Витте. Явление первое

 

 

Скрываемые причины общеизвестных событий

Книга 2. НЕИЗВЕСТНАЯ ХОДЫНКА

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Витте. Явление первое

Как русский Министр Финансов американских банкиров от банкротства спасал

По мне, женитесь хоть на козе…

Как русский Министр Финансов русскую промышленность поддерживал,

или «Дело» Мамонтова

       Крупный русский промышленник и меценат

       Восточная Сибирь – Петербург – далее везде

       Встреча и впечатления

       Русская промышленность производит…

       Но кредитовать ее не хотят

       Мамонтов рискует. Для пользы дела

       Витте держит слово

       Может, лучше бы не держал?

       Первая ревизия

Может Витте поможет?

Обозначим позиции

       Смена обличья

       Виттина помощь. Пока, отдельно взятому русскому человеку

Банк Ротштейна становится совладельцем семейного предприятия Мамонтовых   

       От Витте с любовью

Ротштейн Адольф Юльевич. Информация к размышлению

Лишнее темное пятно…

       По-хорошему они и не хотели. Арест и залог

       По личному распоряжению Императора

Процесс

       О новых людях и дороговизне строительства

       Витте дорогие рельсы не положит. И другим класть не даст

       Согласно с обстоятельствами и на пользу общества

       Свидетели обвинения. Облико морале…

       Заключительная речь

       Невиновен!

       Но разорен

       И еще деталь. Семейная

       Золотой рубль. Легенды и действительность

Вывод промежуточный

 

 

Витте. Явление первое

 

И такой человек нашелся. Звали его − Сергей Юльевич Витте. Напомним читателю основные вехи его карьеры.

В государственную деятельность Витте пришел со службы частному капиталу, причем тому капиталу, который русским можно было назвать, разве что по стране его получения и приумножения. А именно − с поста управляющего Юго-Западными железными дорогами. Председателем правления этого акционерного общества был некий И.С. Блиох. С железнодорожными магнатами Блиохом, Гинцбургом, Поляковым и прочими, связи у Витте не прерывались.

Сергей Юльевич, заметим, был человеком, неоднократно менявшим декларируемые убеждения – что в жизни, что в политике[1]. «Витте не лгун, Витте − отец лжи» − так однажды характеризовал Витте современный ему публицист А.И. Богданович (1860-1907).

А академик Е.В. Тарле, комментируя эту характеристику, добавляет: «До такой степени это свойство казалось ему [Богдановичу] неразрывно сросшимся с душой графа Витте. Но это свойство происходило именно от полного презрения [Витте] к словам»^[2].

Возможно, именно его абсолютная безсовестность в сочетании с быстрым умом привлекли к нему внимание еврейской финансовой и промышленной элиты Российской Империи уже на ранних этапах карьеры будущего графа Полусахалинского; и, вероятно, подобной же элиты не только Российской Империи.

Так, член Госсовета и один из разработчиков так зазываемой Столыпинской реформы Николай Алексеевич Павлов, в своей книге о Государе, очень, кстати, хорошей и теплой, характеризует Сергея Юльевича так:

«С.Ю. Витте ‒ крупнейший по уму чиновник эпохи, но он обезличен чьей-то влияющей на него властью, и он против воли ведет страну культурными путями к хаосу…»

 

 

Приведем некоторые данные о Витте из упомянутых книг.

 

Как русский Министр Финансов американских банкиров от банкротства спасал

 

В 1912 году в Петербурге небольшим тиражом вышло исследование В.П. фон Эгерта, посвященное поддержке определенными банковскими кругами Америки революционного движения в России. Работа эта предназначалась в первую очередь для ознакомления членов правительства, Госсовета, иных компетентных организаций и носила характерное название «Надо защищаться»^[3].

Говоря о роли Витте в одной достаточно темной истории, среди прочих сохранивших по сей день актуальность фактов, фон Эгерт приводит следующий:

«… в середине 1890-х годов, объявляя и доказывая, что нет золота для поправления русской валюты, и устраивая в России девальвацию, он [Витте] одновременно отсылал миллионы за миллионами золотом Соединенным Штатам для поправления их валюты, отчего зависело спасение близких там к банкротству многих … банков и спекулянтов».

Среди банкиров, получивших русскую финансовую подпитку фон Эгерт называет имена Якоба Шиффа, Леба и другие не менее одиозные имена. В подтверждение своих слов фон Эгерт приводит отрывок из занесенной в официальное издание Конгресса речи некоего Уайта:

«Я знал одного великого русского, Сергея Витте. Это он в бытность свою министром финансов наделял нас, в Америке, во время президентства Кливленда, для поправления нашей валюты многими и многими миллионами золота на самых сходных условиях ссуды».

Таким образом, наш выдающийся «русский» государственный деятель в голодные 1890-е годы узаконил отнятие 33⅓ процента у русских держателей кредитных билетов для того, чтобы спасти каких-то заокеанских банкиров. Впрочем, слово «каких-то» здесь неуместно.

Немудрено, что у таких историков, как Савелий Дудаков, деятельность Витте вызывает исключительно хвалебные характеристики.

«Среди потомков Шафирова по линии Марфы Петровны в первую очередь необходимо назвать выдающегося государственного деятеля царствований императоров Александра III и Николая II графа Сергея Юльевича Витте (1849-1915 гг.). Специалисты по евгенике не случайно сопоставляли в двадцатых годах нашего века дипломатические и административные таланты пращура и потомка…

Основным достижением графа Витте, несомненно, является манифест 17 октября 1905 года о введении в самодержавной России гражданских свобод и созыве законодательной Государственной думы… Выдающийся политик своего времени, Витте обладал несомненным даром политического прогнозирования»[4].

В качестве примера Дудаков приводит видение Витте карты Европы после Мировой войны, очень схожее с картами, приведенными в разделе «Спецоперация Русская пустыня»: «Взгляните на карту современной Европы. Кажется, что спустя многие десятилетия и две кровопролитнейшие мировые войны она выглядит именно так, как ее предначертал граф Витте.

Поразительное предвидение!»[5]

Да, уж! Похоже, что Сергей Юльевич, как и Энгельс, был весьма информированный человек.

А беды наши в последнее царствование происходили естественно оттого, что «граф Витте, увы, не пользовался расположением императора Николая II, не внявшего наставлениям своей матери вдовствующей императрицы Марии Федоровны: "Во всем слушайся Сергея Юльевича!"

Когда 28 февраля 1915 года бывший российский премьер скончался, ни один из членов царской фамилии не выразил сочувствия. Лишь Мария Федоровна через своего личного представителя обер-гофмейстера князя Г.Д. Шервашидзе отдала дань уважения памяти великого сына России»[6].

Таланты Витте, объясняются автором в том числе и тем фактором, что «в действительности процент еврейской крови у С.Ю. Витте был достаточно высок.

