Эту главу лучше бы назвать «История моего старообрядства». Поделился с профессором А.И. Осиповым, он выразил сомнение – не поймут мол, надо хорошо разъяснить. А разъяснение содержится во всем нижеизложенном. Тогда решил назвать – «На старообрядном направлении».
Процесс воцерковления совпал у меня с открытием специфического мира старообрядчества. Виды храмов, фото которых я видел в учебнике истории и фото икон – были в каноническом исполнении. Первая книга, которая поведала о старообрядчестве, была книга Катунского из серии «Современные религии». Особенно ценными в ней были несколько страниц о современном положении старообрядчества. А что касается обычных атеистических штампов, то они, как правило, серьёзно не затрагивали. «Полки Исуса», состоящие из старообрядцев, сражались с большевиками - пишет Катунский. Ну что ж, это вполне адекватная реакция на то зло, которое большевизм принёс на нашу землю.
На моей малой Родине в Луганской области есть единственный старообрядческий храм в поселке Городище. Раньше здесь было два храма: Покровский - более древний и Успенский, построенный в золотой век старообрядчества, после дарования свободы вероисповедания в начале XX столетия.
Покровскую церковь я ещё застал. Стояла она на берегу речки Белая. Рядом был церковный дом. У церкви несколько захоронений казаков старообрядцев, на могилах которых были чугунные плиты. Покровскую церковь закрыли в период хрущевских гонений. Моя троюродная сестра, работавшая в Городище учительницей, рассказывала, что вскоре после закрытия церкви, она была вскрыта, и там учинили погром. Сестра вспоминала, как школьники на тачках возили на макулатуру большие старинные церковные книги в кожаных переплётах. Бывая в Городище, я часто заходил в Покровскую церковь, собирал осколки икон, обрывки страниц церковных книг. Глубокие ощущения неотмирности охватывали меня внутри этого храма. Помню, уходя из церкви, я долго оглядывался на торжественно возвышающийся строгий восьмиконечный крест. Одинокий и трагичный, он притягивал мой взор. Как-то, уже учась в институте, вновь приехал я в Городище и, увы, на месте Покровского храма и церковного дома были уже огороды. Храм был подожжён, и только казачьи могилы осиротело, с укором неблагодарным потомкам, еще оставались.
В Успенской церкви несколько десятилетий служил о. Савелий - благообразый старец, очень подвижный, с юмором. С ним я познакомился после его выступления на торжественном собрании духовенства Луганской епархии в год тысячелетия Крещения Руси. На этом собрании он говорил о необходимости совершения таинства крещения через полное погружение. Митрополит Сергий тепло отреагировал на это выступление. Дружба с о. Савелием продолжалась до самой его смерти. Каждый раз приезжая в Донбасс, я посещал Городище, приходил в старообрядческую церковь и общался с о. Савелием и его матушкой, ютившимися в скромном домике по соседству с церковью. Добрые отношения сложились и с преемником о. Савелия - о. Патермуфием (в миру Петр), с которым я был уже знаком до этого. Детская незлобивость о. Патермуфия, его большие голубые глаза, умиротворённость и спокойствие поразили моих прихожан, которых я всегда везде беру с собой. О. Патермуфий оказался очень деятельным настоятелем, провел большую стройку, занялся устройством прихода в областном центре. При всем при этом он большой молитвенник.
Старообрядцев в Москве я впервые посетил в 1973 году, когда приезжал сюда на летние каникулы после 9-го класса средней школы. Был я тогда и на Рогожском, и на Преображенке у безпоповцев. Помню свое недоумение в беседе с одной безпоповкой: «А как же причастие? А мощи?». «Мощи после реформы Никона ушли под землю, а причастие мы принимаем духовно» - таков был ответ. На Рогожском в Покровском соборе я впервые побывал на всенощном бдении под праздник Благовещения в 1975 году, когда учился на первом курсе института. Огромный собор, потрясающее паникадило, обилие древних икон и, конечно, множество людей необычно одетых, бороды мужчин тогда потрясли. Было острое ощущение XVII века. Потрясло пение догматика, проникновенное чтение диаконом с распущенными до пояса волосами эксапсалмов (шестопсалмия). Как сейчас вижу его фигуру, возвышающуюся на амвоне, море мерцающих лампад и доверительная неспешная беседа–мольба к Богу читающего. Второй диакон был похож на былинного богатыря. Это был о. Георгий Устинов (а читавший эксапсалмы, о. Евгений Бобков).
Большое впечатление на меня произвела книга профессора МДА Н.Ф. Каптерева «Патриарх Никон и противники его церковной реформы», прочитанная мною в 70-е студенческие годы в Исторической библиотеке и книги Б. П. Кутузова на эту тему в 90-е годы.
Поместный Собор Русской Православной Церкви, состоявшийся в 1971 году, своим Деянием от 2 июня подтвердил православие богослужебных книг, бывших в употреблении до патриаршества Никона, засвидетельствовав спасительность старых русских обрядов, отверг порицательные выражения о старых обрядах и отменил клятвенные запреты 1656-1667 гг. на старые русские обряды и на придерживающихся их православно верующих христиан, "яко не бывшие".
В своем Деянии Собор заявил, что «любовью объемлет всех свято хранящих древние русские обряды, как членов нашей святой Церкви, так и именующих себя старообрядцами, но свято исповедующих спасительную православную веру, и свидетельствует, что спасительному значению обрядов не противоречит многообразие их внешнего выражения, которое всегда было присуще Древней Неразделенной Христовой Церкви, и которое не являлось в ней камнем преткновения и источником разделения».
В Меморандуме встречи Председателя Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла с делегацией от Древлеправославной Поморской Церкви Латвии, состоявшейся 3 июня 1999 года, в частности говорилось, что обе стороны предлагают:
1. Впредь категорически избегать по отношению друг к другу и к содержащимся в обеих Церквах богослужебным обычаям и обрядам оскорбительных или недоброжелательных выражений. Призвать духовенство Русской Православной Церкви учитывать в своей практической деятельности на местах своего служения решения Московских Поместных Соборов 1971 и 1988 гг.
2. Относиться с пониманием и одобрением к существованию в лоне Русской Православной Церкви приходов старого обряда, а также к введению в богослужебную практику отдельных приходов древних богослужебных чинов, обрядов и унисонного знаменного пения. Считать такую практику в лоне Русской Православной Церкви проявлением любви к древним русским церковным обрядам и признанием их спасительности. Не допускать применения порицательных выражений по отношению к придерживающимся старого обряда в лоне Русской Православной Церкви.
3. Обратиться к издательствам, выпускающим церковную литературу, с просьбой о критическом подходе к переизданию литературы, напечатанной в дореволюционное время, когда под влиянием светской власти Старообрядчество критиковалось некорректными и неприемлемыми методами.
4. Признать несправедливыми имевшие место в истории преследования людей за неприятие реформ XVII века.
Результаты переговоров были одобрены Священным Синодом Русской Православной Церкви на заседании 19 июля 1999 года.
В синодальном постановлении преследования противников церковных реформ XVII века были не просто признаны несправедливыми, а осуждены.
После этого постановления руководители Союза Православных братств, Русского национально-культурного центра Москвы, Союза «Христианское Возрождение», Русского Общенационального Союза и Российского Общенародного Движения в своем обращении к старообрядцам писали, что следующим шагом должно быть осознанное сожаление о происшедших трагических событиях, раскаяние за пролитую кровь.
В конце обращения говорилось:
"Прости нас, Господи, и наших предков за вольные и невольные согрешения, содеянные в отношении нашего исконного благочестия и его последователей. Люди русские, наши единокровные братья и сестры! Простите нас за гонения и пролитую кровь.
Да спадет это бремя с нашей души и воссияет еще ярче Свет Христов на Русской Земле".
Важно знать, что еще в 1800 году в нашей Церкви было учреждено единоверие.
Единоверческими называли приходы в лоне нашей Церкви, членами которых были старообрядцы, принимающие православное священство и подчиняющиеся Святейшему Синоду. Им благословлялось проводить службу по старому обряду и сохранять весь древнерусский благочестивый уклад.
Накануне октябрьского переворота в Российской империи было более 600 единоверческих церквей и пара десятков монастырей.
Первые епископы у единоверцев появились после Поместного Собора 1917-1918 гг., их рукополагал Святейший Патриарх Тихон. Среди них епископ Симон (Шлеев), новомученик, канонизированный нашей Церковью. Этот же Собор благословил употребление старого обряда на приходах, 4/5 членов которых этого желают.
Таким образом, исходя из вышеизложенного, представляются совершенно некомпетентными и безответственными ярлыки (секта, раскол и т.д.), которые навешиваются на тех, кто ревнует о возрождении древнерусских традиций в лоне нашей Церкви. Это стремление основывается на твердой канонической почве.
Хочу сказать об опыте бытования старого обряда в лоне Московского Патриархата. У меня самого интерес к старому обряду начался еще со школьных лет, когда я начал интересоваться историей России. С интересом читал учебники по истории, знакомился с фотографиями древнерусских храмов и икон. Как я уже упоминал в начале, на моей малой Родине – в Луганской области единственный старообрядческий храм находится в поселке Городище, в двадцати километрах от г. Артемовска, где я родился. Это храм во имя Успения Пресвятой Богородицы.
Во время учебы на историческом факультете педагогического института мне попала в руки книга Н. Каптерова «Патриарх Никон и противники его церковной реформы», из которой явствует, что старый обряд пришел на Русь из Византии при крещении Руси. В свое время эта книга, а также книга Е. Голубинского «О нашей полемике со старообрядцам» произвели на меня впечатление разорвавшейся бомбы.
В церкви свт. Николы на Берсеневке мы сразу начали службу по старому обряду. В этом нам очень помог головщик Андрей Николаевич Соколов, который сидел в библиотеках, реконструируя песнопения наонной традиции.
Старый обряд практикуется у нас на основании решения Поместного Собора 1917 года, который разрешил переходить на старый обряд Богослужения по желанию четырех пятых количества прихожан. Поразительно, что за все 30 лет нашего существования, несмотря на некоторые недоумения, не было попыток со стороны Патриархии пресечь нашу деятельность в этом плане. Вначале мы шли «на ощупь». Помню, что как-то пасхальная служба у нас закончилась в 10 часов утра. Пели размеренно, с паузами.. За первые три года служения по старому обряду произошло некоторое перенапряжение, ушел Соколов, возникли проблемы с крылосом. Тогда мы соборно тайным голосованием решили совершать службы со старым и новым обрядом. Мы сделали следующее: службы воскресные и праздничные я служил по новому чину, но максимально приближенно к уставу, без всяких сокращений, со знаменным пением, с подручниками, т.е. все оставалось, только книги были новые. Возможно, мой вывод будет интересен для тех, кто станет проходить этот путь. Если вот так делать с целью, чтобы никого не шокировать, не отпугивать, чтобы приход разрастался, то это малоэффективно. Входящим в храм достаточно увидеть подручники, платки под булавку, косоворотки, пояса и все – они тут же делают вывод, что здесь что-то не то. Поэтому особого смысла в таком лавировании немного. И как не подчеркивай, что это обычный приход, перечисленной выше специфики достаточно, чтобы вопросы у прихожан оставались. Я клоню к тому, что цельность, по-видимому, более оправдана. Мы шли путем поиска, все было непросто, как вы догадываетесь. Не помню ни одной попытки как-то разобраться с нами по этому поводу. Может быть, это объясняется отчасти тем, что все почувствовали – там сплоченная община, там большие завязки с влиятельными людьми и организациями, там центр Союза Православных братств. Они иногда позволяют себе какую-то критику, и с ними лучше не связываться, не принимать против них жестких мер. К тому же, если были бы против нас предприняты меры, то было бы двойственное положение у власть предержащих. С одной стороны, изданы синодальные постановления, в которых говорится, что старый обряд приветствуется, поддерживается, что можно отдельные чины внедрять, а с другой стороны – какие-то запреты и ограничения.
Нужно отдать должное митрополиту Кириллу. Я дважды совершал молебен по старому обряду у иконы «Одигитрия» в кафедральном соборе г. Смоленска, а также молебен апостолам Петру и Павлу в храме XII-го столетия у вокзала в Смоленске. Даже до Калининграда добрался, где также служил молебен в Спасском кафедральном соборе. В Москве совершил молебен в Троицком храме, что в Хорошево – в храме ОВЦС. Так что с митрополитом Кириллом у нас было определенное сотрудничество. Я был инициатором празднования 200-летия единоверия. Митрополит приехал в больницу, которую мы опекаем, я передал ему записку с предложением о праздновании, и он горячо на это отозвался. Нужно было освежить в памяти, дать импульс, толчок для того, чтобы колесики закрутились.
Сам термин «единоверие» смутно воспринимается в глубинке, там это слово не прижилось. Жива еще идеология, что единоверие – это лишь переходная ступень к новообрядчеству, и что в тех местах, где оно почило, намеренно возрождать его не надо.
Старообрядный приход – мы употребляем этот термин. Старообрядный приход в лоне Московского Патриархата – это как оазис, возможность для тех, кто в лоне Православной Церкви стремится приобщиться к нашим корням.
Нас не всегда понимали, были недоуменные письма в Патриархию, но никакого хода они не имели. Мы объясняем это помощью и покровительством Свыше, иначе община не сохранилась бы в центре Москвы в таком виде.
Если говорить о перспективах старообрядного движения в недрах Московского Патриархата, то я ожидал большего, скажу прямо. Иллюзии мои очень быстро развеялись. Я думал, что вот такой красивый древний храм в центре Москвы, где служба так поставлена, что все выпевается, вычитывается, а приходская жизнь насыщена просветительским элементом, постоянно происходят встречи с интересными людьми, поездки, общинная жизнь, общие трапезы и многое другое, думал, что храм будет просто ломиться от прихожан. Но, увы, я не могу сказать, что я удовлетворен, что храм наполняется. Было немало драматических моментов: кто-то уходил, кто-то приходил, кто-то разочаровывался, а кто-то даже ужасался - куда он попал, всякое бывало. Какой-то, конечно, костяк, человек в сто, у нас сложился, но я ожидал бóльшего. Какие причины этому? Надо быть самокритичным. Если взять Михайловскую слободу, то там, несомненно, на более высоком уровне организована богослужебная жизнь, там чувствуется бóльшая подлинность и кондовость, там корни подпитывают, мы же начали с чистого листа. И хотя наш храм был построен в дораскольное время, он не был раньше единоверческим приходом.
У себя в храме я единственный священник, а в Михайловской слободе их несколько, и богослужения там украшает дьякон. Хоры там в два десятка человек, а у нас иногда бывает, что один или одна начинает петь службу, потом постепенно еще подходят двое-трое, конечно, это не очень впечатляет. Потом, наонная традиция более архаична, более сложная. Это тоже является барьером для многих, наверное, поэтому мы и имеем то, что имеем. Храм действует, но отношение к нам сложное и по другой причине – проблема глобализации, наша оппозиция официальному курсу в этом вопросе. Единственный храм в Москве без ИНН (до 2018 г.), со всеми вытекающими отсюда сложностями отношений, как со стороны гражданских властей, так и со стороны властей церковных. Отсюда отсутствие реакции на неоднократные прошения о рукоположении новых клириков для храма, которые активизировали бы нашу жизнь. Но, тем не менее, слава Богу за то, что есть.
К сожалению, у нас всего лишь несколько архиереев, которые более или менее благоприятно относятся к единоверию, к старообрядным приходам в лоне Московского Патриархата. Пример Михайловской слободы. Храм здесь имеет неплохой статус, там есть, что показать. Но считают ли те архиереи, которые там служили, что это эталон, имеющий универсальное значение? Парадокс заключается в том, что сами эти архиереи наверняка считают, что надо более модернизироваться, говорят о проблеме непонятности славянского и желательности русского языка, о необходимости сокращать богослужения. А как совершает крещение подведомственное им духовенство? Возникает, в связи с этим, много вопросов. Единоверие – это что, некий этнографический уголок, заповедник, это свидетельство для старообрядцев, что мы признаем старину? Есть в этом, на мой взгляд, некая искусственность.
И еще – насчет возрождения единоверия или старообрядных приходов на современном этапе. Возникает вопрос, по каким критериям считать, что приход является старообрядным? Я столкнулся с таким отношением, что мы неполноценные единоверцы. Много лет мы цельно придерживаемся старого чина, у нас ежедневные богослужения по всей строгости. Но я не вижу по отношению к нам существенной перемены. Чем это обусловлено? На каком основании Комиссией по старообрядным приходам исключается храм на Берсеневке из перечня этих приходов? По сущностным, каноническим, богослужебным критериям? Но тут я могу уверенно парировать эти выпады. Очевидно, есть какие-то другие моменты – обвинение в политизированности, например. Раз не можем одним росчерком пера решить с ними вопрос, то хоть ущемим их здесь или там. Тоже непонятный момент. Еще два замечания. Как я уже выше упомянул о решении Собора 1917 года, который провозгласил, что если четыре пятых прихожан желают, то Собор благословляет приход перейти на старообрядный чин богослужения. А на практике мы имеем очень маленький «сухой остаток». Через сито непосредственного архиерейского отношения немногие могут добиться этого статуса. Получается неувязочка. И последнее. Я бы, говоря о своем опыте, не стал бы недооценивать степень отторжения, непонимания и даже озлобления к этому явлению. Не надо рисовать все в розовом цвете, что все прекрасно возрождается, что многими приветствуется. На практике еще много неизжитых стереотипов. И я не уверен, что просвещение, ознакомление всех с решением Собора 1917 года будет панацеей, потому что помимо рационального знания есть еще внутреннее, глубинное отношение, например, неприятие долгой службы и другие нюансы, когда некоторых просто «крутит», скажем, от крюкового пения. За три с половиной столетия накопился такой большой объем завалов, которые препятствуют адекватно относиться к древнему благочестию.
Важной инициативой было возобновление публичных диспутов со старообрядцами. Идея возникла во время работы Международной конференции по старообрядчеству, проходившей в Старообрядческом духовном училище на Рогожском. Поводом была нашумевшая статья о. Даниила Сысоева, опубликованная в журнале «Русский дом».
Поделился этой идеей со старообрядцами – пассионариями А. Шишкиным, А. Езеровым, Г. Чистяковым и А. Муравьевым - те горячо поддержали.
Диспуты (на сегодня – три) проходили в Российском доме прессы в Доме на набережной, рядом с нашим храмом. Здесь же прошел Круглый стол о единоверии.
Главным, на сегодня, как мне кажется, является необходимость покаяния с нашей стороны за кровавые гонения на ревнителей древнего благочестия. То, к чему призывал А. Солженицын и что было совершено Зарубежной Церковью в 2000 году. Невозможно о чем-то продуктивно говорить, не сделав этого. Я обычно провожу такую аналогию. Представьте себе: поссорились два соседа, один другого оскорбил и избил, а потом говорит – забудем, давай дружить. Будет ли такой подход плодотворным? Не нужно ли вначале попросить прощение и примириться. Мы взяли за правило испрашивать прощение у всех старообрядцев, с кем приходилось общаться. Кстати, об этом говорим не только мы. Так, сопровождая профессора МДА А. И. Осипова на Рогожское, я услышал от маститого профессора, после осмотра им выставки, конкретно стенда, рассказывающего об осаде Соловецкого монастыря, когда было казнено несколько сот иноков, слова о необходимости покаяния за пролитие крови ревнителей древнего благочестия.
У меня имеется подробная церковная выписка-свидетельство о моем крещении в младенчестве. Самым весомым является документ-справка престарелого прот. Николая о том, что я крещен погружательно. О. Николай твердо засвидетельствовал, что в конце 50-х годов, когда меня крестили, в Никольском храме г. Алчевска Луганской области детей крестили полным погружением.
Ни одной детали, ни одного нюанса в нашей богослужебной практике нет, которые бы базировались на каких-то субъективных измышлениях, произволе под видом творческого поиска. Все основывается на твердом фундаменте церковного устава. Служба совершается строго по уставу, с сохранением всех элементов суточного богослужебного круга (малая вечерня перед всенощным бдением, полунощница перед литургией и т. д.). Уже по причине непривычной продолжительности служб могут возникать недоумения, хотя для постоянных прихожан они проходят на одном дыхании.
Вместо привычных Бортнянского и Веделя звучит ангелоподобное знаменное пение или просто пение на глас. Это очень настраивает на молитву. Пение, ведь, должно не услаждать слух, как об этом очень хорошо писал патриарх Алексий 1, а питать душу, приводить ее к покаянию. Как раз для этих целей наиболее адекватно именно такое пение, вызывающее покаянное чувство, а не плодящее сентиментальность, эмоции и даже чувственность. Когда приходится бывать на разных общецерковных мероприятиях и слушать на концертах церковной музыки разные номера, то каждый раз недоумеваешь, как можно молиться, слушая такие «произведения»?
Для земных поклонов используются подручники. Дело в том, что в богослужебном уставе есть указание на земные поклоны в определенные моменты. Особенно их много в Великий пост, когда по уставу предписано делать большое количество метаний (коленопреклонения после крестного знамения без касания головой пола). Например, при чтении «Трисвятого», «Аллилуия», «Приидите, поклонимся». На «Марьино стояние» вообще около 930 таких поклонов. Так вот, для того чтобы руки были чистыми, при совершении этих поклонов используются подручники. Ведь руками мы касаемся святыни: берем антидор (дору – по-старому), освященный хлеб, крестимся. Использование подручников для земных поклонов и метаний – это древняя традиция, никем и никогда не отмененная.
Фактически, клятвы на старые обряды были сняты в 1800 году с учреждением единоверия. Формально – Синодом в 1929 году с подтверждением Поместными Соборами в 1971 и 1988 годах. Православность старых обрядов была подтверждена, они были признаны равночестными и равноспасительными. Было сказано, что обрядовое разнообразие вполне допустимо при условии, если внешним образом в обрядах выражается правильная догматическая истина. Что, разве двуперстие что-то неправильно выражает? Наоборот, логичнее даже два перста накладывать на себя в крестном знамении, ведь именно Сын Божий, Господь наш Исус Христос, преклонив небеса, сошел на землю и был распят на Кресте. Именно это и отображает двуперстие. Три других пальца сложены во имя Пресвятой Троицы, потому что дело спасения человека – дело всей Троицы, т.е. Бога Единого в Троице Славимого. Отец благоволил послать Сына для нашего спасения, Сын совершил его, а Дух Святый освящает нас, усвояет нам спасительные плоды искупления. Об этом подробно пишет епископ Феофан Затворник. Но распят был на Кресте именно Сын Божий, а не вся Троица, поэтому, не логичнее ли именно двумя перстами креститься?
