I
Самостоятельное произведение с яркой темой или необычными героями, будь то в литературе, живописи или музыке, почти всегда, за редким исключением, приходит к читателю, зрителю, слушателю трудно, преодолевает всякие преграды. Читатель об этом, разумеется, не знает. Да ему и не обязательно знать!
Мы найдём тому достаточно примеров и в мировой литературе, и в русской. Давайте вспомним знаменитый роман Николая Лескова «Соборяне». Само написание его в течение нескольких лет потребовало от Николая Семёновича разных вариантов, от первоначального замысла не осталось и следа. Лесков то брался за работу над романом, то останавливал её. Он (нужда заставляла!) печатал отрывки из романа в изданиях, которые были противоположны друг другу по художественным критериям и политическим позициям. После публикации отрывков писатель дорабатывал сюжет, внося в повествование новые большие главы.
Будучи человеком покладистым, Николай Семёнович впадал в ярость, когда узнавал, что кто-то из редакторов пытался «подправить» текст, либо выбросить эпизод, сцену. Он протестовал, требовал соблюдения авторских прав. Иногда ему удавалось отстоять правоту, иногда нет. К тому же, Николаю Семёновичу приходилось «отбиваться» и от рецензентов, которые обвиняли его в тенденциозности, предвзятости и прочих «грехах». Среди критиков были и такие, кто вообще не считал Лескова писателем.
И вот роман «Соборяне» огромными усилиями автора, наконец-то, увидел свет отдельным изданием. Что тут началось? Каких только суждений, не услышал автор, в том числе и унизительных. Даже такие современники, как Фёдор Достоевский, не удержались от соблазна «бросить камень» в новый роман Лескова.
А ведь «Соборяне» – великий православный роман! Подобного произведения не было в русской литературе до Лескова, не появилось подобного и после него. Никому из художников слова не удавалось так глубоко проникнуть в духовную сущность русского народа и отразить её ярко, самобытно, талантливо.
Непростым оказался путь «Соборян» к читателю и в последующие времена. Отдельно можно говорить об истории его переиздания. Да и в наши дни уникальный роман «выпал» из «культурной матрицы» РФ: его не экранизируют, не ставят на сцене, не популяризируют по радио и телевидению. Русофобы всех мастей, похоже, даже не удосужились прочесть великое произведение.
Похожая история произошла и с оперой великого русского композитора Петра Ильича Чайковского «Евгений Онегин», написанной по мотивам романа в стихах Александра Сергеевича Пушкина.
У самой популярной повести Василия Белова «Привычное дело», с которой пошла его литературная слава, тоже существует «своя история». Думаю, имеет смысл напомнить некоторые её подробности, о которых редко вспоминал даже сам автор. Это поможет лучше понять художественный замысел «Привычного дела», работу Белова над повестью и все трудности, связанные с её изданием.
Создавалась повесть, в основном, в деревне Тимониха Харовского района, в родительском доме. Крестьянский мир, окружавший писателя, вне сомнения, находил своё отражение в повествовании.
Уместно напомнить в общих чертах о теме «Привычного дела». Мужик, крестьянин, «простой человек» всегда были в центре внимания русских писателей. На слуху имена поэтов, прозаиков, публицистов самых разных эпох, начиная ещё с Древней Киевской Руси.
К словесным памятникам национальной самобытности можно отнести «Записки охотника» Ивана Сергеевича Тургенева, вышедшие отдельным изданием в 1852 году.
Художественно правдивые рассказы о крестьянах и помещиках произвели сильное впечатление на все слои тогдашнего русского общества. «Записки охотника» … отмечены мощью таланта, которая благотворно действует на меня, понимание природы часто представляется вам как откровение», – так отзывался о рассказах прозаика поэт Фёдор Тютчев.
«Страстный охотник, император Александр II, прочитал «Записки охотника» И.С.Тургенева. Впоследствии государь признавался, что эта книга убедила его в неотлагательности отмены крепостного права (Манифест об отмене крепостной зависимости крестьян был подписан 19 февраля 1861 года)».
Проникновенные строки посвятил сельским жителям Иван Бунин, чьё творчество любил Василий Белов. Бунинская повесть «Деревня» была написана в 1910 году, над ней прозаик работал почти десять лет. Как утверждали современники Бунина, повесть отражала события, которые происходили в русской деревне в 1904-1907 годах.
Многие критики очень доброжелательно встретили первое крупное произведение Ивана Алексеевича. Уже известный тогда пролетарский писатель Максим Горький отозвался в том духе, что столь глубоко и разносторонне, как сделал Бунин, русскую деревню никто не показывал в русской литературе.
