоподобные зримые художественные образы. Но греки ненасытно перепробовали и всё остальное: и чувственные бесопоклоннические экстазы мистерий, и загадочную умственную мистику чисел пифагорейцев, проницательно видевших математические законы в основе всего существующего, и учение о первичных идеях-образах Платона и его продолжателей, и рационализм, скептицизм, материализм, гедонизм и атеизм во всех их видах, и наконец, синкретическую увёртливость гностицизма, – так что христианство было в конце концов воспринято ими так неотторжимо прочно именно потому, что его уникальность была ими как никем другим осознана в сравнении со всем, что только мог выработать человеческий разум.
Римляне, конечно, учились у греков и подражали им, но всё же оставались самими собой. Их боги – это скорее идеи и понятия. И римляне знали, что помимо жертв богам на судьбу человека влияет нравственность его дел, и нередко самой этой нравственности для себя у богов и просили. Например, замужние женщины обращались к Венере с молитвой сохранить их в целомудренной верности супругу. Воины просили у Марса мужества, верности и других воинских доблестей. Самое же главное, римляне твёрдо знали: есть нечто высшее, чем собственное личное благополучие. Долгое время этим высшим был Рим. Вероятно, из всего языческого мира у римлян был наименее злокачественный, наименее оскорбительный для Истинного Бога объект поклонения – отечество. Это и позволяло им быть едва ли не самым духовно трезвым народом.
Конечно, разрастание Рима и включение в его орбиту других народов многое усложняло, но всё же в основе римского мирочувствования всегда лежало здравое понимание человека как существа, созданного для служения чему-то более высокому, чем он сам. Поэтому и самопожертвование ради высшей ценности считалось в Риме высокой доблестью и венцом состоявшейся жизни. Христианство как раз тогда и оказалось воспринято народом Римской Империи, когда все другие ценности, претендовавшие на абсолютность, потеряли свою убедительность и не утоляли не погашенную ещё жажду служения высшему.
Ничего подобного не было в Карфагене. До поражения от римлян он царил в средиземноморской торговле того времени, купаясь в баснословной и безвкусной роскоши, воюя, когда надо, с помощью мощного флота и наёмников, и управляясь олигархическим сенатом. Финансовое дело в Карфагене было разработано до виртуозности. Это было, пожалуй, единственное государство древности, где широко применялись заменяющие деньги документы, т. е. были в ходу “бумажные” деньги и безналичные расчёты.
Эта финансовая премудрость вновь войдёт в мир лишь на рубеже Нового времени, чтобы создать нынешнюю всемирную олигархию банкиров, опутавших весь мир долговой паутиной, в основе которой лежит техника выдувания денег из ничего. Это не образное преувеличение, это технологическая реальность. Открывая кому-либо кредит, банкир ведь не выдаёт ему никаких мешков с золотом. В физическом мире ничто не перемещается, но прокредитованное лицо, ставшее отныне должником банка, распоряжается теперь некоей условной суммой денег, которой раньше не было. Строго говоря, её и сейчас нет. В этом весь фокус. Исходя из долгого опыта, банк выдаёт кредитов разным лицам на общую сумму большую, чем имеется реальных, физических денег в подвалах банка. Ведь никогда все клиенты сразу не потребуют свои деньги наличными. Впрочем, иногда на волне паники требовали. Тогда банк «лопался», и клиенты оставались ни с чем.
Но самые серьёзные банки обезопасились тем, что их клиентами стали целые государства, сросшиеся с ними в единое целое. Это были прежде всего Великобритания и США, а ныне и весь связанный с ними коллективный глобальный Запад. В этой системе взаимные платежи превращаются в условную, информационную процедуру. Но самое главное – это то, что за счёт этих иллюзорных, но действующих денег – действующих, потому что им ради авторитета банка доверяют, их принимают к оплате – общий объём денег в обществе возрастает, возрастает многократно. Это значит, что деньги падают в цене, на них можно меньше купить, чем раньше. Обворованными оказываются все, кто пользуется деньгами, за исключением тех, кто эти невидимые деньги научился создавать и кто превращается тем самым в узкую касту теневых повелителей землян.
На эту тему теперь уже говорят широко, хотя и ныне не всем понятно, насколько глубоко обман лежит в основе финансового успеха Запада. А раньше трезвому взгляду пробиться сквозь «очарование доллара» и дойти до обычных людей было почти невозможно. Одним из таких просветителей был русский белоэмигрант в Англии Георгий Кнюпффер с его книгой «Борьба за мировую власть» (George Knupffer. The Struggle for World Power. London, The Plain-Speaker Publishing Company, 1971).
В свете этого должно быть понятно, что же именно колебалось на весах Пунических войн, и почему фраза “Carthago delenda est” – “Карфаген должен быть разрушен” – десятилетиями звучала торжественным рефреном на заседаниях римского сената и не забыта и поныне. И римляне успели разрушить и символически запахать Карфаген ещё до того, как они сами развратились в такую меру, что Карфаген сумел бы победить их просто своей пошлостью и своим развратом. Нечто подобное совершили русичи, также ещё будучи язычниками, когда разрушили Хазарию, этот финансово-торговый спрут IX-Х веков в самом центре Евразии.
И одним из памятников того бессмертного религиозного подвига древних римлян, которые при всей своей трезвой терпимости к другим народам буквально не могли дышать одним воздухом с Карфагеном, стало это чудесное слово Caesar, которым именовались уже и все порфироносные наследники Цезаря. Кстати, придя к власти, Цезарь рядом мер значительно ограничил возможности деятельности римских ростовщиков и спекулянтов.