Иногда ссылаются на негативные отзывы по этому вопросу свт. Феофана Затворника и говорят, что прп. Паисий Величковский утверждал, что невозможно отменить клятву, наложенную на двуперстие.
Действительно, у некоторых подвижников благочестия синодального периода были негативные оценки. Они разделяли тогдашнюю официальную церковную позицию в этом вопросе. Но эта позиция постепенно менялась. Разве учреждение единоверия, т. е. возможности служения по старому обряду в лоне Русской Православной Церкви уже не было проявлением этого изменения? Ведь в единоверческих церквях служили архиереи РПЦ по старому обряду.
Миссионерский съезд в Киеве в 1885 году, а это был, по сути, Собор, так как на нем было немало епископов, выступил за отмену «яко не бывших» порицательных выражений на старые обряды. Об этом же говорится и в материалах Соборов 1917 и 1971 годов.
Поместный собор 1917 года постановил, кстати, что если четыре пятых прихожан обычного храма пожелает, чтобы служение было по старому обряду, то Собор благословляет, равно как и наоборот – в случае, если какой-то единоверческий храм пожелает перейти на «общеупотребительный» обряд.
А потом, в Церкви соборное выше частного. Собор подводит черту, произносит окончательное слово. Соборы и отменили все порицательные выражения на древнее богослужебное наследие, вменив их «яко не бывшие» для Церкви, рассматривая их, как частное мнение, кому бы они ни принадлежали. То же самое можно сказать о старце Паисии, канонизированном в 1988 году, утверждавшим, что соборную клятву отменить нельзя. Кстати, моя кандидатская работа называлась: «Преподобный Паисий Величковский как продолжатель исихастской традиции». Да, но вот Большой Московский Собор 1666-1667 годов ведь отменил клятву на крестящихся не двумя перстами, наложенную Стоглавым Собором, бывшим в 1551 году при благоверном царе Иоанне Грозном, а ведь участниками его были лица прославленные во святых, например, св. Гурий Казанский. Между прочим, впоследствии выяснилось, что восточные патриархи, присутствовавшие на Соборе, скрыли, что приехали вопреки воле Константинопольского патриарха, и они уже не были на кафедрах, т.е. были не полномочны. А почитайте книги профессора Московской Духовной Академии Каптерева (+1918 г.) – «Патриарх Никон и противники его церковной реформы», «Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович», профессора МДА Голубинского «К нашей полемике со старообрядцами» или ближе к нам профессора Ленинградской Духовной Академии Н.Д. Успенского и Б.П. Кутузова. Они убедительно доказывают, что старые обряды и двуперстие ведут свое начало от Крещения Руси. Это подтверждает множество письменных и иконописных памятников. Я сам видел двуперстие на мозаичном изображении Христа в Софийском соборе Константинополя (нынешнего Стамбула), а это У1 век. Скажут, это ведь благословение, а не крестное знамение. А на иконах блаженного Василия Московского и благоверной княгини Анны Кашинской можно видеть четкое двуперстное сложение для крестного знамения. В нашем храме есть старинный образ прп. Серафима Саровского с двуперстием.
Говорят, это Московская Патриархия незаконно сняла клятвы и прещения. Простите, Зарубежная Церковь тоже их сняла в 1974 году, а в 2000 году её Собор во главе с митрополитом Виталием просил прощения за кровавые гонения на ревнителей древнего благочестия. По моему глубокому убеждению, нам это еще предстоит и это нужно, прежде всего, нам самим, чтобы сбросить со своих плеч тяжкое бремя вины. И кто знает, не будет ли, после устранения этого средостения, мощного возрождения нашего Отечества?
Ещё упоминают прп. Серафима Саровского, который якобы говорил о связанности на том свете тех, кто крестится двуперстно.
Пару лет тому назад мы совершили паломничество в Дивеево. Помню, благочинная все не отпускала нас и просила петь еще и еще по старым текстам древними распевами.
Есть несколько вариантов объяснения по поводу отношения прп. Серафима к этому вопросу. На мой взгляд, все они имеют право на существование. Это и вариант позднейших вставок в житие в духе официальной линии, также, как массово замазывали двуперстное благословение на старых фресках и иконах и изображали именословное (заплаты до сих пор видны).
Не безпочвенны и предположения о криптостарообрядчестве прп. Серафима, т.е. о его тайном сочувствии древнему благочестию, о чем пишет Б.П. Кутузов.
В самом деле, как можно было в первой трети Х1Х века в обычном монастыре так просто носить «старообрядческую» полумантию и древнерусскую лестовку? Не было ли это внешним выражением внутреннего положительного отношения? Резонно предположить, а не за это ли во многом и были известные гонения на старца? А потом, мог ли прп. Серафим, допустим, говоря о связанности на том свете крестящихся двуперстно, иметь в виду верных чад Церкви, придерживающихся старого обряда в ее лоне уже с 1800 года? И, наконец, опять напомним, что в любом случае соборная позиция выше частного мнения, каким бы авторитетным лицом оно не было бы высказано.
Когда говорят о смущении в связи с высказываниями людей, которых Церковь канонизировала, то я спрашиваю: «А как же недавно канонизированный митрополит Филарет (Дроздов), который освятил несколько десятков единоверческих церквей, утверждавший, что на тех, кто вошел в лоно Церкви на правах единоверия, клятвы не распространяются? А свщмч. Вениамин, опекавший единоверческие церкви Петроградской митрополии, будучи викарным епископом? А св. Патриарх Тихон, рукоположивший первых четырех епископов для единоверцев? А единоверческий епископ Симон (Шлеев), прославленный и Зарубежной Церковью, и Московским Патриархатом как новомученик? А единоверческий благочинный Московской епархии прот. Константин Голубев из Богородска (нынешнего Ногинска) – тоже новомученик?
Что касается законности иерархии у старообрядцев. Это сложный вопрос. Если почитать дореволюционные духовные журналы, то там сплошь и рядом говорится о «лжесвященниках» и «лжеепископах». Но ведь многие недоумения прояснились, например, что митрополит Амвросий, перешедший к старообрядцам в 1846 году, вовсе не был запрещенным. Так же, как и архиепископ Никола (Позднев), в 1923 году перешедший от обновленцев к беглопоповцам. Долгое время считалось, что он архиерей старого, т.е. до уклонения в обновленчество, поставления попадает под запрещение Патриарха Тихона, наложенное на всех епископов, уклонившихся в обновленчество. А вот на секции по старому обряду, которая заседала в рамках Рождественских чтений, приводилась информация о том, что архиепископ Никола еще до официального перехода к старообрядцам тайно уже перешел к ним третьим чином (через покаяние), опасаясь запрещения. Что касается единоличного рукоположения митрополитом Амвросием своего преемника, то такое в истории Церкви случалось во времена гонений. Так, например, поступал свт. Иоанн Златоуст. Таким образом, вопрос необходимо изучать, поскольку его после 1917 года практически не касались. Думаю, что по икономии, при определенных условиях, могли бы пойти на признание старообрядческих иерархий. Кстати, к этому склонялся основоположник Русской Зарубежной Церкви митрополит Антоний (Храповицкий).
Отношение к нам, конечно, не однозначное. Недоумения, в основном, от незнания. А некоторых, даже если все разжевать и в рот положить, все равно не переубедить, хотя бы потому, что, как они говорят: «что же теперь так долго молиться и крестить своих детей в обычной воде, без кипяточка, да еще и с головой погружать, нам все это не надо, нам бы попроще». Бывают и казусы. Как-то один знакомый священник, находящийся за штатом, зашел в воскресный вечер в наш храм, помолился, передал записку, мол, дорогой собрат, помолись, вынь частичку о здравии, а уходя, сказал дежурному: зайду-ка я в Патриархию и скажу, что это тут у вас выдумывают со старым обрядом.
В основном все же преобладает благоприятное впечатление от уставности и чинности богослужений, тишины в храме, тщательности совершения исповедей и крещений, насыщенности духовными беседами, настоящей общинной жизни по типу единой семьи.
Отстаивая свои принципиальные позиции, мы не противопоставляем себя другим, не замышляем против кого-либо каких-то козней, не обличаем с пеной у рта, не превозносимся над другими, не впадаем в изоляционизм, и по-прежнему будем активно участвовать в общецерковной жизни и в общественных мероприятиях.
Мы желаем всем блага и стараемся проводить свою жизнь по наставлению Апостола – «во всяком благочестии и чистоте».
И, конечно же, мы никогда не откажемся от нашего исконного духовного наследия.
Хотел бы поделиться еще некоторыми наблюдениями в отношении совершения литургии по старому обряду архиереем[1]. Вот представим себе патриаршую службу, архиерейскую службу, как она совершается сейчас, и как она совершалась в древности.
В современном чине сразу бросается в глаза большая помпезность и выпяченность фигуры архиерея, что даже приводило к тому, что некоторые избегали такой службы, где личность архиерея, внимание к нему создает помехи для молитвенной сосредоточенности. О. Георгий Флоровский в "Пyтях русского богословия" писал, что похоже, что одним из главных мотивов реформы Патриарха Никона был тот, чтобы большая помпезность, праздничность была в службе, в отличие от большей простоты и аскетичности, как это было в древности. Но помпезность — это проявление душевности, а аскетичность, простота - проявление духовности.
Вот архиерейская служба. Сейчас, как она совершается? До приезда архиерея заранее вычитывают часы для того, чтобы не утруждать его дополнительной нагрузкой. Это обычно бывает часов в 9 или 10, так как есть практика совершения ранней и поздней литургий, чего в древности не было. Литургия была единая, начиналась она весьма рано и, может быть, сейчас совершение двух литургий объясняется тем, что желающих присутствовать на службе много, а храмов мало, не хватает, поэтому всем за одной литургией очень сложно бывать. Хотя есть и другое объяснение: еще до революции, на раннюю приходил простолюдин, на позднюю - барин, который позднее вставал. Соответственно, ранняя служба была скромной, а поздняя – более помпезной.
По старому чину такая картина. Вот, скажем, митрополит совершает службу. Процессия идет из дома при храме: крест, свещеносцы в стихарях идут до храма под колокольный звон в половине седьмого утра. В половине седьмого архиерей входил в храм и начинал вычитывать входные молитвы. Сейчас в храме встречают архиерея в 9-10 часов. Тут же облачают, и сразу начинается Литургия. Часы вычитаны заранее.
Здесь же, архиерей вошел в храм, вычитал входные молитвы, вошел в алтарь и начинается полунощница, о которой уже совершенно забыто в наших приходских храмах, - только в монастырях и то кроме воскресных и праздничных дней, сохраняется полунощница. Естественно, ни о какой полунощнице при архиерейской службе речи быть не может сейчас. Она уже давным-давно забыта. Кстати, стиль чтения был более медленный, он такой не то, чтобы растягивающий слова, а просто громким и протяжным, распевным. Интересно, что акустика в старых храмах настолько была великолепной, что в огромном соборе в каждой его точке было слышно каждое слово. В храмах же XIX века – их огромность приводила к тому, что из-за непродуманности акустики только на каком-то пятачке было слышно, что читается. А, если это еще забивается на крылос, в угол и бубнится скороговоркой, то естественно, что это все вхолостую.
Читалась полунощница, в конце ее чин прощения. После полунощницы архиерей выходил из алтаря на кафедру, и начиналось его облачение.
Сейчас это происходит так. Два диакона стоят на амвоне, один возглашает: «Господу помолимся, Господи, помилуй», другой читает на каждый элемент облачения специальную молитву. Хор поет только одно песнопение "Да возрадуется душа твоя о Господе, облече бо тя в ризу спасения..."
По древнему чину не так. То, что читает сейчас диакон покрывается пением и потому плохо слышно народу. По старому чину хор пропевал эти молитвы. Глубоко содержательны тексты этих молитв на облачение архиерея, они слышны были всем молящимся в храме. А теперь, как бы громко дьякон ни читал, все равно хор заглушает его своим пением. Налицо, на мой взгляд, потеря. Потом, нынешняя служба - она такая - мозаичная. Когда священники, каждый как может и хочет, делают возгласы, когда хор поет одно песнопение знаменным, другое – киевским распевом, третье – распевом Оптиной пустыни и т. д. В итоге нарушается цельность, получается мозаичность службы. Некоторые песнопения исполняются тихо, другие громоподобно — вот такие перепады, это расслабляет дух. А в старом чине, все было цельно, было все четко и громко. Это позволяло держать в одном тонусе молящихся в храме.
И еще особенности, какие я отметил на древней службе. Архиерей, облaченный, стоит на кафедре и читаются часы: 3, 6 и 9 час. Окончили часы, затем изобразительные. Изобразительные закончились, отпуст сделан. На каждое чтение свой стиль: шестопсалмие в одном стиле было, паремии в другом, поучения в третьем, также и Апостол, т.е. не было нивелированности, а все эти грани сохранялись. Когда слышишь выразительное чтение Апостола погласицей, то во многом отпадает проблема перевода при таком качественном исполнении.
Так вот, закончили изобразительные и нужно начинать Литургию. Старший диакон возглашает: "Архиереи, священницы и диаконы, изыдите". Это делается трижды, на второе приглашение - открываются Царские врата, на третье - вся масса сослужащего духовенства выходит из Алтаря и становится около архиерея на кафедре. Интересно, что малый вход на Литургии, когда поют «Блажени», что напоминает нам о выходе Христа на общественную проповедь, совершается через весь храм.
Очень красив распев "Святый Боже" по-гречески. Архиерей, как вам известно, выходит с трикирием и дикирием на амвон и говорит: "Призри с Небесе, Боже, и виждь и посети виноград сей...", и осеняет трикирием и дикирием народ.
По старому чину это бывает трижды: по центру, справа и слева с теми же словами.
Я обратил внимание, что Апостол может читать не диакон, а приезжий священник, т.е. старый чин, при своей жесткой регламентированности и организованности, довольно гибок. Скажем, непривычно было бы видеть нам, что вдруг один из 20 священников, сослужащих архиерею, стал бы читать Апостол, когда есть пять диаконов на службе. Но вот выходит священник, видимо, что он уж очень хорошо читает, приезжий, дали ему возможность прочитать Апостол. Или, скажем, многолетие, чтобы священник возгласил епископу, когда тут пять диаконов стоят, мы привыкли, что только диаконы возглашают. Многолетие может возгласить один из сослужащих священников. Причем, "Многая лета" поют трижды по три раза. Ритм в старом чине очень гармоничен, т.е. нет ни одного произвольного, субъективного, неаккуратного, неточного движения. Допустим, поют "Многая лета", когда осеняют Крестом. Пропели "Многая лета" раз, другой, на третий священник осеняет Крестом. Не произвольно, когда захотел, а на третий раз, и в итоге гармония выстраивается, некая законченная картина. Как нет на картине лишнего мазка, так вот и здесь, настолько ритм и гармония во всем.
Каждение. Два взмаха, третий крестообразно с поклоном. Скомканности нет, когда один глубоко кланяется, другой только голову наклоняет - в итоге дисгармония получается. Это ослабляет внимание, отвлекает молящихся, ритм же, напротив, мобилизует внимание.
После великого входа царские врата остаются открытыми, только завеса закрывается. Когда архиерей произносит "Мир всем", или на евхаристическом каноне "Благодать Господа нашего Исуса Христа", - завеса открывается, а так она закрыта до выноса Чаши для причащения. Интересно, что по обычному чину все священники служащие причащаются. Диаконы посвободнее. Диакон, если готовился, то причащается, один уж точно, остальные могут участвовать в службе, не причащаясь.
По древнему чину допускалось, чтобы и священники, не готовившиеся специально, не вычитавшие специального правила, могли участвовать в Литургии, не причащаясь, а причащался первый диакон, священник служащий, совершавший проскомидию, и архиерей. Вот такие особенности.
После Литургии был молебен Всемилостивому Спасу. Обычно молебен комкается, считают, что и так Литургия была такая пространная. По древнему чину совершается полный молебен так же неспешно и ритмично. Запевы на молебне "Избави от бед рабы Своя..." пропевались духовенством в алтаре, после каждой песни канона. Сам канон читается чтецом в центре храма. Духовенство выходит на середину храма по шестой песне, и тогда начинается водоосвящение (если это престольный праздник).
На водоосвящении, при пении тропаря "Спаси, Господи, люди Своя", при погружении Креста хоругви наклоняются, потом поднимаются, когда уже хор поет, и так троекратно. Вот только некоторые особенности.
Еще раз повторю: есть ритм церковной службы, не должно быть никаких случайных моментов, нарушающих целостность, все должно быть цельно, начиная от архитектуры, росписи храма, икон, пения, одежды присутствующих, облачения духовенства. Древняя служба не знала ярких облачений, все было как-то приглушенно.
Чтение должно быть без своих эмоций, субъективного творчества, a именно в таком каноническом русле, стиле. Молящиеся одновременно крестятся. Все эти нюансы в итоге в такую картину неповторимую слагаются, что позволяют с бóльшим вниманием присутствовать на богослужении и соответственно плод молитвы бывает более обильным.
По окончании богослужения у нас обычно как бывает: архиерей отслужил, произнес проповедь, потом разоблачается и уходит, а Крест народу дает духовенство. На древней службе все остаются до конца, никто не уходит до тех пор, пока все не пpиложатся ко Кресту. После этого творят исходные поклоны, и вот на этом богослужение завершается.
О совершении Литургии по старому обряду
Главное Богослужение в Православной Церкви - Божественная Литургии, обедня, как в народе говорят. «Общественное служение» - так переводится слово "Литургия". Хочу акцентировать внимание на сравнении текста чина Литургии, официально принятого и совершаемого повсеместно, с древнерусским, как мы говорим, чином Литургии, т.е. с тем, что был на Руси от Крещения при князе Владимире и до реформ патриарха Никона в середине XVII столетия. Это древнерусский, дониконовский чин Литургии, который практикуется в нашем храме святителя Николы на Берсеневке с первого дня открытия храма в конце 1991 года.
Конечно, тема эта в какой-то степени специальная, что и говорить, ведь речь пойдет во многом о том, что не видно глазу молящегося в храме. Хочется показать вам всю значимость, красоту нашего древнего литургического Богослужебного наследия, побудить задуматься над тем, какое драгоценное наследие мы имеем и снять какие-то недоумения по этому поводу. Отношение вообще к древнерусскому нашему наследию, дореформенному Богослужебному укладу официально звучит как "равноспасительное и равночестное". И нынешнее общеупотребительное, и то, что у нас было до реформы Патриарха Никона в середине XVII столетия, признано равночестным и равноспасительным. Но мы знаем, что в истории было другое отношение, когда это все шельмовалось, отвергалось. Постепенно шел процесс пересмотра такого критического, радикально-отрицательного отношения. На сегодняшний день мы имеем то, что имеем, а именно: сняты клятвы на Соборе 1971 г. Можно еще упомянуть решение Синода Русской Православной Церкви 1999 г., где говорилось о том, что Церковь ценит наше древнее наследие, призывает относиться к нему с пониманием, приветствует использование отдельных древних чинов в нашей Богослужебной практике. Конечно, сила инерции очень велика и для многих, кто впервые с этим встречается, возникает какой-то барьер, непонимание, недоумение. Как правило, люди, переступившие порог нашего храма, не все конечно, встретив что-то необычное, думают, что это храм «старообрядческий», и у них сразу возникает ассоциация с расколом. По своему юридическому статусу наш храм принадлежит Московскому Патриархату, но богослужебный уклад у нас – древний. Напомню, что Собор - высший орган Православной Церкви. Можно сколько угодно ссылаться на какие-то авторитетные высказывания, даже канонизированных святых, но Собор - высший орган, который подводит черту. И вот Собор постановил: клятвы снять, признать равноспасительным и равночестным и то, и другое, и вменить, «яко не бывшее», все порицательные выражения в отношении нашей церковной старины. Вот такие примечания необходимо сделать прежде, чем перейти к основной теме.
Совершение Литургии предваряется продолжительным всенощным бдением. В церковных правилах сказано, что священник, совершающий Литургию без предварительного совершения накануне вечернего Богослужения, смертно согрешает. Ясно, что и для обычного мирянина, особенно для того, кто причащается, обязательно посещение вечернего Богослужения накануне Литургии.