И дело тут не в отдаленном родстве с Шафировым (как-никак, графа отделяли от барона пять поколений).

Бабкой российского премьера по отцовской линии была урожденная Мария-Елена-Луиза Крамер, и хотя в исследовании родословной С.Ю. Витте, проведенном С.В. Любимовым^[7], прямо не говорится о ее еврейском происхождении, но указывается, что в Крамерах была сильна коммерческая и финансовая жилка, а происходил род из прибалтийских земель, где, как сказано в том же исследовании, торговля в городах была захвачена евреями»[8].

Нам в общем-то нет нужды высчитывать процент той или иной крови государственного деятеля. Значительно важнее устремление его духа.

 

По мне, женитесь хоть на козе…

 

Генерал Федор Петрович Рерберг в своих известных записках о русско-японской войне, в той части их, которая касается «патриотической деятельности» Витте, приводит следующее психологическое объяснение перехода Министра Финансов Российской Империи на сторону ее врагов.

В 1890 году умерла первая жена Витте, урожденная Н.А. Иваненко − дочь черниговского предводителя дворянства. Примерно через год после ее смерти он встретил в театре даму, произведшую на него неотразимое впечатление. Стройная, с серо-зелеными грустными глазами она показалась ему самим очарованием.

К сожалению Матильда Ивановна Лисаневич (урожденная Матильда Исааковна Нурок, а по другим свидетельствам – Хотимская) была замужем. Витте добился развода и пошел даже на то, чтобы заплатить отвергнутому Дмитрию Сергеевичу Лисаневичу отступные, – по-моему, 20 тыс. рублей – и пригрозить служебными неприятностями.

Двадцать тысяч рублей тех лет за не очень верную жену, показались гражданину Лисаневичу хорошими деньгами.

А Матильда Ивановна оказалась хорошей подругой Сергею Юльевичу на всю оставшуюся жизнь. Он удочерил ее дочку Веру, и всю жизнь считал ее родной. Своих детей у него не было ни в первом, ни во втором браках.

 

Сергей и Матильда Витте

 

Император Александр III проявил необычайную снисходительность к своему министру и несколько экстравагантный брак – сановник высшего ранга женился на разведенной еврейке – на его карьере не сказался. Царь ограничился исторической фразой:

«По мне, женитесь хоть на козе, лишь бы дело шло»^[9].

К сожалению, Государь Александр Александрович, был в данном случае категорически не прав! Козы определенной масти имеют устойчивую тенденцию приводить козлов в огород. Родственных козлов – в государственный огород.

Родственные связи коз широки, если не сказать всемирны. А Россия одна.

И дело сразу пошло.

Еще при жизни Александра III профессор Петербургского университета И.Ф. Цион, с 1875-го – чиновник особых поручений при Министерстве Финансов – писал в донесении Императору:

«Без разрешения Министра частные железнодорожные общества не смеют заказать ни вагона, ни локомотива. Другими словами, они принуждены заказывать их у тех заводчиков, … которые пользуются специальным покровительством гг. Витте и Ротштейна [банкир, ставленнник Витте]. Заводы не смеют выдавать даже дивидендов своим акционерам, не испросивши первоначально разрешения у г. Витте. Он терроризирует частные банки, как терроризирует все сколько-нибудь выдающиеся промышленные и торговые предприятия».

К большому сожалению, Царь не то чтобы не прислушивался, просто нравственно был выше того, чтобы относиться к своим министрам с недоверием – долгое время он отсылал эти донесения самому С.Ю., а тот, разумеется, успевал принять все необходимы меры, чтобы оградить себя не только от каких-либо неприятностей, но даже от намека на таковые^[10].

Однако, зная тяжелую руку Александра, Витте всячески старался проявлять, где можно, государственное мышление с намеком на патриотизм. Вел себя, в общем, – в допусках и посадках.

Разумеется, по строгому дворцовому этикету не могло быть и речи о том, чтобы даму сомнительного происхождения, пусть даже ставшую женой всесильного министра, могли принять при дворе. А значит, путь в большой свет был также закрыт^[11].

Три года, до смерти Александра III, супруги сидели в этом плане тише воды, ниже травы. Витте активно занимался вопросами карьерного роста. Распустив слухи о психическом расстройстве своего благодетеля – Министра Финансов И.А. Вышнеградского, он 1 января 1893 года становится Министром Финансов с одновременным производством в тайные советники.

Однако аппетит приходит во время еды. Огромные возможности, сосредоточенные в руках по сути первого министра Империи, ставшего в день 14 мая 1896 года – Священного Коронования Их Величеств – статс-секретарем, перестали радовать сердце, поскольку любимая жена не была принята во Дворце.

 

Как русский Министр Финансов

русскую промышленность поддерживал, или «Дело Мамонтова»

 

К сведениям Ф.П. Рерберга добавим, что, по-видимому, к этому времени и относится тайная поддержка Витте десятками, если не сотнями миллионов русских золотых рублей американских банков известной ориентации. И, что не менее, если не более важно, со второй половины 1890-х годов деятельность Витте по поддержке русской промышленности окончательно приобретает весьма специфический характер.

Приведем единственный, но исчерпывающий пример.

 

Крупный русский промышленник и меценат

 

В 1899 году с подачи Витте возникло «Дело» Саввы Ивановича Мамонтова — известнейшего русского мецената и крупного русского промышленника. Одного из последних русских крупных промышленников. Почему последних? Сейчас станет ясно.

 

Савва Иванович Мамонтов

 

Имя Саввы Ивановича Мамонтова близко сердцу любого интересующегося родной историей и культурой русского человека. Память о нем живет в его подмосковном Абрамцеве, в картинах художников, которым он помог найти себя, таких как Серов, Поленов, Репин, Васнецов, Коровин и многих других. Ему Россия обязана феноменом Шаляпина, выпестованного Мамонтовым в его знаменитой Русской частной опере. Живет память о Мамонтове и в построенных им железных дорогах. О них и пойдет речь.

Строительство железных дорог стало одним из ведущих направлений деловой активности семьи Мамонтовых с конца 1850-х годов. В 1859 году Иван Федорович Мамонтов, отец Саввы Ивановича, получил концессию на строительство пути от Москвы до Сергиева Посада. 66 верст были проложены фактически за полтора года, и летом 1862 года начато было регулярное движение. Уже в 1865 году было перевезено 465 тыс. пассажиров и 9,5 млн. пудов грузов. Прибыль составила 476 тыс. рублей.

Семью Мамонтовых стали прочно связывать с железнодорожным строительством.

В 1868 году учреждается главное предприятие Мамонтовых – «Общество Московско-Ярославской железной дороги», затем, с разрешением строительства до Вологды и Архангельска, предприятие преобразуется в «Общество Московско-Ярославско-Архангельской железной дороги».