9. ЦЕЗАРЬ – ЦАРЬ

Известно, что поначалу Римом правили цари. Впрочем, считалось, что цари осуществляют верховное управление, а полнота власти, суверенитет, находится всё же у всего римского народа. Поэтому, к примеру, право помилования преступников было не у царя, а у народного собрания, – в отличие, скажем, от монархов христианских времён, которые единолично могли миловать – именно потому, что они были над законом, между законом и Богом.
На заре римской истории сменилось семь царей Рима, пока последний из них, Тарквиний Гордый, не был изгнан, и с тех пор сама идея царя для римского народа звучала для римского слуха чудовищно. Идея царя надолго стала полной противоположностью идеи Рима, а ведь Рим был смыслом существования римлян. Даже полной дискредитации разлаженных демократических институтов и ярких примеров удачности единоначалия (например, при Сулле или при борьбе Гнея Помпея с морским пиратством) не было достаточно для перемены римского образа мысли.
Нужен был тот поразительный всплеск уважения и любви, которые вызывал у соотечественников Юлий Цезарь, чтобы идея монархии, уже неизбежно требуемой всеми объективными обстоятельствами, смогла восприняться римским народом. В январе 44 года до н. э. – опять в месяц новолетия – некий человек из толпы возложил на статую Цезаря лавровый венок с белой перевязью (знак царской власти). Это вызвало противоречивое отношение, при всём энтузиазме сторонников Цезаря, – ведь стремиться к царскому званию было позором для римлянина.
Двусмысленное балансирование между фактическим единовластием и нежеланием признать это не могло никого удовлетворить; а неловкие попытки возложить на Цезаря диадему не встречали достаточного сочувствия, и то ли отвергались, то ли откладывались им, приводя между тем врагов Цезаря и фанатиков традиционной республики в тихое бешенство. В том же январе некий человек из плебеев публично назвал Цезаря царём (по-латински “rex”). Цезарь ответил: “Я Цезарь, а не царь”.
И мы видим, что здесь воистину сотворилось чудо. Семь царей было в Риме. Восьмой же царь уже не был царём (rex) – подобно восьмому незаходимому дню Вечной Пасхи Христовой, который уже не есть обычный день, восьмой царь именуется Цезарем, и имя это остаётся во главе державы, сколько бы ни сменялось правителей, и даже воспринимается почти во все языки со значением “царь”. В мистическом плане преемники Цезаря – это один царь-Цезарь, икона и символ вечного Небесного Царя.
И воистину для возможности установления этого символического земного бессмертия монарха потребовалась личная жертва Цезаря, знавшего неизбежность заговора против него, но никогда не опускавшегося до суетливых преследований тайных врагов. Без его смерти, создавшей ореол славы вокруг его имени и его дела и одновременно давшей почувствовать всю гнусность и обречённость его убийц и пустоту их идей и их ценностей, агония Рима, возможно, продолжалась бы до полного распада, – но, впрочем, есть ли у Божьего Промысла сослагательное наклонение? Приходя, когда хочет, Бог освящает то, что хочет, и делает сильное ничтожным, а слабое – сильным. Казавшееся невозможным для Рима – монархия – стало образцом монархического государственного устройства на все последующие времена.