В нашем храме сложился полумонастырский уклад жизни и не только в Богослужебном плане, но и в нашей повседневной жизни, даже во внешнем облике прихожан. У нас проходит общая подготовка к причащению для тех, кто проживает в храме, и прихожан, у которых есть возможность здесь переночевать. Так вот, в половине одиннадцатого вечера мы собираемся для того, чтобы вычитать правило, положенное для причащающихся. Есть такая особенность древнего чина - так называемые причастные чаcы. Причастные часы - это обычные часы, которые читаются перед Литургией, 3-й и 6-й часы, как обычно, а по древнему чину читается еще и 9-й час с утра. Причастные часы имеют то же содержание, что и обычные часы, это один из элементов суточного Богослужебного круга. В древности они читались отдельно. Например, 3-й час на востоке соответствовал нашему 9-му часу утра, 6-й час - 12-ти часам, а 9-й час - примерно 15-ти часам. В Грузии Патриарх Илия ввел такое установление - вся верующая Грузия в определенные часы по звуку колокола достает специальные пособия и вычитывает несколько молитв, несколько псалмов, и так 7 раз в день. Семь - число, часто встречающееся в Писании, это символ полноты, законченности. Псалмопевец Давыд говорит, что седмижды в день восхваляю я Господа, семь раз в день. Так вот, в древности действительно верующие собирались на молитву несколько раз в день. Впоследствии, из-за очевидных сложностей все эти последования суточного круга были разделены на две части: утреннюю и вечернюю. Вы приходите в любой храм и видите расписание: утреннее Богослужение и вечернее Богослужение. На Руси, которая была большим монастырем, полный суточный круг Богослужений совершался не только в монастырях, но и в обычных приходских храмах. Иностранцы, приезжая на Русь, поражались благочестию русских людей. Так, например, архидиакон Павел Алепский, сын Патриарха Антиохийского Макария, восклицал: "У этих русских, наверное, чугунные ноги!" Они удивлялись длительному стоянию русских, в том числе детей, на Богослужении. Очень интересное у о. Павла описание путешествия в Московию в середине XVII столетия. Его отец патриарх Макарий, к которому он обращался со своими впечатлениями и эмоциями, говорил ему, что и они когда-то были такими, до турецкого завоевания. Потом уже, из-за стесненных обстоятельств, многое было потеряно. Когда в конце ХIХ века старообрядческие епископы посетили восток, их принимал патриарх Иеросалимский и очень доброжелательно спрашивал: "Как Вы находите наше Богослужение?" Они дипломатично отвечали: "Мы прониклись, обратили внимание..." Патриарх продолжил: "Вы, наверное, заметили какие-то упущения, недостатки?" Старообрядцы на это аккуратно ответили, что есть некоторая разница между нами. Патриарх сказал: "Ну, что Вы хотите, мы стремимся хотя бы главное сохранить, находясь уже какое столетие под турецким господством". Много можно говорить о том, что христиане испытали, находясь под турецким игом: запрещалось звонить в колокола, строить храмы выше мечетей и т. д. Кстати говоря, существует предсказание о том, что храм Святой Софии в Константинополе опять будет у православных. Как-то один знакомый мне священник сказал, что собираются предпринять меры для того, чтобы Святая София вновь стала православным действующим храмом. Помню, в Карловых Варах беседовал с ксендзом. Он был поражен, когда я кратко ему рассказал о том, что же у православных в прежние времена совершалось. «То, что мы увидели у вас, - сказал я, – это, примерно, то, что у нас называется евхаристический канон - сердцевина Литургии, когда собственно совершается освящение Даров - хлеба и вина». Чудесным образом Духом Святым они прелагаются, претворяются в Истинное Тело и Истинную Кровь Христову. Да, мессы католические в праздники, в воскресенья более пространные. Скажем, Символ веры «Верую» читается у них только в воскресные дни. Обычная рядовая месса, будничная, усечена до предела. Так вот, о причастных часах. Обычное их содержание нам известно. Скажем, на третьем часе читается псалом 50-й "Помилуй мя Боже", на шестом часе – псалом 90-й "Живый в помощи"... Но тропари и кондаки имеют иное содержание, а именно – посвящены теме причащения. Какой же их смысл? Зачем, казалось бы, повтор, ведь утром в храме читается то же самое? Это потому, как я понял для себя, что священник утром, совершая Литургию, в то время, когда читаются часы, будучи занят совершением священнодействий в алтаре, может быть не совсем внимательным.
Первая часть Литургии называется проскомидией. Я начинаю немного волноваться, столько терминов уже звучит, и чем их больше, тем сложнее восприятие. Вообще, поражает в древнем чине такая вот тщательность, полнота. Я являюсь одновременно и настоятелем храма Николы на Берсеневке, и насельником Свято-Данилова монастыря. Ни много, ни мало, почти 40 лет нахожусь в числе братии, хотя последние 30 лет, главным образом, являюсь настоятелем приходского храма. Дорожу тем, что я, как монах, все-таки в числе братии, это момент такой духовный, мистический, это сохранение связи с обителью. Там я несу минимальную нагрузку, много лет служил заказные молебны и позднюю Божественную Литургию по субботам (в последние несколько лет опекаю монастырскую часовню у м. Тульская). Так что знаком в полноте с опытом совершения Литургии по обычному чину и как это было в древности. Меня просят ответить на вопрос, какие мои ощущения на Литургии по обычному чину в сравнении с тем, как она совершалась в древности? Если сравнивать с тем, как работает пахарь, то можно сказать следующее: когда пахарь вгрызается в толщу земли и, обливаясь потом, глубоко взрыхляет землю, готовит основательно почву под посев – это совершение Литургии по древнему чину со всеми подготовками, с ее длительностью, тщательностью, пронизанностью покаянным духом. По обычному чину совершая Литургию, повторяю, это мои личные ощущения, то это не так глубоко плуг в землю вонзить, трудиться, не так уж и обливаясь потом, не так уж и расходуя духовную и физическую энергию. Вот такое, может быть, несколько рискованное сравнение.
Итак, причастные часы настраивают и священника и молящихся к встрече с Живым Христом за Божественной Литургией. У покойного митрополита Антония (Блюма) есть такое выражение: за всенощным бдением мы служим Богу, а за Литургией Господь служит нам, преподавая Свое Пречистое Тело и Кровь, как Истинное Питие и Истинную Пищу, как залог вечной жизни, залог безсмертия. Завершаются причастные часы обедницей, Апостолом и Евангелием, опять-таки на тему причащения. Вот такая совершается подготовка с вечера.
А утром, у нас это бывает с половины шестого, те, кто причащаются, собираются для молитвы, не обязательно в храме. Есть даже потребность собраться в другом помещении, в церковном доме, летом в беседке, для разнообразия. Там можно и присесть на лавочку, не нужно требовать: упади, но выстой. Нет, должен быть щадящий подход, учет немощей человека, может кто-то и присесть, если испытывает реальную потребность в этом. Итак, утром собираемся для прочтения Последования ко Святому Причащению - это нам тоже знакомо, в любом молитвослове это содержится. Какая разница здесь? Прежде всего, в бóльшем количестве молитв. По обычному чину это одиннадцать молитв, по древнему - восемнадцать. Исключены все длинные молитвы, опущены в результате реформы, изъяты из объема подготовки к Причащению. Когда читаешь эти молитвы, поражаешься глубине их содержания, пронизанностью покаянием, в них раскрывается вся глубина падения человека. Это вообще свойство старого обряда - большая пронизанность покаянным чувством. Почему-то у нас такое представление, что торжество должно быть громким, ярким, веселым. Да, это радость, но умиротворенная, спокойная, светоносная. Она духовная, прежде всего, не душевная, а духовная. Я обратил внимание, что, в изданных Патриархией молитвословах присутствует постоянное редактирование. Допустим, в каноне ангелу хранителю в заключительной молитве опущены некоторые слова, такие как "пес смердящий" и еще что-то в этом роде. То есть нас коробит, это не интеллигентно, это как бы слишком уже... Но это все-таки неправильно, старый обряд сохранил все эти выражения, которые отражают, будем реалистами, будем объективными, будем критичными к себе, состояние нашего внутреннего "я". Профессор Московской Духовной Академии А. И. Осипов говорил нам студентам, что можно видеть человека внешне такого представительного, пышущего здоровьем, интеллигентной наружности, а внутри он может быть совершенно гнилым. Вот такое может быть обманчивое впечатление. Мы знаем по исповеди, какая глубина мерзости таится в душах человеческих и что грехи постыдные со стыдом сгорают. Вот когда мы обходим эти выражения, эти словосочетания, то они не тревожат нас. Нам они неприятны, мы от них дистанцируемся, а древний чин безпощаден в этом плане, он называет вещи своими именами, не церемонится с этой щепетильностью, которая возникает у нас как реакция на какие-то неудобные, ершистые обороты, словосочетания в стаpыx Богослужебных текстах.
Теперь перехожу, собственно, к чину Литургии. Вот у меня старопечатный служебник, сравнительно с обычным чином Литургии, который издает Патриархия, он в несколько раз объемистей. Здесь масса всяких наставлений и примечаний, все это после реформы было опущено. Где-то это и удобно, когда в руках компактная книга, а с другой стороны, важные моменты выпадают, внимание на них не акцентируется. В предисловии служебника содержится наставление священнику, который собирается совершать Божественную Литургию. Тут я процитирую только несколько строк из трех страниц: "Не предаждь Сына Божия в руки недостойных... Не устыдися славных Земли, ни самого царя диадему носящего, не устрашись в час оный". Здесь речь идет о том, что священник должен быть принципиальным, когда причащает. Он должен тщательно подойти к тому, кто причащается. Конечно, тут не нужно перегибать, и крайности здесь неуместны. Ясно, что необходимо учитывать возраст, немощи человека и условия его жизни, одним словом, то, что мы называем в педагогике индивидуальным подходом. То есть не всех под одну гребенку: общая исповедь, подходи, причащайся, так сказать, толпой. Нет, обязательно индивидуальный подход, потому что существует опасность причаститься в осуждение для того, кто не раскаялся в каких-то грехах. По опыту знаю, как это бывает на исповеди, какая разница между тем, кто имеет духовного наставника и тем, кто его не имеет, кто привык к общей исповеди, а кто к частной. Бывает, что всплывают грехи нераскаянные, серьезные у тех, кто десятилетиями ходит в храм, но никто из священников никогда "не копал", что называется, не пытался как-то более тщательно разобраться с его грехами. Вот, когда это все выявляется, то тут на основании всего услышанного священник принимает решение, возможно ли вот сейчас допустить этого человека к Причастию, или он явно не готов, нужно подождать, нужно дать ему епитимью, т. е. временно отстранить от Причащения для того, чтобы он более осознанно, более тщательно приготовился, более очищенным подошел к принятию этой Великой Святыни. Из церковной истории мы знаем, какие бывали гонения на тех священнослужителей, которые проявляли такую принципиальность, но, с другой стороны, как это ценили люди, которые, может быть, вспыхнули в такой момент, услышав решение священника, а потом, перегорев, успокоившись, соглашались, что да, действительно, они должны были какое-то время подождать, прежде чем приступить к Причащению. Ведь мы помним слова Писания: "...не давайте Святыни псам...", т. е. тем, кто не достоин явно. Вот такое недостаточно тщательное приготовление к Причащению, конечно же, влияет на духовное и физическое состояние людей.
Священник не просто молча, идет в храм, он читает две молитвы и два псалма. Это все опять-таки приготовление. "Глас радости и спасения" - такими словами начинается первая молитва. Вошел в храм священник и кладет начал - творит краткие семь молитв, которые должны предварять как частную молитву христианина, так и общественное Богослужение. Ими же они и завершаются, как бы подводится черта. И потом совершенную молитву, этот добротный кирпичик, ты вкладываешь в фундамент своего духовного строения. Опять-таки, задумываешься, сравнивая, что мы потеряли в итоге той реформы, которая оценивается официально как "крутая и поспешная ломка старой церковной обрядности". Вспоминаю доклад митрополита Никодима на Соборе 1971 года, когда принималось Деяние о снятии клятв со старых обрядов и признании равночестности и равноспасительности старого и нового обрядов. После начала священник совершает входные молитвы примерно минут за 40 до объявленного Богослужения. Нужно заметить, что древняя традиция предусматривает вообще для священника бодрствование в ночь накануне совершения Литургии. Вот такие были крепкие устои, как люди чувствовали потребность, жажду этой духовной пищи! Их это не удручало, а возвеселяло, давало им силы, окрыляло, вот такими были подвижники Древней Руси. Не была допетровская Русь сонной, а была динамичной, духовно динамичной, прежде всего, легкой на духовный подъем, ревностной к Богослужению, к делам благочестия. Совершив молитвы, священник надевает на себя епитрахиль (патрахиль по-старому). Что касается патрахили, то вспомнилось, как в начале нашего пути люди, не владея терминологией, называли епитрахиль фартучком, а фелонь - халатом. Это я к тому, что нужно адекватно подходить к уровню слушателей, к уровню прихожан, когда о чем-то говоришь, не витать высоко в облаках, а более чувствовать аудиторию. Итак, священник надевает патрахиль, поручи и начинает то, что называется «входные молитвы» — это приготовление к службе. Вот здесь очень ощущается разница между тем, что общеупотребительно сейчас и древним чином, очень существенная разница. Как обычно совершаются эти молитвы? «Царю Небесный», «Трисвятое» по «Отче наш», тропари, знакомые нам из текста вечерних молитв: «Помилуй нас, Господи, помилуй нас...», «Милосердия двери...». Потом священник прикладывается к иконе Спасителя, к иконе Божией Матери. «Ослаби, остави…», главная молитва "Господи, ниспосли руку Твою…". Очень кратко, быстро все. Когда служу в Даниловом монастыре и молодые диаконы так быстро все читают, раз-два и уже в алтаре, признаюсь, осадок в душе остается... Это не то, что стало мне более привычным, когда я совершаю Литургию по древнему чину. Здесь читается ряд очень содержательных молитв. Помимо прикладывания к иконам Спасителя и Божией Матери, священник прикладывается еще к изображениям ряда святых с соответствующими им молитвами. Не всегда бывают изображения всех тех святых, к которым нужно приложиться священнику перед тем, как войти в алтарь, поэтому есть еще такой обычай древний, когда священник прикладывается к изображениям святых на маленькой иконке, специально для входных молитв. У нас пока этого нет, поэтому прикладываюсь к тем изображениям, которые имеются в первом ярусе иконостаса, а именно, Предтече (Предотече, по-старому) и к разным чинам святых, по одному из архангелов, апостолов, пророков, святителей, преподобных и мучеников. После этого священник входит в алтарь. Главная молитва по обычному чину читается у царских врат, а по древнему - у жертвенника. Затем священник облачается. Все части облачения: подризник, патрахиль, пояс, поручи, священник воедино складывает на левое плечо, подходит к престолу, творит три поклона, читает прощение. Текст этого прощения, несколько раз присутствует на Литургии. Это говорит о том, что старый обряд пронизан покаянным чувством. И в данном случае, прежде чем облачиться, такое действие совершает священник. Если есть диакон, то они, став по разные стороны престола – священник справа, диакон слева, совершают эти поклоны, читают прощение и только потом облачаются. На каждую часть облачения читается соответствующая молитва. По обычному чину тоже так бывает, здесь особо сказать нечего. Облачившись во все положенные одежды, священник умывает руки. Конечно же, помимо физического значения, это имеет духовный смысл, напоминает о необходимости духовной чистоты, с которой мы должны приступать к этому великому таинству. И далее опять-таки отличительный момент, которого нет в обычном чине Литургии, а древний чин его сохранил, - священник читает несколько молитв у престола, как приготовление себя к совершению таинства. Почему мы себя обедняем духовно, какие основания для того, чтобы все это опускать, облегчать? Но облегчение же несет за собой и обеднение одновременно. Посмотрите сколько опущено: вот, я листаю семь страниц, одна из молитв называется "прощальная". В идеале священник тоже должен пройти исповедь перед тем, как совершить Литургию, но этой возможности чаще всего у него нет. Как она может быть у сельского, например, священника, у которого нет никого рядом, кто мог бы принять его исповедь? Поэтому молитва «прощальная» - по сути, исповедь священника перед Богом у престола перед тем, как совершить Литургию. Здесь идет перечисление разных грехов, например, "Прости, Господи, если я кого проклянул, поносил, оклеветал, осудил, скверно говорил, завидовал, солгал, поминал зло, прогневался, разъярился, разгорделся" и т. д. Вот такой тщательный подход, всестороннее очищение священника. Первая часть Литургии. Мы слышим в храме чтение часов, а по старому обряду служба начинается с полунощницы. Главное содержание полунощницы, когда она читается в будний день, эта кафизма семнадцатая. Если же полунощница читается в воскресный день, то на ней читается канон Пресвятой Троице. Бог Единый открылся нам как Отец, Сын и Дух Святой. Алогично с рациональной точки зрения, но это откровение свыше. Если мы плохо знаем нашу веру, то очень легко нас можно сбить с толку. Как это, один и три?! Мусульмане могут сказать, что у них все проще и все понятней. Мне запомнились слова отца Дмитрия Смирнова на вопрос о Троице. Был такой момент в его ответе: "Мы доверяем тем, кто для нас авторитет безусловный, такие подвижники, святители, как Иоанн Златоуст, Григорий Богослов, Василий Великий, которые писали об этой истине, о Боге Едином в Троице славимом". Вот воскресная полунощница, ее основное содержание - канон Троице, который звучит каждый воскресный день, истина о Боге Едином в Троице славимом постоянно освежается в нашей памяти. Этого нет в обычном чине, опущено, в лучшем случае сохраняется в некоторых монастырях. Все эти опущения нас как-то обедняют, снижают уровень нашей духовной жизни, нашего воцерковления.
Теперь о проскомидии. Во-первых, совершается она по старому обряду на семи просфорах, по обычному чину - на пяти просфорах. Вот в этом разница прежде всего. Почему так? Вспомним Евангельские события насыщения Христом народа, в одном случае семью хлебами, в другом случае – пятью. Два было Евангельских эпизода, и в старом обряде оба эти события отражены литургически, а именно: насыщение пятью хлебами воспоминается на литии, когда освящаются пять хлебов, пшеница, вино и елей. Насыщение семью хлебами — вот семь просфор на Литургии. И то не забыто и это отражено литургически. В обычном чине нивелирование, и там пять, и там пять. А было ведь событие насыщения и семью хлебами, и оно не забыто. Нюанс, но тем не менее показательно. Первая просфора - главная, называется Агничной (от слова Агнец). Из нее вырезается средняя часть и освящается как Причастие, а то, что остается, называется антидор ("дора" по-старому). Это тоже святыня, ее разрезают на мелкие части и в конце Литургии раздают пономарям, а оставшееся – молящимся при подходе ко кресту. Это первая просфора. Вторая просфора - Богородичная, из нее вырезается частица в честь Богоматери. Да, когда Литургия совершается по старому обряду, то печать на просфоре - с восьмиконечным крестом. Третья просфора - в честь святых разных чинов, все они перечисляются, в том числе и святые дня, и святые, которым посвящен храм. Из четвертой просфоры вынимается частица о Патриархе, правящем епископе и о всем священническом и диаконском чине. Из пятой просфоры – вынимается частица со словами: "Господи Исусе Христе, Сыне Божий, приими приношение сие о здравии и о спасении (далее перечислялась царская фамилия), а мы сейчас говорим так: "Иже о Русской Земли пекущихся, о воинстве и о всех православных християнех", это у нас пятая просфора. Шестая просфора - священник поминает духовного отца и весь духовный чин. Седьмая просфора - заупокойная. Вот еще одна существенная особенность. Как происходит поминовение по обычному чину, на обычной Литургии? Приносят корзину просфор, и священник из каждой просфоры быстро вынимает частицы: раз, раз, раз - "Помяни Господи, помяни Господи..." По древнему чину берется отдельная просфора, вырезается треугольничек, частица поминовения, "О здравии" с такими словами: "Господи Исусе Христе, Сыне Божий, приими приношение сие о здравии и о спасении, и о оставлении грехов рабов Своих...", далее имена идут, "ихже призвал еси к Твоему Причастию, Твоим благосердием, Преблагий Владыко". Причем, слова эти различаются применительно к мужскому или женскому полу. То есть, здесь более дифференцированный, более тщательный подход. Заупокойная просфора вынимается с такими словами: "Господи Исусе Христе, Сыне Божий, приими приношение сие о памяти и оставлении грехов усопших рабов Своих...", называются имена... «и учини души их в селех праведных, Человеколюбче". Затем, все это покрывается. Опускаем детали, но вот важный момент - завершается проскомидия по старому обряду не невидимо для нас у жертвенника, там, где она и совершается, а открываются царские врата, священник совершает каждение в алтаре и затем, стоя у царских врат, произносит отпуст "Христос Истинный Бог наш..." Далее священник испрашивает прощение: "Простите мя, отцы и братья, елико согреших во всей жизни моей и в сию нощь...", после чего творит земной поклон молящимся. В ответ все падают ниц и чтец с крылоса (старое название клироса) тоже испрашивает прощение: «Прости мя, отче, и благослови..." Завершили первую часть Литургии, остановились, подвели как бы черту, попросили у Бога прощения за какие-то нарушения, совершенные в течение этой первой части. Не спешим безостановочно, а подвели черту, и идем дальше. Дальше идет вторая часть Литургии - Литургия оглашенных. Оглашенные - научаемые, готовящиеся к крещению. Они могли присутствовать как на проскомидии, так и на второй части Литургии, Литургии оглашенных. Эту часть Литургии священник, стоя у престола, начинает с кратких молитв: "Царю Небесный", «Слава в вышних Богу...», «Господи, устне мои отверзеши...». В это время, когда священник все это читает, хор протяжно поет трижды "Господи, помилуй", покрывая эти начальные молитвы. Потом торжественно раздается первый возглас: "Благословено Царство Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веком". В старом обряде масса нюансов, это только так кажется, что разница небольшая: там было семь просфор, а у нас теперь пять просфор. Ну, завершается проскомидия в алтаре при раскрытых царских вратах. Есть основные моменты, а деталей масса, если бы я их приводил, мы бы просто утонули ... Будем отмечать основные моменты, и, главное, чтобы вы почувствовали глубину, красоту, величие и полноту древнего чина. Это главное, что хочется до всех донести. Затем великая ектенья: "Миром Господу помолимся". После мирной ектеньи хор поет антифон: "Благослови, душе моя, Господа". Обычно он поется на два крылоса. Мы привыкли к такой модели: есть правый хор, праздничный, в котором часто поют нанятые артисты, а есть левый хор - бабушки скрипят... В старом же обиходе оба хора были равноценны и пели антифонно, т. е. попеременно.
Вход с Евангелием. Священник запевает: «Приидите, поклонимся и припадем Христу...», хор подхватывает: "Спаси ны, Сыне Божии, Воскресый из мертвых ...», если это воскресенье, или: " во святых дивен" в будний день. Это называется малый вход, который символически изображает выход Христа на общественную проповедь. Вся Литургия символична, каждое действие обозначает какой-то момент в евангельской истории, в данном случае выход Христа на общественную проповедь, когда совершается этот малый вход. А когда, скажем, в конце херувимской песни совершается великий вход, это символизирует шествие Христа на Голгофу.
Интересно, что по старому служебнику священник произносит два возгласа, стоя лицом к народу; у современных старообрядцев это уже не практикуется. "Яко свят еси Боже наш...", - возглашает священник, "обращься к западу", т. е. лицом к народу, это перед тем, как запеть "Святый Боже...". Второй возглас «Яко дa под Державою Твоею всегда храними..." произносится лицом к народу, перед Херувимской песнью.
