«Дело воеводы Курбского»

Значительная часть Первого послания Ивана Грозного беглому князю Курбскому посвящена «военным вопросам». В своем послании Царю бывший воевода делает упор на то, что Иван Васильевич несправедливо карал «боярских генералов» ‒ «сильных во Израиле», по определению Курбского, ‒ принесших Государю столько побед.

Геостратегия России в середине XVI века

Ответ Грозного заслуживает самого тщательного изучения и разбора, как с политической, в том числе и геополитической, точки зрения, так и с чисто военной – генерально-штабной.

Но чтобы оценить все акценты и нюансы этого ответа, постичь разницу в стратегическом даровании Царя и его воевод, надо напомнить читателю о геополитическом положении Русского Московского Царства в середине XVI века, скажем – на 1557 год. И, заодно, осознать какие стратегические задачи по самосохранению – вечно актуальная русская тема! – это Царство должно было себе ставить в качестве первоочередных. Посмотрим на карту.

Разумеется, по сравнению с Московским княжеством 1462 года – начала правления деда Грозного Ивана III Васильевича – Московское Царство на 1557 год занимает во много раз большую территорию и несравненно более выгодное стратегическое положение. Особенно после присоединения в 1552 и 1556 году Казанского и Астраханского ханств. Присоединение этих ханств, сделало Волгу внутренней русской рекой, естественным рубежом от нашествий с востока. Каспийское море-озеро также стало непосредственно доступным Москве, и у нас вскоре появились первые точки опоры на Северном Кавказе.

Вместе с тем Московское Царство продолжает оставаться существенно континентальным образованием. Единственное открытое море, к которому у Москвы был свободный выход – это Белое, весьма мало подходящее для круглогодичной связи с остальным миром, и даже с Европой. Дорога за Большой Камень – Урал ‒ была разведана и частично пробита еще Великим Новгородом, а после его воссоединения с Московским княжеством и войсками Ивана III, но дальнейший путь на Восток к Тихому океану преграждало Сибирское ханство – одно из зауральских обломков великой империи Чингиз-хана.

Южная граница Московии с 1554 года определялась строящейся и движущейся «засечной чертой», начинающейся уже в ста верстах к югу от Москвы. Свою актуальность эта черта сохраняла более ста лет.

Пробиваться к Черному морю через Дикое поле – предполье Крымского ханства, вассала Оттоманской империи, мощнейшей на то столетие из «средиземных» империй, ‒ было мало осуществимо. А в плане выхода в «открытое море», ‒ вовсе безполезно: Царьград и сегодня в турецких руках. Что же говорить о Москве тех лет.

Единственный вариант

Единственным вариантом выхода на театр европейской, а значит и мировой политики, было пробитие дороги на Балтику, «возвращение отчин», прежде всего земель Ливонского ордена. Заметим кстати, что для наших предков исключительную важность имели понятия исторического права, традиций, преемственности. С этих позиций Ливония для Ивана Васильевича была действительно прародительской вотчиной, ибо со времен Ярослава Мудрого, конкретно с 1030 года, и до ХIII века в Юрьеве ‒Дерпте ‒ и некоторых других ливонских городах сидели русские князья, Рюриковичи. А Ливонский орден был всего лишь узурпатором, похитителем древнего русского достояния в 1224 году. Так что выход к Балтике становился и освободительным походом.

Царь и Великий Князь Иван Васильевич видел все это и понимал совершенно отчетливо. И ставил «балтийскую войну» первой в ряду стратегических задач своего царствования.

А вот «сильны люди своей земли», «сильные ‒ по мнению Курбского ‒ во Израиле», в их числе и сам Курбский, были с Царем категорически не согласны.

К морю или к Дикому полю?

Разногласия во взглядах Царя и «советников» на внешнюю политику обнаружились сразу после завоевания Казани и Астрахани. «Советники» считали, что основные военные усилия Москвы должны быть по-прежнему направлены исключительно против басурман-«бесермен». А не против западных и северо-западных, все же, как бы «христианских» соседей.

А это означало, что наступать надо на юг, на Крым. Курбский и его единомышленники, «мужие храбрые и мужественные, советовали и стужали, да подвижется сам [царь Иван], с своею главою, со великими войсками на Перекопского [Крымского хана]».

