«Полюса русской идеи в конце концов сближаются»

Философия и общественная мысль неотделимы от традиции-цивилизации, они призваны выявить ее собственную внутреннюю программу развития.

– Виталий Владимирович, в конце прошлого года в Москве и на конференции в Санкт-Петербургском университете вы с коллегами объявили о начале нового масштабного проекта, призванного заново собрать ценные идеи, сформулированные в прошлом отечественной философской мыслью, и даже попытаться обрисовать контуры русского мировоззренческого канона. Затем эти замыслы вы обкатывали на конференциях в других университетах и научных центрах. Расскажите об этом начинании и, если можно, поясните, почему сегодня возникает потребность в такого рода каноне?

– Мы живем в интересное время, когда многие дорогие для русского ума идеи, циркулировавшие в том числе и в нашем национал-патриотическом сообществе в 90-е и нулевые годы, стремительно начали прорастать. Объясняется это в основном тем, что, разрывая путы экономической, технологической и гуманитарной зависимости от западной цивилизации, Россия объективно нуждается в более основательной опоре на внутренние источники смыслов, ценностей… И если это наследие было долгие годы в небрежении, то теперь на него обращаются взоры. И нас спрашивают: а что выдающиеся русские мыслители говорили по этому поводу, или по другому поводу? К примеру, есть ли у нас собственная экономическая теория, не сводящаяся к марксистской политэкономии и к либеральной «экономикс»? Ведь не секрет, что в головах наших сограждан, в том числе политических и экономических элит, социальные познания ограничиваются лишь довольно схематичным и даже примитивным делением на капитализм и советский социализм, на буржуазное и коммунистическое.

– Вы подразумеваете, что существует какой-то масштабный, внятный, сопоставимый с двумя вами названными третий путь?

– Отечественная мысль – это не два и не три направления, а многоцветная палитра. В русской мысли, как в философской, так и в научной, и шире в общественной – исторически было явлено огромное многообразие течений и подходов. Это разнообразие нашего наследия представляет собой даже определенную проблему. Его можно назвать «многопартийностью» в сфере русских идей. (Не одной «русской идеи», а именно русских идей – которые представляют собой целое семейство смыслов.) Причем сторонники той или иной партии или фракции часто бывают непримиримы друг к дугу, скатываются к прямой неприязни и обвинениям. А если какое-то направление получает политическую поддержку – то нередко его представители стремятся вытеснить конкурентов из интеллектуального поля, как бы «исключив» из национального самосознания. Я называю такое свойство огульным редукционизмом. Самый яркий пример этого – редукционизм победивших большевиков, поначалу вообще выкорчевывавших инакомыслие, затем давших ему некоторое скромное место, но при этом отсекавших целые пласты плодотворных исканий прошлого.

Но и либералы-западники в 90-е годы, несмотря на провозглашенные ими свободы – хотя и не запрещали издавать чуждых им авторов – однако другими, рыночными методами, методами клановой манипуляции, расстановки своих фигур на ключевые позиции, грантовой поддержки а ля Сорос и т.д. – не менее эффективно реализовывали подобный же редукционизм.

Наша задача прямо противоположная – обрести интегральные, собирающие модели внутри русского самосознания, нащупать точки сборки, увидеть, как на большой исторической дистанции даже спорившие друг с другом направления, такие как западники и славянофилы, националисты и евразийцы, религиозные традиционалисты и секулярные прогрессисты – оказываются полюсами, крыльями одного организма…

– Но возможно ли такое примирение? Не получится ли на выходе компромисс ради компромисса?

– Нельзя сказать, что мы начинаем эту работу на пустом месте, многое уже сделали исследователи… На большой дистанции мы видим, что даже разногласия образуют поле единого культурного стиля и образа мышления, некий смысловой танец… Примирение, о котором идет речь – это не какое-то действо с фиксированным результатом, это длительный процесс. Точнее его было бы назвать гармонизацией или усложнением-самовозрастанием системы. Рабочее название нашего проекта – «Мировоззрение Русской цивилизации. Через полифонию к симфонии». То есть симфония это не что-то данное нам, речь идет о процессе симфонизации, слаживания разнонаправленных тенденций, их взаимоувязывания.