С 1872 года С.И. Мамонтов занимал пост директора, а с 1878 по конец июля 1899 года — двадцать с лишком лет — являлся безсменным председателем правления этого общества. Директорами правления были: Константин Дмитриевич Арцыбушев (с 1885), Николай Иванович Мамонтов (с 1890), Сергей Саввич Мамонтов (с 1895), Всеволод Саввич Мамонтов (с 1896). То есть предприятие можно смело было считать семейным.

В 1876 году С.И. Мамонтов получает концессию на строительство Донецкой железной дороги, примерно 500 верст. Она была построена, в основном, за 1878-1879 годы, по отзывам современников, «построена прекрасно». С этого времени Савва Иванович уверенно входит в число крупнейших железнодорожных предпринимателей.

Однако, несмотря на прекрасное качество постройки, Донецкая дорога была убыточной. Причина заключалась в том, что южные магистральные дороги принадлежали мощным компаниям во главе с Поляковым, Блиохом и иже с ними.

С точки зрения коммерческой конкуренции, мамонтовская Донецкая дорога была для них бельмом в глазу, и потому ее умышленно исключали из цепочки грузооборота – минуя Донецкую дорогу, уголь вывозили по более дорогим подрядам до магистральных дорог гужевым транспортом.

Доходило до того, что даже в Николаев уголь доставляли на телегах, лишь бы не по Донецкой дороге. И в начале 90-х годов Савве Ивановичу пришлось расстаться с дорогой. По большому счету – за копейки.

Разумеется, ее тут же купили помянутые лица.

 

Восточная Сибирь – Петербург – далее везде

 

После продажи Донецкой железной дороги С.И. Мамонтов начинает грандиозную экономическую комбинацию – создание конгломерата связанных между собой промышленных и транспортных предприятий. По-теперешнему – холдинга. Холдинга, имеющего, можно сказать, оборонное для страны значение.

Мамонтов выступал в данном случае, как русский солдат на главном направлении атаки. По большому счету, вопрос состоял в том, насколько русская промышленность и транспорт смогут служить стране, в том числе в кризисных ситуациях.

Мамонтов берет в аренду у казны Невский судостроительный и механический завод и преобразовывает его в «Товарищество Невского завода» с капиталом 1,5 млн рублей. После реконструкции он должен был снабжать железные дороги подвижным составом. Затем приобретает завод чугунного литья в Нижнеудинске, а для снабжения его сырьем − Алапаевский (Николаевский) металлургический завод в Иркутской губернии и преобразовывает его в Общество Восточно-Сибирских железоделательных заводов.

Заводы были очень важны для страны – и Мамонтов взвалил на себя эти махины-развалины. Он думал о будущем, о создании единого концерна: Невский завод – предприятие оборонного значения; Нижнеудинский – это чугунное литье – полуфабрикаты для Невского; Алапаевский – руда для Нижнеудинского завода.

Все увязывалось в крепкий узел – свой русский металл, свои рельсы, свои шпалы, свои паровозы, свои товарные вагоны, все свое – русское. Да мало ли что еще своего можно было создать на такой базе. В ближайших планах намечалось строительство вагонного завода в Мытищах: для дороги нужны были товарные и пассажирские вагоны, а также запасные части к ним.

По завершению строительства дороги до Архангельска Савва Иванович планировал перейти на строительство новой дороги – от Петербурга до Вятки через Вологду; а от Петербурга − в Калиш (Польша), чтобы соединить это направление с сетью западно-европейских железных дорог. Грандиозная перспектива.

Но для модернизации заводов требовались огромные вложения. Понятно, что при таком размахе деловой активности встреча таких людей, как С.И. Мамонтов и С.Ю. Витте просто не могла не состояться.

 

Встреча и впечатления

 

В 1894 году свежеиспеченный Министр Финансов пригласил Мамонтова принять участие в ознакомительной поездке с группой экспертов на Север, вдоль Кольского полуострова, чтобы лично убедиться в необходимости строительства дороги до Архангельска, а затем и до Мурманска, где предполагалось создать незамерзающую базу Северного Флота Российской Империи. Поездка оказалась полезной для Витте, и – показалась – полезной для Мамонтова.

Витте, конечно, понимал, что С.И. Мамонтов с его хваткой, энергией и упорством не только проложит дорогу через топи и болота, разрешив любой трудности инженерные задачи, но и наверняка, в самое короткое время выбьется в число крупнейших предпринимателей Империи, в чьих руках окажется будущее страны.

Но упускать из рук нити контроля над этим будущим в планы Витте, никоим образом, не входило.

Савва Иванович ‒ человек открытой души, увлеченный, поначалу был очарован энергией и деловой хваткой нового министра (произвести впечатление Витте умел). Мамонтов повел с ним переговоры о возможности получения кредитов для продолжения строительства Московско-Ярославской дороги, для восстановления Невского завода, а также заводов в Нижнеудинске и Алапаевского.

Министр Финансов пообещал С.И. Мамонтову концессию на строительство линии новых дорог Петербург-Вологда-Вятка, но с условием, – каков патриот! – что тот поднимет перечисленные заводы из финансовых и производственных руин. Для частного предприятия задача практически невыполнимая. Напомним, что речь шла о части оборонного комплекса страны.

 

Русская промышленность производит…

 

Получив, как ему казалось, добро от всесильного министра, Савва Иванович с присущей ему энергией принялся за дело. Он форсирует все свои финансовые возможности и невозможности, чтобы быстрее достроить железную дорогу до Архангельска.

Возрождает ударными темпами Невский завод, на котором к тому времени уже было выпущено 1500 паровозов. Но поскольку производство их было временно прервано, его надо было срочно восстанавливать. Было налажено также производство быстроокупаемых металлоконструкций: стали изготавливать мосты, стропила, подъемные краны, резервуары, газгольдеры, цистерны.

Крупные заказы были выполнены для Военно-Морского ведомства. Выпускались паровые машины и котлы для судов, организовано было стальное литье.

Ближайшее будущее строилось в расчете на вагонный Мытищинский завод. Вагоны в Росси были всегда нужны.

Все, что было выручено за Донецкую дорогу, пришлось вложить в Невский завод — на этом настаивал сам Витте, — но и этих денег не хватало на восстановление и развитие завода.

 

Но кредитовать ее не хотят

 

Заметим себе, что Россия сравнительно недавно вошла в круг, так называемой «европейской цивилизации». Ключевым же моментом этой цивилизации были, начиная со времен Карла Великого, отнюдь не паровозы, «пароходы, строчки и другие долгие дела», а ничего порою не стоящие раскрашенные бумажки, именуемые денежными знаками^[12].

Снабжение нужного лица нужными знаками в нужном количестве именовалось тогда, и тем более именуется сейчас, «кредитованием».

Так вот, надежного источника «кредитования» у Саввы Ивановича не было. И, надеюсь, понятно каждому, его ни в коем случае и быть не могло.