Апостол. Каждение совершается не тогда, когда он читается, а на пении "Аллилуия" по окончании чтения. Перед Евангелием священник, прочитав две молитвы втай, осеняет себя крестом со словами "Силою и застyплением Честнаго Kpecтa Твоего, Господи, помилуй мя и помози мне грешному".
После Евангелия идет сугубая ектенья "Рцем вси... ", на которой есть такие прошения, которых нет в обычном чине, например, "Еще молимся о отцех наших духовных и о всей яже о Христе братии нашей, о здравии, и о спасении. Еще молимся о творящих милостыню, о здравии и о спасении".
Заупокойную ектенью возглашаем только в буднии дни, в воскресные и праздничные дни она опускается. Очень часто сейчас она возглашается в воскресные и праздничные дни, когда совершается Литyргия по обычному чину. Объясняют это тем, что люди, мол, редко бывают в храме, в будние дни не бывают, поэтому уж если пришли, то давайте по полной программе, и о упокоении помянем, хотя устав этого не предполагает.
В тексте Херувимской песни есть некоторые отличия: в старом тексте такие слова: "всяку ныне житейскую отвержем печаль", в новом тексте это звучит так: "всякое ныне житейское отложим попечение". Печаль — это не просто когда грустно, здесь "печаль" - это все заботы, попечения. Отложим и отвержем, есть разница? Отвержем - более решительное слово.
Совершается великий вход, в чем разница здесь? Иногда возникает недоумение у приходящих к нам. Мы привыкли, что в конце Херувимской песни диакон или священник говорит: "Великаго господина и отца нашего Кирилла, Святейшего Патриарха Московского и всея Руси да помянет Господь Бог во Царствии Своем…» и дальше идет перечисление. Вот что меня всегда тут удручает – нет единой текстовки этого проговора. Где бы я ни был, в разных местах, после того, как помянули Патриарха и правящего епископа, идет импровизация: перечисляют жертвователей, попечителей, благодетелей, поющих, предстоящих и т. д. Четкость всегда мобилизует, а размытость, хаотичность расслабляет. В синодальный период поминали на великом входе царское семейство: и сыновей, и дочерей, и великих князей, и великих княгинь. В дониконовских служебниках все очень лаконично: выходит священник и на три стороны говорит такие слова: "Всех вас да помянет Господь Бог во Царствии Своем, всегда, ныне и присно и во веки веком. Да помянет Господь Бог всех вас во Царствии своем, всегда, ныне и присно и во веки веком". И снова: "Всех вас…" А Патриарха мы поминаем на проскомидии, на великой ектенье и в конце Литургии: «В первых помяни, Господи…"
Символ веры у нас, как известно, стали петь общенародно после войны. Объяснение простое: народ стал забывать основные молитвы. Старый чин сохраняет прежнюю практику речетативного пения "Верую" по крылосам. Получается очень динамично, в конце концов это не молитва для пения нараспев, а наше "кредо". Греки вообще читают Символ веры. Что касается главного момента Литургии, евхаристического канона, когда освящаются Дары, то здесь я бы отметил следующее отличие. В старом чине нет поднятия дискоса и чаши на словах "Твоя от Твоих..." на католический манер. Священник просто указует рукой на Агнец, лежащий на дискосе, и на чашу с вином. После преложения Святых Даров и слов "Изрядно о Пресвятей…» священник и все молящиеся творят земной поклон, и только после этого совершается каждение. При произнесении слов "Святая святым...» священник, взяв Агнец, крестообразно совершает им движение над дискосом. После этого никаких "концертов", а только запричастный стих, исполняемый протяжно. Есть свои особенности при причащении мирян. Отверзаются царские врата, священник со словами "Сó страхом Божиим и верою приступите" выносит чашу. Хор: "Благословен Грядый..." Чашу сразу заносят вновь в алтарь, с нее снимается покровец. она покрывается платом, сверху кладется лжица. Причастники в положении ниц, один из них читает молитву прощения. Священник у престола творит пять поясных поклонов со словами: "Милостиве Господи, спаси и помилуй раб Своих..." Чаша вновь выносится, священник говорит: "Чада, Христос невидимо прощает вас и аз грешный" и затем читает известную молитву "Верую, Господи, и исповедую…», добавляя в конце "Боготворящую Кровь ужаснися, человече, зря..."
Священник: "Причастники, земной поклон Телу и Крови Христовым". Причащение мирян, согласно старому обряду, совершается троекратно - такова древняя практика, литургически отражающая соборность, которой чуждо католическое средневековое учение о Церкви учащей и Церкви учимой. Совершается это таким образом. Священник произносит: "Честное и Пречестное Тело и Боготочная Кровь Господа Бога и Спаса нашего Исуса Христа подается рабу Божию (имя рек) от Престола Господа Бога и Спаса нашего Исуса Христа в храме святителя Николы на память... не в суд или осуждение (подается частица Тела), во оставление грехов (подается Кровь) и в жизнь вечную (снова подается Кровь)". На псалме 33 священник начинает потреблять Святые Дары, совершив 3 поклона перед Чашей. Молитва на потребление читается у престола. Каждого из подходящих ко Кресту священник осеняет им со словами "Силою Честнаго и Животворящаго Креста да сохранит тя Господь". Перед каждой из благодарственных молитв священник возглашает: "Господу помолимся", чтец: "Господи, помилуй".
Из дневника настоятеля:
Беседа со старообрядческим священником
Георгием Устиновым.
Мастерские у Тихвинского храма на ВДНХ, 14 июня 1985 г.
С о. Георгием я познакомился, когда уже открылся Данилов монастырь. Это было тяжёлое для него время – он был в состоянии запрещения. Знакомство произошло на проходной в мастерских Патриархии у Тихвинской церкви на ВДНХ. Я туда специально ездил, чтобы с ним поговорить. О. Георгий оказался очень интересным доброжелательным человеком. Заинтересовался вариантом перехода на работу в Данилов монастырь. При моем содействии был принят туда, стал начальником отдела кадров (вспомнилось сталинское – «кадры решают все»). Много раз мы с ним беседовали на разные темы, в который раз я выслушивал его версию о происшедшем с ним. К сожалению, о. Георгий так и умер в состоянии запрещения. Вечная ему память!
«Владыка Никодим живет в с. Старая Добруджа в Молдавии. Около него племянница. В Москве не бывает. Я ему говорил: "Капитан должен быть на мостике. Препятствий для этого со стороны властей нет".
Я был секретарем у владыки Геронтия и владыки Иоасафа. Настоятелем собора был о. Прокопий, слабый, редко служил. Бывало, я готовился к службе, а он уже служит. "Я – старший" - говорил.
С владыкой Иоасафом я бывал в пос. Городище Луганской области - жил по месяцу. Он у детей в Фащевке останавливался. В Городище два прихода, Покровский и Успенский. Между ними соперничество было. В Покровском более мрачно пели. Его потом закрыли. Здесь вина причта, можно было сохранить приход. У храма могила казака Платова.
Священник Андрей служил там. Очень хорошо знал Устав - настаивал, доказывал, поэтому его не любил архиерей. Был кандидатом в архиереи. Умер загадочно, пахнет уголовщиной, возможно отравление. Не стали расследовать. Храм переходил в разные епархии.
В Покровском кафедральном соборе была группа, которая меня донимала. "Никонианщину разводишь", - говорили, когда я крест на усопшем из елея делал четырехконечный, а они за восьмиконечный. Или настаивали крестить в ледяной воде, а мы ставили купель у батареи - комнатная температура. Или требовали крестить не в одной купели, а я приводил пример про расслабленного.
Будучи в запрещении, я разговаривал с владыкой Геннадием, главой Новозыбковской архиепископии, о возможности перехода. Они предлагали через крещение. Что же я – до сих пор некрещеный был?
Владыке Никодиму предлагали купить дачу под Москвой, лечить, доктора не помогают, говорят: "Но вы же лекарства не принимаете!"
Меня запретили "за ковы архиерею", навесили ярлык стукача; но без общения, контактов невозможно, а они, если что не так – обвинение.
Сейчас без общения нельзя. Это в Молдавии, в селе...
А вот недавно указ - не крестить детей от невенчанных, я говорил тогда, что для народа это трудно.
Я не согласен с такими правилами - не отпевать безбородых.
К вам не могу, так как владыка может сказать, что я у никониан работаю и может совсем лишить сана.
Я могу умереть, будучи запрещенным (так и произошло – иг. Кирилл)
Отмена клятв была встречена холодно. Нам владыка Ювеналий прислал бумагу с уведомлением о снятии клятв. Наш Собор постановил принять к сведению. Один священник на Соборе сказал: "Как были еретиками, так и остались".
Я в сане с 1947 года, а в Москве с 1943-го. У Вас крещение совершается очень небрежно, это вызывает у меня сомнение.
Владыка Иосиф был более мягок. Патриарх Алексий предлагал ему пожить в Лавре и отдохнуть.
Отец Феодор (впоследствии епископ Флавиан) был не венчан, поэтому его хиротония сомнительна.
В одном из календарей были помещены святоотеческие высказывания о Церкви, об иерархии. Я возражал, так как это может вызвать соблазн в народе, потому что 180 лет у нас не было епископов.
Однажды умер плотник, который получил травму в мастерских, его отказались отпевать, так как он был не венчан, а он столько проработал...
Наша Церковь находится в упадке. Мы молимся о совокуплении всех Церквей, а сами чуждаемся общения.
Существование Белокриницкой иерархии предохраняет Православную Церковь от соединения с католиками, а существование безпоповцев предохраняет нас от соединения с Православной Церковью.
Владыка Никодим (Ротов) предлагал владыке Иосифу объединиться, а тот сказал: "Мы объединимся, а народ не пойдет".
В книгах не нужно было делать изменений...».
Учась в духовной школе, не раз я общался на темы старообрядчества с покойным митрополитом Питиримом. Эти темы всегда вызывали у владыки живой интерес.
Митрополит Питирим, как известно, был одним из тех архиереев, которые готовили документы на снятие клятв на старые обряды Поместному Собору 1971 года. Помню, как пришел владыка в класс на урок, и видит на стене картину «Прения о вере», и долго под впечатлением ее не может начать урок. Старообрядцам импонировал его величественный вид с большой роскошной бородой. Однажды владыка попросил меня подготовить службу по старому обряду для служения в единоверческой Никольской церкви на Рогожском кладбище. После службы я «подбил» его пройти в Покровский собор. Года за три до смерти он служил на Берсеневке всенощное бдение под престольный праздник. Войдя в храм и почувствовав специфику, сложил двуперстно пальцы и спрашивает меня: «У вас так крестятся? И я буду так креститься». Очень он проникся к нам после этой службы, пригласил приехать в Иосифо-Волоцкий монастырь послужить, а потом я до самой его смерти опекал монастырское подворье в селе Покровском.
Будучи иеродиаконом в Даниловом монастыре, я составил «Предложения по старообрядческому вопросу» из нескольких пунктов. На них была сдержанная реакция митрополита Филарета (Вахромеева), тогдашнего председателя ОВЦС (1985год). Вообще, как только Данилов открылся, отец Евлогий внедрял знаменный распев, горели восковые свечи в паникадиле, были даже намерения просить Патриарха Пимена благословить носить даниловским монахам древнерусские клобуки. Став настоятелем церкви святителя Николы на Берсеневке, я с первого дня стал служить по старому обряду.
Многократно приходилось бывать мне у безпоповцев на Преображенском кладбище. Особо тесное общение здесь у меня было со старицей Дарьей Гавриловной, старейшей прихожанкой моленной. Как-то посетили мы с отцом Евлогием Преображенское кладбище. После общения с настоятелем о. Леонидом Кузьминовым по моему предложению зашли в старообрядческую половину храма. О. Евлогий: «Мой дед был истинным старообрядцем и отец до конца крестился двуперстно, а мать была православной». Дарья Гавриловна сказала ему тогда: "Что же Вы отошли от главной линии, и не «спасибо» надо говорить, а «Спаси Христос».
О. Евлогий (после выхода от старообрядцев): "Патриарх Никон перегнул, с плеча рубанул, и получилось разделение. У них нет причастия, какой-то холод, пустота".
Из дневника настоятеля:
Беседа с М. И. Чувановым,
старостой старообрядческой федосеевской моленной
на Преображенке (07.06.1984 г.)
«Я переписываюсь с одним православным священником. У меня сохранилось много его писем. Он называл меня "дорогим старцем". Старообрядческий архиепископ Никодим, когда я знакомился с ним вскоре после его избрания, сказал мне: "Присоединяйтесь к нам". А я ему: "Нет, вы к нам", на том и расстались. Белокриницкие были им недовольны за пассивность и узкий фанатизм. Нашу моленную в 30-е годы не закрывали, но четырех активистов, в том числе и меня, взяли - вернулся только я один...»
Реакция на книгу "Выписки из старопечатных книг" (составитель - Озерский): «Священники и таинства должны быть, но их нет, неоткуда им взяться.
Пусть у нас не церковь, а община, но мы, как и деды наши, спасаемся молитвой и покаянием».
Я: "В Евангелии сказано, "если не будете пить Крови и вкушать Плоти..."
Чуванов: «До нас не дошло Первое Евангелие, это, может быть, позднейшая редакция и добавление. Ты для меня ни диакон и ни монах.
Собороваться и причащаться не буду.
Бабушка мне говорила: "Кто, в какой вере родился, в той и оставайся".
Мы вымираем, - сказал я (т.е. Чуванов) Подшибякину (сотрудник Совета по делам религий), а он мне: "Приезжаю я в какую-нибудь местность и обнаруживаю там старообрядцев две-три точки".
Много книг передал я в Ленбиблиотеку - и не жалко. О том, что был ропот в общине, знаю, они мне говорили, но книги мои личные.
К православным я отношусь абсолютно лояльно. Думаю, что не только в Православии, но и в других религиях возможно спасение».
Когда во главе Старообрядческой Церкви стал владыка Алимпий, я был иеродиаконом в Даниловом монастыре. Присутствовал на его интронизации. Обратил внимание на сильные переживания владыки в связи с огромной ответственностью, свалившейся на его плечи. Когда он, в сопровождении духовенства, шел из собора в резиденцию, я поздравил его с избранием и пожелал помощи Божией. С любопытством выслушали меня тогда и он, и его сопровождавшие. В лице митрополита Алимпия я встретил потрясающий тип инока, облеченного высоким саном и сохранившим верность аскетическому призванию.
Из дневника настоятеля:
Беседа со старообрядческим архиепископом Алимпием.
Рогожское кладбище, октябрь 1986 г.
Я спросил у владыки Алимпия, как его здоровье. Он ответил, что ничего, только вот рана на ноге безпокоит. Было кровотечение, когда служил в Горьком, натекло полный сапог крови. Приехала "скорая", сделали перевязку, но ехать в больницу отказался. Я рассказал о случае с владыкой Флавианом, когда у него случилось кровотечение во время служения Литургии. Рассказал также об упоминании старообрядцев в епархиальных отчетах Патриархии, что было выслушано с большим вниманием.
Послание из Патриархии с соболезнованием при погребении архиепископа Никодима было прочитано благодаря епископу Анастасию, а так у них не принято ничего читать.
Я рассказал о посещении старообрядческих храмов в Городище Луганской области, Харькове, упомянул об Авдии (ныне древлеправославный патриарх Александр), Миролюбове.
Рассказал о посещении Горького, о переписке с диаконом Александром.
Владыка похвалил о. Александра за умение в службе: "Даже лучше диакона Феодора". Он рассказал о прежнем храме в Горьком, который сломали. Там была хорошая роспись и прекрасный резонанс... Людей у него бывало очень много, его там донимали, тем более здесь, в Москве.
Встает около 7-ми утра. Правило выполняет строго.
Я подарил ему старообрядческий канонник. Он сказал, что отдаст его племяннице. В каноннике был канон Соловецким чудотворцам. Владыка спросил, не читал ли я о страдальцах соловецких? И стал говорить о том, как диакону Феодору дважды вырывали язык, а он продолжал говорить. В ответах на письма ему помогает о. Леонтий. Рассказал о том, как пришла женщина от нас крестить ребенка, сказав, что двое ее детей были крещены погружательно, но когда она увидела, как старообрядческий священник погружает, то сказала, что тех ее детей обливали.
Он как-то беседовал с православным священником о крещении. Тот ссылался на то, что его предшественник, заслуженный священник, обливал и он обливает. Тем более, что нет большой купели.
Рассказал и о том, как по просьбе прихожан из Черновицкой области рукоположил 75-летнего уставщика, который на службе забывает, что за чем идет.
Владыка выразил смущение по поводу своего присутствия на конференциях, где участвуют индусы, буддисты. Я сказал, что и у нас некоторые неохотно посещают эти мероприятия.
По поводу моего предложения поместить информацию об их Соборе и о новом предстоятеле в ЖМП ответил уклончиво.
На прощание мне сказал: "Ну что же, несите крест, который Вам Бог дал".
На мои слова о прощении, которое я увязал с наступающим Прощенным Воскресением, ответил: "Будьте здоровы, спаси Христос". А еще раньше, когда я сказал, что мне понравилось торжество интронизации, его слово, он ответил: "Да какое там! Как был диаконом, так и остался".
На мою информацию о предложениях Собору относительно старообрядчества, он заметил: "Не все же так, как вы, хотят". Чувствовалось, что мой внешний облик, особенно полумантия и лестовка, вызвали у него интерес. «Доживет ли Патриарх до 1000-летия Крещения? Уж больно он слаб».
Сказал, что уполномоченный не разрешил дать второго священника в Черновицкую область.
В 1988 году мне удалось побывать на юбилейных торжествах у старообрядцев на Рогожском и Преображенском кладбищах, в Новозыбкове и Риге. Помню, возвращаюсь в Данилов, а наместник о. Тихон (ныне митрополит Новосибирский и Бердский), как туча, чуть не вылетел я тогда из обители. Когда он вернулся из поездки и обнаружил мое отсутствие, то спросил эконома о. Савву (ныне архиепископ Тираспольский), – а где Кирилл? А тот ему: к каким-то старообрядцам поехал.
Брат владыки Алимпия о. Леонид притягивал какой-то детскостью, непосредственностью. Он очень благоговейно относился к своему служению, был всегда в гуще событий, непременно выкладывался по полной программе. Очень любил свою семью. Помню, как-то, будучи на дне моего ангела, слушая выступления хора «Русичи», который исполнял песню «Милосердная сестра», о. Леонид вдруг заплакал.
На мой вопрос, в чем причина его слез, он сказал: «Вот ты монах, у тебя нет детей, а знаешь, сколько переживаний с ними связано!». С о. Леонидом по телефону я беседовал десятки раз. В последние годы его особенно удручала набирающая обороты антихристианская глобализация. Старец очень переживал, особенно за то, что не находил понимания своей тревоги у многих собратий и прихожан.
Последний раз я его увидел на Страстной, когда встревоженный сообщением о внезапном тяжком недуге, поразившем его, отправился на Остоженку в старообрядческий храм, где он находился у своего зятя – настоятеля храма. О. Леонид пожелтел и осунулся. На всю жизнь запомнился его прощальный взмах руки и приветливая улыбка. Хоронили его на праздник святых жен-мироносиц в с. Рытово Владимирской области, где он прослужил много лет. Я присутствовал на службе там в сороковой день после его смерти. В своем слове на поминальной трапезе выразил сожаление, что не реализовал свое большое желание здесь в Рытове на природе, прогуливаясь, жадно послушать рассказы о. Леонида о своей жизни и церковном служении.
Больше всего в Рытове запомнились потрясающая икона святителя Николы и фотография о. Леонида на его могиле.
Сменивший владыку Алимпия на митрополичьей кафедре митрополит Андриан запомнился мягкостью, невероятной активностью и глубокими мыслями в своих интервью. Если сказать в двух словах о нынешнем предстоятеле РПСЦ митрополите Корнилии, то это будет: «очень теплый и приветливый». Это чувствовалось и в его поздравлениях мне лично и нашему храму по случаю его 350-летия и в тех неоднократных контактах, которые были у меня с ним. Познакомился я с владыкой в Орехово-Зуево, где он был старостой церкви. Это было в день его Ангела на память святого царя Константина.
Будущий владыка оказался великолепным чтецом. На трапезе он потрясающе прочитал стихотворение Пушкина «Пророк», завершавшееся словами «глаголом жги сердца людей!» - так и стоит в ушах, когда вспоминаю это.
Владыка, будучи еще мирянином, побывал у нас на Берсеневке. Второй раз был уже в качестве диакона. Выступал даже на конференции Союза Православных братств в Союзе писателей на Комсомольском проспекте. Много волнений было у меня за него в связи с известными событиями в их среде. Хочется пожелать ему помощи Божией и обильной мудрости свыше для успешного ведения церковного корабля среди бушующего житейского моря.
Еще немного о знакомых персоналиях в мире старообрядчества, которые дороги сердцу. Это, несомненно, уже почивший многолетний референт митрополии Хрусталев Ромил Иванович и староста Никольской церкви на Белорусской Антонов Александр Васильевич и, конечно, о. Леонтий Пименов.
Ромил Иванович был человеком большой церковной культуры. Его интеллигентность, тактичность, мягкость, доброжелательность очень располагали к себе. А как блестяще проводил он экскурсии на Рогожском! По моей просьбе он рассказал нашей общине о своем церковном пути, о старообрядческих архиереях послевоенного времени. К сожалению, тяжкий недуг, который он очень мужественно и терпеливо переносил, подкосил его и доконал. Последнее, что передали ему мои помощники через его родственников - о. Кирилл плачет, переживает за его состояние, всегда относился к нему как к отцу.
Александр Васильевич, по контрасту со спокойным и ровным Ромилом Ивановичем, обладает взрывным темпераментом. Это яркий оратор, тонкий аналитик, обладатель исключительного чувства юмора. Меня всегда восхищали его наблюдения, неожиданные примеры и сравнения. Какие блестящие у него воспоминания о почившем митрополите Алимпии! Как интересны номера журнала «Церковь» и «Во время оно», которые он редактирует! Это Фёдор Мельников нашего времени (Мельников - знаменитый старообрядческий апологет первой половины XX века). С ним всегда интересно общаться.