Полюса могут враждовать, вращаться вокруг некоей невидимой оси, и в конце концов сближаться. Поздний Герцен, переосмысливший иллюзии своей молодости, говорит о западниках и славянофилах так: головы смотрели в разные стороны, но сердце билось у нас одно. Другой пример симфонизации: отец русского космизма Н.Ф. Федоров не высказал симпатии к учению о культурно-исторических типах Н.Я. Данилевского, которое казалось ему тесным для его универсалистского проекта «общего дела». Однако уже в следующем поколении русских космистов, в поколении Вернадского, создателя учения о ноосфере – выясняется, что радикального противоречия нет: предназначение Русской цивилизации никак не мешает универсальным задачам космической философии и ноосферного сознания. А сегодня мы видим этому своеобразное подтверждение. На родной цивилизационной почве идеи русского космизма обретают множество единомышленников, новых интерпретаторов. А на чужой почве рождается западный трансгуманизм, который базовые идеи русского космизма извращает до их противоположности. Кстати, Федоров это извращение предвидел и многие тенденции такого нигилистического развития угадал. И сегодня, я думаю, два наших гения, Федоров и Данилевский, сидели бы за одним столом и, обнявшись, говорили бы о судьбах мира и России в близких по духу выражениях.

Вместе с тем нельзя утверждать, что все течения можно свести к общему знаменателю. Это не так. Вопрос в другом: существует ли внутренняя своеобразная программа развития русского мировоззрения. Если понимать его как подсистему внутри большой традиции-системы, которая называется «Русская цивилизация», то эта подсистема мировоззрения в нем выполняет свою полезную функцию, а не является «искусством для искусства», неким упражнением для удовлетворения прихотей и тщеславия высоколобых мыслителей. Симфония как раз и есть раскрытие такой внутренней программы, генеалогии «русской идеи» и ее исторически созревающего канона.

Через мировоззрение, через его канон должна в конце концов выявиться Россия как субъект. Субъект, хочу подчеркнуть – не столько в лице власти (это не всегда надежно, как мы видим из нашей истории), сколько в лице культуры и цивилизации. В этом смысле даже если народ безмолвствует, он все же субъектен – как носитель архетипов, русских кодов. И Россия развивается и поднимается к новым высотам тогда, когда осмысленно возвращается к роли наследника-продолжателя многовековой непрерывной ткани культуры, к роли выразителя духа России-цивилизации. Когда же Россия теряет этот внутренний вектор самосознания, не удерживает баланс между мыслью и практикой – она обрушивается в новую Смуту. И тогда она ищет легитимации извне, ищет то метафизическое и идеологическое плечо, на которое нужно опереться.

Огромное значение для русского самосознания имел всегда и процесс конструирования образа «значимого другого», пусть даже и в виде болезненного переваривания чужого опыта. Русская мысль шла навстречу Западу (и это не только западники, но и славянофилы, почвенники), у нас были свои весьма авторитетные и влиятельные грекофилы и филокатолики, затем «немецкая партия», с которой боролся Ломоносов, наконец, гегельянцы, кантианцы, шеллингианцы, марксисты, позитивисты, вплоть до постмодернистов и традиционалистов конца XX – начала XXI века. Также русская мысль шла и навстречу традициям Востока (Ламанский, евразийцы, Николай Рерих, Всеволод Иванов и т.д.), и эта тенденция в мировоззрении и культуре исторически нарастает. Сегодня в критическом плане происходит перенос акцента с Запада как источника исторических вызовов на глобализм – этот перенос начался еще с евразийцев, но сегодня он становится определяющим очень многое в судьбах России. Как писал Александр Панарин, мы мешаем новому глобальному порядку не только как государственная и геополитическая величина, но и как тип культуры.

Нельзя отрицать и сбрасывать со счетов этот опыт увлечения чужими идеями, даже если они были на каком-то этапе деструктивны. Ведь вирусы, как известно, нужны нам для укрепления иммунитета. Правда, в истории России встряска от этих увлечений и связанные с ними революционные кризисы носили порою радикальный характер.

– Каково может быть практическое назначение мировоззренческого канона?

– На сегодня первой сферой применения будущего канона является высшее образование. Уже внедрены в вузах «Основы российской государственности». Говорят об утверждении нового, ценностного вектора в преподавании гуманитарных дисциплин. Не только ценностного, добавил бы я, но и цивилизационного.

Однако мировоззренческие вопросы вынуждены решать не только философы, и не только воспитатели, а все те, кто так или иначе создает контент. Это и чиновники, работающие в сферах культуры и медиа, это продюсеры, художники всех жанров, общественные деятели, занимающиеся смысловыми проектами, создатели социальной рекламы, журналисты.

Канон нужен, чтобы понимать, что патриотизм это не эмоция, а, выражаясь в терминах музыковедов, глубинная интонация. Подделать ее невозможно. Фальшь в таких делах очень хорошо видна. Подлинная интонация может быть достигнута только в настройке на канон, как на своего рода камертон.