Плодом этого, по выражению Царя, «злосоветия» был поход Ивана Шереметева в 1555 году, несмотря на героизм русских войск, окончившийся неудачей. Также неудачны были и походы на Днепр и Дон запорожского атамана, перешедшего на русскую службу, Димитрия Вишневецкого и брата Алексея Адашева ‒ Даниила в 1558-1559 годах.

Благовидными религиозными соображениями о борьбе с «бесерменами», прикрывались вполне земные цели. К югу от Москвы до самого Крыма лежали практически пустые черноземы Дикого поля. Самой «судьбой» предназначенные для создания новых обширных и богатых имений.

Поход же за обладание ливонскими городами и портами ничего подобного не сулил. И земли там были хуже качеством. И заселены и распределены плотно.

О внутренней политике в деле расширения России

Так же сильно отличались «царские» и «боярские» взгляды на внутреннюю политику в отношении инородцев, вошедших в состав Русского Царства, прежде всего татар.

Именно таких, как «Курбский со товарищи», Грозный считал виновниками гражданской войны, которая возникла в Казанском ханстве после 1552 года и длилась «множае седми лет»: «Когда же город [Казань] по Божьему милосердию был взят, вы, вместо устроения, занялись грабежом! Это ли покорение царств, которым ты так надменно хвалишься?

Ни единой похвалы оно, по правде говоря, не стоит, ибо все это вы совершили не по желанию, а как рабы ‒ по принуждению и даже с ропотом. Лишь те воины достойны похвалы, которые воюют по собственному побуждению, с охотой.

А подчинили вы эти царства так, что там еще семь лет не утихала бранная лютость!»

«Какие же светлые победы ты совершал и когда ты со славой одолевал наших врагов?

Когда мы послали тебя в нашу отчину Казань привести к повиновению непослушных, ты, вместо виновников, привел к нам невинных, обвинив их в измене, а тем, против кого ты был послан, ты не причинил никакого вреда».

Речь здесь идет как раз об участии Курбского вместе с воеводами Семеном Пунковым-Микулинским и Иваном Шереметевым в подавлении восстания в Казанском ханстве в 1553-1554 годах. Чрезвычайная жестокость этих «карательных экспедиций» вызвала недовольство Царя.

Сам Иван Васильевич был сторонником всемерного привлечения «бесерменских сил» на русскую службу. Политика царя Ивана, как до этого политика Великих князей Московских, а затем и политика Русских царей, была направлена на возможно более «мягкое» включение тех же татар в число верных подданных Московского Царства, без принуждения смены веры.

И привлечение их воинских контингентов для усиления русских войск во внешних войнах, в данном случае – в Ливонской войне. Надо сразу сказать, что это Ивану Васильевичу вполне удалось. После падения «избранной рады» мусульманские области сами стали поставлять русскому войску воинов:

«Когда же кончилась ваша с Алексеем [Адашевым] собачья власть, тогда это государство само нам подчинилось, и теперь оттуда ходят на помощь православию больше тринадцати тысяч воинов». Современник событий, англичанин Джером Горсей, в своих «Записках о Московии» говорит о «непреодолимой силе татар», поступивших на русскую службу после завоевания Казани и Астрахани.

Действительно, в ливонских походах Грозного значительную роль играли татарские войска во главе с бывшим казанским ханом Шах-Али: «Германские [ливонские] города по-твоему достались нам благодаря старанию наших изменников. Как же ты научился от отца своего, дьявола, говорить и писать ложь!

Вспомни как, когда началась война с германцами [ливонцами], мы послали своего слугу царя Шигалея [Шах-Али] и своего боярина Михаила Васильевича Глинского с товарищами воевать против германцев, сколько мы услышали укоризненных слов от попа Сильвестра, от Алексея и от вас ‒ не стоит подробно и рассказывать!

Что бы плохое ни случилось с нами, ‒ все это происходило из-за германцев!

Когда же мы послали тебя и нашего боярина и воеводу Петра Ивановича Шуйского на год против германских городов …, мне пришлось более семи раз посылать к вам, пока вы, наконец, пошли с небольшим числом людей и лишь после многих наших напоминаний взяли свыше пятнадцати городов.

