— Мне бы иконку…
Солдатик в одежде цвета хаки смотрит испытующе на меня.
— Какую? — я вся во внимании…
Тех, кто только что приехал оттуда, или туда собирается, видно сразу. У них другой взгляд, другие вопросы, другой голос, наполненный чем-то особенным. Они просто другие… Отличаются от нас, не военных… От них «порохом» пахнет… Приходят, чаще, с детьми, с семьей… Молчаливые, сосредоточенные… Покупают подарки ребятишкам и жене. «Хочешь колечко? Давай купим»… Женщины в основном молчат, радуются сдержанно.
Этот солдатик пришёл один. Спросил про деревянный крестик — как веревочка крепится, надежно ли. И вдруг задал вопрос:
— А у вас есть икона Жени Родионова?
Ох, как же жаль, что нет у нас этих икон. Самое бы время канонизировать воина Евгения, героически сложившего голову за родину тридцать лет назад.
— Нет еще этих икон, — отвечаю.
— Как нет? У нас там есть…
Этот вопрос не удивил меня, а только убедил, что передо мной стоит настоящий воин.
— Вы оттуда?
— Оттуда… И скоро снова туда…
Мы поняли друг друга.
Я быстро собрала ему и его друзьям иконки Михаила Архангела, Георгия Победоносца, пояски «Живые помощи…», ладанки, крестики:
— Возьми, отдашь своим друзьям. Только молитесь, сынки.
Чем я ещё могла им помочь?! Вспомнила, как приходили в сентябре первые ребятки, мобилизованные. С жёнами, с сёстрами, редко с матерями. Покупали пояски, ладанки.
Написала тогда:
«В эти дни приходят в мою небольшую лавочку в цуме солдатики и их родные, кто за крестиком, кто за иконочкой. Когда начинаю им молитвочки раздавать с 90-м псалмом и ладанки, они плакать начинают. Мамочки, отцы, жены беременные, и даже сами солдатики, но никто не жалуется. Мужчины только отходят и глаза трут, чтобы жены не видели. А я с ними плачу, сама не знаю почему. Каждого со слезами проводила, как своего родного человека. Или жалко их, или радостно, что рать ещё жива… Не знаю…»
 Псковский.jpg)