Ныне, существуя в другой эпохе, можно обнаружить в Бунинской «Деревне» и определённую «тенденциозность». Дурновка, где происходили события, – собирательный образ русской деревни, название уже говорит само за себя. Помимо братьев Красовых – Тихона и Кузьмы, противоположных по характеру, мы видим и другие персонажи, в том числе и крестьян: они жестоко избивают детей и жён, истязают животных, предаются дикому пьянству, в них почти нет ничего светлого и доброго. Писатель всем сердцем сочувствует крестьянам. Жалея народ, отмечал один из современных критиков, Иван Бунин размышлял о том, что в своих бедах виноват сам народ. Ну, конечно, а кто же, кроме народа?! Это и ныне можно обвинять русский народ во всех грехах без разбора…
Не сомневаясь в высоких достоинствах повести «Деревня», всё же иногда подумаешь, что роль «первооткрывателя» души, внутреннего мира мужика ей, вряд ли, подходит.
Невольно ещё всплывают в памяти из школьной программы оценки творчества Льва Николаевича Толстого, который дал писателю Владимир Ульянов-Ленин.
«– Какая глыба, а? Какой матёрый человечище! Вот это, батенька, художник… И, – знаете, что ещё изумительно? До этого графа подлинного мужика в литературе не было».
Так в беседе с А.М.Горьким говорил о Толстом Ленин. В этих словах Ленина чувствуется огромное восхищение богатырской силой великого русского художника.
Ну, если до Льва Толстого не было «подлинного мужика», тогда как оценивать творчество, к примеру, публициста Глеба Ивановича Успенского или поэта Николая Алексеевича Некрасова?! Пристрастие В.И.Ленина к максимализму в данной оценке, думаю, очевидно.
Можно ещё продолжить разговор о внимании русской литературы к мужику. Завёл я его для того, чтобы подчеркнуть: Василий Белов принимался за работу над «Привычным делом» не на пустом месте. Уже были произведения на столь животрепещущую тему, уже существовала традиция. Продолжая традицию русской литературы, Василий Иванович Белов сумел сказать своё, неповторимое, национальное слово, подтвердив тем самым искренний большой талант.
В чём состояло «своё»?
Прозаик вырос в «крестьянском мире», знал, понимал и любил его, как говорится, изнутри. В родной деревне Тимонихе и в окрестных деревнях будущий автор видел разных крестьян, познавал их характеры, устремления, привычки. Ему не надо было, как, скажем, Глебу Успенскому ехать в новгородскую или тверскую деревню, снимать избу, наблюдать, чем заполнены будни мужиков и баб, записывать рассказы, истории, фразы.
Всё это Василий Белов «всосал с молоком» матери. На мой взгляд, данное обстоятельство чрезвычайно важное. Василий Иванович представлял «предмет» своего творчества объёмно, с разных сторон, точно, достоверно. Это отличало молодого прозаика от целого ряда писателей, воплощавших в своём творчестве «деревенскую тему». Но одного этого «отличия», конечно, не достаточно для создания уникальной повести. Нужен был дерзкий, смелый подход к воплощению темы, недюжинный талант, глубокое погружение в стихию русского языка, мастерское владение им.
II
Создать произведение – полдела. Другая половина дела, не менее важная, - напечатать роман или повесть, донести до людей, ради чего и живёт литература. Творчество – не самоцель, писатель хлопочет для блага читателя, желая ему стать светлее и чище.
«Вторая половина» дела бывает иногда не менее трудной, чем первая.
Василий Белов закончил повесть «Привычное дело», как можно предположить, в 1965 году.
Куда с нею податься? Кто благосклонно воспримет правду о северном крестьянстве?
Наверное, по совету учителя и друга Александра Яшина, молодой прозаик предложил новую вещь в литературный журнал «Новый мир». Тогда его возглавлял известный поэт-фронтовик Александр Трифонович Твардовский. Василий Иванович не раскрывал подробности личной беседы с главным редактором и причины, по которым тот отклонил повесть.
Если не вышло в Москве, то, может, дело сложится в Петрозаводске? И Белов отослал рукопись в региональный журнал «Север» – известное и популярное издание. Пока главный редактор, прозаик Дмитрий Гусаров, читал повесть и размышлял, что с нею делать, Василий Иванович предпринял ещё один шаг.
Он подготовил рукопись из своих произведений, куда включил и новую вещь «Привычное дело», и поехал в Москву, в главное издательство Советского Союза. Тогда в «Советском писателе» исполнял обязанности заведующего редакцией русской прозы Виктор Петелин, в последующем известный литературный критик. С ним и познакомился автор из Вологды.