Это ли ваше старание, если вы берете города после наших писем и напоминаний, а не по собственному стремлению?

Как не вспомнить вечные возражения попа Сильвестра, Алексея и всех вас против похода на германские города, и как, из-за коварного предложения короля Датского, вы дали ливонцам возможность целый год собирать силы?»

Разгром Ливонского ордена

Для понимания царских слов стоит напомнить, что Ливонская война началась в 1558 году, ввиду нарушения Ливонским орденом предыдущего договора с Россией. В январе этого года русские войска под командованием бывшего казанского хана Шах-Али и Михаила и Даниила Глинских провели в Ливонии «разведку боем». В мае 1558 года была взята Нарва.

Взятие Нарвы Иваном Грозным. Б.А. Чориков, 1836

Похоже, что уже тогда «избранная рада» позволяла себе «словесные отягчения» по этому поводу. Но боевые действия против Ливонии были продолжены, а в июне 1558 гола в них вынужден был принять участие и Андрей Курбский, вместе с князем Петром Шуйским и Даниилом Адашевым.

Вступив в Ливонию со стороны Пскова, к югу от Чудского и Псковского озер, войска Шуйского и Курбского завоевали Новгородок Ливонский [Нейшлос], Юрьев [Дерпт] и еще ряд городов. К осени 1958 года была завоевана почти вся Ливония и взято порядка 20 городов[1]. Разрушенные укрепления Царь приказал восстановить. Первый год войны закончился блестящими победами русского оружия. Тевтонский орден в Ливонии осознавал безнадежность своего положения. Был избран сорок шестой и последний магистр ордена Готхард фон Кетлер.

Оставив гарнизоны в покоренных городах, русское войско вернулось в Россию. Уход нашего войска показался Кетлеру удобным поводом для возобновления военных действий. Единственным успехом ливонцев стало взятие многотысячным германским войском замка Ринген, пять недель обороняемым отрядом из 140 воинов во главе с сыном боярским Русином Игнатьевым.

Немцы смогли захватить Ринген только в ходе третьего штурма, который продолжался три дня, после того, как у защитников закончился порох. Тех воинов, которые не пали в ожесточенном бою, ливонцы добили, в нарушение собственного честного слова сохранить жизнь пленным. Кетлер потерял под Рингеном пятую часть войска ‒ около 2 тыс. человек и потратил на осаду полтора месяца.

Русский ответ не замедлил.

17 января 1559 года передовой полк русского войска во главе с воеводой князем Василием Серебряным-Оболенским в битве при Тирзене [ныне село Тирза в Латвии] уничтожил большой отряд Ливонского ордена под началом Фридриха фон Фелькерзама. Пало 400 рыцарей, в том числе сам Фелькерзам. Значительная часть ливонского войска попала в плен.

После этой победы русское войско совершило рейд по землям Ливонского ордена до самой Риги, где сумело сжечь стоявший на рейде ливонский флот. В феврале войско вернулось в пределы Русского государства с огромной добычей и большим количеством пленных.

«Кроткое предстояние» и его последствия

Казалось, еще небольшое усилие и вся Ливония станет русской. Однако с конца февраля 1559 года в военных действиях наступает перерыв. В марте этого года Алексей Адашев доложил Царю «челобитье» Датского короля о даровании ливонцам перемирия. В результате Ивана Васильевича убедили дать «кроткое предстояние магистру и архиепископу Рижскому и епископу Колыванскому» сроком на шесть месяцев от мая до ноября 1559 года.

Перемирие это как раз совпало с походом Даниила Адашева на Крым. И, ‒ как говорится «к бабке не ходи», ‒ становится понятным, что вынужденной причиной согласия Царя на «лукавое напоминание» короля Датского были настойчивые убеждения представителей «избранной рады», (предпочитавших, как мы знаем, войну на юге): орден-де и так достаточно наказан, а глядишь, и сам под царское покровительство перейдет.

Сейчас нам очень понятно, как враги России постарались по максимуму использовать «кроткое предстояние» 1559 года, длившееся вдобавок до начала года 1560.