О. Леонтий, благочинный старообрядческих церквей Московской области, – совершенно уникальный человек в мире старообрядчества, чтобы о нем ни говорили. По своей одаренности он на голову выше многих в своей среде – это становилось очевидным, стоило только немного пообщаться с ним. Блестящий эрудит, целеустремленный в своей деятельности, очень общительный, прекрасный службист и оратор. Всегда было интересно слушать его рассуждения и наблюдения. Очень импонировала его боль за разделение, которую он ощущает как свою личную трагедию, его стремление объективно относиться ко всему доброму, положительному вне РПСЦ. Безценны его многочисленные консультации по богослужебным вопросам. Его ответы всегда лаконичны, кратки, логически выстроены. Это пассионарий высокого качества. Очень болезненно я переживаю нападки на него в их среде. Не берусь сейчас судить обо всех претензиях к нему, но то, что этот человек всецело предан древнерусскому благочестию и отдает все свои силы на служение Церкви и народу, у меня нет никаких сомнений. Не раз после каких-то наших юбилеев я спрашивал у прихожан – ну кто больше всех запомнился из гостей? Чаще всего называли о. Леонтия.
Из дневника настоятеля:
Беседа с председателем поморской общины
Хвальковским Петром Николаевичем
и описание Поморской моленной
на Преображенском кладбище (10 мая 1986 г.)
У дверей храма объявление о запрещении входить в неприличном виде, нетрезвом состоянии и что храм Патриархии находится за углом.
Каждого входящего встречают и расспрашивают: кто и откуда. Когда узнали, что я пришел по рекомендации к Петру Николаевичу, то с радостью пропустили. Осведомились: сейчас позвать или после службы?
С купола свешивается огромное паникадило на массивных цепях, с большими восковыми свечами, вставленными по кругу. По сторонам меньшие паникадила, которые крепятся также на потолке. Темные лики икон. Царские врата заставлены, как бы запечатаны. Перед ними иконы с подсвещниками, они как бы вставлены в ниши. Лампады и свещи перед иконами, расположенными на втором и третьем ярусе, крепятся на веревках, чтобы можно было их спускать, зажигать и гасить. На крылосе два хора: слева - женский, справа - мужской. Молящиеся стоят ровными рядами: слева - женщины, справа - мужчины. Мужчины одеты в кафтаны до пят, сшитые в виде подрясника, а женщины - в длинные юбки и широкие платки, закрывающие плечи. Женщины, поющие на крылосе, все одеты в белые шелковые платки с кистями. Преобладающий возраст: средний - у мужчин и чуть выше среднего - у женщин.
Крестятся все одновременно, а перед земными поклонами всем раздают специально для этой цели сшитые коврики (подручники). Служба идет несколько часов без перерыва. Тем, кому нужно по необходимости выйти, покидают ряд, перед этим перекрестившись и помолившись перед иконами, поклонившись другим молящимся. То же самое, когда возвращаются. Тарелку обносят только один раз в конце службы, жертвуют значительные суммы. По окончании богослужения молятся поименно за всех именинников, причем те земно кланяются, и о болящих. Призывал к молитве Петр Николаевич. Народ, покидая храм, со всеми раскланивается, немного разговаривают, всё чинно, благообразно. Даже с новыми людьми разговаривают, расспрашивают, желают всех благ.
Петр Николаевич - высокий, сухой, лет 70-ти человек, с необычайно живыми, по-детски добрыми глазами, усадил меня на правом крылосе на скамейку, и мы начали разговор. Я достал альбом с фотографиями Данилова монастыря и начал рассказывать о строительстве, Богослужении и т. д. Сейчас же вокруг нас собрались люди и посыпались вопросы. В основном интересовались старообрядными моментами в жизни монастыря.
Супруга Петра Николаевича, дородная женщина в белом платке, лет 60-ти, указывая на фотографии, на платы в иконостасе Покровской церкви, говорила: "Наша сестра вышивала". Петр Николаевич сказал, что добровольно приходили работать в монастырь и старообрядцы из их прихода.
Петр Николаевич - интеллигентный начитанный человек, на войне был офицером. После службы читал слово о свт. Иоанне Златоусте (был день его памяти).
Запомнилось повествование о трясении гроба царицы до тех пор, пока не были перенесены в столицу мощи святителя. Попросил его высказать свое мнение по поводу моих предложений о шагах по устранению средостений между нами. На вопросы отвечал со знанием:
1. О снятии клятв на Соборе 1971 года:
"Да, это сыграло положительную роль в наших отношениях. Я лично знаком с патриархом Пименом, получаю от него поздравления и приглашения на официальные приемы. Патриарх Пимен не виноват в преступлениях патриарха Никона". Очень хорошо отзывался о митрополите Никодиме.
В начале Великого Поста в дореволюционное время, произносились проклятия на старые обряды.
Кратко рассказал историю старообрядчества, особенно отметив мученическую смерть протопопа Аввакума, и что он - последний священник. Священство на Рогожском кладбище не признает, так как оно "взято у никониан". Нашу же иерархию считает непрерывной, о признании ответил уклончиво. Говорил о гонениях, о самосожжениях, особенно при Петре I.
Об истории Церкви в послереволюционный период говорить не стал, но сказал о большом числе мучеников, однако для канонизации их нужен Собор.
Во время войны с ним был такой случай, когда в газике от разрыва бомбы все погибли вокруг него, а его даже не задело.
Приглашение посетить Даниловский монастырь принял, но сейчас не может приехать, так как скользко, обещал приехать весной. Супруга все время торопила его.
2. Согласен и не возражает против предложения о допущении представителей Патриархии в качестве наблюдателей на их Соборы и против присутствия их представителей в том же качестве на Соборах Русской Православной Церкви.
3. По поводу совместного общения есть два мнения: одни - за, другие - против. Я - против.
4. По поводу выражения сожаления за гонения. Считает, что этот пункт надо усилить. Необходимо выразить не сожаление, а покаяние, и осудить не гонения, а физическое истребление.
5. Насчет диалога и комиссии по диалогу выразил сомнение: "У нас канонические расхождения", хотя потом признал, что есть много вопросов, которые такая комиссия могла бы решать.
6. Приветствовал двуперстное крестное знамение и Богослужение по старым книгам в среде нашей Церкви, говоря, что это единственно истинное, правильное сложение перстов.
7. Рад, что у нас происходит возрождение древнерусского благочестия в иконописи и пении.
8. По поводу паломничества к общим для нас святыням выразил удовлетворение.
Настойчиво расспрашивал, кого я представляю, и на каком уровне проходит обсуждение.
Можно было ещё много написать о тех личностях в мире старообрядчества, которые мне встретились на моём жизненном пути. Это И.И. Егоров и И.И. Никитин – покойные руководители безпоповцев Прибалтики в советское время. Покойный глава Новозыбковской архиепископии владыка Геннадий («я тебя давно заприметил» - говорил он мне) и нынешний патриарх Древлеправославной Церкви Александр (Калинин), с которым я постоянно общался во время обучения в Московских духовных школах и многие, многие другие.
Везде, где я бывал, обязательно посещал старообрядческие храмы. Так было в Петербурге, Киеве и Кишинёве, в Костромской и Черновицкой областях (Белая Криница), Барнауле, Новосибирске и во многих других местах. Как правило, всё проходило мирно. Инцидент был, когда я с группой членов общины побывал в Боровске.
Целью нашей поездки было посещение Музея старообрядчества и поклонение мощам прп. Пафнутия. Директор музея Осипов В. И. предложил нам экскурсию по городу. В процессе экскурсии экскурсовод говорит: «Давайте мы не будем посещать старообрядческую часовню на месте гибели боярыни Морозовой». Я: «На том месте мы бывали раньше, сейчас не планировали, а что?». Она: «Я сказала старообрядческим инокиням, что Вы с прихожанами приезжаете, а они сказали, что категорически против Вашего прихода сюда». Я пожал плечами. И вот, завершая экскурсию, мы оказались неподалеку от часовни, и я попросил экскурсовода подвести нас к часовне и немного рассказать. Мы остановились на значительном расстоянии от часовни. Она была справа от нас, слева - двухэтажное здание суда (говорят, что на том месте, где была яма, в которой закончила свой земной путь боярыня Морозова, находится камера для обвиняемых, доставляемых на суд). Прослушав рассказ экскурсовода, я говорю своим спутникам: «Ну, все, делаем три поклона на часовню и - в автобус».
Как только мы сделали три поклона и начали двигаться, как вдруг, по-видимому, из окон второго этажа здания напротив (судя по всему, за нами наблюдали из щелей забитых досками оконных проемов) раздался крик, нет скорее рык или рев: «е-ре-ти-ки, уходите отсюда!» Наши сначала оторопели от неожиданности, а потом стали ускорять шаг, а я их останавливаю, говоря: «Не надо быстро уходить, постойте пару минут, а то будет впечатление бегства». Постояв немного, мы двинулись вперед. Шофер еще рассказывал, что он, проходя позже, видел, что на месте, где мы стояли, две инокини что-то читали, стоя лицом к часовне (молитвы от скверны?).
Вот такой случай.… Все, кому из знакомых старообрядцев, я про него рассказывал, чувствовали себя неловко. Были даже принесены извинения на самом высоком уровне. Уж не знаю, чего больше в такой реакции инокинь - ревности по вере или элементарного… Воображение рисовало искаженный от злобы лик инокини, кричавшей нам. Как-то все это плохо увязывалось с тем, какими мы знали этих инокинь, когда они были еще в РПЦ, насельницами Белопесоцкого монастыря в Московской области.
Два слова о единоверцах. С ними оказалось общаться сложнее. В этом для меня была неожиданность. Моя активность быстро натолкнулась на подозрительность и враждебность со стороны некоторых из них. Особенно это проявилось в 2000 году во время празднования 200-летия единоверия, когда витал в воздухе вопрос о рукоположении единоверческого епископа.
Впрочем, с крупнейшим единоверческим приходом в селе Михайловская Слобода в Подмосковье отношения сложились неплохие, даже дружеские. Дружба с его настоятелем о. Иринархом уходит корнями в 70-годы, когда я еще был студентом пединститута. О. Иринарх (тогда Игорь) был очень энергичным головщиком (регентом) Никольской единоверческой церкви на Рогожском кладбище. Было умилительно смотреть, как этот юноша строго и в то же время почтительно относился к своим пожилым крылошанам. Среди них была раба Божия Евдокия – келейница последней игумении Всехсвятского единоверческого монастыря, Алексей Михайлович - племянник единоверческого епископа Симона (Шлеева). Как-то в конце 80-х, по пути в Коломну с детьми воскресной школы Данилова монастыря, мы остановились у Михаило-Архангельского храма в с. Михайловская Слобода. Тогда в церкви был архив. В беседе с местными жителями подсказал им написать ходатайство в Московское епархиальное управление об открытии храма. Через некоторое время остатки единоверческой паствы вместе с Игорем перешли в этот храм. Когда Игорь принял монашеский постриг и был рукоположен в сан, он очень активно взялся за восстановление храма. Не было года, чтобы я не приезжал бы сюда с прихожанами по нескольку раз. Каждая поездка что-то давала, открывала ранее неизвестное. Особенно впечатляли крестные ходы в неделю жен–мироносиц, которые начинались после Литургии и заканчивались поздним вечером.
Общался я также со старопоморским наставником Александром Хрычовым из Казани. Кроме Берсеневки, службы по старому обряду я совершал у мощей преподобного Сергия в Троице–Сергиевой Лавре и преподобного Иосифа в Иосифо–Волоцком монастыре, трижды в Смоленске – у иконы Одигитрии в кафедральном соборе и в Петропавловском храме у вокзала, кроме того, в Калининграде в Спасском кафедральном соборе, в Троицкой церкви в Хорошево (храм ОВЦС), в Высоко-Петровском монастыре, у стен Пафнутьево-Боровского монастыря, в Польше в Войновском монастыре, у себя на малой Родине в г. Алчевске Луганской области и во многих других местах.
Из архиереев Новозыбковской архиепископии мне больше всего запомнился епископ Флавиан. Как-то пригласил я его в Данилов монастырь. Дело было в апреле 1985 года. Показал ему детально монастырь, особенно Покровскую церковь. Он все крестился и говорил: "Спаси Христос". Понравились росписи и то, что по-древнему поем и используем восковые свещи. "Я без образования, - говорил он, - 10 месяцев был диаконом, 2 года священником и вот второй год епископом". Уговорил владыку Флавиана пойти к наместнику монастыря, он не хотел. Был на приеме полчаса. "Скромный очень и благочестивый, мужиковатый, не похож на епископа", - мнение наместника. Наместник после Богослужения на трапезе: "Брат Борис (так звали меня в рясофоре), как у нас оказался старообрядческий епископ, ты его знаешь?"
Епископ Флавиан: "Я удивляюсь нашим старообрядцам, которые не имеют священства, таинств, как можно без них спастись?!" (речь о безпоповцах).
Из дневника настоятеля:
Посещение старообрядческого епископа Флавиана
в Кожном институте, 10 июня 1987 г.
В палате его не оказалось, но его соседи, мусульмане, как только меня увидели, сразу поняли, к кому я и показали мне место, где он обычно гуляет, вернее, сидит на воздухе. Епископа я нашел во дворе, около гаража. Он сидел на стульчике, положив больную ногу на деревянный ящик. Его можно было сразу узнать по внешнему виду: длинная борода и заправленные за воротник длинные волосы. Одет он был в больничную пижаму, на голове шляпа.
Я передал ему поклон и передачу, сказал о записке. Записку он развернул, но читать не смог: "Мне в четыре раза увеличивают очки, пока не могу читать, прочтите, пожалуйста". Я прочитал записку. Он поблагодарил и начал расспрашивать меня. Я рассказал о Даниловом монастыре, о смене наместника, и выразил мнение, что к этому приложили руку власти... Епископ Флавиан сочувственно выслушал мой рассказ и, в свою очередь, поведал о своих трудностях в отношении с власть предержащими.
Уполномоченный по Москве, а фактически по всей России, Плеханов, решил сменить у них церковного старосту и рекомендовал назначить женщину. Он не благословлял, так как это беззаконие, да и не положено по канонам женщине быть старостой (по памяти назвал Собор и правило). Плеханов, однако, связался с архиепископом Геннадием и тот уговорил его благословить... «Постоянно вызывают меня для разговора, а мне трудно ходить, да и служу я с больной ногой один. Староста доложила в Совет по делам религии, что читаю поучения, где, в частности, говорится о воспитании детей. Вызвали меня Плеханов и Малиновский и запретили говорить проповеди. Когда я сказал, что это не проповеди, а поучения и что до меня батюшка постоянно их читал, Плеханов довольно грубо сказал: «У Вас есть Евангелие и проповедуйте его, а других вопросов во время проповеди не касайтесь». На что мне пришлось им сказать, что есть соборное правило, где говорится, что если епископ не проповедует, да будет извержен...
Служить мне становится все труднее из-за зрения и ноги, но лечиться не имею возможности, так как я один на весь храм, других священников ставить не дают. Плеханов говорил нашим: «Уберите его и можете ставить хоть десять священников».
Далее владыка рассказал о том, как во время его работы плотником у него загноилась ни с того, ни с сего рука... Его положили в больницу, где лечение никак не помогало. Предложили даже ампутировать руку. Он не соглашался, ссылаясь на то, что нечем будет работать. Врач предложил, или резать, или выписываться. Тогда в основном все вопросы в медицине решали ножом. «Я выписался. Приехал домой, помолился и Господь вразумил меня. Я распарил в ванной руку, завязал ее платком шерстяным и лег спать. Утром проснулся, все прошло, даже и следа не осталось.
Сейчас дали одного священника из Вологды (не знаю, надолго ли), поэтому я смог лечь в больницу... Долго я здесь не задержусь, буду лечиться амбулаторно.
Финансы и староста (мужчина) по канонам должны быть в ведении епископа, а не властей. Иначе мы отдадим кесарю то, что принадлежит Богу».
На мою информацию о предстоящем Соборе РПЦ, где, по всей видимости, будет стоять вопрос о старообрядцах, не показал никакой реакции. Было видно, что эти вопросы его не занимают. О единоверцах - "Они же ваши!» Об объединении - "А зачем?" Об обучении у нас старообрядцев - "Надо посмотреть, чему еще там учат в ваших академиях и семинариях!" О паломничестве к общим святым местам отозвался положительно. Комиссией из старообрядцев и православных не заинтересовался. «Хорошо, что православным разрешили креститься двумя перстами - так крестился Сам Христос».
Выразил сожаление в связи с распущенностью и удаленностью молодежи от духовности. Согласился, что главное воспитание молодежь должна получать в семье.
О себе сказал, что больше любит уединение и молитву... "Я поставлен по необходимости епископом, тогда так нужно было».
На мою информацию о старообрядцах за границей ответил, что к ним приезжал старообрядческий диакон из Америки, а других контактов у них нет. Даже со своими старообрядцами контакты ограничены. Не знает никого на Преображенском кладбище, в частности, Хвальковского.
Рассказал, что в Индии в джунглях нашли пять старообрядческих общин, которые не имели никакого контакта с цивилизацией. Да и у нас в России их много.
Выразил сожаление, что снова придется долго ходить по светским учреждениям по вызовам. Сейчас должен прийти сын, будет с ним писать письма. Выразил желание послушать интервью со старообрядческим диаконом из Америки, записанное на магнитофоне, просил принести ЖМП, в котором приводятся новые юридические нормы, позволяющие привлекать детей к участию в Богослужениях.
Несколько раз выражал сожаление, что он сидит, а мне приходится стоять. Запомнилась его детская светлая улыбка и ясные, без лукавства, глаза. Много рассказал о своей жизни до того, как стал епископом. Как после войны начал задумываться о своей жизни, стал посещать храмы Патриархии, потом как-то зашел в старообрядческий храм. Там его расспросили, как и где он крещен. После его рассказа ему сказали, что его не полностью крестили и нужно совершить таинство до конца. Он согласился. После крещения его сразу поставили на крылос. Однажды он поехал на родину и зашел в старообрядческий храм в Новозыбкове. Его спросили, откуда он и какой веры. После расспросов ему сказали, что он не той веры, что он австриец и что ему надо переходить к ним, к беглопоповцам. Тогда он решил перейти.
Работал столяром, к работе относился хорошо и его еще до обращения к вере приняли в партию. После обращения он пришел в партбюро и рассказал о том, что стал верующим и что теперь не может состоять в партии. Ему на это ответили, чтобы он не думал выходить из партии... На душе у него было неспокойно, ему постоянно казалось, что он живет двойной жизнью. И вот он решился на такой поступок. Пришел к секретарю и сказал: "По уставу положено, что кто не платит взносы, того автоматически исключают из партии, так что я отказываюсь платить взносы". Проходят пять месяцев, и вот он встречает секретаря партбюро и спрашивает: "Ну, как, можно считать, что я выбыл из партии?» На что секретарь ответил: "Нет, ведь я за тебя плачу взносы". После неоднократных заявлений на собраниях, его вызвал инструктор райкома и сказал: "Что ты все кричишь о вере, у нас верить никому не запрещено, ходи в церковь, пожалуйста, и будь членом партии". Однако он не мог пойти на такой компромисс с совестью, и тогда его официально пригласили на бюро райкома и после расспросов сказали: "Клади партбилет на стол..."
Из архива настоятеля:
Письмо старообрядческого наставника
о необходимости погружения при крещении
«Уважаемый о. Кирилл, Ваше письмо получил. Рад, что мое разъяснение вопроса об обливательном крещении Вами оценено положительно. Ваше искреннее искание истины заслуживает нелицемерной похвалы. Дай Бог Вам силы быть последовательным до конца. Хочу еще раз коснуться этого вопроса. Действительно, Святая Церковь в экстремальных ситуациях иногда допускает отклонения от закона. Недаром сказано: "По нужде бывает пременение закона". Но это не правило, а исключение из правил. В истории Св. Церкви известен случай, когда крещение было совершено не водой, а песком, но, однако этот факт не дает нам права заменить воду песком.
В защиту обливательного крещения в свое время новообрядцы говорили, что обливательное крещение принималось и до Никона, при этом ссылались на св. мч. Гаведдая, которого Бог крестил обливательно; на требник патриарха Иова, в котором немощных младенцев допускается крестить обливательно; на Марка Ефесского, Захарию Копыстенского и даже на патриарха Филарета.
На это можно сказать, что ссылки на таковые свидетельства несостоятельны, так как не соответствуют принятому у вас в догмат обливательному крещению, а потому не могут оправдывать последняго; так, например, Марк Ефесский не мог быть покровителем обливательного крещения, потому что он всецело шел против обливанцев и вел по этому вопросу спор с униатским патриархом Григорием Маммой, что видно в книге проф. Голубинского «К нашей полемике со старообрядцами" (стр. 129 издания 1905 г.).
Ссылка на требник Патриарха Иова не имеет значения по одному тому, что хотя и было по неосмотрительности допущено при крайней болезни младенцев погружать по шею, впоследствии это исключено, и Церковь древняя никогда не защищала обливания, а напротив, обличала его и католиков, приходящих к вере истинной, крестили вновь, что доказывается в Четьи-Минеи июля 8 в житии св. Прокопия.
На Захарию Копыстенского ссылка несправедлива, потому что и он написал, что латин крестити "яко полуверны суть". Это в "Полинодии" на листе 1004.
Случай с св.мч. Гаведдаем, как исключительный, тоже не может быть оправданием, так как св. Гаведдай был окружен нечестивыми мучителями, и, хотя просил христиан, тайно присутствовавших при мучении, крестить его, исполнить это невозможно было, а потому великая вера мученика и была восполнена из облака низшедшею росою. Таково было крещение Гаведдая. Но ведь тысячи мучеников были крещены кровью мученичества. Что кacaется Патриархов Иова и Филарета, которые якобы допускали обливательное крещение, то такому утверждению противоречит написанное в Вашей книге" Пращице", что "в московские книги неведением вниде вместо погружения немощных младенцев напечатано было обливать по-римски и оное нововводное предание держаху не по противности Св. Церкви, но по сущему неведению, того ради и спасению их не препятствовало" (Ответ 29 лист 90 на обороте).