Повторим: ни доступного и подконтрольного банка, ни, соответственно кредита у Мамонтовых не было. Все это было у КОГО-ТО ДРУГОГО.

Образец продукции заводов Мамонтова. В своем классе – один из лучших в мире. И, во всяком случае, – красив.

 

Мамонтов рискует. Для пользы дела

 

Выход был один: перевести необходимые «здесь и сейчас» деньги из кассы Московско-Ярославско-Архангельской дороги на Невский и Нижнеудинский заводы.

Савва Иванович, при всей славяно-русской, даже если с примесью татарской наивности, понимал, что рискует, но другого способа не было. И Мамонтов пошел на этот шаг, понадеявшись на обещанную Витте концессию и кредиты.

Из этой финансовой операции он не делал никакой тайны. Да и какая тайна.

Восстань к жизни Мамонтовский «холдинг», – и казенной промышленности, зачастую неразворотливой и убыточной, был бы дан хороший соревновательный стимул, – а уж прибыль для всех акционеров была бы − ну очень хорошая.

Акционеры, прекрасно понимали эксклюзивность момента и смотрели на чисто формальные, в их же интересах, сделанные нарушения, сквозь пальцы. Понимали, что бухгалтерия дороги идет на нарушение не ради наживы хозяев, а ради общей пользы дела, а также в их собственных интересах. По большому счету, повторим, – это было внутрисемейное дело. Ни копейки наличными к рукам Мамонтова не прилипало. Все шло на развитие нужного и важного для страны дела.

Знал об этих формальных нарушениях и наш друг Витте, знал, но молчал. До времени, до поры...

 

Витте держит слово

 

Более того. Обещание, данное Мамонтову, он, на первый взгляд, выполнил в полном объеме. В 1899 году Мамонтов оформляет концессию на строительство дороги Петербург-Вологда-Вятка. Это обещало солидные прибыли, покрытие понесенных расходов и погашение задолженностей по кассе Московско-Ярославской дороги.

Указ Государственного Совета за подписью самого Государя Императора подтвердили права Мамонтова на получение концессии. Акции Общества пошли вверх, доходы, и без того не слабые, резко поднялись.

Любой скажет, что перспектива – боже ж мой!

 

Может, лучше бы не держал?

 

Но все рухнуло в один миг. Почти одновременно с получением концессии.

С внешней стороны события разворачивались так.

В 1898 году тайный советник В.В. Максимов, Директор Департамента железнодорожных дел Министерства Финансов, и ‒ поставим в известность читателя, ‒ правая рука С.Ю. Витте, ‒ потребовал у С.И. Мамонтова за получение той самой концессии «Питер-Вятка»  взятку. Как выразился Максимов, ‒ с присущим тайным советникам изяществом, ‒ «за скорость». Витте с Максимовым были старые знакомые, ‒ познакомились еще в Киевском окружном суде, где некоторое время исполняли общественную обязанность присяжных заседателей.

У Мамонтова были все основания считать, что просьба о «смазке для ускорения» исходит не только от Максимова.

Положение Саввы Ивановича было безвыходным, и он дал соответствующее распоряжение А.В. Кривошеину (коммерческий отдел), но с наказом зафиксировать этот вынужденный факт.

 

Первая ревизия

 

Однако Максимов каким-то образом засветился. Дело обратило на себя внимание Министра Юстиции Н.В. Муравьева, который, по словам Витте в его правдивых и искренних мемуарах, «имел против меня совершенно неосновательно, так сказать, маленький зуб». Истинной же причиной были безчисленные растраты казенных денег «друзьями» Министра Финансов.

Так Министерство Юстиции вышло на Мамонтова.

Была произведена ревизия строительства железной дороги от Вологды до Архангельска, обнаружившая перерасход сметной стоимости.

Савва Иванович Мамонтов в своей объяснительной записке привел убедительные аргументы в оправдание перерасхода – на трассе сплошные топи и болота, пришлось закупать в Америке дорогие экскаваторы с паровыми двигателями, чтобы ускорить прокладку траншей для отвода воды от полотна. Некоторые участки дороги уже построены, но прибыли еще не дают.

 

Может, Витте посодействует?

 

Савва Иванович правильно понял возникшую ситуацию. Но, как человек обязательный, он не мог бросить дело государственной важности. Раньше такие дела в России поощрялись. Вспомним хотя бы историю Демидовского «холдинга».

Да и за строительство железных дорог Мамонтов брался в полной уверенности, что в лице Витте найдет помощника и сподвижника. Такое тот произвел на него впечатление во время совместной поездки.

Известный писатель Н.Г. Гарин-Михайловский, в то время инженер-путеец, работавший на строительстве железной дороги у С.И. Мамонтова, по просьбе последнего неоднократно обращался в Министерство Финансов за обещанным кредитом, но Витте, еще вчера казавшийся единомышленником, отказывал, ссылаясь на некоторые объективные трудности.

 

Обозначим позиции

 

Ко времени описываемых событий позиции Витте и Мамонтова по перспективам развития русской экономики совершенно обозначились, принципиально расходясь в главном.

ПОЗИЦИЯ ВИТТЕ: опираться на иностранный капитал и, наращивая займы, загонять страну в долговую яму.

ПОЗИЦИЯ МАМОНТОВА: используя огромный потенциал и ресурсы России, всемерно развивать свою, национальную промышленность, опираясь на творчество и собственные силы нации.

[Как же-с, Савва Иванович. Вот все бросим и дадим Вам опереться.

На творческие силы, используя потенциал. За Вами не приглядишь – будет лет через 10-20 – вместо «дикой России» одно сплошное Абрамцево].

Как вы понимаете, у министра финансов и предпринимателя разные весовые категории... И понятно, чья позиция сильнее:

Уже к 1906 году Россия была должна иностранным капиталистам 10 (десять) миллиардов тогдашних рублей! По нынешним временам – 300-500 млрд. долларов.

Ежегодная выплата только процентов по займам составляла как раз 400 млн рублей^[13].

Которых экономика Империи якобы не могла найти на подготовку к русско-японской войне! Работа мастера, ничего не скажешь!

 

Смена обличья

 

В своем недавнем ‒ 29 ноября 1897 года ‒ выступлении Витте декларировал понимание исключительности и самобытности России, развитие которой шло, и должно было идти своим, отличным от Запада, путем.

Обратим внимание на дату. Это знаменитый ноябрь 1897 года, за который Министр Финансов Российской Империи совершил удивительную метаморфозу: непримиримо выступив 14 ноября на известном Особом Совещании против занятия Порт-Артура, Витте, резко разворачивается на 180º, и, начиная со 2 декабря 1897 года, становится главным застрельщиком занятия Россией портов на Ляодуне.

Напомним, что именно его позиция окончательно подтолкнуло Петербургское руководство к приобретению территорий на юге Маньчжурии[14].

