Царь Берендей, чарующий глубиною голоса и завораживающий красотой жестов…
Бушующий Барон, которому никто, никто не верит.
Юлий Цезарь, уверенный в своей силе: на веки вечные; Юлий, в недрах которого шекспировские страсти концентрируются с такою подчёркнутостью…
А вот – лермонтовский «Парус» в исполнение В. Качалова: будто очищенный от гимназической рутины, нависшей сероватыми слоями необходимости заучивания наизусть.
Качалов – как блистательный символ МХТа…
Иванов, вечно сомневающийся, мягкий Иванов, не находящий выхода из усложнённого лабиринта жизни, кроме выстрела в себя.
А вот Бранд – максималист, требующий предельной отдачи: от себя, и ото всех; северный Бранд, беспощадный к собственному сердцу.
Качалов играл сердцем.
Качалов играл мастерством – такого свойства, что растворялось оно будто в естественности исполнения.
А доступны ему были все роли…
Сияющий свод мирового репертуара…
Гамлет… сомневающийся интеллектуал, опережающий время, современный всем временам.
Жутковато-мистический Анатэма, пришедший, чтобы собрать неведомую, и тоже мистическую дань; изломы модернизма наслаиваются на психологические фантазии.
Сомневающийся царь Фёдор: слабый, не созданный для власти…
Монументальный Качалов, столь щедро воплотившийся в стольких персонажах: не ветшающих, отодвинувших время…