Но вот вопрос, руководствовалась ли Православная Церковь таким снисхождением для больных младенцев? Нет! Потому что впоследствии это было исключено, и другие патриархи к обливательному крещению относились совершенно отрицательно. В потребниках в чине принятия латин изложено: "Проклинаю творящих развратно святое крещение, аще и во имя Отца и Сына и Святаго Духа глаголют, но обаче крещают водою во едино крещение, а трижды не погружают, инии токмо обливают водою" (лист 9). Далее там же читаем:
"Проклинаю скверное их крещение обливаемое, а не погружаемое по Господню образу, иже во Иордане, и святыми апостолы нам преданное в три погружения, во имя Отца и Сына и Святаго Духа" (лист 16). Обращающимся от ереси предписывалось читать следующее: "Иже не крестит в три погружения, во имя Отца и Сына и Святаго Духа, да будет проклят" (лист 72). Так повелели относиться к обливанию наши Патриархи, следовательно, они не могли принимать обливательного крещения.
И действительно, если допустить, что Святая Церковь разрешала как исключение обливание немощных младенцев, то тогда непременно возникли бы неустранимые противоречия в этом вопросе, которые поставили бы под сомнение необходимость непоколебимого отстаивания погружательного крещения, как единственно истинного, что и делали наши патриархи до Никона и мы делаем и по настоящее время.
Безпокоиться за жизнь младенца, вверяемую при крещении Святой Троице, нам нечего. Об этом побезпокоится Сам Бог. Наше же безпокойство оскорбительно для Бога, так как мы этим показываем свою гордыню, возомнив себя умнее и милосерднее Самого Создателя и Вседержителя всего сущего, без воли Которого ничто не совершается
Из своей многолетней практики могу привести много фактов, когда погружательное крещение больным младенцам приносило только скорое исцеление.
В своем письме Вы также затрагиваете вопрос исправления церковных книг патриархом Никоном, в частности об исключении из Символа Веры слова "Истиннаго". Для оправдания этого Вы ссылаетесь на Стоглав и Кириллову книгу, где якобы указывается, что Господь и Истина равнозначны. Так ли это? В рукописи, современной Стоглавому Собору, хранившейся у И.Ф. Москвина в Москве, в главе 9 читаем: "Такоже и верую во Единаго Бога. Сущее глаголется: и в Духа Святаго Господа Истиннаго и Животворящего. Тако подобает говорити. Неции же глаголют: и в Духа Святаго Истиннаго. И ино то не гораздно и расколно, понеже Духа Святаго Господем не нарицают".
Как видим, там нет и намека на то, что Господь и Истина равнозначны, а ясно сказано, как следует читать это место в Символе Веры.
В Кирилловой же книге приводится не ¬дословный пересказ Символа Веры, а разъясняется вопрос исхождения Святаго Духа, что видно из текста: «И паки в девятой главе глаголет «веруем во Единаго Духа Святаго и Животворящего, иже от Отца исходящего и на Сыне почивающего». Взять из этого текста что-либо в оправдание исключения слова "Истиннаго" из Символа Веры вряд ли можно даже с большой натяжкой. Текст по букве отличается от текста Символа Веры, как в древнем, так и в новом исправленном изложении, так что Ваши ссылки на Стоглав и Кириллову книгу совершенно несостоятельны.
Нам, старообрядцам, непонятно, на каком основании вносились Никоном изменения в церковные книги? Если, в порядке исправления, то в чем ошибались до Никона бывшие Отцы Церкви, на авторитете которых построено и зиждется учение и здание Церковное?
На этот вопрос, который старообрядцев волновал со времен раскола Православной Церкви, новообрядцы безсильны ответить вразумительно и по сей день. Поэтому я от всей души желаю Вам разобраться на чьей стороне истина и сделать для себя должный вывод.
С христианской любовью
Председатель Духовной Комиссии Старообрядческой Церкви,
Наставник Каунасской Старообрядческой общины
И.И. Никитин
г. Каунас, 29.06.86 г.»
«Нас гнали когда-то из России,
но наша душа и сердце – в России».
В Румынии в гостях у старообрядцев
В первой половине ноября 1999 года я посетил Румынию по приглашению тамошних старообрядцев.
Эта поездка была задумана давно, и она ускорилась с приездом в Москву четырех русских священников-старообрядцев из Румынии. Они приезжали на Рогожку на свой Собор и зашли в наш храм, узнав, что у нас служба совершается по полному уставу. А еще раньше, в 1992 году, они приезжали в Москву с ныне покойным митрополитом Тимоном, полный титул которого звучит так: «митрополит Белокриницкий и всех древлеправославных христиан». Надо заметить, что отношения старообрядцев, проживающих в России и в Румынии, были возобновлены в канун праздника 1000-летия Крещения Руси, раньше такие контакты со стороны румынских властей (при режиме Чаушеску) не поощрялись.
Румыния даже в своем названии указывает на древнюю связь с Римом. Это была самая северная провинция Римской империи, которую населяли даки, отсюда и другое ее название - Дакия. Здесь еще при императоре Траяне (начало II века нашей эры) были посеяны семена христианства, то есть крещение здесь совершено намного раньше, чем на Руси. Позднее, в ХV-ХIХ веках, когда весь Балканский полуостров был завоеван турками – османами, Церковь в Румынии стала находиться под властью греков. Греческая Церковь распространяла свою власть на все православные народы, которые были подданными султана, - болгар, сербов, румын. Греки зачастую не только не заботились о духовном воспитании этих народов, но из этого своего господствующего положения выискивали только выгоду. Так, например, все высшие посты Румынской Церкви были заняты греками. Это вызывало народное недовольство и ненависть к фанариотам - так называли греков по константинопольскому (стамбульскому) кварталу Фанар, где располагалась тогда (как и сейчас) резиденция Константинопольского патриарха. Когда в 70-е годы XIX века Балканы были освобождены от турецкого ига, началась борьба за независимую Румынскую Церковь. В 1920 году глава Румынской Церкви получил патриарший сан. В 20-е годы Румынская Православная Церковь перешла на новый календарный стиль. На праздники по этому календарю народ стали загонять насильно, при этом прибегали даже к помощи конной жандармерии. Эта календарная реформа все-таки привела к расколу в Церкви: тех, кто не принял новый стиль, стали называть старостильниками, других, соответственно, - новостильниками. Священники даже по внешнему виду отличаются друг от друга: новостильники в большинстве своем не носят бороды, бреются, встречаются некоторые даже с сигаретой в зубах. Сейчас Румыния по количеству православных приходов занимает второе место после России, там примерно 9 тысяч церквей. В каждом населенном пункте есть церковь, даже если там проживает всего несколько семей православных румын. Правление Чаушеску вспоминается в народе без особого раздражения. Скорее всего, раздражение сегодня вызывает демократическое правительство. Тогда были какие-то стеснения, но открытых гонений на Церковь не было. Интересно, что на могиле Чаушеску свечей больше, чем на братском захоронении жертв революции 1989 года.
Румыния сейчас активно движется в сторону запада, она вступила в НАТО, открывала свое воздушное пространство для натовских самолетов, которые отсюда бомбили Сербию. В Румынию приезжал папа Римский. Румынский патриархат следует во всем за Константинополем, который проводит реформистскую экуменистическую политику.
Теперь несколько слов о Молдавии. Она вошла в состав России в 1811 году. В XX веке, между двумя мировыми войнами, Молдавия была в составе Румынии. Несколько лет назад епископ Петр порвал отношения с Московским Патриархатом, и ситуация сейчас такова, что несколько десятков церквей относится не к Московскому Патриархату, а к Румынскому. И все-таки около тысячи церквей остались верны Московскому патриарху.
Русские старообрядцы переселились в Румынию примерно в XVIII веке, и составляют сейчас от 100 до 200 тысяч человек. Такая неточность связана с тем, что последние десятилетия проводилась политика румынизации всех, кто проживает в Румынии, и многих нерумын записывали в румыны, отсюда и такие колебания в статистике. В недавнем прошлом даже штрафовали русских, если слышали, что они разговаривают в общественных местах по-русски. При демократах в этом плане стало полегче. Теперь можно учиться и в русской школе, но сами русские старообрядцы предпочитают отдавать своих детей в румынские школы, чтобы потом не было проблем с поступлением в институты и с устройством на работу. Знание румынского языка обязательно, как языка государственного, хотя между собой они общаются по-русски, их язык сохраняет много архаики. Есть и заимствования из румынского языка, которые естественным образом появились за несколько столетий общения с румынами.
Исторически наши русские старообрядцы получили священников из Румынии (тогда она была в составе Австро-Венгерской империи). В год 1000-летия Крещения Руси, в 1988 году в Москве была учреждена Старообрядческая митрополия, к чему отнеслись румынские старообрядцы сдержанно.
Старообрядцы, проживающие в Румынии, называют себя липованами. Это именование, по одной версии, связано с тем, что местность в дельте Дуная (Добруджа), куда переселились их предки, изобиловала липами, отсюда - липоване. По другой версии, сюда переселились последователи Филиппа. А это имя в живом разговорном языке могло употребляться в форме Лип. В этом случае, общее название русских, переселившихся в Румынию, - липоване, могло быть образовано от этого уменьшительного имени.
Место, где я был в гостях, находится от Бухареста в 200-х километрах. Меня встречал в аэропорту отец Лукиан со своей матушкой и одной прихожанкой из их храма, которая вела машину. Жил я в селе Русская Слава, ближайший от него городок, - что-то вроде районного центра, - Тульча. В Румынии русских сел десятка два, в каждом проживает по несколько тысяч человек. Румыны в этих селах тоже живут, но их немного. Село очень большое, в нем четыре храма и два монастыря - женский Казанский с двумя храмами, и мужской. Интересную картину наблюдал: по селу идет батюшка, каждый встречный старый и малый ему кланяется и говорит: "Прости, батюшка", а он в ответ «Бог простит».
Вначале я посетил Казанский женский монастырь, потому что день моего приезда совпал с кануном праздника Казанской иконы Божией Матери. Этот монастырь переживает не лучший период своей истории. В нем полтора десятка полуразрушенных домиков, в которых раньше жили монахини. Возглавляет его игумения Анатолия. Одета она в полумантию и черный платок, с посохом, но без креста. На богослужении ее поминали игумению нашу, инокиню Анатолию. После службы был на монастырской трапезе. Пища несколько однообразная: рыбный суп, на второе - жареная рыба без гарнира, кусочек пирога, красное вино (не очень крепкое). Не было ни чая, ни компота.
Богослужения в монастыре очень длинные. Вечерня с павечерницей - с 17 часов. Утреня - в два часа ночи. Перерыв на два часа, и потом служится Литургия, но чаще служится Полунощница, Часы и Обедница, потому что не хватает священников. Служили три священника и еще из мужского монастыря приезжали иподиакон, диакон и священноинок. Было очень много народа в храме. Особенно запомнилось большое количество детей на службе, они как-то легко входили в непростой для них ритм, и стояли всю длинную службу. Была праздничная служба - в день Казанской иконы Божией Матери, но не было ни одного причастника. Это видеть было непривычно, у них принято причащаться четыре раза в год, только в большие посты. С этим трудно согласиться.
Ко мне относились все очень спокойно, не так, как у нас в России иной раз относятся старообрядцы к священникам Московского Патриархата.
Наблюдал, как перед одной вечерней службой (накануне Димитриевской субботы) все село тянется в храм, все идут с кружками и свещами, очень много детей. В конце панихиды женщины вынимают из сумок конфеты, печенье, разложенные по кулечкам дома, и раздают детям.
Село Слава Черкесская. Необычно много детей и молодежи на крылосе. Дети там стоят от 4 до 12 часов - это поразительно. Непривычная система звона. Колокольня закрыта решетками, звонят снизу. Есть такое устройство в виде коробочки, звонарь нажимает на педаль и таким образом звонит. В качестве била употребляется обычная доска. Первые удары делаются в деревянное било, а потом уже идет трезвон спокойный, плавный.
В этом селе была архиерейская служба. Удивило то, что нет четкого времени начала службы: митрополит Леонтий приехал с опозданием на сорок минут, и все священники и народ, его встречавший, все это время стояли и ждали. Дорожку от машины к храму украсили цветами, а сверху еще устлали цветными женскими платками. Митрополит вышел из машины в патрахили и поручах. Интересна сама по себе встреча: все поют тропарь, провожают владыку до входа в церковь, там он кладет семь начальных поклонов и всех, кто пришел на службу, благословляет, причем, каждый подходит под благословение с подручником. Митрополит начинал службу и заканчивал ее. Служба утром длилась от 7 утра до 12 часов дня. После Литургии - трапеза, потом небольшой отдых (час-полтора) и снова служба. Такого нет в России. Они говорят: "Московские отошли от строгости, а мы служим".
Посетил и мужской монастырь, там всего 10 насельников, один архимандрит. По уставу монахи обязаны трудиться и все делать своими руками. Познакомился с одним монахом, он переписал вручную три Псалтыри. В трапезной монастыря есть живописные изображения святых, они там как детали интерьера.
Побывал еще на погребении. Отпевание на дому. Если мужчина без бороды, то его не причащают, а если умрет безбородый, то и не отпевают. Когда мы пришли в дом, то увидели, что покойник лежит на лавке у порога, завернутый в саван. Священник говорит: «В гроб кладите». Тело подняли как деревяшку и понесли. Отпевание шло во дворе. Всем мужчинам, кто помогал, были приготовлены пакеты с рубашками - на помин души.
Посещение города Браила. Это примерно в 100 километрах от Русской Славы. Храм пострадал от землетрясения, при нем расположена митрополия. Интересно, что за 300 лет пребывания старообрядцев в Румынии — это первый приезд к ним священника Московского Патриархата.
Правящему митрополиту было тогда Леонтию 33 года. Внешне он очень похож на древнерусского богатыря, высокого роста с благообразным, мужественным лицом, приятным задушевным голосом. Одет он в полумантию, подрясник и красную камилавку. Из моих рассказов о жизни нашего прихода его удивило то, что в Московском Патриархате есть такие храмы, где служба идет по старому обряду. Я при этом сослался на решение, принятое Поместным Собором в 1917 году, о том, что если четыре пятых прихожан желают перейти на старый чин Богослужения, то Собор это благословляет. Владыка Леонтий не знал, что такая возможность есть. Его удивило также то, что на приходе может служить монах, что он совершает венчание - у них это может делать только мирской поп.
Я был в семье, где трое детей: старший Георгий, 12 лет. Домашние его зовут на румынский лад - Анорис. Он мечтает стать попом - так он сам говорит. Ходит в черной поддевке. Несколько раз в день бывает в храме, забегает просто почитать Часы. Средняя Анна или Анкулица, я ее прозвал Лисичкой за ее характер и за внешний вид. Младшую, 9-летнюю Клавдию, мне почему-то хотелось звать Белкой.
Запомнились очень длинные и веселые трапезы, как я их назвал - посиделки. Митрополит, священники сидят за столом, подается домашнее очень слабое вино, пьют его без тостов и речей и постоянно между разговорами поют. Поразило меня то, что стоит кому-то запеть стихеру, как все ее моментально подхватывают. Как правило, начинал стихеру митрополит. Поются стихеры от великопостных до праздников двунадесятых, то есть сугубо богослужебные тексты. По ходу трапезы предлагали и мне пропеть. Я спросил, а поют ли они духовные стихи, на что мне предложили спеть духовный стих самому. Я начал петь один стих и меня потрясло то, что митрополит Леонтий, когда я запнулся, подхватил этот стих и допел его до конца без всяких ошибок и опущений. Знают липоване и русские народные песни. Поют и свои: «А я, липованочка, счастливая...» У них даже проходят ежегодные фестивали русской народной песни. Мне показывали видеозапись одного такого фестиваля, а также свадьбы.
Места там живописные, очень много фотографировал. Я там был в самом начале ноября. В Москве в это время были уже небольшие морозы, и я поехал в зимней шапке, а в Румынии еще, можно сказать, было лето: 16 градусов тепла. Поразило меня то, что там просто нашествие осликов, магары, как их там называют (на 10 осликов там приходится 4 лошади). На рассвете ослики начинают пронзительно реветь, а чуть раньше, в 2 часа ночи поют, заливаются петухи.
Поездка моя заканчивалась, можно сказать, с приключением. Я опоздал на самолет буквально на полчаса. Мне почему-то запало в голову, что он улетает в 15 часов по местному времени. И когда мы приехали в аэропорт, оказалось, что он улетел в 12 часов дня. И я был вынужден еще остаться на несколько дней и, доплатив, за переоформление билета, наконец-то, вылетел в Москву. Но на этом мои приключения не закончились. Москва почему-то отказалась принимать самолет из Румынии, и мы вынуждены были сесть в Петербурге. Я начал волноваться и стал уже продумывать план поездки на поезде в Москву из Петербурга. Мне нужно было во что бы то ни стало быть в Москве в субботу, меня никто не мог заменить на службе. К моей радости, наконец, мы полетели дальше, уже домой, в Москву.
При всяком отъезде из Москвы испытываешь двойственное чувство. С одной стороны, впереди новые впечатления, новые встречи с людьми, с другой - происходит резкая перемена в пище, выбиваешься из привычной колеи, из размеренной жизни, когда нарушается привычка регулярно что-то читать, когда ты находишься в каком-то хаотическом состоянии и зависишь всецело от тех обстоятельств, в которые попадаешь, и от тех людей, с которыми общаешься. В целом же все мои поездки, в том числе и эта, были обогащающими, насыщенными. Это была непростая поездка. Я бы даже сказал, особая в том плане, что я для себя открыл новый пласт русских людей, сохранивших за три века оторванности от России настоящую русскость во всем - в языке, обычаях и, самое важное - в нашей вере общей в Господа нашего Исуса Христа. Да и сами они на прощанье говорили мне: "Нас гнали когда-то из России, но наша душа и сердце - в России".
Рассказы Ромила Ивановича Хрусталева о Предстоятелях
Старообрядческой Церкви послевоенного периода
(Памяти многолетнего референта
Старообрядческой митрополии Р. И. Хрусталева)
Смерть Ромила Ивановича меня потрясла. Я любил этого высококультурного, интеллигентного, исключительно тактичного, глубоковоцерковленного человека.
В 40-й день со дня его смерти с группой прихожан побывал на его могиле на Рогожском кладбище. Нахлынули воспоминания о наших встречах и беседах…
Впервые раба Божия Ромила я увидел на Рогожском в праздник свв. жен-мироносиц в 1986 году. Гостем Старообрядческой архиепископии был тогда епископ Киприан из Румынии. После нескольких десятилетий отсутствия официальных контактов между двумя братскими Старообрядческими Церквами возобновилось общение. Ромил Иванович тогда только заступил на должность председателя приходского совета Рогожской общины. В то первое общение запомнилось большое тепло, исходящее от этого человека, его скромность и обходительность.
Вскоре после того как владыка Алимпий был избран на архиепископскую кафедру, он был участником миротворческой конференции. Сопровождал новоизбранного архиепископа Ромил Иванович. Помню, идет по коридорам широкой поступью владыка, в руках у него большой посох с мощным набалдашником, за ним семенит и что-то настойчиво внушает тогдашний куратор старообрядцев по линии Совета по делам религий Подшибякин В.М. На конференции Ромил Иванович, сидя рядом с архиепископом Алимпием, держал его посох. В какой-то момент ему нужно было выйти с владыкой и Ромил Иванович после заметного колебания, не очень решительно попросил меня подержать архиерейский посох. Помню, с каким волнением я, тогда иеродиакон, какое-то время держал посох Предстоятеля Старообрядческой Церкви.
Чувствовалось, что владыке Алимпию непривычно после нижегородского затвора быть в гуще событий. Он несколько затравлено смотрел на все. Объявили перерыв, прошел важно, не реагируя на нового старообрядческого архиепископа, один из членов Синода. Я подошел к владыке поговорить, меня ободрила его улыбка, когда он еще входил в зал. Наблюдаю такую сцену. Увидев владыку Алимпия на значительном расстоянии, митрополит Филарет Минский, раскрыв широко руки, пошел в его сторону. Старообрядческий архиепископ сразу как-то стушевался. Митрополит подошел к нему, обхватил за плечи, посмотрел с обеих сторон и стал лобызать. А лобызание такое, новообрядное – касание бород. Потом Филарет говорит: «Владыка, приезжайте к нам на годичный акт в духовную академию на Покров». Алимпий молчит, съежился, а Ромил Иванович за него: «У нас престольный праздник кафедрального собора на Покров, владыка не может». А Филарет своим таким протяжным внушительным голосом: «А владыка Иосиф мог, приезжал к нам на годичный акт в духовную академию».
Когда я напомнил об этом Ромилу Ивановичу, он сказал: «Вы, отец Кирилл, мне сейчас напомнили канву отношений между старообрядческой иерархией и архиереями РПЦ. Владыка Флавиан был доступным к таким общениям и владыка Иосиф тоже, но владыка Алимпий, он не был таким активным, не инициировал такие встречи, но коль они каким-то образом происходили, он, тем не менее, общался. Вам запомнилось одно, а мне запомнилась встреча в Троице-Сергиевой Лавре, тоже это было связано с какой-то международной конференцией. Владыка Алимпий впервые тогда выступил. Доклад, естественно, ему составили, он его читал. Сам владыка не практиковал устную речь от себя, он как-то тушевался, боялся, может быть, что-то не то сказать. Во всяком случае, он всегда просил готовить ему выступление. Патриарх Пимен был уже в ветхом состоянии, и я припоминаю, когда владыка Алимпий читал доклад, патриарх так на него посмотрел, снял свои большие очки в роговой оправе и достаточно громко спросил: «Кто это?». Я не помню уже, кто ему объяснил, что это новый старообрядческий архиепископ, и он так: «Да, да, хорошо, хорошо». Можно сказать, одобрительно отреагировал.
Моя давняя мечта – услышать живые голоса наших братьев - старообрядцев, а именно рассказ очевидцев, тех кто знал, общался, встречался, помогал, был сотрудником Предстоятелей Старообрядческой Церкви, сначала архиепископов, потом митрополитов.