Канон – это и описание модели государства-цивилизации в его ценностях, это и ряд рамочных табу, «красных линий», как сейчас модно говорить, это «канонические тексты», по которым мы сверяем себя с опытом тысячелетней России. Это и знание о синусоиде русской истории, в которой постоянно раскрываются новые вариации русских архетипов, идет борьба за свой цивилизационный код.

Канон как интонация не только убедителен, но и заразителен. Мы должны повернуть сердца нашей молодежи к увлечению самой Россией, к той сокровищнице, что накоплена веками в нашей культуре, обратить вспять тот отток студентов и аспирантов, творческих людей от отечественной проблематики, который наметился в последние десятилетия.

Власть в современной России приближалась к этим вещам далеко не сразу. Но история движется неумолимо. И есть ощущение, что даже и сам темп событий сейчас ускорился. Мы сошли с некоей мертвой точки и стали смещаться в сторону того, что можно назвать «вечной Россией».

Это знаковая эпоха.

– Готово ли русское образованное общество, философское сообщество к подобной постановке вопроса?

– Вы задаете очень острый, можно сказать, драматический вопрос. Идя по пути консенсуса между интеллигентами, создать непротиворечивую и при этом целеустремленную картину мира вряд ли возможно. Сегодня это тем более не получится, поскольку Россия прошла эпоху распада интеллектуального класса, нравственного и ценностного, связанного так или иначе с навязанным нам режимом эгоистических предпочтений. Проблема усугубляется тем, что, даже если говорить о хорошо образованных интеллектуалах, 90% из них – узкие специалисты. Согласно Козьме Пруткову, специалист подобен флюсу, полнота его одностороння. Среди гуманитариев вы сейчас с трудом найдете энциклопедистов, способных взглянуть на тот или иной масштабный феномен с дистанции, а ту или иную эпоху, отойдя на несколько тысяч шагов, увидеть как единое панорамное полотно. Вместо этого бросаются в глаза эмпирические детали, заслоняющие целое, мозаику видят не как единство стиля, а как кусочки смальты. А для исторического самосознания такое мироощущение опасно и даже пагубно. Сама по себе оголтелая партийность и склонность к редукционизму во многом следствие этой узости мышления.

– А сколько их, этих партий внутри русской мысли?

– В самых приблизительных чертах я бы насчитал 6 или 7 крупных направлений, мировоззренческих школ: наиболее эклектичные и агрессивные из всех – это неомарксисты и либералы-западники, те два направления, о которых я уже говорил выше. Далее весьма влиятельны в обществе нацеленные на интеграцию русского самосознания вокруг собственных идеалов православные традиционалисты, евразийцы, космисты-ноосферники, сторонники философии всеединства (понимаемой широко). Границы между этими направлениями порою размыты, есть промежуточные формы. Например, основатели евразийства весьма настаивали на своем православном фундаменте, так же и среди «всеединщиков» православие и даже церковность были едва ли не их основным паролем, впрочем, оспоренным многократно, особенно в том, что касается учения о Софии. Наконец, есть десятки, а может быть и сотни более мелких фракций внутри русской мысли.

Другое недооцененное сегодня направление выработки синтетической платформы русского самосознания – народничество. Оно в моем перечне седьмое. Огромное влияние в XX веке имела эта традиция народников – на них равнялись многие страны Третьего мира, желавшие порвать сковывающие их рамки так называемого «зависимого развития». В СССР народничество поначалу ассоциировалось с его чисто политическим крылом – эсерами и потому было под запретом. Однако де факто идеи и находки народников использовались большевиками в работе с широкими массами. Во второй половине XX века народничество все больше входило в интеллектуальной обиход, его рассматривали как богатую среду, в которой развивалась так называемая «освободительная» традиция. Хотя в действительности было и консервативное, и христианское народничество. Выдающийся наш философ Николай Онуфриевич Лосский, например, причислял к народникам царя Николая II. Многие народники были настоящими знатоками современной им России, из их среды вышли тысячи земских деятелей, врачей, учителей, просветителей, о которых крестьяне, старики и старушки, заставшие старое время, вспоминали добрым словом даже и в эпоху зрелости советской власти.

Другим измерением сборки национального самосознания являются категории и философемы, такие как соборность (солидарность), общинность, цельное знание, персонализм, кенотизм, правда-справедливость и многие другие. Также к точкам сборки следует отнести воплощения в символах культуры национальных ценностей, святынь, выдающихся творений национального гения, тех «русских кодов», о которых несколько лет назад написал свои коллективные труды Изборский клуб.