10. АВГУСТ И ПОМПЕЙ

По своему Промысл Божий просвечивает и в судьбе и датах жизни символически воскресшего Цезаря – Гая Октавия Фурина, по усыновлении Цезарем – Гая Юлия Цезаря, затем – Императора Цезаря Августа (именуемого, в основном в исторической литературе для избежания путаницы, также Октавианом). Как мы уже говорили, именно при нём, в его правление, родились и Пресвятая Богородица, и Господь Иисус Христос.
В имени Октавий уже звучит по-латински число Будущего Века – восемь. Слово “Август” происходит от латинского слова “augeo” – “умножать”. Оно связывается со жреческим титулом “augur” и обозначало “умножителя благ”, т. е. подателя всеобщего благополучия. Этим словом и постановлено было с 16 января 27 года до н. э. именовать подателя всеобщего мира, Августа. На греческий язык это слово переводили словом , т. е. достойный благоговения, священный. Слово же “Император”, которое первоначально было почётным титулом победоносного римского полководца, стало переводиться на греческий словом  – “самодержавный правитель”, “самодержец”.
Родился Август перед восходом солнца 23 сентября 63 года до н. э. в относительно скромной семье в Риме у спуска с Палатина, самого древнего укреплённого пункта в Риме. Другое древнее укрепление было на Квиринале. До позднейшего времени жители ближайших к Палатину посёлков именовались «жителями горы», а жители ближайших к Квириналу – «жителями холма», хотя Квиринал не только не ниже, а даже несколько выше Палатина. В течение нескольких столетий день рождения Августа будет отмечаться по всей Римской Империи как священный праздник. И примечательно, что именно 23 сентября отмечается и самое первое событие евангельской истории в церковном календаре – зачатие Иоанна Крестителя.
Мы уже описывали, как в середине 63 года до н. э., года рождения Августа, Помпей Великий взял Иерусалим и вошёл во Святая Святых. В Риме же вблизи времени рождения Августа произошло, если верить Светонию (94), следующее: «Юлий Марат сообщает, что за несколько месяцев до его [Августа] рождения в Риме на глазах у всех совершилось чудо, возвестившее, что природа рождает римскому народу царя. Устрашённый сенат запретил выкармливать детей, которые родятся в этом году; но те, у кого жёны были беременны, позаботились, чтобы постановление сената не попало в казначейство: каждый надеялся, что знамение относится к нему».
Среди других приводимых Светонием правдоподобных или не очень знамений или предсказаний о великой судьбе будущего Августа именно этот рассказ поражает не только временной близостью с небывалым и страшным событием в Иерусалиме – входом Помпея во Святая Святых, – но и яркой схожестью опасности, подстерегавшей младенца Августа и – спустя несколько десятилетий – младенца Христа.
Заметим при этом, что имя Помпея означает буквально следующее: представитель, заместитель, провожатый, спутник, проводник. Это, как нам кажется, особо подчёркивает значение символической передачи Благодати Божией через Гнея Помпея Великого – “Великого Провожатого-Заместителя-Представителя” – кому-то в римском народе, – как и всему народу, конечно.
Помпей, кстати, вскоре женился на дочери Цезаря Юлии, что до её смерти при родах в 54 году до н. э. помогало поддерживать неплохие отношения между ним и Цезарем. В том же 54 году Марк Лициний Красс, наряду с Цезарем и Помпеем третий участник первого триумвирата и богатейший человек Рима, совершил то, чего не позволил себе Помпей: разграбил сокровища Иерусалимского Храма. На следующий год Красс бесславно погиб в парфянском походе почти со всей огромной армией. Среди немногих спасшихся был и тот самый Гай Кассий Лонгин, который затем будет участвовать в убийстве Цезаря.
Есть устойчивая легенда, что Крассу парфяне влили в глотку расплавленное золото. Своей гибелью он ещё более нарушил равновесие сил в Риме и сделал неизбежной гражданскую войну между Цезарем и его разнородными врагами, поставившими Помпея во главе своего дела. Многие республиканцы-оптиматы сознательно стравливали двух лидеров, чтобы их взаимно нейтрализовать, и стали на сторону Помпея, когда Цезарь им стал казаться опаснее.
В ходе войны Помпей потерпел несколько серьёзных поражений, успехи же его носили частный характер или не получали развития. Всё же, уповая на свою славу и численное превосходство, он до последней битвы при Фарсале держался самоуверенно, хотя, как обычно, не очень решительно. Наголову разбитый, он бежал с ничтожными остатками своих приверженцев в Египет, надеясь воспользоваться тамошней смутой, а именно фактической войной между молодой Клеопатрой и её совсем маленьким братом Птолемеем, который, однако, в силу странных для нас особенностей египетских верований и законов, считался одновременно её мужем.
Сторонники Птолемея решили оказать Помпею видимость гостеприимства, приняли с корабля в лодку, и тут же, едва достигнув берега, на глазах у оставшихся на корабле жены и других близких Помпея и под их душераздирающий крик убили его ударом в спину, ожидая заслужить тем самым благодарность Цезаря. Это было 28 сентября 48 года до н. э., в канун 58-го дня рождения Помпея.
Когда Цезарь прибыл в Египет, в знак приветствия ему преподнесли отрезанную голову Помпея. Цезарь закрыл лицо руками и отвернулся. Было ясно, что он сам никогда бы не сделал ничего подобного, если бы Помпей был в его руках. Кстати, помпеянцы на попытки переговоров о мире часто отвечали, что им нужна голова Цезаря.
Когда Цезарь смог вернуться в Рим, он восстановил изображения и статуи Помпея, разрушенные не в меру ретивыми цезарианцами. Этот 46-й год до н. э., год торжества Цезаря, когда противники его были разгромлены, и лишь небольшая часть скопилась в Испании, где в марте следующего года Цезарь разбил их, едва, впрочем, не погибнув и не погубив своё войско, был годом, когда Цезарь отпраздновал четыре ранее отложенных триумфа.
Этот же год оказался и намного длиннее обычного, т. к. ради исправления календаря к нему между ноябрём и декабрём были прибавлены два дополнительных месяца общей продолжительностью 60 дней, и на этот же год пришёлся и обычный вставочный месяц, так что в нём оказалось 15 месяцев. Точнее, оказалось бы, если бы это не компенсировалось тем, что следующий, 45-й год до н. э., считался уже не с 1 марта, а с 1 января, когда в должность вступали консулы.
Как видим, прежний римский календарь в зависимости от колебаний, связанных со вставочным месяцем високосных лет, опережал к моменту реформы новый юлианский на 2-3 месяца. Любопытно, что таким образом день рождения Августа, 23 сентября, вполне мог попасть на день рождения Юлия Цезаря, 12 июля, если бы один отсчитать назад на прошедшие годы уже по новому, регулярному юлианскому счёту, а другой определять по-старому. Впрочем, дата 12 (иногда называется и 13) июля имеет лишь символический смысл, из-за нерегулярности дореформенного римского календаря сделать пересчёт невозможно.
Таинственная связь Цезаря и Августа с Гнеем Помпеем проявилась ещё в одном обстоятельстве. Убийство Цезаря случилось именно в курии Помпея, т. е. в здании для общественных собраний, построенном Помпеем в 55 году до н. э. Вообще Помпей, в силу его военного опыта и авторитета возглавлявший воевавшую против Цезаря армию, не был, однако, действительным её идеологом. По своим взглядам и устремлениям он был скорее ближе к Цезарю, но его нерешительность не дали ему утвердиться ни на какой самостоятельной позиции. Хотя можно сказать, что его смерть воина, побеждённого более сильным противником и коварно убитого в спину ложными друзьями, в нравственном и, возможно, религиозном смысле куда менее безотрадна, чем, скажем, жуткое в своей мрачной решимости самоубийство Катона, который был главным выразителем той партии, чьим самым ярким деянием стало убийство Цезаря.
Пронзённый множеством ударов клинков, Цезарь, успев ещё благородным жестом обвернуться поплотнее своей тогой, упал к подножию им же восстановленной статуи Помпея, забрызгав её своею кровью. Тут, у ног того римлянина-Провожатого-Заместителя-Представителя, который 18 с половиной лет назад вошёл в Иерусалиме во Святая Святых, Цезарь и пролежал ещё долго, пока три раба не отнесли вечером его тело на носилках в его дом.