Уже в наши дни Виктор Васильевич написал воспоминания о своей работе в издательстве. Для нас интересны некоторые отрывки из них.
«В кабинет зашёл молодой человек небольшого роста, стеснительно поздоровался и протянул мне рукопись:
- Мне сказали в редакции, что рукопись я должен передать Вам. Моя фамилия Белов, Василий Иванович Белов. Тут небольшая повесть и несколько рассказов.
К тому времени я прочитал многих современных прозаиков, перелистывал журналы в поисках новых имён, просматривал новинки других издательств. Нет, Белова я не знал. Но на вид он ещё так молод, чуть за тридцать. Я стал расспрашивать Василия Ивановича. Родился в деревне, мать до сих пор там живёт, учился в Литинституте, работал в райкоме ВЛКСМ, печатался в «Советской России», вышла небольшая книжка. Ну, а почему сразу в «Советский писатель»? Есть же «Молодая гвардия», тем более в прошлом комсомольский вожак. Об этом и спросил.
- Мои рассказы и повесть, вряд ли, подойдут издательству «Молодая гвардия», – словно бы услышав мои внутренние сомнения, сказал Белов. – Я больше пишу о современной деревне… Если вы интересуетесь положением в современной деревне, то, может, и почитаете…
Что-то подкупало в этой простоте и доверительности, которая исходила от Василия Ивановича Белова, немногословного, стеснительного, чуть-чуть неуверенного в себе, ведь он пришёл в «чужое» издательство, тут и «своих» полно, а всех даже и такое мощное издательство прокормить не в состоянии, конкурс рукописей был слишком велик, даже не столько рукописей, сколько имён, порой и дутых. Но и дутые были «своими». Не выбросишь, столько лет кормили».
«Свои» всегда существовали при любом издательстве. Но всё же и сам новоиспечённый заведующий редакцией русской прозы, и главный редактор Николай Родичев, который был в тот момент в командировке на Сахалине, считали служебным долгом искать «свежие силы» для литературы. Поэтому, наверное, Виктор Васильевич на одном дыхании прочёл оставленную рукопись – за день-два. И понял: это настоящая проза, без фальши, без подделки. Но как включить её в план издательства? Мучительный вопрос! Ведь на издание своих трудов претендовали «мэтры», а тут мало кому известный автор.
Без долгих раздумий Виктор Петелин решил отдать рукопись на рецензию Юрию Лаптеву, проректору Литинститута, лауреату Сталинской премии, который тоже писал о деревне, следовательно, знал её. Кому же, как не ему. «Вскоре Юрий Лаптев принёс рецензию, я лихорадочно смотрю на последние абзацы рецензии: печатать в таком виде не следует. М-да-а. Такого я не ожидал. А Юрий Григорьевич начинает мне объяснять, что если напечатаем такое произведение, то завтра же нас всех разгонят, обвинят в клевете на колхозное крестьянство, как уже не раз бывало в нашей истории литературы, а вы, Виктор Васильевич, ещё молодой и этого не знаете, а я всё это сам пережил».
Отрицательная рецензия! Тот, кто сталкивался с «издательской кухней» знает, что это такое. Она могла разом «перечеркнуть» рукопись вологодского автора, негативно повлиять на его дальнейшую творческую судьбу. Петелин понимал, что следовало каким-то образом «спасать положение». Он позвонил писателю Виктору Чалмаеву, который охотно сотрудничал с «Советским писателем», причём, высказал своё мнение о прозе Белова, уж очень хотелось поддержать молодой талант.
«Но и тут ничего хорошего не получилось, – вспоминал Виктор Васильевич. – Виктор Чалмаев написал ещё более хлёсткую, жёсткую рецензию – печатать нельзя. Что было делать?..
Я написал редакторское заключение – таков был порядок, – в котором, обобщая рассмотрение рукописи в редакции, высказал вместе со своими положительными оценками рекомендации рецензентов по доработке рукописи. Рукопись перспективная, автор молодой и талантливый, необходимо заключить договор и отослать рукопись на доработку.
Так мы с Н.И.Родичевым и сделали, а после доработки, думали мы, дадим другим рецензентам. В итоге так и получилось».
Василий Иванович, конечно, чувствовал не простую ситуацию вокруг рукописи и старался укрепить свои позиции публикациями в периодике.
Пойдя на «кабальные» условия (сокращение текста на 2 (!!!) печатных листа), предложенные в Петрозаводске, он всё же добился выхода «Привычного дела» к читателю. Повесть напечатали в первом номере журнала «Север» за 1966 год. Сразу же автор отослал экземпляр журнала Виктору Петелину в Москву, рассчитывая, что это как-то повлияет на участь оставленной рукописи.