С этого момента у господина Витте, похоже, стала отказывать память. Напрочь забыв об особом пути развития России, он стал декларировать существование общих для всего мира закономерностей, с которыми необходимо считаться, и прочую, любимую марксистами и либералами вредоносную для России, ахинею:

«В России теперь происходит то же, что случилось в свое время на Западе: она переходит к капиталистическому строю, – говорил он. – ...Россия должна перейти на него.

Это мировой непреложный закон».

Сразу и не поймешь ‒ последовательный марксист или все же с оттенком эмпириокритицизма. Как бы там ни было, Министру Финансов, в его новом обличии, с Мамонтовыми было не по пути.

 

Виттина помощь. Пока, отдельно взятому русскому человеку

 

Когда пошли слухи о ревизии на предприятиях Мамонтова, на бирже поднялась паника, акции всех предприятий Мамонтова резко упали в цене. Он пытался спасти положение, закладывая акции железной дороги в Московский банк общества взаимного кредита.

Но чей-то негромкий, но влиятельный голос из Петербурга посоветовал: широко шагает молодец, прижать надо.

Банк немедленно потребовал солидную доплату.

Талантливый русский министр финансов С.Ю. Витте, мгновенно понял, что сейчас настал час лишить Савву Ивановича, «честно» отданных ему концессий.

 

Витте при параде

 

Ни о каких моральных сдержках и издержках по отношению к Мамонтову у него, натурально, и помину не было, как и вообще к кому-то ни было «в деловых вопросах». Главное – как бы все это осуществить поизящнее, чтобы самому очевидным образом не запачкаться.

Савва Иванович, еще не совсем понимая, откуда дует ветер, ‒ а скорее, будучи человеком порядочным, просто не желая верить^[15], – вновь обращается за советом и помощью к Витте.

Тот, не моргнув ни одним из честных и проницательных глаз, предложил ему обратиться за помощью к товарищу Министра Финансов ‒ то есть собственному заместителю ‒ А.Ю. Ротштейну ‒ директору Петербургского Международного коммерческого банка. И заодно ‒ «свойственнику» Витте по второму браку.

Вот вам ‒ козы, козлы и огород. Один на всех.

 

Банк Ротштейна становится совладельцем семейного предприятия Мамонтовых

 

Ротштейн, в свою очередь, предложил Мамонтову перевести уже заложенные акции в Петербургский банк без доплаты.

Но необходимо было выполнить одно «небольшое» условие – стать участником, так называемого, банковского «синдиката», – а для этого нужно продать 1500-2000 акций по цене, за какую они были заложены.

Савва Иванович, по своей, удивительной в наши дни для делового человека честности, не предвидел дальнейшего хода событий и, будучи уверенным, что новый кредит под заем акций спасет дело, подписал соглашение.

Возможно, впрочем, что в России, где уже больше тысячи уже лет было в цене честное купеческое слово, те подлости капиталистического бытия, что вскоре придется испытать на себе крупному русскому промышленнику и меценату, еще не практиковались.

В августе 1898 года Мамонтов продал банку 1650 акций дороги, сделав тем самым банк совладельцем своего главного предприятия, и получил специальную ссуду под залог акций и векселей, принадлежавших ему и родственникам. Думал, – а все же кажись, честные. Помогли вроде.

Связываясь с Международным банком, Мамонтов надеялся получить передышку, а затем, добившись концессии на строительство магистрали Петербург-Вятка, за счет казенных субсидий рассчитаться с кредиторами. В начале 1899 года концессия, мы помним, была получена, но Савву Ивановича это уже не спасло.

За это время Витте позволил другу-взяточнику Максимову уйти в отставку. «По собственному желанию», на теплое место в дружественной фирме, – выведя тем самым Министерство Финансов из-под удара юридического ведомства. А сам со свежими силами, занялся вплотную «крупным русским промышленником и меценатом».

До Министерства Финансов вдруг доходят слухи о стесненном финансовом положении мамонтовского «холдинга». Слухи о неблагополучии в делах Мамонтова были пущены в июне 1899 года, когда он не вовремя погасил долг Международному банку – тому самому Ротштейну.

Далее одновременно произошло следующее.

Во-первых, все переданные в Международный банк и ставшие его собственностью 1650 акций были принудительно отчуждены в казну по убыточной цене и… тотчас же перепроданы чиновникам этого самого Петербургского Международного коммерческого банка.

Как это близко нашему постперестроечному менталитету!

Во-вторых, наш правдолюбивый Министр Финансов назначил свою ревизию Московско-Ярославской-Архангельской железной дороги.

 

От Витте, с любовью

 

Витте был прекрасно осведомлен о сложном финансовом положении в Обществе Московско-Ярославской железной дороги от самого Саввы Ивановича лично, а потому атака его была молниеносной, и момент выбран подходящий.

Человек ведь С.Ю. был способный. С математическим складом мышления. Подгадав момент, когда Мамонтов отсутствовал в Москве, Витте мгновенно натравил на него стаю своих «гончих».

Крышка захлопнулась. Такого удара Мамонтов не ожидал.

Ревизию проводил чиновник по особым поручениям Министерства Финансов П.С. Хитрово, который впоследствии заменил Мамонтова на посту председателя правления акционерного общества Московско-Ярославской-Архангельской дороги. Директорами стали некто Шайкевич и Грачев – люди Ротштейна.

В эти дни Савва Иванович находился на лечении в Германии. По возвращении его ждали обыски, газетная травля и досудебное тюремное заключение – как простого уголовника. А ведь Мамонтов был уже не молодой и не очень здоровый человек.

Я уж молчу про всероссийскую известность и всякие такие вклады Мамонтова в мало кому нужную русскую культуру.

Вскоре по возвращении Мамонтова, в конце июля 1899 года, все правление Московско-Ярославо-Архангельской железной дороги во главе с С.И. Мамонтовым вынуждено было уйти в отставку. Вновь избранные члены правления – люди Витте-Ротштейна –  как честные граждане, столкнувшиеся с нарушениями, обратились с исками к бывшим руководителям Общества.

В ходе следствия Мамонтов, со своим подкупающим простодушием, несколько раз обращался к Витте и, по-видимому, надеялся, что до суда дело не дойдет.

Читатель, полагаю, и сам уже догадался, что Витте желания помочь не проявил, а Международный банк, в лице товарища Ротштейна, на полюбовное соглашение не пошел. Вывод очевиден: подельщики не просто хотели захватить в свои руки Северную дорогу, но и покончить с самим Мамонтовым.

 

[Ротштейн Адольф Юльевич. Информация к размышлению

 

Адольф Юльевич Ротштейн (1857, Берлин - 8 ноября 1904, Санкт-Петербург) − банкир, предприниматель прусско-еврейского происхождения, возглавлявший «Санкт-Петербургский международный коммерческий банк» в 1889-1904 годах.