11. АВГУСТ. PAX ROMANA

Перипетии борьбы, в которую вступил 18-летний наследник Цезаря, будущий Август, похожи на сложную головоломку, когда комбинации союзников и противников снова и снова меняются, и неизменным остаётся лишь главное и поначалу едва ли не единственное достояние Августа – его новое имя и любовь и доверие к нему легионеров Цезаря. Вынужденный поначалу прибегать к беспощадным казням и непопулярным экономическим мерам, со временем Август заметно смягчился.
Римляне узнавали его всё с более хорошей стороны. В конце концов он стал пользоваться неподдельной любовью, когда после своей окончательной победы стал проявлять себя терпеливым, милосердным человеком, а самое главное – ответственным правителем. Светоний пишет (57): «Какой любовью пользовался он за эти достоинства, нетрудно представить. О сенатских постановлениях я не говорю, так как их могут считать вынужденными или льстивыми. Всадники римские добровольно и по общему согласию праздновали его день рождения каждый год два дня подряд. Люди всех сословий по обету ежегодно бросали в Курциево озеро монетку за его здоровье, а на новый год приносили ему подарки на Капитолий, даже если его и не было в Риме...».
Не только римляне любили и ценили Августа. Своё доброе отношение к Юлию Цезарю евреи переносили и на его наследника, и Август ничем не оскорбил их чувства. При нём, к примеру, римские власти уважали почитание субботы у евреев и не вызывали их в суд в этот день; если бесплатные раздачи хлеба малоимущим попадали на субботы, то евреям позволялось прийти за своей долей на следующий день. Более того, по желанию Августа в Иерусалимском Храме ежедневно приносилась жертва от его имени.
Однако именно при Августе – чьё рождение и было ознаменовано взятием Иерусалима и Храма римлянами – Иудея потеряла даже видимость номинальной самостоятельности, скипетр окончательно и полностью отошёл от Иуды. После смерти царя Ирода (4 год до н. э.), т. е. спустя несколько лет после Рождества Христова, Август разделил Иудею между наследниками Ирода. А в 6-7 годах н. э. Иудея (в собственном смысле слова, без северных областей) была сделана римской провинцией второго разряда с представителем Императора в лице прокуратора, жившего в Кесарии.
То, как виделись современникам Юлий Цезарь или Август, понятно не только из чьих-то слов. Не меньше, чем слова, убеждают сохранившиеся портретные изображения. Римский портрет того времени был весьма точен в передаче существа человека. Из долгого ряда образов императоров первых веков трудно назвать кого-либо, кто хотя бы приближался к гармоничности, открытости и внутренней величественности Юлия Цезаря и Августа. Дело не только в нечастом благородстве черт лица – сосредоточенно-волевого до аскетизма у великого воина Цезаря и торжественно спокойного у хранителя римского мира – Pax Romana – Августа.
Их роднит и выделяет из общего ряда ещё и совершенно особый взгляд, который, быть может, можно было бы описать так: трезвая ясность, и сквозь неё – тихая скорбь, ибо и им, на самой вершине власти, ясна неизбывная и непреодолимая ограниченность и обречённость человека. С высоты нашего времени мы сейчас, возможно, и можем различить, что они были на земле образами Небесного Царя царствующих – но они-то ещё ветхие люди, которым самим нужен Спаситель. Все их отмеченные людьми реальные или мнимые совершенства – не более чем предуказание на истинного совершенного Человека и Царя – Христа.
Научившись спасать иногда других, научившись видеть даже и свою собственную ограниченность, смогут ли они, однако, сами смириться и принять спасение? В мирное царствование Цезаря Августа пришёл Примиритель Христос, велевший отдавать кесарю кесарево. Как бывший смиренный земной Подданный римского императора, да смилуется Господь Бог Вседержитель и о том, кто по Его Промыслу возглавлял всемирную державу тогда, когда Он изволил воплотиться, – как и о его знаменитом предшественнике и усыновителе.
Мы помним, что человек – существо соборное. Духовное возрастание и осиявание потомков наполняет смыслом и светом и деяния предков, делая оправданной, небесплодной их жизнь, пусть и не очень праведную саму по себе или даже очень неправедную. Мы, последние римляне, ещё стоящие под крылами пронесённого из Рима державного Двуглавого Орла и могущие ещё донаполнить его смысл своим христианским служением, – мы и за древних римлян в ответе. Чем будет наполнено созданное их подвигом тысячелетнее державное строение?
А впрочем, ответ уже почти полностью дан. Что бы там ещё ни было, но оно наполнено Церковью Христовой.
«Отче, прости им, ибо не знают, что делают» (Лк. 23:34), – это прежде всего о римлянах сказал распинаемый Спаситель, и кто же усомнится в точности Его слов или в том, что молимое было услышано и исполнено? Разве не отверзлись очи у пронзившего Христа центуриона Лонгина, и не исповедал он тут же у Креста, что истинно этот распятый Человек был праведник? (Лк. 23:47).
Мы не ставили своей целью давать жизнеописание Юлия Цезаря или Августа. Тем более не будем касаться перемен в нравах и в политике последующих императоров. Всё это многократно сделано, описано всё, что можно описать, и доброе, и злое. Мы хотим лишь указать на мистическое и непреходящее значение служения Юлия Цезаря и Августа по созданию железного и последнего земного царства – царства в преддверии Вечного Царства Небесного, но также, увы, и извращённого глиняного царства – нового Карфагена-Вавилона. Мир Запада уже прошёл весь путь от великой святости первых веков до нынешнего состояния Вавилоно-Содома, преддверия деспотии Антихриста.
Но Новый Рим в лице Константинополя и затем Москвы, Третьего Рима, исполнял и исполняет служение Катехона, Удерживающего (2 Фес. 2:7).