«Я срочно написал рецензию, отдал её в «Огонёк», и Николай Сергованцев тут же поставил её в номер, а Сафронов подписал.
А поддержка «Огонька» в то время много значила в судьбе писателя. «О светлом и горьком» – так называлась рецензия, с которой, в сущности, началась известность Василия Белова, но ни один из критиков, писавших впоследствии о Белове, не сослался на эту рецензию», – признавался Петелин.
Думаю, будет справедливо привести без изменений заметку Виктора Васильевича в «Огоньке» (1966, № 29), она небольшая по объёму.
О СВЕТЛОМ И ГОРЬКОМ
«Имя молодого талантливого прозаика Василия Белова сейчас довольно широко известно, а ведь всего лишь два-три года назад оно еле приметной точкой мелькало на литературном горизонте. Повесть «Привычное дело» – новый шаг в становлении многообещающего литератора.
В центре повести «Привычное дело» – крестьяне, живущие на не слишком щедрой к человеку вологодской земле.
Глубоко и поэтично, с тонким пониманием побуждений духовной жизни воссозданы образы Ивана Африкановича и Екатерины – главных героев повести. С улыбкой и каким-то непостижимым стоицизмом переносят Екатерина и Иван Африканович все трудности и беды, выпавшие на их долю. Автор описал будничную жизнь одной семьи: девять человек детей, всех надо накормить, обуть, одеть. Родителям приходится тяжело. А они не теряют бодрости духа, стойко переносят все лишения.
Буднично и, казалось бы, спокойно течёт жизнь вологодской деревушки. Ничего особенного не происходит здесь. Иван Африканович и его молодой друг Мишка, чуть-чуть «перебрав», заезжают в полночь к дальней родственнице и сватаются к её сорокалетней дочери-вековухе. Жестоко обидевшись, дочь выгоняет непрошенных сватов. А наутро уже вся округа знала об этом происшествии. Кому смех, а кому слёзы. Юмористические сцены сменяются драматическими, ненавязчиво передавая подлинную правду деревенской жизни, где юмор зачастую соседствует с драмой.
В этой небольшой повести много прекрасных сцен, эпизодов: герои работают, поют песни, растят детей, обсуждают последние новости международной жизни. Внешне ничем не выделяются Иван Африканович и его жена Екатерина. Но В. Белов знает их не только внешне. Пристально вглядываясь в своих односельчан, с которыми прожил и проработал немало лет, В.Белов обнаруживает в них множество редкостных качеств – доброту, целомудрие, достоинство. Иван Дрынов, Екатерина, бабка Евстолья – это подлинно народные характеры, глубокие, сильные своим духом.
В.Белов описывает жизнь деревни в тот момент, когда низкая оплата трудодня, всевозможные запреты, сковывавшие самостоятельность и личную инициативу крестьянина, нарушения Устава сельхозартели и прежде всего принципа материальной заинтересованности мешали людям жить на родной земле.
В минуту отчаяния (отобрали сено, накошенное ночью в лесу) ушёл из деревни и Иван Африканович. Он пытается оторваться от родной земли в поисках лучшей доли для своей семьи. Но земля жестоко мстит ему за измену, пусть и временную. В.Белов с глубоким проникновением в душу этого обаятельного человека показывает, как он оттаивает, возвращается в родное село».
III
Конечно, хочется думать, что публикация в журнале «Север» и приведённая рецензия в журнале «Огонёк» как-то способствовали более благожелательному отношению к рукописи Белова в издательстве «Советский писатель». Однако для Василия Ивановича борьба за «Привычное дело» по-настоящему только начиналась. Более двух лет (!) шло обсуждение рукописи, её доработка, велась переписка между автором и издательством, прежде чем книга всё же появилась на свет.
Адресатом для Белова был, в основном, Виктор Петелин. Он бережно сохранил письма Василия Ивановича и, годы спустя, обнародовал.
Из переписки мы достоверно узнаём, что особенно волновало автора повести.
Изо всех сил он старался сохранить первоначальный текст повести, отстоять от «чужого» вмешательства. По заведённой практике в «Советском писателе» готовили повесть к набору по расклейке журнала «Север». Будучи редактором книги, Виктор Петелин воспротивился: «Ну, как же, печатать по расклейке, Валентина Михайловна, если автор недоволен этой публикацией, если он представил авторизированную машинопись, которая существенным образом отличается от опубликованного?».