 

Адольф Юльевич Ротштейн

 

В молодости Ротштейн работал в парижском банке Ротшильда и брокером на берлинской бирже, где занимался конвертацией ценных бумаг. Работал также в лондонской торговой компании. По возвращению в Германию на родину и устроился в крупный банк «Мендельсон и К^о». В 1879 году он переехал в Санкт-Петербург, где начал работать в «Международном коммерческом банке».

Через 10 лет Ротштейн возглавил этот один из крупнейших банков страны.

В скобках отметим, что в результате «великих реформ» Александра II финансовая жизнь Российской Империи все более переходила в еврейские руки. «Известный в то время экономист В. Гурко отмечал: "Место русского купца все более и более занимается евреем. Кредит давно стал родной стихией евреев. Крупнейшие банки страны почти все уже в их руках". …

Родство капитализма, как такового, и еврейства не раз становилось предметом серьезных научных исследований. (Достаточно вспомнить труды одного из крупнейших западных экономистов и социологов Вернера Зомбарта.)

По его словам, именно под влиянием евреев сформировались такие понятия, как векселя, акции, фондовый рынок, биржи и т.д. Одной из важнейших форм капиталистического хозяйства стала торговля кредитом»[16].

Ротштейн был в близких отношениях с министрами финансов Вышнеградским и Витте, сносившимся с Ротштейном по многим важным вопросам, в том числе по денежной реформе. Именно Ротштейн по поручению Витте вел весной 1899 года секретные переговоры с Дж. П. Морганом в Брюсселе о создания международной золото-валютной системы.

Личное состояние Ротштейна составляло порядка 50 млн. рублей, порядка 100 млрд на сегодня.  «По свидетельству исследовавшего вопрос современного петербургского историка С.Г. Беляева, "поверенный в делах США в Петербурге Г.Д. Пирс писал в это время главе банкирского дома Морганов, что Ротштейн играет в финансовой жизни России ту же "контролирующую" роль, которую сам Морган играет в Америке»[17].

Россия все плотнее попадала в сети международного финансового капитала.

 

 

Одной из жертв его и стал с помощью Витте и Ротштейна Савва Иванович Мамонтов].

 

Лишнее темное пятно…

 

Об особой роли Витте в этой истории писал в своих воспоминаниях Прокурор Московского окружного суда А.А. Лопухин:

«То самое Министерство, которое в лице его главы С.Ю. Витте только что выступило в качестве инициатора в вопросе о предоставлении названному обществу концессии [Петербург-Вятка], выступило в лице того же С.Ю. Витте с требованием об отобрании у него этой самой концессии и о принятии мер, которые были сознательно направлены к финансовой гибели железнодорожного общества и крупных его акционеров».

Крах Мамонтова, пишет Лопухин, – «лишнее темное пятно к репутации Витте».

 

По-хорошему они и не хотели. Арест и залог

 

При этом положение отнюдь не было безнадежным. Стоимость движимых и недвижимых имуществ Мамонтова (два дома в Москве, имение Кузнецово во Владимирской губернии, участок на Черноморском побережье) оценивалось в бόльшую сумму, чем претензии кредиторов (на лето 1899 года). Однако иски были представлены в суд.

11 сентября 1899 года в своем доме на Садовой коммерции-советник С.И. Мамонтов был арестован и помещен в Таганскую тюрьму.

Был назначен огромный залог – 763 тыс. руб.

Залог собрали, – были и у Мамонтова верные люди, – но его неожиданно увеличили до 5 млн. рублей – стоимость первоклассного крейсера, или половины эскадренного броненосца.

По нынешнему соотношению цен – около полумиллиарда долларов.

 

По личному распоряжению Императора

 

Более 5 месяцев Савва Иванович провел в одиночном заключении, и только после решения врачебной комиссии, что он «страдает болезнями легких и сердца», 17 февраля 1900 года – по личному распоряжению Государя Императора, – тюремную камеру заменили домашним арестом. Об обстоятельствах, связанных с освобождением Мамонтова из тюрьмы, сохранилось свидетельство Валентина Серова.

С 13 февраля 1900 года, тогда еще не очень знаменитый художник Валентин Серов писал, ставший очень знаменитым, портрет Государя Императора Николая II.

Пятница, третий сеанс. Поборов в себе первоначальное чувство неловкости и боязни (а вдруг не получится?), Серов обратился к Государю:

– Ваше Величество! Мой долг просить Вас о Мамонтове. Мы все – Репин, Васнецов, Поленов, все наше множество, очень сожалеем о случившимся с Саввой Ивановичем. Он верный друг художников. Всегда поддерживал самое даровитое – молодое, новое, а потому еще не всегда признанное...

– Я уже сделал распоряжение, – ответил Государь.

– Спасибо, Ваше Величество... Я в этом деле до сих пор разобраться не могу, ничего не понимаю в коммерции.

 

Слева: Валентин Серов. Портрет Николая II - 1900. Справа: Михаил Рундальцов. Гравюра «Портрет Николая II» с оригинала кисти В. Серова - 1913

 

– Я тоже не понимаю, – и, помолчав, Государь добавил: – Третьякова и Мамонтова я всегда почитал за людей, много сделавших для русского искусства.

 

Процесс

 

23 июня 1900 года в Митрофаньевском зале Московского окружного суда началось слушание дела коммерции советника Саввы Ивановича Мамонтова; его брата, потомственного почетного гражданина Николая Ивановича Мамонтова; двоих сыновей С.И. Мамонтова: поручика запаса гвардейской кавалерии Сергея Мамонтова и потомственного почетного гражданина Всеволода Мамонтова; дворянина Константина Дмитриевича Арцыбушева и потомственного почетного гражданина Александра Васильевича Кривошеина.

Председательствовал на первом слушании председатель суда Н.В. Давыдов.

С.И. Мамонтова защищал его бывший университетский товарищ, известный адвокат, присяжный поверенный Ф.Н. Плевако.

 

О новых людях и дороговизне строительства

 

Федор Никифорович строил защиту на том, что выявленные нарушения не были результатом злого умысла^[18].

Ему удалось убедить суд, что эта история была лишь формальным нарушением закона, поскольку до конца 1898 года (до продажи большого числа акций железной дороги Международному банку) и железные дороги, и Невский завод почти целиком находились в руках Мамонтовых.

Лишь когда «внедрились» новые люди, дело стало приобретать криминальный оттенок.

Отвечая на обвинение в дороговизне строительства, Плевако отмечал:

«До той поры концессионным типом хозяйства, была постройка с наибольшими восполнениями из средств казны, при стремлении выполнить работу с наименьшим расходом...

 

Федор Никифорович Плевако

 

Савва Иванович выполнил работу иным путем: руководимый уроками Чижова^[19] и заработав законную долю прибыли... он мог удовлетворить подряд, положив рельсы... более дешевого типа, но он, ... не обязанный договором, ставил рельсы, которые вынесут большее движение, принесут пользу ‒ тогда когда его дело уже будет сдано, и когда выгоды прочной постройкой будут принадлежать не ему».