12. РОМАНОВЫ

Календарь и даты истории – это язык Промысла Божия. Время Боговоплощения – это особое время. Но язык дат не смолкает и дальше. Поразительным образом даты начала и конца Царского дома Романовых (а само слово Роман значит “римский” и “крепкий”) указуют на Цезаря и на неслучайность венценосного служения русских царей.
Как известно, после известных событий Смутного времени на Соборе 1613 года и земщина, и казачество, независимо друг от друга, высказались в пользу 16-летнего Михаила Романова, чей отец, митрополит Филарет, томился в это время в польском плену. Собор избрал Михаила на царство 21 февраля, причём при этом даже не было известно, пожелает ли он принять предложенное ему служение, и даже где же он вообще находится. В самом деле, его жизнь подверглась в эти дни серьёзной опасности от рыскавших в окрестностях Костромы польских банд, и спасена была лишь жертвенным подвигом Ивана Сусанина.
Так вот, Михаил Феодорович соглашается принять царское служение 14 марта 1613 года, т. е. в канун дня убийства Цезаря. С этого момента власть в стране переходит от Земского Собора к новому Царю, а народ русский связывается клятвою на верность дому Романовых. Кстати, клятвою верности связывается и Царь. К сожалению, грамота с текстом этой царской клятвы утеряна, возможно, она была уничтожена при Петре Первом, старавшемся перестроить православное Царство по образцу европейских абсолютных монархий.
Для коронации же Михаила Феодоровича выбирается 11 июля. Это канун его дня рождения и дня ангела. Небесным покровителем его является святой Михаил Малеин, византийский преподобный Х века с дарами прозорливости, чей ученик преподобный Афанасий основал первый общежитийный монастырь на Афоне. Память св. Михаила Малеина – 12 июля. Канун этого дня – это день памяти великомученицы Евфимии Всехвальной и святой равноапостольной Ольги (в крещении Елены), первой христианской правительницы Руси, современницы Михаила Малеина.
Это совпадение для русской царствующей особы уже красноречиво, но это ещё не всё. День памяти святого Михаила Малеина – это одновременно и день памяти первых на Руси мучеников киевлян Феодора и сына его Иоанна, варягов.
Но сверх того, 12 июля – это же и день рождения Цезаря. По крайней мере, так по Т. Моммзену и другим авторам, хотя иногда называется также 13 июля. Что ж, 13 июля 1645 года – это день смерти царя Михаила. Трудно не удивиться таким совпадениям.
Думается, теперь яснее становится и смысл того, что именно на начало марта трижды приходился “день отцеубийственный” в последней царской династии. Вообще, отцеубийство и цареубийство являются очевидными символами богоубийства. Вечером 11 марта, фактически в ночь на 12 марта 1801 года, убит заговорщиками царь Павел. Первого марта 1881 года взорван народовольцами Александр II; смерть его наступила вечером, т. е. по церковному суточному членению уже 2 марта. И 2 (15) марта 1917 года принуждён отречься Николай II, убитый затем со всей своей семьёй.
Мы не рассматриваем здесь события, подобные устранению с трона Петра III. Смысл его убиения был не цареборческий, а напротив, охранительный для русского государства, хотя, конечно, дело было не без греха.
Когда говорят, что екатеринбургское преступление 4 (17) июля 1918 года не было цареубийством, поскольку-де Николай II к тому времени уже не был Царём, то возразить на это нечего, если под преступлением понимать только расстрел невинных людей в подвале “ипатьевского дома”, а под преступниками – только группу людей из Уралсовета, ЧК и большевистского правительства в московском Кремле. Сами убийцы, впрочем, прекрасно сознавали, что они поднимают руку не просто на какое-то частное лицо.
Масштаб преступления, его содержание и круг его участников был, однако, несравненно шире. Речь даже не об иностранных разведках, транснациональных масонах и банкирах-христоборцах, подстрекавших, координировавших и щедро финансировавших русских революционеров и сепаратистов-самостийников всех мастей. Массовая и зачастую вполне бесплатная измена и нарушение клятвы на верность Государю – вот главное преступление, которое реализовалось в принуждении царя Николая к отречению от трона 2 (15) марта 1917 года.
Физическое же убийство ставших с того момента беспомощными узниками царственных страдальцев было лишь завершающим акцентом в той вакханалии подлости, которую готовили задолго до 1917 года и чьими виновниками и соучастниками оказываются по сути дела все те, кто заставил прекрасное слово “верноподданный” зазвучать для русского уха как синоним низости, а “боголюбивый” – как синоним ханжества. Мир, перевернувшийся сначала в сознании, перевернулся затем и в кошмарной материальной действительности России эпохи Гражданской войны.
Таким образом мы видим, что последний день стояния Царства – 2 марта – находится на прямо противоположной точке годового цикла по отношению ко дню первому – 2 сентября, дню победы при Акциуме, который, как уже сказано, стал одной из причин римского новолетия 1 сентября. Есть какая-то глубокая неслучайность в этих совпадениях.
Можно заодно отметить, что республикой Россия была объявлена 1 сентября 1917 года. Впрочем, это произошло согласно постановлению Временного правительства, чья легитимность может быть основательно оспорена, а цареборческая (если не попросту богоборческая) устремлённость и вовсе бесспорна. Практически все его члены были масонами, хотя и не все знали это друг о друге. В данном конкретном случае, как и во многих других, оно выполняло решение Петроградской масонской ложи “Полярная звезда”, которая была, как и всё русское масонство той эпохи, структурным продолжением масонства французского.
Итак, мы видим, что последнее цареубийство началось во всё том же цареубийственном марте, причем по так называемому “новому стилю”, приземлённому варианту юлианского календаря, так подходившему идеологии борцов с “отсталостью”, день этот точно совпал с мартовскими идами. Само же физическое убийство Царственных мучеников произошло в месяц, носящий имя Юлия Цезаря, в месяц, “отражающий” на годовом круге новолетний месяц январь, а через него – новолетний месяц март, в месяц начала древнегреческого месяца гекатомбайона (месяца жертвы), в месяц коронации Михаила Феодоровича.
И если понимать, что июль – это отражение-удвоение того же месяца марта, и то, что для уповающих на Христа смерть за Него – это подлинное рождение, воскрешение во Христовой Славе, то можно видеть, что июльская дата, 4 июля – это третий день после 2 марта, после мартовского возведения на Голгофу. Это день победы над смертью, день воскресения.
Верховная власть представляет собой бесконечно ответственное служение, требующее совершенно особых даров Святого Духа, ибо ни в каком ином служении, даже архиерейском, человек не являет собой столь ярко образ Небесного Владыки. Не все способны вместить страшную харизму власти, требующую от человека невыносимого сочетания и милующей кротости, и трезвого точно направленного гнева. Но даже совсем неудачливых правителей да не судят люди, ибо всякий царь стоит на такой грани двух миров, и подвергается сдавлению или разрыву от таких сил, о которых ничего не ведает даже весьма искушённый в политике, но не порфироносный человек. Осуждать царя – это непоправимая пошлость. Власть – это не политика, это мистика.
А в дневнике Николая II за 3 марта 1917 года, пятницу, за первый день, когда Россия жила без Царя, записано: «Говорил со своими о вчерашнем дне. Читал много о Юлии Цезаре».
Как удивительно замыкается круг истории!
Мы сознательно не касаемся здесь нехристианского, христоборческого символизма дат, который мог осознанно применяться теми, кто в России и за границей организовывал преступления Революции и мог влиять на ход событий; при всей реальности такой связи знание её на самом деле ничего полезного душе христианина не даёт. Мы всего лишь узнаём о низменной логике мышления заблудших людей. Но зачем столько усилий и так далеко ходить? Заглянем повнимательнее в свои собственные мысли – мы откроем и там ту же самую пошлую расчётливость.
Напротив, сумев прочитать неподдельный, нерукотворный язык Промысла Божьего, творящего историю, мы лучше поймём, от какой великой правды и от какого служения отступил наш народ и в какую низость пал. Да воззовём из глубины: “Господи, помилуй! Дай нам покаяние! Даруй нам покаяние, дабы не оказаться нам недостойными того Царя, которого, уповаем, Ты ещё дашь нам, сирым, здесь на земле России. Даруй нам покаяние, Боже, дабы и в Судный День не отречься нам от Истинного Царя царствующих!”