Во-первых, в августе-сентябре 1559 года новый магистр Ливонии фон Кетлер признал власть польского короля над южной и центральной Ливонией, фактически «подарив» ее Польше.

Готхард фон Кетлер

Во-вторых, орден обратился к помощи своего номинального патрона ‒ германского императора Фердинанда, который также в начале 1560 года он ходатайствовал перед Царем за Ливонию.

[Характерно, что в своем клеветническом памфлете об Иване Грозном «Истории о Великом князе Московском», Курбский именно на походе 1558 года обрывает изложение истории Ливонской войны и переходит к доказательствам необходимости войны на юге].

В октябре-ноябре 1559 года «не дождався сроку, на колко их государь пожаловал», ливонцы под командованием Кетлера напали на русские войска вблизи Юрьева «и побили многих людей: убили семьдесят сынов боярских да с тысячю боярских людей».

В феврале 1560 года царь «отпустил на немцы» Курбского и Даниила Адашева, а мае был отправлен в Ливонию «большой наряд» во главе с Иваном Мстиславским, Михаилом Морозовым, Алексеем Адашевым.

В августе 1560 русские войска разбили войска ливонского ландмаршала Шалль-фон-Белля, попавшего при этом в плен, взяли крупную крепость Вильян [Вильянди, Феллин]. Но в конце того же года под Пайдой [Пайде, Вайссенштейн] русские войска потерпели неудачу.

В конце 1561 года «литовские люди» захватили у русских в Ливонии город Тарвас [Тарвасту].

Тем временем шведы, вслед за поляками, вмешались в ливонские дела и заняли Колывань [Таллин, Ревель] и не доставшуюся русским Пайду [Вайссенштейн].

Именно эти события имеет в виду Грозный, когда говорит ниже, что единомышленники Курбского, затянув войну, подняли «литовский язык и готский [шведский] на православие» ‒ дали Польше и Швеции возможность выступить против России.

Как видим, «избранная рада» во главе с Алексеем Адашевым и попом Сильвестром весьма успешно саботировала усилия Царя Ивана по выходу России к открытому морю. В этом ее немеркнущая заслуга в глазах либералов и прочих ненавистников России прошлого, настоящего и будущего.

Если бы не ваше злобесное противодействие…

Теперь читателю станут значительно прозрачнее уже раз приведенные выше царские слова про то, «как, из-за коварного предложения короля Датского, вы дали ливонцам возможность целый год собирать силы». Приведем их продолжение:

Иван Грозный. Гравюра из немецкого 'летучего листка' XVII века

«Сколько христианского народу они перебили, напав на нас в начале зимы!

Не это ли старания наших изменников? Вот старания наших изменников и ваше добро ‒ губить христианский народ!

Потом мы послали вас с вашим начальником Алексеем и с очень большим числом людей. Вы же едва взяли один Вильян [Вильянди, Феллин] и при этом еще погубили много народа.

Испугались литовских войск, словно малые дети!

А под Пайду [Пайде, Вайссенштейн] вы пошли нехотя, по нашему приказу, измучили войска и ничего не добились. Это ли ваши старания, так-то вы старались завладеть германскими городами?

Тогда же вы подняли против православия литовский народ и готский [шведский].

Если бы не ваше злобесное противодействие, то, с Божьей помощью, в том же [1559] году вся Германия была бы под православными».

Обратите внимание на «крайние» слова Царя!

Долгое время над ними иронизировали многие историки, вроде Костомарова, пока в 1890-х годах профессор Императорского Санкт-Петербургского Университета Георгий Васильевич Форстен в двухтомной докторской диссертации: «Балтийский вопрос в XVI и XVII столетиях» не показал их справедливость.

Ливония была настолько ошеломлена «мгновенными» для тех лет успехами русских войск, что «общественное мнение» склонялось в пользу подданства Русскому царю. Но, увы!

Русская победная Ливонская «спецоперация» 1558 – начала 1559 гг., отныне приобрела характер международной, ‒ фактически общеевропейской, ‒ Ливонской войны против России. Дальнейшее известно.

Напрашиваются очень сиюминутные аллюзии и аналогии. Остается надеяться на милость Божию, и на осознание этих аналогий современным руководством России.

Честь имею.