 

Витте дорогие рельсы не положит. И другим не даст

 

К словам гения русской адвокатуры уместно добавить, что при строительстве Великого Сибирского пути, которое Витте со свойственной ему юношеской скромностью, считает в своих мемуарах исключительно своей заслугой, дорогие рельсы отнюдь не употреблялись. Как писал компетентный современник:

«Кто не помнит нескончаемую полемику, возбужденную в технической и периодической прессе по поводу типа рельс Сибирского пути. Писали чересчур много, но кончили классической ошибкой, построив дорогу с рельсами легкого типа (18 фунтов), громадными перегонами (50 верст), крутыми уклонами, малыми радиусами кривых и недостаточной пропускной способностью.

Первая потребность в услугах дороги (Японская война) выяснила всю ее несостоятельность»^[20].

Ох уж эти ошибки Витте! Впрочем, мы еще с ними столкнемся. Так, глядишь, высокоталантливого Витте и в бездарности упрекнут.

 

Согласно с обстоятельствами и на пользу общества

 

Обвиняемые признавали фактическую сторону дела, «но доверия акционеров не нарушали, полагая, что поступают согласно с обстоятельствами и на пользу акционерного общества», «начтенный на них убыток железной дороге преувеличен вследствие чрезмерно низкой оценки Невского завода».

В действительности так и было: акции завода пошли по 30 коп за рубль, в то же время, как отмечал свидетель Путилов, даже земля под заводом могла стоить дороже.

К.Д. Арцыбушев, который занимался делами Невского завода и полтора года там практически жил, подробно изложил свою позицию. Ознакомившись с положением дел Невского завода, он пришел к выводу о необходимости со стороны железной дороги субсидиями дать заводу расплатиться с другими кредиторами.

Завод мог бы заплатить эти долги по получении заказов, связанных со строительством рельсового пути от Вятки до Петербурга, а также, добавим, предполагался многомиллионный заказ от Морского Ведомства. Невский завод, как известно, неоднократно выполнял крупные заказы этого Ведомства ко взаимному удовлетворению.

Следствию так и не удалось найти корыстный интерес в действиях подсудимых.

 

Свидетели обвинения. Облико морале…

 

Из допроса свидетеля Хитрово:

− Плевако: «Каковы отношения Невского завода к Ярославо-Архангельской дороге в настоящее время?»

− Хитрово: «Невский завод и сейчас работает для дороги и вполне справляется с заказами».

− Плевако: «Сколько жалованья получали директора старого правления?»

− Хитрово: «6 000 и 4 000».

− Плевако: «А теперь?»

− Хитрово: «25 000».

Вам все ясно, читатель?

 

Заключительная речь

 

В заключительной речи Плевако, в меру возможностей, раскрыл характер «поощрения и развития» Витте отечественной промышленности. В частности, он сказал:

«Мамонтова судят за то, что при другом стечении обстоятельств могло стать предпринимательским триумфом… Унижение такого незаурядного человека, как Мамонтов, — это подлинный вред, наносимый обществу».

«Время возникновения нового правления знаменательно. В это время разрешается вопрос о Вятской дороге. Впервые устав дороги меняется. Выпускаются новые акции. Старые – получают право на получение новых по шести на одну.

В мире биржи и спекуляции оживление. Акции поднимаются, несмотря на слухи о задолженности и неудаче по постройке Архангельской линии. В это знаменательное время, в неясных контурах обрисовываются новые деятели, по-видимому, решившие, что страдное время работ по устройству северных путей прошло и приближается жатва.

Савву Ивановича приглашают вступить в синдикат; его акции выкупаются от банка, который, будучи мало осведомлен в железнодорожном деле, тяготится портфелем (акции Саввы Ивановича лежали в банке для Внешней торговли): они переходят по солидной стоимости в Международный банк.

Приходится Савве Ивановичу вести разговор о синдикате, знакомиться с деятелем, с фамилией не на “ов”, к каким он привык в своем северном районе.

Услужливый юрист, тоже с фамилией не на “ов”, а на “вич”, не помню его фамилии – (в это время подсудимый Савва Мамонтов поправляет защитника, громко напоминая фамилию Шайкевича), – пишет условие сделки: полторы тысячи акций должны перейти в портфель Международного банка не в залог, а в собственность.

Все спутывается... Будущая дорога перейдет в руки деятелей, которым чужда идея, спасти ошибку старого путем солидарности между заводом и дорогой.

Для них завод – только неисправный должник, стоящий столько, сколько можно выручить от продажи его с молотка.

Мечты Саввы Ивановича лопаются.

Его мероприятия, из которых он тайны не делал, которые все занесены в книги, напечатаны в балансах и утверждены своевременно общими собраниями, объявляются сплошным рядом преступлений, и человека, которого восторженно благодарили за 25-летнюю службу акционеры, получившие по несколько сот рублей на акцию дивиденда, которые аплодировали его смелым планам, – теперь, при первой неудаче, сбившей с акций лишь биржевую спекуляционную цену и спустившей ее до цифры в 500 руб. (почти вчетверо против номинальных 150!), бросают, под предводительством господина Хитрово, в камеру прокурора...».

 

Невиновен!

 

30 июня 1900 года в 8 часов 10 минут раздался призывный звонок... «Суд идет, прошу встать!»

Судьи заняли свои места.

Двери совещательной комнаты открылись, и с листом в руке вышел присяжный старшина, а за ним присяжные заседатели. В зале настороженная тишина...

Старшина зачитывает первый вопрос:

– Доказано ли, что члены Правления Московско-Ярославской железной дороги с 1895 года по июль 1899 года сознательно, нарушая доверие акционеров, передали Невскому заводу несколько миллионов рублей. Причем 6 млн. переведены были на Савву и Николая Мамонтовых в виде долга...

– Да, доказано!

– Виновен ли Савва Иванович Мамонтов в том, что, состоя Председателем, сознательно передал Невскому заводу несколько миллионов рублей?..

– Нет, не виновен!

Один за одним мелькают вопросы и ответы; всего 29 вопросов, ответы:

Нет, нет, нет, не виновны...

Все факты признаны, – вина подсудимых судом присяжных не признана!

«Подсудимые, – торжественно возглашает Председатель суда, – вы свободны!».

В результате суда над Мамонтовым и его компаньонами были не только отклонены иски об их уголовной ответственности и вынесен оправдательный приговор.

Суд вынес решение, в котором постановил даже «гражданские иски оставить без рассмотрения в порядке уголовного судопроизводства».

Благодаря талантливой и квалифицированной адвокатской защите суд присяжных тщательно разобрался в сплетенных комбинациях вокруг имени С.И. Мамонтова и вскрыл всю несостоятельность и ложность широко разрекламированной, так называемой «мамонтовской Панамы».