13. ЮЛИАНСКИЙ И «НОВЫЙ» КАЛЕНДАРЬ

При разговоре о календаре приходится разбираться и в теме «нового стиля».
Итак, новый, или григорианский календарь введён Папой римским Григорием XIII с 5 (15) октября 1582 года, преимущественно по ходатайству иезуитов с целью перехвата инициативы в ходе борьбы с протестантами во время Контрреформации. Для понимания разницы между двумя календарями следует знать, что из-за нестрогой шарообразности Земли её вращение несколько усложняется дополнительным движением, которое называется прецессией, и которое представляет собой медленное вращение полюсов вокруг точек, где находились бы полюса, если бы прецессии не было. Все, вероятно, видели, как у стремительно вертящейся юлы медленно оборачивается вершина её оси, а вся юла неспешно при этом покачивается.
Такая особенность вращения приводит к тому, что Земля при движении вокруг Солнца возвращается в ту же самую точку орбиты по отношению к относительно неподвижным звёздам немного позже, чем возвращается в то же самое положение в отношении высоты солнца над горизонтом и продолжительности дня и ночи. В астрономии год, измеряемый относительно звёзд, называется звёздным, или сидерическим, а год, измеряемый промежутком между, скажем, двумя весенними равноденствиями или двумя летними солнцестояниями – тропическим. Тропический год короче сидерического примерно на 20 минут.
Так вот, год юлианского календаря, то есть 365 1/4 дня, длиннее тропического и короче сидерического, причём он чуть ближе к сидерическому (звёздному) году, а не к более короткому тропическому. Иначе говоря, простота счёта дней юлианского календаря сочетается с тем, что в нём ориентиром для отсчёта времени признаётся не только солнце и длина тени на земле, но и весь небесный свод со звёздами. То и другое как бы символически взаимно уравновешивается. Это, кстати, вполне соответствует тексту Книги Бытия (1:16-18): “И создал Бог два светила великие: светило большее, для управления днём, и светило меньшее, для управления ночью, и звёзды; и поставил их Бог на тверди небесной, чтобы светить на землю, и управлять днём и ночью, и отделять свет от тьмы”, и “для знамений, и времён, и дней, и годов” (1:14).
Григорианская же реформа календаря полностью отказала звёздам в каком бы то ни было значении для счёта времени, редуцировав его просто до измерения длины тени на земле, т. е. приблизительно подогнав среднюю длину календарного года под длину года тропического за счёт искусственных поправок (три раза за четыреста лет отменяются високосные года).
Никакой особой научности в отказе обращать внимание на звёзды нет. Забавно, что само слово «астрономия» как раз происходит от слова «звезда» (astrum). Вообще на латыни есть три синонима с этим значением: astrum, sidus и stella. Есть некая ирония в том, что сторонники «нового стиля», ссылаясь на астрономию, отвергают при этом всякую связь со звёздами!
Нет и никакой прикладной полезности в предпочтении одной условности (новой и более сложной) другой условности (привычной и более простой). С учётом того, что в разных странах «новый стиль» вводился не одновременно, не повсеместно и по разным правилам перехода, то для историков Нового времени работа с датами превращается порой в головоломку.
Тем не менее, все эти очевидные недостатки не помешали тому, что за несколько столетий «новый стиль» стал почти повсеместным. Дело в том, что за различием выбора условных систем отсчёта лежит глубокое различие духовных ориентиров. И понятно, что ориентация на одну только землю вполне соответствует той «глиняной» идеологии западноевропейского человекопоклонства, которая всё более вытесняет остатки христианских упований народов Запада.
Добавим, что юлианский календарь – это памятник непрерывного счёта времени с тех пор, как мир был подготовлен Промыслом Божиим к принятию Богочеловека Христа. А Он, кстати, ничего не возразил против удобного и широко принятого по всей Римской Империи календаря.
И что совсем уже странно в григорианской реформе, так это то, что она свою поправку выводит не относительно времени Христа или Юлия Цезаря, а относительно начала IV века, когда Никейский собор утвердил повсеместное использование в Церкви юлианского календаря. Относительно же времени Христа разница между стилями должна была бы составлять уже не 13, как сейчас, а не меньше 15 дней.

14. ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ

Ничего нет, возлюбленные, из того, что говорится и происходит, чтобы то не было иносказанием и прообразом. (...) Когда же совершается то, что предварялось прообразом, тогда то, что некогда несло в себе картину будущего, становится бесполезным, уступая место действительности (Святой Мелитон Сардийский. О Пасхе)