– Как это соотносится с «традиционными ценностями», президентский указ о которых вышел в 2022 году?

– Соотносится напрямую. Один из главных разработчиков концепции традиционных ценностей – В.В. Аристрахов – тоже член Изборского клуба, и он – с нами в нашей новой работе.

Безотносительно самого Указа, издание которого было необходимым шагом – разговор о ценностях у нас, к сожалению, очень часто сводится к попыткам представить некий набор благопожеланий, в результате чего мы имеем перед собой конструктор, из которого еще надо собрать нечто стоящее. Это даже стало поводом для пошлых анекдотов: как тяжело Каю во дворце Снежной Королевы из четырех букв собрать слово «Вечность» и т.п.

Нам нужна иерархическая модель ценностей, в которой будет ясна их связность. Такая модель способна будет стать ядром той картины мира, которую мы так или иначе вынуждены будем построить в новых исторических условиях для решения в первую очередь задач воспитания и образования. Жить десятилетиями без национальной, а в случае России – цивилизационной – картины мира невозможно. Надеюсь, сегодня это уже осознали все вменяемые люди. И системе образования, и всем кто занимается мировоззрением в России – необходима именно модель, пусть даже поначалу она будет сырая. Но это лучше чем хаос.

– У вас наверняка уже есть идея, как увязать многообразие русской мысли в единой картине, в том самом каноне?

– Мы еще в процессе работы, собираем материалы от экспертов. И даже по этой причине я всех секретов не раскрою. Но могу сказать следующее.

Пока еще не было попыток увязать это многообразие через синтез на базе почвенничества и цивилизационного подхода. Тем более что база эта и не представляет собой школу или направление, это скорее одно из главных осевых пространств русской мысли, сегодня очень перспективное. Наиболее близко к нему примыкает евразийство, в недрах которого родилась вслед за Менделеевым крайне важная идея – о необходимости системного россиеведения. Возможно, именно на базе почвенничества и осознания России как государства-цивилизации сегодня удастся построить органический лидерский продукт, то есть такой взгляд на страну, на самих себя, который продиктован не поддержкой сверху и админресусром, а надпартийностью, осознанием всего нашего многообразия как развивающегося динамического единства – не просто бурлящего в умах, но и самособирающегося, исторически самоорганизующегося.

– Самосознание как самоорганизующаяся система?

– Да, можно так сказать. Теоретики сложных систем полагают, что за процессом самоорганизации стоит как правило некий сильный фактор, подстегивающий этот процесс. В России таким фактором выступает сама история, которая время от времени «вселяется» в великих деятелей, в государственных мужей, в гениев науки и культуры. Такого рода «вселением», когда оно происходит и кристаллизуется в виде пиков развития самосознания, создавая эпохи его расцвета, надо пользоваться. Ведь на смену ему рано или поздно приходит безвременье. За те периоды, когда Россия как самосознающий организм собирается, нужно успевать проделать большой путь, реализовать упущенные ранее возможности, создать заделы на будущее, накопить потенциал.

В идеале, конечно, надо попытаться создать институты «смыслократии» (термин, предложенный когда-то в Русской доктрине), которые бы воспроизводились в разных политических условиях и не давали бы России-цивилизации утратить внутреннюю целеустремленность. Подобную роль в других цивилизациях играли жреческие коллегии, масонство, суфийские ордена. России пока с этими институтами не очень везло – то же масонство у нас служило проводником чужого цивилизационного влияния, вместо того чтобы осуществлять поиск собственных констант.

Но рано или поздно каждая традиция-цивилизация обретает зрелость, внутреннюю мудрость. Возможно, что мы уже подошли к этому этапу нашей трудной и трагической истории.

В качестве примера самоорганизующейся системы можно привести метафору пчелиного улья. Я постоянно к ней обращаюсь на установочных семинарах нашего проекта. Представьте себе, что мыслители – пчелы, каждая из них несет в улей ту пыльцу и тот нектар, которые она сочла ценными. Но в некоторых ландшафтах растет огромное многообразие цветов и деревьев. Такова и ситуация с миром идей в русском мировоззрении. И все это огромное изобилие не должно быть помехой для того, чтобы улей переработал его в единый субстрат меда, который поможет улью выжить зимой. Тогда пчеловод, попробовав этот мед, скажет: «Да, славный мед получился в этом улье… Не зря я присматривал за ним…» Некоторые пчелы, если они философы и богословы, может быть и догадываются, что пчеловод за всем этим нашим процессом самосознания присматривает…