Ромил Иванович Хрусталев, многолетний референт Старообрядческой митрополии, являлся ветераном и жизнь Старообрядческой Церкви послевоенного времени проходила на его глазах. Я только родился, а он уже был в гуще событий. Конечно, мы кое-что знаем о том, что в начале века во главе Старообрядческой архиепископии был владыка Иоанн (Картушин). Он из донских казаков, я видел его фотографии вначале в резиденции архиепископа, а потом уже в трапезной Рождественского храма. Знаем о том, что в годы первой мировой войны находился у нас в России несколько лет митрополит Белокриницкий Макарий. Потом, естественно, гонения коснулись очень сильно старообрядцев, может быть, даже более других. Знаем такую личность, как архиепископ Мелетий. Послевоенные годы: Иринарх, Флавиан, Иосиф, Никодим, Алимпий. Одним словом, было о чем поговорить с Ромилом Ивановичем. Чем привлекают эти личности? Тем, что эти самородки, которые с Божией помощью как-то существовали в условиях советской действительности, сохраняя свои корни, свое русское естество, облик, были подвижниками, аскетами. Разные дары были у них, разные подходы, может быть, но в целом они отличались верностью нашему церковному наследию, устроению, отличались строгостью к себе, строгостью к Богослужению, каждый имел свою специфику, какие-то яркие самобытные черты. Кое-что мы знаем о них из прессы, по визуальному наблюдению, в результате редких соприкосновений, я имею в виду последних из них, главным образом, владыку Алимпия. А более обширные сведения интересно было узнать от тех, кто более плотно соприкасался с ними, наблюдал их и в быту, и в Богослужении и т. д.
И вот в трапезной нашего храма в течение трех часов Ромил Иванович рассказывал нам о них. Начал он свой рассказ с архиепископа Флавиана, возглавлявшего Старообрядческую Церковь с 1952 по 1961 год. Был он уроженцем пос. Городище (это в Перевальском районе Луганской области - на моей малой родине). В 1905 году архиепископ Иоанн поставил его в диаконы к местному храму. Через пять лет рукоположил его во священники к этому же храму. В 1937 году владыка Викентий, местоблюститель архиепископской кафедры, возвел его в сан протоиерея. 1945 году он принимает монашеский постриг и рукополагается в епископы. После смерти архиепископа Иринарха был избран архиепископом. Умер в 1961 году на 84-м году жизни. Очень любил порядок при Богослужении.
«Мне запомнилось, - рассказывал Ромил Иванович, - что если архиепископ стоял у престола, то никто не имел права сидеть или разговаривать, все тоже пребывали в молитве, и если он садился отдыхать, это не значило, что священники могли отойти от престола. Будучи пономарем, я подавал кадило, и это тоже было регламентировано. Протодиакон следил за кадилом, и я не входил в алтарь. Некоторые моменты его служения очень памятны, глубоко запали в душу: облик, отношение к людям, совершение им богослужений. Я застал тот момент, когда был он уже в немощи, хотя по комплекции это был коренастый, достаточно крепкого телосложения человек.
Владыка был казачьего сословия, из донских казаков. Человек он был очень волевой. Обладал очень интересным голосом, у него была своеобразная греческая погласица чтения Евангелия — это запомнилось на всю жизнь. Сейчас у нас Евангелие никто так не читает, сколько я не был в различных епархиях и приходах юга Украины и России, нигде такого не слышал. Погласица эта, как мне кажется, пришла из глубины веков. Я пытался ее воспроизвести, но она очень сложно воспроизводится из-за того, что времени прошло достаточно много, но, тем не менее, она очень интересная, своеобразная, как бы рассказывающая и в то же время раскрывающая смысл и содержание прочитанного, делающая какие-то акценты, ударения на тех или иных словах, которым владыка хотел придать значение.
Кроме того, владыка Флавиан был очень грамотным, начитанным. В журнале «Церковь» - нашем периодическом издании до 1918 года, он очень часто публиковался, писал на различные темы проповеди, толкование псалмов, затрагивал вопросы быта. Судя даже по этим публикациям, я чувствовал, что он всегда был в центре жизни общины. Община Городища, помнится мне, всегда была очень представительной, всегда была очень большой.
Владыка Флавиан на моей памяти служил вечером не полностью, он был в преклонном возрасте, это не позволяло ему служить полную службу. Та Рогожская слобода, которая была в 50–60-е годы, это не то, что сейчас, она была очень населена людьми неверующими, потому что 60-е годы очень серьезно повлияли на народонаселение Рогожской слободы. Очень много людей было подвергнуто гонениям, и дома здесь населяли уже люди пришлые, приезжие. Это уже не те старообрядческие поселения, которые изначально были.
Владыка приезжал всегда на машине, потому что расстояние между резиденцией архиепископа и храмом было значительным, и время было такое, что ходить было небезопасно. Меня посылали, я говорил: «Владыка, уже читают кафизмы», и владыка был готов к определенному времени, а я, будучи мальчиком, провожал его. Если угодно, я был маленьким иподиаконом. Вообще, архиепископия тогда представляла собой очень небольшое учреждение. Монашки пекли просфоры, это было отдельно. Был секретарь у митрополита, протоиерей отец Василий, он же был и настоятелем собора. Ответственный секретарь по светским делам – Абрикосов Кирил Александрович и было два монаха, один готовил, а другой был просто в услужении. Меня посылали всегда, чтобы я приглашал владыку на службу, и я это запомнил. В мои обязанности после службы входили и проводы владыки.
У владыки Флавиана было много болезней, я не знаю, с чем это связано. Наверно, это болезни священников. Он 56(!) лет прослужил в священном сане, это для священнослужителя достаточно большое время. Владыка очень сильно мучился болями в суставах, врачи ему рекомендовали ноги держать в тепле, и он ходил в унтах, меховых сапогах. Лето было или зима, он ходил в сапогах, выложенных мехом внутри. Когда он приходил в свою келью, я снимал эти сапоги, он всегда говорил: «Ромильчик, мне бы сейчас ноги продать на что-нибудь холодное». Эти слова запомнились на всю жизнь, такие простые, обыденные, житейские, он не мог их не говорить, потому что у него, очевидно, ноги горели или от боли, или от усталости.
По праздникам в соборе собиралось очень много народа, и владыка всегда имел обыкновение говорить проповеди. Говорил он негромко, но, когда начинал говорить, народ мгновенно утихал, и была такая напряженная тишина. Говорил он недолго, после него говорил настоятель о.Василий. О.Василий – это тоже человек известный в нашей среде. Я хочу подчеркнуть, что это были люди большого духовного подвига, большого духовного богатства, это люди, которые положили в основу жизнь для Бога, для Христа, для Церкви и это делало их такими могучими. Кстати, о. Василия я вспомнил неспроста. Он умер вслед за архиепископом Флавианом в 1962 году, а настоятелем Покровского кафедрального собора был с 1925 по 1962 год. Это была эпоха, когда церкви закрывали, невозможно было устоять перед натиском властей. Все это сопровождалось большим напряжением. Великая заслуга о. Василия была в том, что он отстоял Покровский собор. Будучи председателем общины, я раскопал в архиве такой интересный документ – постановление Моссовета об экспроприации церковных ценностей, о закрытии Покровского кафедрального собора. Он предназначался под клуб для завода, который там был рядом, сейчас там «станколиния», а раньше был механический завод. Но это не состоялось. Я это говорю по устным преданиям – сам слышал от родителей и старших, которых сейчас уже нет в живых, о том, что помогли Рябушинские. Живя во Франции, они занимали там определенное положение, один из братьев Рябушинских был академиком Национальной Академии Франции. Кто-то из русских эмигрантов был атташе по вопросам культуры. Короче говоря, благодаря вмешательству французского посольства храм не был закрыт. Было такое время, 30-е годы, когда в этот громадный собор ходило всего лишь несколько человек. Представляете, какая была эпоха.
Что еще памятно из жизни владыки Флавиана? Он очень любил гостей. Проводив их, часто оставлял меня за трапезой, мне было 13 лет. Я не участвовал в трапезе, а помогал принимать гостей. Припоминаю, что были гости из Городища и из Донской и Кавказской епархии, которой он руководил шесть лет до своего возведения в архиепископы. Это запомнилось потому, что, извините за нескромность, в то время были определенные проблемы с продуктами. Я вспоминаю обилие фруктов, привозимых с юга. Каждый, кто ехал, привозил, естественно, какие-то гостинцы, подарки архиепископу. Почему-то это очень запомнилось.
Последние годы жизни владыки были для Церкви напряженными в том плане, что он уже полгода, примерно, до своей смерти не служил, потому что отказали ноги. Владыка часто лежал. Иногда вставал и приходил на службу – ненадолго, потому что не мог ни стоять, ни сидеть, болезнь была тяжелой. В моей памяти его образ остался очень светлым и в то же время твердым и очень ярким. Я уже рос в другую эпоху, в эпоху архиепископа Иосифа, который был из Нижнего Новгорода. Это был другой человек. А владыка Флавиан был человек более твердый, жесткий и в тоже время гостеприимный, отзывчивый. Помнятся те многочисленные паломники, которых он принимал, беседовал с ними.
Себя я на погребальной процессии помню несущим дикирии, их в этом случае несут диаконы, не знаю, почему я их нес вместе с протодиаконом Александром, будущим настоятелем нашего храма, в схиме Амфилохием. Он был тогда в цветущем возрасте, ему было лет 30.
Почему я все это запомнил достаточно ясно – в это время, на момент смерти владыки Флавиана, мне исполнилось почти 14 лет. Это было глубокой осенью, и к этому времени я прочитал всю Библию. Для меня это было каким-то критерием или точкой отсчета, скажем так. Я это хорошо запомнил, потому что с этого момента стал ощущать себя в этой жизни осмысленно, ответственно и, как я считал, стал понимать жизнь, как она описана в Библии, в Священном Писании. Я бы так сказал – это сформировало мою дальнейшую жизнь в Церкви, дальнейшее служение и пребывание в ней и, вообще, дальнейшее осмысление жизни. Так что, эти два события косвенно связаны: смерть владыки Флавиана и то, что к этому времени я прочел Библию. Как сейчас помню, исписал я пять тетрадок, то есть, я читал и что мне было непонятно, что я должен был спросить у своего духовника, я записывал, или какие-то мысли, которые меня поражали, которые меня подвигали к дальнейшим расспросам, я все записывал. Из всех тетрадок, кажется, одна осталась. Куда остальные делись – житейское море…
Как правило, в соответствии с каноническими правом, после смерти первосвятителя проходит 40 дней, потом созывается собор, очевидно, так это и было, потому что в этом же году был избран архиепископ Иосиф. Владыка Иосиф, как я уже начал немножко говорить, был человек несколько иного плана. Что касается его личности как архипастыря, как литургиста, то, попросту говоря, это был служака – есть у нас такое понятие: как священник служит, каково его отношение к Богослужению. На службу он приходил сам, почему-то это запомнилось. Уже не было той машины, которая привозила архиепископа Флавиана, той старенькой, зеленого цвета «Победы». Приходил он сам, хотя у него уже были стихарные, помню, Бобковых. Они были при архиепископе Иосифе. Я продолжал учиться, школьником был и продолжал служение в церкви. С владыкой Иосифом были уже более взрослые, зрелые чтецы. Он очень любил Богослужения. Всегда приходил к началу. Облачался в мантию до полиелеоса, а потом - в полное облачение. Уже началась немного другая эпоха, эпоха оттепели, кто помнит — это были 60-е годы: 61-й, 62-й, 63-й. Что запомнилось? Запомнилось, как владыка Иосиф впервые был в Праге на Всемирном христианском конгрессе. Он первый из наших Предстоятелей побывал в Праге, заграницей. Этот момент мне запомнился по интересным таким событиям, которые потом последовали: наш храм стали посещать иностранцы, очевидно, они на Всемирном конгрессе с владыкой Иосифом познакомились. Вообще, старообрядчество тогда не афишировалось в государственном масштабе, но первая поездка архиепископа Иосифа, очевидно, дала какие-то плоды и в храм зачастили главы церквей. Я помню Грузинского Патриарха Ефрема, который приехал в Покровский Собор в середине Литургии. Это было в воскресенье, архиепископ Иосиф служил, стоял у престола. Зашел Патриарх как-то интересно, то есть его вход в храм был как бы инкогнито, не замеченный. Он прошел, очевидно, через главный вход, как все прихожане делают, прошел левой стороной, сопровождал его архимандрит. Я запомнил, что он был небольшого роста. Прошел он между Престолом и Сионом и первое, что привлекло его внимание, это была лежащая на столе книжица – «Чин Литургии», служебник с крестом. Он, не обращая ни на кого внимания, взял эту книгу и поцеловал крест на книге. Это тоже очень запомнилось. Протодиакон Георгий стал обходительно так с ним общаться, предложил ему сесть, в то время как архиепископ стоял у престола. Патриарх хотел владыку как-то поприветствовать, но он стоял у престола и не двигался и так до самого момента перенесения Даров. И только потом он поприветствовал Патриарха Ефрема. Они поговорили, Патриарх показал на часы, что, мол, я опаздываю. Такой необычный визит.
Были другие делегации. Во всяком случае, интерес к старообрядчеству возрос. Я припоминаю – на большие праздники очень много было работников посольств, были и представители западного духовенства. Был момент, когда мы с ним ездили в Болгарию в составе делегации, которую возглавлял министр культуры Мелентьев. Поехали мы по случаю изготовления памятника Кириллу и Мефодию для Мурманска. Такая маленькая делегация должна была принять этот памятник, погрузить его на пароход, а в Мурманск уже доставляли самостоятельно. Как сейчас помню, это было 3 марта на день освобождения Болгарии от турецкого ига. Было торжественное Богослужение в соборе св. Александра Невского в Софии. Владыка Питирим участвовал в его совершении. Я, наверное, сейчас могу сказать о некоторых встречах с ним и беседах. Так вот, я рискнул спросить владыку Питирима: «Владыка, скажите, почему так мало пишут, говорят и, вообще, в курсе семинарских занятий очень мало информации о старообрядчестве, о старообрядцах, о самом расколе?». И что вы думаете, мне сказал владыка Питирим? Это было настолько неожиданно… «О-о, Ромил Иванович, это Вы правильно подметили, есть, конечно, здесь определенные соображения. Если мы много будем говорить о расколе, то будет больше старообрядцев, чем сейчас есть». Такой момент мне запомнился, так дипломатично он ушел от прямого ответа, но дал понять, что эта тема нежелательна для широкого, глубокого освещения. Пусть, мол, специалисты занимаются этим вопросом, а для семинаристов это ни к чему, может возникнуть излишний интерес. Во всяком случае, такой вопрос я рискнул ему задать.
Владыка Иосиф стал много рукополагать духовенства, я уже сказал, что это была хрущевская оттепель. Я был посвящен в чтецы. В нашей Церкви было 3-4 епископа, появилась, новая, по-моему, Нижегородская епархия, которую возглавил епископ Александр. Я очень хорошо это помню, новый епископ с высшим образованием – по тем временам это было редким явлением.
Чем еще правление владыки Иосифа примечательно? Он стал, конечно, не без помощи настоятеля и председателя общины, усиленно вводить внешний этикет – женщины стали ходить в сарафанах, мужчины в косоворотках и кафтанах.
Владыка Иосиф уделял большое внимание церковному пению, при нем была организована школа церковного пения. Я один из тех, кто плохо обучался церковному пению, скажем откровенно. Я его до сих пор досконально не знаю, я имею ввиду крюковое пение. Но целый ряд обучающихся овладели, имели достаточно хорошие голоса и пели на крылосе. Крылоса стали пополняться народом, такой момент, очень важный. Кстати говоря, народу было достаточно много, нельзя даже сравнивать - сейчас народу гораздо меньше. Вспомнил, что вопреки Уставу, было очевидно какое-то постановление, чтобы по воскресным дням всегда поминали погибших на войне, совершалась заупокойная лития, хотя по Уставу это не положено. При владыке Иосифе совершение этих литий прекратилось. Был он на первосвятительском престоле 10 лет, умер в 71-м году. Я к этому времени уже женился. Когда женился, появились заботы, и я стал уже реже приходить. Такой анекдот в церковных кругах существует по этому поводу, не могу не рассказать: «Почему редко ходишь?» - спрашивает священник прихожанина. «Да, нет, батюшка, я часто хожу, как ни приду, все «Христос Воскресе» поется». То есть, раз в году. Я не могу сказать, что ходил раз в году, но, тем не менее, по большим праздникам я бывал. Не будучи уже служителем алтаря, тем не менее, пел на крылосе. Участвовал я в похоронах владыки Иосифа. Был хорошо знаком с его семьей. Владыка Иосиф овдовел в 26-летнем возрасте, по-моему, у него было трое детей, и я рос уже с его внуками. Его внуки были дьяконами и стихарными. Сын его, протодиакон Феодор, жил в Подмосковье, в деревне Ефремовское, и владыка Иосиф, не имея летней резиденции, как правило, на лето, на какое-то время выезжал, и отдыхал в этой деревне, общался с природой, ходил за грибами, как все люди. Это я хорошо помню, потому что, будучи стихарным, он всегда брал меня с собой, и я прислуживал ему, мы служили в деревне Алешино. Это в Егорьевском районе, там большой – большой храм. О. Феодор был потом рукоположен во священники и назначен настоятелем в Нижний Новгород.
Владыка Иосиф, как я говорил, любил церковное пение и привечал наиболее известных даровитых певцов, чего не было при владыке Флавиане. Появилась новая традиция: на Пасхальной неделе вечером он приглашал певцов на трапезу, нет два раза: на Пасху и на Рожество. Мне, как стихарному, посчастливилось бывать на этих трапезах. Примечательны они были не яствами, а исполнением церковных песнопений, и это было очень вдохновенно.
Можно, наверное, еще какие-то аспекты вспомнить, но они менее существенные, во всяком случае, такие примечательные события, о которых я сказал, имели место. Церковь пополнилась духовенством – это основная заслуга и, может быть, не владыки Иосифа, а той эпохи послабления. Смерть владыки Иосифа воспринималась тоже очень скорбно, все его очень любили, у него не было никогда, я бы так выразиться, оппонентов, которые были бы не согласны с какой-то политикой, с какими-то его взглядами и подходами. Он тоже все время проповедовал. Если владыка Флавиан произносил краткие проповеди, то владыка Иосиф говорил очень подробно, причем, писал свои проповеди, очевидно, просил своих референтов фиксировать, всегда зачитывал, не надеялся на свою память.
Владыку Флавиана по старости, по немощи, провожали буквально под руки, ноги его плохо держали, сажали в машину, и он отъезжал. Владыка же Иосиф, и приходил и уходил сам, или, бывало, с каким-то там привратником придет, т.е. он был непритязательным. И что интересно, после службы его ожидала масса народа. Сейчас не хочу что-то сказать со знаком минус, может быть времена другие, но тем не менее наш митрополит выходит, народ ждет, когда он благословит, все кланяются, все поют «исполайте», но такого общения нет, ну разве кто-то осмелится по важному вопросу что-то спросить, буквально, несколько секунд. Владыка Иосиф принимал народ прямо в церкви, я это помню, потому что всегда был рядом. Всегда ему что-то приносили, какие-то подарки и всегда он что-то советовал. Время было непростое, не было открытых отношений: «Вы мне, пожалуйста, позвоните, ничего страшного. Звоните с работы, обращайтесь ко мне, как к Ивану Тимофеевичу», т.е. он понимал ситуацию, человек он был простой в обращении и этим самым заслужил к себе такую любовь. Его провожала большая масса народа. Умер он зимой. Помню, было много снега, на кладбище было далеко идти, специально расчищали снег.
Из иерархов РПЦ наиболее запомнились митрополиты Филарет и Питирим. Владыка Филарет с большим вниманием относился к нашей Церкви. Владыка Питирим – ученый человек, профессор, о нем осталось в памяти положительное впечатление.
Игумен Кирилл: Вспоминается рассказ владыки Питирима о поездке делегации РПЦ во главе с митрополитом Никодимом (Ротовым) в Прагу.
Время проведения этой миротворческой конференции пришлось на пост, и я, рассказывал владыка, пытался как-то поститься. Никодим, однако, ссылаясь на нагрузку и отсутствие в достаточном количестве постных продуктов, настроил членов делегации на существенное послабление поста. И только старообрядческий архиепископ Иосиф строго выдержал пост до конца.
Помню еще рассказ, ныне уже покойного преподавателя по сектоведению Глухова И. А. о том, как он побывал на службе в Покровском соборе на Рогожском кладбище. Его тогда поразил контраст между простотой и смирением архиепископа Иосифа, идущего на службу в валенках, с кем-то беседующим, дающим кому-то деньги, и той помпой, с которой встречают архиерея МП, когда крепкие иподьяконы раздвигают народ, делая проход и т. п.
Ромил Иванович: Об архиепископе Никодиме скажу очень мало. Почему мало, потому что эта эпоха была самой тяжелой для Старообрядческой Церкви. В том плане, что владыка, не знаю, может быть, был поставлен в такие тяжелые условия. Отношения с Советом по делам религии в силу каких-то причин, мне неизвестных, были очень напряженными, и основное время своего служения он находился в Молдавии. Очень мало пребывал в Москве, порой, раз в год приезжал на Пасху, на Пасхальную неделю. Тяжелый период, и очень мало было рукоположений, Церковь как-то таяла. Человек он был с характером очень жестким. Воспитывался в монастыре, был девственником, монахом. Священником не служил, а в сане иеродиакона был избран во епископы. О нем тоже было хорошее мнение. Понимаете, в старообрядчестве мы уважаем всегда крепость духа человека, тем более, первосвятителя. Он был твердым в вопросах веры. В вопросах краеугольных он не поступался принципами, был принципиален, не шел ни на какие нам неизвестные контакты с властями, но пребывал в таком, как бы выразиться, домашнем заключении в Молдавии, не появляясь в Москве довольно долго. С точки зрения интересов Церкви, положение было со знаком минус, т. е. духовенство вымирало, а вновь рукоположенных было очень мало, и Церковь таяла, таяла. Поэтому приход владыки Алимпия – это был мощный церковный подъем. Почему я это говорю с достаточной твердостью - в 86-м году, будучи на гражданской службе, меня покойный владыка Анастасий призвал опять к церковному служению, попросил возглавить церковный совет собора. Был такой Андрей Ефимович. Очень известный человек в старообрядчестве, очень грамотный уставщик, но он имел некоторые недостатки, был очень болен, и надо было сменить его. Владыка Анастасий принял решение выдвинуть меня на должность председателя церковного совета кафедрального собора. Мне пришлось оставить гражданскую службу, и с 1986 года я нахожусь на церковном служении по сей день.