Земное царство есть прообраз Царства Будущего Века. До тех пор, пока земная история не закончилась, цареборчество есть ничто иное как богоборчество, лишь слегка прикрытое рассуждениями о свободе и равенстве. Эти рассуждения лживы в самой своей сути. Наличие Царя оскорбительно не крестьянину или простому воину, а боярину, и не потому, что он заботится о последних и низших в социальной иерархической пирамиде, а потому что он обнаруживает себя в этой пирамиде на втором, а не на первом месте.
Но более того, наличие Царя вообще придаёт всей этой пирамиде условный, зыбкий, относительный смысл, уравнивая в безусловности служения Царю и первого боярина, и последнего смерда, и всем напоминая, что первые могут стать последними, последние – первыми. Не кто-нибудь, а именно первый и высший из всех ангелов, Светоносец-Люцифер, восстал против Бога и в своей тупой гордыне ведёт с Ним обречённую на жалкое поражение войну.
Историк А. Нечволодов (Сказания о Русской земле. Кн. IV, СПб, 1913, с. 630), говоря о Смутном времени, приводит дневниковую запись поляка Маскевича: «В беседах с москвитянами наши, выхваляя свою вольность, советовали им соединиться с народом польским и также приобрести свободу. Но русские отвечали: “Вам дорога ваша воля, нам неволя. У вас не воля, а своеволие: сильный грабит слабого; может отнять у него имение и саму жизнь. Искать же правосудия, по вашим законам, долго, дело затянется на несколько лет. А с иного и ничего не возьмёшь. У нас, напротив того, самый знатный боярин не властен обидеть последнего простолюдина: по первой жалобе Царь творит суд и расправу. Если же сам Государь поступит неправосудно, его власть: как Бог, он карает и милует. Нам легче перенесть обиду от Царя, чем от своего брата: ибо он владыка всего света”. Русские действительно уверены, что нет в мире монарха равного Царю их, которого посему называют: Солнце праведное, Светило Русское».
Для христианского сознания неважно, что в практическом плане Царь не может уследить за всеми обидами от сильных слабым. Важен сам идеал, который мы не будем менять ни на какие заманчивые утилитарные социальные усовершенствования. Для христианина монархия имеет важнейший аскетический смысл. Власть Царя от Бога, и служит Богу. Послушание Царю – это следствие послушания Богу. Служение, послушание Царю земному, смирение перед ним является также и подготовкой к служению Царю Небесному. Если ты, человече, не в силах смириться перед царём временным, мало чего от тебя требующим, да и то лишь на краткий миг жизни в тленной плоти, то как смиришься перед Царём Вечным, требующим отдать Ему всего себя и навсегда?
Быть может, это самый важный довод в пользу монархии.
Демократия же, как попытка усвоить источник земной власти над людьми самим людям же, совершенно несовместима с подлинным христианством. Всё покаяние, всё смирение таких “христиан” липовое, всё их самомнение не изжито, а всего лишь перелицовано в угоду мирской моде и “страха ради иудейска”. Быть может, найдётся и немало церковных иерархов-демократов. Но покажите хоть одного прославленного Богом и Его Церковью святого, кто был бы за растворение власти среди народной толпы или среди «лучших» из неё. На деле это всегда оборачивается или хаосом братоубийственной войны, или диктатурой самых хитрых, наглых и злых.
“Священник не монархист не достоин стоять у Святого Престола, – священник республиканец – всегда маловер”, – считал священномученик Владимир, митрополит Киевский (+1918).
В конце концов, тот или иной выбор между демократией и монархией – это следствие более фундаментального выбора в глубине человеческого сердца, выбора между эгоизмом – и любовью, а значит – и самопожертвованием.
Бытует мнение, что Бог с неохотой дал еврейскому народу царя, и поэтому царская власть не может-де считаться богоустановленной (см. 1 Цар. 8). Но из этого почему-то делается вывод не в пользу подчинения пророкам или – в нашей церковной жизни – духоносным прозорливым старцам, вроде святого Серафима Саровского или Лаврентия Черниговского, а в пользу народного правления (избрание парламента, президента и т. п.). Но о народном правлении даже и слова не было сказано в описываемой в Библии ситуации. Настолько оно было неуместно, что даже и в голову никому не приходило обсуждать его.
И кстати, ещё задолго до этого эпизода с просьбой народа к Богу о даровании и избрании Самим же Богом народу царя, Бог через Моисея предуведомляет израильский народ: «Когда ты придёшь в землю, которую Господь, Бог твой, даёт тебе, и овладеешь ею, и поселишься на ней, и скажешь: “поставлю я над собою царя, подобно прочим народам, которые вокруг меня”, то поставь над собою царя, которого изберёт Господь, Бог твой...» (Втор. 17:14-15).
Ещё большей нелепостью звучит утверждение, что будто бы Евангелие признаёт все земные царства переданными во власть сатаны. Властеборцы ссылаются при этом на стихи 5-7 из главы 4 от Луки, совершенно не замечая, что эти стихи передают прямую речь дьявола, – впрочем, вполне наглядно показывая, кто же является их истинным вдохновителем. Слова же Спасителя Пилату свидетельствуют о совсем другом понимании источника земной власти: “Ты не имел бы надо Мною никакой власти, если бы не было дано тебе свыше” (Ин. 19:11).
Именно массовая измена, прежде всего в высших государственных кругах, привела к концу монархии 2 марта 1917 года, после чего обрушилась половина мира, и ясна стала близость его конца. И кстати, совершенно логично и то, что в своей созидавшей монархию борьбе Цезарь опирался именно на силы популяров и на интересы разнородного населения провинций, на которое он стремился постепенно распространить и римское гражданство.
И скольких бы локальных побед у цареубийц-богоубийц ни было, разрушением и захватом земного царства они лишь приближают наступление страшного для них Вечного Царства Христа в Его Славе, того Царства, где многие последние станут первыми, а многие первые – последними. И цари не избегнут нелицемерного Суда Божия, но будем помнить: сердце царя – в руке Божией, и место ему Бог определит без референдума.