«Московский листок» писал: «Когда публика услышала об оправдательном приговоре, – плакали, целовались с присяжными, жали руки всем Мамонтовым, лобызали Савву Ивановича».

Ему вторил «Русский листок»: «Присяжные заседатели целовались с представителями печати – общественная совесть и общественное мнение на этот раз оказались вполне солидарными: честь и доброе имя истинно русского деятеля, Саввы Ивановича Мамонтова, и всей его семьи реабилитированы».

 

Но разорен

 

За время суда почти все имущество Мамонтова пошло в погашение исков господ Ротштейнов и Шайкевичей и сопутствующих им “православно-крестоносных” иуд в лице разных Хитрово и Грачевых.

 

Савва Иванович Мамонтов в своей мастерской

 

Знаменитое Абрамцево уцелело случайно, потому что было записано на жену Саввы Ивановича.

Но с крупным русским промышленником и меценатом было покончено капитально. Заодно был похоронен и крайне перспективный проект развития Русского Севера^[21].

Константин Дмитриевич Арцыбушев через год после суда и освобождения скончался. Место его захоронения неизвестно.

 

И еще деталь. Семейная

 

В 1906 году вышла брошюра (Small) «Зигзаги. Паломничество С.Ю. Витте в Портсмут». В ней говорилось о злоупотреблениях С.Ю. Витте на посту Министра Финансов.

Автор указал, что железную дорогу Пермь-Котлас, важнейшую часть которой как раз и составляла линия Петербург-Вологда-Вятка, строил родственник жены Витте ‒ инженер путей сообщения И.Н. Быховец, а Архангельско-Ярославской дорогой в это время стал управлять другой ее родственник ‒ врач Леви...

[В это же время другой родственничек Виттиной жены, инженер Югович, активно осваивал, в интересах дружной и домовитой семьи, все, что удалось урвать из 43 миллионов рублей, пущенных на строительство «убийцы Порт-Артура» города-порта японского вторжения Дальний. О чем у нас еще будет речь впереди.

Причем можно с достаточной точностью сказать, сколько Витте, его друзьям и родственникам, удалось «освоить». Не будет слишком смелым предположение, что порядка 20-23 миллионов рублей. Ту самую разницу между полуофициальной цифрой строительства Дальнего ‒ 20 миллионов, и цифрой 42-43 миллиона, приводимой Сувориным и «Морским сборником» 1922 года, в качестве наиболее достоверной.

А чего стесняться? Россия войну проиграет?

Так это будет просто праздник какой-то!][22]

Вообще, дела Витте и его многочисленных родственников, особенно по второму браку, удивительно похожи на дела «голубого ворюги» Альхена из 2-го дома Старсобеса, с его Исидорами Яковлевичами и Пашей Эмильевичем. Задумаешься ‒ не с него ли списаны?

Ильф и Петров были ребята не только остроумные, но и знающие.

Говорится здесь это исключительно для того, чтобы читатель знал и понимал, что потрясающий взлет Российской Империи в последнее царствование осуществлялся никак не благодаря «талантливым министрам», вроде Витте и ему подобных, а исключительно вопреки им.

За счет еще сохранившегося потенциала православного царства, – Третьего Рима, и его Царя.

Вот сбить Россию на взлете ‒ да! Тут таланты все усилия приложили. Чего стоит одна только денежная реформа по введению золотого рубля, о котором ностальгически вздыхают патриоты всех без исключения направлений. Ах, у нас были золотые деньги.

Были да сплыли. За границу. Еще до Первой мировой войны. Вот факты.

 

Золотой рубль. Легенды и действительность

 

В целях введения в России золотого обращения Витте произвел серию конверсионных займов заграницей, задачей которых был обмен имевших хождение на иностранных рынках 5- и 6-процентных облигаций старых займов на займы с более низкими процентами и более длительными сроками погашения. Французский, английский и немецкий денежные рынки, предвидя наживу, немедленно «всосали» русские ценные бумаги.

Наиболее крупными были займы 1894 и 1896 годов, заключенные на Парижской бирже. На первых порах это позволило осуществить ряд мер по стабилизации курса рубля и с 1897 года перейти на золотое обращение. Металлическое содержание рубля было уменьшено на 1/3, – кредитный рубль был приравнен к 66⅔ копейки золотом.

Эмиссионная деятельность Государственного банка была ограничена: он мог выпускать кредитные билеты, не обезпеченные золотым запасом, на сумму не более 300 миллионов рублей. Эти меры позволили укрепить конвертируемость русской валюты на мировых рынках и облегчить приток в страну иностранных капиталов, что казалось видимым и ощутимым благом.

Однако последствия оказались весьма плачевными.

В результате ввода в наличное обращение империалов и полуимпериалов (золотых монет достоинством в 10 и 5 рублей)^[23] за весьма непродолжительный период времени, как раз накануне Первой мировой войны, из России была практически «вымыта» огромная часть золотого запаса. Весь западный финансовый мир к этому времени уже перешел на расчеты бумажными кредитными билетами ‒ в народе именуемых «бумажками», ‒ обезпечение которых золотым резервом было всегда сомнительно в силу полной безконтрольности со стороны России эмиссионной политики западных стран.

Что уж говорить о нынешних виртуальных, или, иначе ‒ «компьютерных» деньгах, эмиссионный вброс которых производится простым нажатием клавиши на компьютере и которые вообще ничем не обезпечены. Зато эти виртуальные деньги имеют тенденцию ввергать мир в кризисы вполне реальные.

Теперь нам яснее, что меры, подобные «делу Мамонтова» ‒ в интересах развития русской промышленности ‒ были предпринимаемы Министром Финансов Российской Империи не в первый раз. И с успехом.

Также нам есть кого благодарить за то, что в результате этих мер ныне, сто лет спустя, на всей территории, считающейся русской, вряд ли найдется по-настоящему крупное предприятие, фамилия фактического владельца которого оканчивается на “-ов”.

 

Вывод промежуточный

 

Можно было бы привести еще не один пример деятельности Витте «на благо России».

Однако и сказанного достаточно, чтобы с очевидностью убедиться, что да, в верхах Российской Империи был человек – «крупнейший по уму чиновник эпохи, но обезличенный чьей-то влияющей на него властью», и, нельзя исключить, что даже против воли своей, способствующий движению страны к нарастающему хаосу.

Чиновник, реально обладавший наибольшей и при этом наименее контролируемой властью, – властью денег.

И в силу этого, – говоря пока теоретически, – способный внести толику хаоса и в высокоторжественные дни Священного Коронования.

Но вот беда, – уже более чем сто двадцать лет пять, во всех трудах, посвященных трагедии Ходынки, Сергей Юльевич Витте проходит исключительно как свидетель. А значит, наше расследование придется продолжить.

Тем более, нам до сих пор не удалось точно установить даже места катастрофы.