Игумен Кирилл: Владыку Никодима я видел только на фотографиях. Припоминаю свои разговоры с о. Георгием Устиновым, который долгое время был секретарем Архиепископии, и с писателем из Кишинева Ф. Чащиным, автором книги «Белая Криница», оба уже покойные. Чащин был в хороших отношениях с владыкой, навещал его в Добрудже, в молдавском селе, где он жил у племянницы. Его версия такова: о. Георгий, скажем так, был близок с власть предержащими. Власти пытались оказывать давление на архиепископа, и тот от греха подальше удалялся от щупальцев властей в зону меньшей досягаемости. К тому же, у владыки Никодима было одно уязвимое обстоятельство, на котором могли спекулировать. В молодости, в годы войны, он, будучи мобилизованным в Молдавии, находился в составе румынских войск, в каких-то тыловых частях под Сталинградом. Собственно в боевых действиях, как таковых, он участия не принимал, тем не менее, самим фактом нахождения в составе румынских войск – этим его могли шантажировать.
Мне рассказывали, что, когда хоронили владыку Иосифа, Никодим довольно резко сказал представителям Патриархии, чтобы те убрали свои венки.
Я помню Рогожское в 70-е годы - действительно, довольно сиротливое впечатление. Неиспользуемый архиерейский жезл у царских врат, о. Прокопий, у которого ноги заклинивало, и мужчины с трудом его сдвигали с места. На всенощной, на Воздвижение, когда он воздвигал крест, двое мужчин, поддев под его плечи полотенце, помогали ему.
Ромил Иванович: Владыка Алимпий был человек молитвенного плана, он был молитвенник и вошел в историю как молитвенник. Он особо не занимался вопросами церковно-государственных отношений, эти вопросы были для него очень сложные, и всегда он поручал заниматься этим нас, помощников своих – отца Леонтия, в частности. Время же заставляло выходить на светский уровень, тем более в канун 1000-летия Крещения Руси. В нашей Церкви было принято важное решение об учреждении митрополии, и эта давнишняя церковная необходимость была претворена в жизнь только в 1988 году. Тем самым были реализованы постановления Старообрядческих Соборов.
Игумен Кирилл: У владыки Алимпия в резиденции я был дважды. Второй раз это было в 1988 году, когда я сопровождал митрополита Минского Филарета, который приезжал с приглашением на юбилейные торжества РПЦ. Выдержав паузу в года полтора, я решил снова о себе напомнить. Попросил Сергия Бобкова, тогда еще не священника, прозондировать почву. Через некоторое время он мне говорит: «Ты знаешь, отче, я к владыке подошел, сказал так и так, о. Кирилл хочет с вами пообщаться. А он мне: «Ну, что встречаться, что общаться, к нам вот не переходит и т. д.»
Ромил Иванович: Наверное, батюшка, это был не подходящий момент.
Игумен Кирилл: Да я вообще с пониманием к этому отнесся. По себе знаю, как иногда хочется отключиться от всех, побыть наедине с собой.
Я скажу так, что владыка Алимпий был уникальный человек. Представьте себе, заканчивается XX век, а этот человек приходит к нам из XVII века, любимым чтением которого были жития святых на славянском языке.
Ромил Иванович: Его любимая книга былая толстая-толстая книга Никона Черногорца, он читал ее каждый день в свободное время.
Игумен Кирилл: Я слышал, как у него был организован день, что он чуть ли не до 12 дня не выходил, иноческое правило, суточный круг вычитывал.
Ромил Иванович: Нет, до 11.
Игумен Кирилл: В 11 часов начинались дела, встречи. А интересно, с кем- нибудь из Патриархии были ли у него контакты, приезды, в алтарь больше никто не входил?
Ромил Иванович: Владыка Филарет Минский приезжал, владыка Мефодий Воронежский, будучи председателем ХОЗУ. Во всяком случае, интерес проявляли, были нормальные отношения.
Много было встреч на различных уровнях, но одна встреча мне запомнилась очень сильно, она была со знаком минус, она была впечатляюще отрицательная, причем, она была обоюдная со знаком минус. Где-то в Кремле, боюсь ошибиться, мы с владыкой спускались, а внизу уже было высокое духовенство, и Филарет, и Ювеналий. Все, буквально, относились любвеобильно, по-простому. И вот мимо проходил митрополит Филарет Киевский. Я говорю: «Владыка, познакомьтесь, Вы еще не знаете — это владыка Киевский Филарет». А Филарет увидел еще издали и стал пристально смотреть, и два взгляда встретились: митрополита Алимпия и митрополита Филарета. Владыка Алимпий говорит: «Пусть мимо проходит».
Игумен Кирилл: Он что-то в нем увидел?
Ромил Иванович: Было такое впечатление, я был свидетель. И свидетелем был, по-моему, митрополит Филарет Минский - он с кем-то из епископов чуть в стороне стоял и смотрел, поприветствует ли владыка Алимпий Филарета Киевского, потому что тот уже шел навстречу.
Игумен Кирилл: Духом почувствовал. А владыка Кирилл Смоленский рассказывал, что тоже на приеме в Кремле была какая-то пауза, ожидание и владыка Алимпий подошел к нему: «А, вот скажи мне, по Уставу церковному, на такой-то службе, тропари на каноне и библейские песни, как читаются». Владыка Кирилл ему ответил, и тот оценил его по своим критериям, не по дипломатическим, ни по политическим аспектам, а по тому близкому, понятному для него – сколько тропарей на каноне праздника, и как все это сочетается с библейскими песнями. Владыка Алимпий оценил ответ: сразу потеплел, расположился.
Ромил Иванович: У них отношения сложились, он часто встречался с митрополитом Кириллом, они беседовали, ровные были отношения. Вообще, у владыки Алимпия были ровные отношения с иерархами РПЦ, уважительно-предупредительные. Не то, чтобы он был инициатором встреч, эти встречи были необходимостью и происходили они не так долго, как кому-то хотелось бы, может быть, но, тем не менее, они были и достаточно примечательными. Вот одна только встреча носила негативный характер.
Что касается о. Василия, настоятеля собора в течение нескольких десятилетий – это до сих пор очень почитаемый человек. Я уже говорил, что он сохранил церковь от закрытия в те гонительные времена, и это по достоинству было оценено всеми нами. Что касается Абрикосова, то с избранием в архиепископы владыки Иосифа, у них произошли неприятные столкновения, и Абрикосов вынужден был уйти. В последнее время он не работал в архиепископии, и вскоре скончался. Года два был на покое, был он уже в возрасте. Очевидно, пришло следующее поколение, как сейчас, с митрополитом Андрианом уже пришла молодежь, я смотрю, люди, такие крепкие, выносливые, годящиеся к несению тяжелой ноши, поэтому я взираю на них спокойно.
В хрущевское правление у нас было закрыто порядка 800 храмов и оставалось только около 300. Закрывались храмы, священники изгонялись. Не было, может быть, судебных преследований, не сажали в тюрьмы, но было очень много безместных священников, это было в моей молодости, я помню.
Игумен Кирилл: Ромил Иванович, а из других епископов, кто Вам запомнился?
Ромил Иванович: Из епископов очень деятельным был епископ Иринарх Киевский и Винницкий. Собственно, это все люди, прошедшие через тяжелые испытания, все они сидели в тюрьмах лет по 10 лет и более, но все не без воли Божией совершается. Я помню еще подростком владыку Геронтия, он был очень яркий проповедник, собирал очень много народа, и память о нем сохранилась. Он так говорил, что народ плакал и воспринимал его проповеди близко-близко к сердцу, он имел дар проповедника. Владыка Иринарх был тружеником на ниве церковной, много духовенства поставил на Украине. Владыка Алимпий отличался простотой, был очень наблюдательным, человека он оценивал по множеству факторов. Прежде чем судить, у него, конечно, первые впечатления были, но потом он эти впечатления проверял, общаясь с тем или иным человеком, и вносил какие-то коррективы, иногда даже делился своими впечатлениями со мной, извините за нескромность. Бывало, даже говорил: «Знаешь, в прошлый раз он сказал одно, а сейчас другое говорит. Ты не помнишь, что он в прошлый раз говорил?». Я говорю: «Нет, владыка, не помню, может быть, и рядом был, но не помню, что он говорил».
Игумен Кирилл: Как пишет Александр Васильевич Антонов, у владыки не была замутнена память современной культурой: музыкой, романами, он ничего этого не знал, всю эту сферу жизни, поэтому он мог непосредственно, интуитивно, всей своей крестьянской натурой, с рыбацкой проницательностью оценивать человека.
Ромил Иванович: И Вы знаете, для него было мучительно находиться, простите за нескромные такие наблюдения, в митрополии: вот, эта келья митрополита, зал для приемов, наше служебное помещение. Природы здесь нет никакой. Для него было большим утешением прикармливать синичек. Мы приходили часов в 9, а они тут щебечут, клюют что-то. И такой птичий гвалт стоит. Они знали уже, когда он им посыпает, в какое время, и он наслаждался тем, что видит природу, птиц. А вообще он летом старался поехать на родину, не всегда это получалось, не каждый год, но когда выбирался, недели на две, и то считал это большим преступлением для себя отлучаться от церковных дел на две недели, переживал. Я его ни разу не сопровождал на отдых, но рассказывали, что когда он бывал у себя, то никого не брал с собой, один уходил в лес грибы собирать, ягоды, просто ходить. Может быть, он молился там.
Игумен Кирилл: Самое поразительное во владыке Алимпии то, что мы его чувствуем, не обязательно знать, я его считанные разы видел, считанные разы общался, но всегда чувствовал его духовную крепость. Самое потрясающее в нем, поразительное, по отзывам, в совокупности по всем данным – это его, как мы сказали бы на светском языке – это его работоспособность, а тут другое слово – ревность, истовость, неопустительное ежедневное отправление многочасового иноческого правила. Я по себе знаю, как трудно, когда ты один. Я сейчас опираюсь на общину, у нас тут сейчас 12 послушниц, и правило вычитывается ими и правильные каноны накануне Литургии, а как трудно одному читать это длинное иноческое правило с раннего утра, он ведь рано вставал? С множеством земных поклонов и в таком уже возрасте, ему было 75 лет, когда он умер, его сердце уже до крайности было изношено от такого перегруза, надрыва. Это самое потрясающее, что он один тянул такую ношу!
Ромил Иванович: Да, батюшка, я это подтверждаю, не было такого случая, даже когда он болел, то все равно болезнь отодвигалась на какое-то время, он позволял себе больше отдохнуть, но правило - без него он не жил. Трудно было себе представить, чтобы владыка не отмолился правилом. Мне приходилось с ним ездить по приходам в командировки, он вставал в 4 часа утра, это у него такая система своя, утром он не спал, молился, потом делал небольшой перерыв - дремал, вставал и опять молился. Это было до 11, до пол 12-го, т. е. с 4 до пол 12-го с каким-то перерывом. К нему никто не входил, если в поезде, то у него отдельное купе.
Игумен Кирилл: Самое поразительное, что это он делал один. Да, конечно, нам эти моления знакомы по нашим берсеневским делам, но одно дело, когда это раскладывается на несколько человек, а если одному все это вычитывать: не комкать, не мямлить, а в истовом варианте – это самое поразительное.
Ромил Иванович: И еще примечательный момент – я не припомню, чтобы кто-то еще это делал. Когда он назначал рукоположение, то вызывал к себе этого кандидата, который при нем вычитывал все правило, ведь положено причащаться рукополагаемому, и от того, как тот читал, он делал только ему одному известные выводы о человеке.
Игумен Кирилл: Это люди, которые живут, как бы, в другом мире, к ним неприложимы наши земные, обыденные, рациональные мерки, это люди, которые живут несколько в другой плоскости, это люди «не от мира сего». Ромил Иванович, а как представить владыку Алимпия в больничных условиях? Отдельная палата?
Ромил Иванович: Я посещал его за три дня до смерти. Да, он лежал в отдельной палате. Я не помню, какая больница, пятьдесят- какая-то, рядовая больница, но заведующий там – старообрядец, наш. Он сам лично за ним смотрел и своих врачей на это акцентировал. Мы приехали с о. Сергием – это зять о. Леонида. Когда он меня увидел, то обрадовался и сказал: «А ты-то чего приехал, Ромил? Тебе чего, делать нечего?», т. е. он знал, что у нас напряженная работа, все время надо что-то делать.
Игумен Кирилл: Он, конечно, очень переживал за дела церковные, находясь в больнице.
Ромил Иванович: Совершенно правильно, я подтверждаю, что он переживал. Я, конечно, понимал, что владыка в таком состоянии, он уже, чувствуется, на исходе, он всегда держался рукой за сердце, видимо, оно у него болело, и вздыхал часто, делал глубокие потуги, видимо, не хватало воздуха, т. е. все, организм изношен. Лежал он под капельницей. Беседа была такая: « Владыка, как аппетит?» - «Да ничего мне не хочется; ладно-ладно, а как там …, типа, что ты мне зубы заговариваешь, ты мне ответь, как там дела, как Леонид, ничего он там не вытворяет?» С о. Леонидом – старшим братом у него в последнее время были сложные отношения, видно, у владыки накопилось к нему много вопросов.
Игумен Кирилл: Я представляю, вот мой отец сейчас лежит в больнице. Какой барьер для таких людей, которые всю жизнь занимались хозяйством. Заболит у них что-то, попьют какие-то там лекарства-травки, полежат, и все. Представляете, какой для них стресс оказаться пересаженными из привычной обстановки, той, где мастерская, виноградник, земля, печурка, в больничные условия, где надо что-то резать, где кровь и прочее, тем более, владыке там оказаться, который всю жизнь, как он говорил, таблетки не принимал ни разу?
Ромил Иванович: Кстати, он и в больницах лекарства не принимал. Его за это даже ругали, приходили и делали попытки заставить, а он никаких лекарств не пил, считал, что это не для него. Не знаю, может быть, это какая-то предвзятость была у него к лекарствам. Полагался только на волю Божию.
Игумен Кирилл: Ромил Иванович, а кого он, все-таки, особо выделял, любил, из вашей среды и к кому из иерархов МП был наиболее расположен?
Ромил Иванович: Вы знаете, он с нами не делился. Конечно, были такие, которых он недолюбливал, скажем, откровенно, и были такие, которых он привечал немножко. Но это все касалось только богослужений. Владыка любил хорошие голоса, например, о. Сергия Столярчука, он сейчас протоиерей в Вилково. Он его любил и приметил еще в стихарных и вызывал, когда был праздник Покрова, чтобы он читал канон. На этой почве только были особые отношения. Сказать, что к церковным проблемам он кого-то приближал, не было такого. Он ко всем относился ровно. Все епископы мысленно передо мной - он никому не отдавал предпочтения, никому. Конечно, с владыкой Зосимой были особые отношения, я это опускаю, но что касается остальных… Кстати, владыка Амвросий из Германии, который был принят в нашу Церковь – к нему он относился с самого начала и до конца своих дней с большой любовью, с большой теплотой. Вспоминаю, что он уже года два тяготел к Церкви и просился принять его. Владыка Алимпий возмущался: «Какой-то немец просится к нам в Церковь». И наблюдал реакцию, кто как реагировал на это, как бы бросит камень и смотрит, как волны идут. Я говорил: «Владыка, дело не в том, что он немец, он грамотный, он изучил правила, историю и понял, почувствовал, что ему ближе всего наша Церковь. Надо его принять». Были такие советы. Мне припоминается мимолетная встреча в Киеве, когда владыка ехал на юг, на Украину, я был вместе с ним, и его встречал епископ Савватий. С владыкой Савватием был епископ Амвросий. Владыка Алимпий наблюдал за владыкой Амвросием через стекло вагона: «Кто там такой встречает, Ромил», - «Владыка, я что-то сам не пойму, а-а, это епископ, который хочет к нам перейти». «Да, это интересно». И он много и долго наблюдал за ним, делился впечатлениями, ему он понравился: «Да, глубокий человек». Некоторые высказывания, они дают понятие о том, как владыка Алимпий воспринимал людей, он какую-то глубину подчеркивал: «Да, глубокий человек». Он не говорил - грамотный, а какое-то свое слово употреблял.
О владыке Питириме он не отзывался с такой теплотой, а о владыке Ювеналии часто спрашивал, потому что знал, что мы, не я лично, а по линии моей жены, родственники с митрополитом Ювеналием. Он спрашивал: «Ну, как там, по твоей линии, встречаешься с ним?», - «Нет, владыка, не было встреч, Вы же не посылали». «Ну, ладно, есть такая проблема, надо написать письмо, съездить». Приходилось контактировать, во всяком случае, о владыке Ювеналии он всегда тепло отзывался. «Как же он, старообрядец, ушел в РПЦ?» Он сам себе задавал этот вопрос, до конца ему это было непонятно. С владыкой Ювеналием у него всегда были теплые встречи, владыка Ювеналий приезжал к владыке Алимпию, они встречались, беседовали. А у владыки Ювеналия отец похоронен на Рогожском кладбище. Как-то патриарший архидиакон Андрей Мазур пришел в нашу митрополию и говорит: «Доложи митрополиту, я книги принес старообрядческие из своей библиотеки, что с ними делать не знаю, кому отдавать». Когда он, раздеваясь, увидел владыку, то подумал, что это какой-то прислужник: «Любезный, позови быстро владыку, я пришел, у меня нет времени». К митрополиту обращается, а тот скромный – в мантии, в тапочках. О. Андрей привык, чтобы владыка был солидный, сановный, а тут… А владыка видит, что тот на него не смотрит, посмотрел на меня и заулыбался. Я растерялся, что же мне делать в этой ситуации? Владыка: «А ты что пришел, что тебе надо-то?» Архидиакон: «Ой, владыка, простите, простите, как же я так». За голову схватился, позу покаяния принял. Это быстро прошло, но было так странно и интересно. При митрополите Андриане идет мощное пополнение духовенства, потому что церкви открываются, может быть, не в таком объеме, как в РПЦ. Во всяком случае, процесс этот идет достаточно настойчиво, особенно в пределах Сибири. Здесь много старообрядцев, они без должного окормления. Процесс пошел очень мощно, владыка там побывал.
У него была очень обстоятельная встреча с митрополитом Кириллом и представьте себе: владыка Андриан в нашем присутствии, беседуя с митрополитом Кириллом, говорит такие слова: «Владыка, хорошо, Ваше отношение, Ваше уважение к нам мы понимаем, мы даже понимаем, что значение Собора 1971 года трудно переоценить - это историческое решение, которое сняло клятвы, т. е. вы признали ошибочность этих действий, но что вы делаете, чтобы это было реальностью?» Тут митрополит Кирилл так задумался и говорит: «Да, владыка, Вы мне задали серьезный вопрос». А потом спохватился: «Ну, как же, у нас есть приход о. Кирилла». Поставлен вопрос был очень круто: сняты клятвы, а почему вы не проповедуете двуперстие, раз оно спасительно, равноспасительно.
Игумен Кирилл: Владыка Кирилл расположен к Берсеневке, мы у него были в Смоленске, молебны служили по старому чину. Я скажу так, - что дальше, если отвечать на вопрос, ответ очевиден, дальше надо выразить сожаление, покаяние за гонения, как это было сделано Зарубежной Церковью.
Владыка Кирилл зондировал почву, это видно из его доклада на Архиерейском Соборе. Он упоминал об акте покаяния зарубежников, чувствуется, что внутренне он к этому почти что созрел, сам владыка Кирилл. Но действует он осторожно.
Ромил Иванович: Не скрою, о. Кирилл, мне всегда приятно у Вас бывать в силу Вашей духовной атмосферы, мне лично она очень благоволит.
Рогожским подвижникам – христолюбцам посвящается
Сижу я в келье думу думая,
Полувековой рубеж перешагнув.
О жизни, Родине и братьях
И сердцу моему Рогожке дорогой.
Мне вспоминается истовый Алимпий,
Блистательный Антонов,
Приветливый и теплый господин Корнилий
И интеллигентный Хрусталев
Пассионарий Пименов Леонтий,
Усердный Гусев Леонид,
И благородно-сдержанный Евгений
Со Ржевскою обителью весной.
Соборный настоятель Виктор,
Премудрый Андриан,
И громогласный протодьякон Виктор,
И Зосима грозный – суровый обличитель никоньян
Братья, отцы, владыки!
Живые и отшедшие в мир иной
Настанет час и наш народ проснется
И поклонится за храненье старины святой.
И помянет Христос Владыка на Суде последнем
Труды и подвиги во славу Божию каждого из Вас
И процветет родное благочестье
На страх врагам, на благо нам.
Игумен Кирилл (Сахаров)
Примечание:
Это первое в моей жизни стихотворение. Оно несколько корявое, но от души. Написано было поздно вечером после празднования 60-летия Предстоятеля Русской Православной Старообрядческой Церкви митрополита Корнилия 3 июня 2008 г.
В следующем году исполняется 50 лет со времени моего первого посещения Рогожского кладбища.
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
[1]. Это рассказ прихожанам после посещения архиерейской службы в Покровском соборе на Рогожском кладбище.
.jpg)
1. А что же сами старообрядцы, чего ещё им не достаёт?
По моему глубокому убеждению, нам это еще предстоит и это нужно, прежде всего, нам самим, чтобы сбросить со своих плеч тяжкое бремя вины. И кто знает, не будет ли, после устранения этого средостения, мощного возрождения нашего Отечества?
простите, но и Вы (автор) сами пишите, что все прещения давным-давно сняты, покаяние, извинения принесены. Что ещё Патриархия должна сделать в отношении старообрядцев? Кажется уж все давно сделано. Но с противоположной стороны - всё то же упорство, если я не ошибаюсь. Во всяком случае о массовом или сколько нибудь значительном соединении старообрядцев с Церковью, с Патриархией не слышал. И безпоповцев, хватает и всяких других (если я верно понимаю). Следующий шаг (давным-давно!) должен быть сделал старообрядцами. Мяч на их стороне. Дождёмся ли?