ИЗ КАЛЕНДАРЯ

Первый месяц: нисан (авив), март

Первое нисана. Священное новолетие (для отсчёта религиозных праздников и царствований). Счет Даниилова пророчества о 70 седьминах (т. е. о времени пришествия Христа) ведётся с 1 нисана (Даниил 9:25, Неемия 2:1-8; по библейской традиции, если число не указано, то счёт ведётся с первого дня месяца).
9 нисана. Вход Господень в Иерусалим.
15 нисана. Ветхозаветная пасха (всегда сразу после полнолуния) – прообраз Пасхи Христовой.
14 нисана. Голгофа.
16 нисана. Воскресение Христово.
15 марта (иды) 44 г. до н. э., полнолуние. Убийство Гая Юлия Цезаря. Через несколько дней Гай Октавий Фурин, согласно завещанию Цезаря, усыновляется ему с именем Гай Юлий Цезарь (символическое воскресение).
17 марта (т. е. третий день после 15 марта) 45 г. до н. э. Битва при Мунде. Последняя битва Цезаря, начавшаяся для него неудачно. Пытаясь остановить своих бегущих легионеров, он бросился на врага, крикнув: “Да станет это концом для меня – жизни, а для вас – походов”. Чудом избегнув смерти и переломив ход сражения, Цезарь победил, но говорил потом, что если ему часто приходилось сражаться за победу, то впервые – за жизнь.
14 марта 1613 г. Начало царствования Михаила Феодоровича Романова.
1 марта 1881 г. Взрывом бомбы народовольцев смертельно ранен царь Александр II, умерший вечером того же дня (т. е. по церковному счёту уже 2 марта).
2 (15) марта 1917 г. Первый акт цареубийства: Николай II вынуждается отречься от Престола. Явление Державной иконы Богородицы.
Ночь на 12 марта 1801 г. Убийство царя Павла.
4 марта. Память (день кончины) св. Даниила Московского, первого московского князя. Его пострижение в схиму – 2 марта.
15 марта (иды марта). Вступление в должность римских консулов (до 154 г. до н. э.). Иды любого месяца – день Юпитера, верховного бога римского пантеона.

Осеннее новолетие, седьмой, субботний, месяц: тисри, сентябрь

Первое тисри. День труб, новолетие.
10 тисри. Иом-киппур, день очищения (единственный день, когда священник входил во Святая Святых, – см. Левит 16). Предотражение спасительных событий Страстной Седмицы.
15 тисри. Начало праздника кущей – целую неделю жили в шалашах в воспоминание странствия после исхода из египетского рабства – предотражение Светлой Седмицы.
1 сентября. Начало индикта, новолетие.
2 сентября 31 г. до н. э. Битва при мысе Акциум (Актион) в Греции, начало единодержавия Августа, в честь чего индикт (15-летний период для сбора налогов) считался с 1 сентября.
8 сентября. Рождество Богородицы, первый праздник после новолетия. Куликовская битва (1380 г.).
13 сентября 45 г. до н. э. Цезарь составляет завещание, по которому он усыновляет Гая Октавия, впоследствии Императора Августа.
18 сентября 324 г. Битва при Хризополисе. Победа царя Константина над бывшим соправителем Ликинием – одна из причин установления на Никейском Вселенском соборе (325 г.) празднования новолетия в сентябре месяце.
23 сентября 63 г. до н. э., перед восходом солнца. Рождение в Риме Гая Октавия Фурина, будущего Императора Августа. В середине этого года, возможно, даже накануне или в этот же самый день, Гней Помпей взял Иерусалимский Храм и вошёл во Святая Святых. В правление Императора Августа родились Пресвятая Богородица и Господь Иисус Христос, а Иудея полностью лишилась самостоятельности (скипетр отошёл от Иуды). В течение нескольких столетий день рождения Августа был общегосударственным праздником во всей Римской Империи. Именно 23 сентября по церковному календарю отмечается первое событие новозаветной библейской истории – зачатие Иоанна Крестителя.

Январь, месяц новолетия

Первое января. Обрезание Господне. Память св. Василия Великого, его матери Емилии и Василия Анкирского (слово “Василий” означает “царь”). День вступления в должность римских консулов (со 154 г. до н. э., до этого – 15 марта). С 45 г. до н. э. – новолетие.
6 января. Богоявление (Крещение Господне).
7 января 1598 г. Смерть Царя Феодора Иоанновича, пресечение династии Рюриковичей.
12 января 49 г. до н. э. Поставленный в безвыходное положение постановлением сената, Цезарь перешёл Рубикон. “Alea iacta esto” – “Да будет брошен жребий”, – сказал Цезарь после мучительных сомнений. (Т. Моммзен, История Рима, т. III, с. 256). Началась гражданская война, закончившаяся победой Цезаря. Через год, того же 12 января, Цезарь удачно рискует и переправляется с частью армии из Брундизия в Эпир, несмотря на подавляющее преимущество Помпея на море.
13 января 27 г. до н. э. Император Цезарь (Октавиан) получает проконсульскую власть во всех провинциях (идёт юридическое оформление единовластия).
16 января 27 г. до н. э. Императору Цезарю (Октавиану) присваивается титул “Август”.
Январь 44 г. до н. э. На статую Цезаря кто-то возложил царскую корону. Другой человек, приветствуя Цезаря, назвал его царём (rex); Цезарь ответил: “Я Цезарь, а не царь!”

Июль

(на этот месяц выпадало обычно начало первого месяца года у древних греков)
12 (или 13) июля 100 или 102 г. до н. э. Рождение Гая Юлия Цезаря, чьим именем впоследствии назовут месяц, ранее именовавшийся квинтилием, т. е. «пятым».
11 июля. Память первой христианской правительницы Руси св. равноапостольной Великой княгини Ольги, во святом крещении Елены. День коронации (1613 г.) царя Михаила Феодоровича Романова, в канун его дня рождения и дня ангела.
12 июля. День рождения и день ангела царя Михаила Феодоровича, с которыми почти совпал и день его смерти (13 июля). Память преп. Михаила Малеина. Память первых русских мучеников Феодора и Иоанна. Память иконы Божией Матери Троеручицы.
15 июля. Память св. равноапостольного князя Владимира, во святом крещении Василия (дословно “Василий” означает “царь”).
4 (17) июля. Убиение святых Царственных мучеников (1918 г.). Память св. Андрея Боголюбского.
5 июля. Память преп. Сергия Радонежского. Память преп. Афанасия Афонского, ученика преп. Михаила Малеина.
24 июля. Память святых Бориса и Глеба, князей-страстотерпцев.
Июль 27 г. до н. э. Август получает пожизненную власть трибуна, его проконсульская власть распространяется на Рим, ему официально подчинены провинциальные наместники (идет юридическое оформление единодержавия).

Киев, январь-февраль, май-июль 1998; 11-12 (24-25) июля 2001; Феодосия, ноябрь 2023 – январь 2024.