А ещё накануне Василий Иванович прислал редактору письмо, где, в частности, сообщал: «Шлю Вам поклон и журнал с моей оскоплённой штукой. Сократили её на два листа, да ошибок полно, да ещё правили, и без моего ведома, что особенно неприятно и взбесило.
Очень надеюсь, что в сборнике будет не этот испорченный вариант, что в журнале».
В другом послании автор объяснял московскому товарищу цель своей, как он выражался, «штуки»: «Уж больно стыдно говорить о самом себе, но я знаю, что через полтора-два года у меня будет новый, совсем не такой Иван. Но мне нужно было пройти через Ивана Африкановича. Пройти именно через такую книжку. Я убеждён, что через это нужно пройти и читателю, иначе бы я не стал писать.
И вот ещё что. Если б я, Виктор Васильевич, сделал эту вещь такой, какой Вы хотите видеть, то есть сказать полную правду, то пробить, опубликовать книжку было бы ещё труднее. Я бы мог описать и эту, полную правду, описать, что получается, когда Африкановичи вдруг начинают понимать, что к чему. Если б я её написал, вот тогда, действительно, была бы пища для наших недругов…».
Нужно учитывать и ещё одно обстоятельство того периода. Василий Белов жил литературным трудом, то есть на гонорары. Поэтому ему было важно получить хоть какой-то аванс в столичном издательстве. «Можно надеяться и на деньги? - спрашивал он у Петелина. - Гнусно, но я обсох в этом смысле до предела. Всё время на грани того, что надо вот-вот искать работу. А бросать своё дело неохота, слишком уж далеко всё зашло.
Я понимаю, как сложно, щепетильно положение редактора. Особенно, когда рукопись вызывает раздражение определённых кругов... Теперь уже не я, а Вы создаёте книжку. От Вас зависит, какой она родится. И родится ли вообще. Извините меня, но я здесь человек уже как бы посторонний, моё дело (может быть, менее тяжкое) сделано. Я уже отработанный пар…».
Да, редактор всё-таки постарался изловчиться и заключил договор с автором, чтобы как-то поддержать его материально. В то же время, боясь «раздразнить» оппонентов рукописи, он, очевидно, склонял автора к каким-то уступкам в пользу рецензентов.
Всё это требовало от Василия Белова большой воли в отстаивании художественных достоинств своего произведения.
«Получил Ваше письмо и отвечаю сразу же и откровенно. Письмо несколько ошарашило меня. Пытаюсь согласиться со многими Вашими высказываниями, и у меня ничего не выходит, – писал Белов 12 апреля 1966 года в Москву. – Вы говорите, что все хорошо, но слабо показан колхозный мир, окружающий героев, слабо показан человек в борьбе с несправедливостью. И что я только подчеркиваю долготерпение Ив.Афр., покорность судьбе.
Но, Виктор Васильевич, именно это я и хотел подчеркнуть! То бишь не долготерпение, а неспособность, неумение Ив.Аф. бороться с несправедливостью – это была моя задача с самого начала. Кстати, он не такой уж покорный, как Вы пишете. Да и выжить в деревне, выстоять в такой обстановке как раз и могли только такие; другие же, сильные и деятельные, давно либо сгнили в тундре, либо уехали в города.
Да ещё неизвестно, слабый ли Ив. Афр. Слабый, если считать слабостью способность выживать в самых невероятных условиях. Может быть, это и не заслуга, быть таким. Но ведь он ещё и не больно покорный. Помните, как он хватает в конторе кочергу, когда его не отпускают из деревни? Или как взъерепенился, когда ему не дали поплясать? Я как раз и хотел описать такого Ив.Афр. Разве я не имел на это право? Описать такого мужика, который боится уполномоченного, но способен разогнать с колом всю деревню? Не ошибка и то, что я не касался общественных производственных конфликтов. Чтобы о них писать, надо уже писать другую повесть (и я её напишу), нужны другие герои, все другое. Эту же вещь я и хотел сделать так как есть, т.е. без тех качеств, за отсутствие которых Вы меня упрекаете».
«Закулисная борьба», связанная с подготовкой рукописи к печати, которая, повторюсь, шла более двух лет, завершилась полной победой Василия Ивановича. В книге, её оформлял замечательный московский художник Евгений Капустин, повесть «Привычное дело» увидела свет в том варианте, который хотел автор.
Получилось замечательно!
Отстаивать до конца собственную позицию, бороться за художественную правду – это в духе Василия Ивановича!
Бесценный опыт, который он приобрёл на примере издания «Привычного дела», пригодился писателю в будущем при работе над романами о судьбах русского крестьянства.
Вологда, 2 декабря 2023 года.
